В плену вожделения

– Что пожалеешь. Боишься начать все сначала.

– Ты проницателен… – Ева ухмыльнулась, смотря под стол. – Или я дала тебе слишком много подсказок.

Мирон встал и подошел к девушке, забирая бокал вина из ее рук.

– Пошли, – серьезно сказал он, аккуратно взяв ее под локоть. – Я покажу, что тебе нужно, – с этими словами она резко отпрянула, ощутив беспокойство.

– Я не поеду к тебе, – сказала Ева, и Мирон одарил ее ухмылкой.

– А вот ты не проницательна. Иди за мной.

Она сомневалась в правильности своего решения, но с отвагой пошла за ним вглубь неизвестности. Они вышли из закусочной, как Мирон бросил ей в руки ключи от машины. Она непонимающе на него посмотрела в ожидании ответа, что ей с ними делать.

– Садись за руль, – спокойно сказал он, открывая ей водительскую дверь.

– У меня нет прав. И плюс, я пьяна.

– Но ты же этого хочешь, – он улыбнулся, смотря на ее внезапно появившуюся трусость. – Попасть в зону предельного риска.

– Не боишься, что можешь погибнуть вместе со мной? – спросила она, подходя к нему.

– А ты?

Ева улыбнулась и села в машину. Ее руки начали нервно подрагивать. Она не в первый раз сидела за рулем, но сейчас, получив полную свободу воли, она испугалась. Мирон, сидевший рядом на соседнем сидении, ждал ее побега, но эта девушка была слишком упряма, чтобы давать задний ход. Она завела машину и вдохнула полной грудью.

– Куда едем?

– Куда хочешь.

Ева медленно выехала на дорогу, озираясь на боковые зеркала. К большому удивлению, дорога была пуста. Москва являлась вечно гудящим городом, но эта ночь стала исключением. Она ехала шестьдесят километров в час, боясь привлечь внимание к своей неумелой езде.

– Ускоряйся, – серьезно сказал Мирон, и она прибавила силу нажатия на педаль газа. – Еще.

– Я боюсь…

– Провести ночь со мной ты тоже боялась, но села играть, – он понял, что смог ее задеть, и почувствовал, как машина ускорилась.

Ева мельком глянула на возрастающую стрелку спидометра: сто шестьдесят, сто семьдесят, сто восемьдесят. Ее дыхание сбилось, и она сжала руль, замечая побелевшие костяшки. Впереди был перекресток, и она увидела выезжавшую сбоку машину, которую ей нужно было пропустить. Она собиралась притормозить, но в последний момент вдавила педаль газа в пол, пролетая в сантиметре от столкновения со смертью. Сердце остановилось, и из глаз полились слезы. Почувствовав соленую воду, она нажала на тормоз, оставляя следы стертых шин на черном асфальте. Ева всхлипнула и вышла из машины, со злостью хлопнув дверью. Она рыдала навзрыд, понимая, зачем Мирон это сделал. Этот мужчина решил снова заставить ее что-то почувствовать. Он дал ей вкусить сладкий запретный плод, о котором та мечтала. Только не все мечты должны сбываться.

– Больше не хочешь умирать? – спросил он, подходя к плачущей деве.

– Ты решил меня проучить! – крикнула она.

– Ответь, Ева… – Мирон посмотрел в ее глаза. – Тебе хватило эмоций? Чтобы снова начать ценить жизнь.

– Я не хотела умирать! Это была шутка, кретин!

– Не я давил на педаль газа, – он говорил спокойно. – Ты сама это сделала. Сама себя проучила.

– Да пошел ты! – Ева утерла непривыкшие слезы и пошла по дороге, нервно теребя карман куртки в надежде найти пачку сигарет. – Черт! – выругалась она, понимая, что они выпали в машине. – Я заберу свои сигареты, если ты не против? – с этим риторическим вопросом, она вернулась обратно и открыла дверь автомобиля.

– Я довезу тебя до дома.

– Вызову такси, – она нашла пачку под сидением и посмотрела на Мирона, который резко ее выхватил. – Эй!

– Ты не будешь шляться по ночи одна. Садись в машину, – он схватил ее за руку, и она покорно пошла за ним.

Спокойствие и холодный тон мужчины провоцировали Еву на пафосное поведение, но она смогла его побороть. Она подумала о Глебе, который бы не стал под нее подстраиваться и просто бы уехал, оставив ее ночью на дороге центра города одну. Ее непредумышленное сравнение двух мужчин сказалось на появлении некой адекватности, и она послушно села в машину. За всю свою осознанную жизнь, она не видела других. Не знала, что еще остались те, кто готов бороться за безопасность женского пола.

– Зачем ты это делаешь?.. – спросила она, когда Мирон сел за руль.

– В нашу первую встречу я увидел храбрую на вид девушку, готовую отдаться первому встречному за спасение своего глупого дружка. Мне стало интересно, что такого должно было у нее произойти, чтобы плюнуть в лицо своему страху.

– Я не храбрая… а безрассудная, – прошептала Ева.

– Держи, – он протянул ей визитку с номером телефона. – Когда безрассудство снова победит, набери меня.

– Снова будешь меня учить? – ухмыльнулась она, но взяла маленькую картонку из мужских рук.

– Нет. Буду смеяться над ним вместе с тобой.

Она опешила. Ей всегда хотелось, чтобы кто-то смог разделить ее безумство вместе с ней. Лежать на дороге, смотреть на звезды, зная, что из-за угла может выехать машина. Ей хотелось не бояться осуждения окружающих. Смеяться, как в последний раз, или рассуждать, есть ли в безмолвном море русалки. Она была сумасшедшей и нуждалась в таком же сумасшедшем.

– Спасибо… – прошептала Ева и откинулась на кожаное сидение, заранее продиктовав адрес.

Мирон молча выехал на дорогу, освещенную ночными огнями. Он вспоминал их знакомство, думая о возможных событиях, если бы этой девушке не повезло. Переспать с ней не было его прихотью. А вот вытащить ее из ямы, в которую она добровольно упала, он хотел. Возможно, если бы та бубновая дама не выпала, он смог бы спасти Еву. Забрать ее из рук гаденыша, не ценящего сокровище у своих ног.

Мужчина переметнул взгляд на девушку, которая заснула. Он одной рукой потянул ремень безопасности, обрамляя ее грудь, чтобы Ева была хорошо пристегнута. Его забота была оправдана обычной симпатией, зародившейся от примитивного всплеска эмоций. Мирон не верил в любовь. Скорее всего, в нем сыграл простой азарт, идущий от словесной битвы с незнакомкой. Язык Евы был как лезвие, привлекающее человека с суицидальными наклонностями. Ее нескончаемая усмешка злила и в то же время очаровывала. Он увидел в ней совершенство, которая та слишком хорошо прятала.

Мирон остановил машину возле ее дома. Он аккуратно дотронулся до руки Евы, и та немного приоткрыла глаза.

– Приехали, – шепотом произнес он.

– Я уснула… – испугалась она своему помутнению, ведь всегда держала себя под контролем, находясь в чужой машине.

– Ты слишком устала.

– Наверно, ты прав… – она отстегнула ремень безопасности, который не помнила, как застегивала, и открыла дверь машины. – Мирон, – позвала она его перед тем, как уйти. – Отметь в календаре красным цветом день нашей встречи.

– Зачем?

– Я уверена, ты будешь скучать, – улыбнулась Ева. – Прощай.

И она ушла. Навсегда. Для нее не было смысла оставлять его визитку, но она ее сберегла. В память о встрече, которая заставила ее наконец-то прослезиться. Слова, сказанные ему на прощание, были адресованы ей самой. Ева заранее знала, что будет скучать по этому мужчине, чьи поступки были ее давнейшим мечтанием.

Мирон сидел в машине, смотря вслед девушке, которая так просто ушла, вскружив ему голову парочкой слов. Он улыбался, чувствуя, что это еще не конец.

Глава 6

Ева зашла в квартиру и снова ощутила горечь. Глеб, который нежился под теплым одеялом, даже не подозревал, что его девушку мог подвозить какой-то мужчина. Он думал, что эта стервозная гарпия может только отталкивать людей своей наглостью и чрезмерной самовлюбленностью, поэтому сладко утопал во снах, считая себя пострадавшим.

Она сняла с себя куртку, пропахнувшую табаком и древесными нотами автомобиля Мирона. Она поднесла ее к носу и вдохнула полной грудью, пытаясь задержать последнее воспоминание о приключениях, связанных с ним.

– Что ты делаешь? – спросонья спросил Глеб, смотря на то, как Ева обнюхивает свою куртку.

– Вкусно пахнет, – тихо ответила она. – Хочешь? – она с улыбкой протянула ему кожаную куртку.

– Чертова наркоманка! – он встал с кровати, как девушка двинулась на него.

Глеб сделал шаг назад, видя мерцающие частички гнева в глазах Евы. Он боялся. Ее злость одурманивала с силой падающего метеорита, и он прекрасно знал, какие последствия могут нести за собой ее нестабильное поведение и наплевательское отношение.

– Следи за языком, – она подняла нос, поставив своего собеседника ниже себя.

Они были с Глебом примерно одного роста, что часто ее напрягало. Тревожило также и то, что он совершенно отказывался заниматься спортом, ведь форма была потеряна уже очень давно. Появился живот, свойственный мужчинам за полтинник, но никак не молодому парню. Столько раз она предлагала ему пойти в зал вместе. Ей хотелось поддерживать его, ценить, но каждый раз она натыкалась на противостояние и заученный ответ: «У меня нет проблем». А проблемы были. Причем их было видно всем, кроме него самого. Ева никогда не чувствовала себя с ним в безопасности. Напротив, ей казалось, что если они будут идти по улице, освещенной ночным фонарем, и к ним кто-нибудь решит подойти, на его защиту встанет она. Только она будет отстаивать границы, доходя до словесной перепалки или, не дай бог, до рукоприкладства. Глеб был труслив, что частенько отрицал. Но Ева выжимала его, как апельсины в соковыжималке, говоря ему в лицо о его боязливости, колебании и отсутствии храбрости. Ее прямолинейность делала из него отбивную, чем нельзя гордиться. Но так она отыгрывалась за свою потерянную радость, за опущенные руки и за пустоту, обретенную в ореоле безвозмездного бытия.

– Это ты мне говоришь?! Мне следить за языком?! Это ты постоянно кричишь, оскорбляешь, кидаешься на меня, словно я испортил тебе всю жизнь! А я просто хочу нормальных отношений! Ты дома то не появляешься! Постоянно где-то, с кем-то, но не со мной! Приходишь сюда только переночевать!

– А что ты делаешь для нормальных отношений? – она стояла спокойно, пока внутри возрождался демон, нашептывающий наказ «кинуться в бой». – Что ты делаешь для того, чтобы я никуда не уходила?

– Я кормлю нас, – твердо ответил он. – Хочу, чтобы мы ни в чем не нуждались, понимаешь? Я пашу на работе, как проклятый, лишь бы обеспечить нам достойное проживание в следующем месяце. А ты ни черта не ценишь!

– Ты это делаешь только для себя. Продукты, которые ты покупаешь, съедаешь ты один. Захотел сделать себе новую татушку – пошел и сделал. И почему-то в этот момент ты не думаешь о том, на что нам жить в следующем месяце. Просишь платить меня за половину съемной хаты, забывая, что мне есть где жить. Потыкаешь мне работой, чтобы я помогала тебе выжить. ТЕБЕ. Кричишь о «нас», о нашем будущем, но заботишься только о своих прихотях. Так скажи… Что мне ценить?

Москва не была родным домом Глеба. До восемнадцати лет он жил в Мурманске, а потом переехал в столицу, чтобы отучиться и начать строить карьеру. Ева же была коренной москвичкой. И когда их отношениям с Глебом стукнуло полтора года, она предложила ему пожить у нее, заранее попросив разрешение у родителей на нового сожителя. Они согласились, но через год, не видя потенциала и желания работать у парня дочери, отец Евы принял решение отказать ему в дальнейшем сожительстве. Тогда Глеб с Евой решили снимать квартиру пополам. Такие условия продлились ровно два года. А потом родители Евы отказали ей в деньгах на квартиру.

– Если мужчина хочет жить с женщиной, то пусть берет на себя хоть какую-то ответственность, – сказал ей тогда отец.

Она понимала, что папа прав. Все люди любят идти на все готовое, не задумываясь, что для создания даже самого крохотного мирка нужна копейка. И когда у Евы закончилась эта последняя копейка, начались ссоры. Глеб начал возмущаться, что тянуть одному двоих очень тяжело. На что Ева начала всегда припоминать ему, как тот сидел на шее ее родителей.

– Ничего. Все, не хочу больше с тобой разговаривать, – Глеб потер виски и ушел в ванную.

Ева грустно улыбнулась, сжимая кожаную куртку в руках. Он снова ушел, оставив разговор на половине пути. Она так хотела с ним спокойно поговорить, обсудить проблемы и, возможно, найти им решение. Но каждый говорил о своем. Каждый считал себя жертвой. Ева знала, что где-то она была не права. Да, она видела его старания, целеустремленность, но ей больше не хотелось его возвышать, потакать ему. Она больше не требовала ничего взамен. Не выпрашивала комплименты, не просила подарить цветы. Ведь один раз он ей сказал:

– Хочешь розу? Пойди заработай и купи.

Это было так больно и смешно одновременно. Слова, сказанные в порыве его злости, унесли Еву далеко от воздушного замка, который уже давненько не грел мысли. Но так хотелось снова окунуться в моменты бабочек, седьмого неба и грез, а оставалось только горе. Немыслимое горе отчужденной женщины, думающей, что разбитое корыто никогда больше не склеить.

Любовь опрокинула ее, отняв силы на подъем. Единственной радостью оставались сигареты, алкоголь и таблетки. Они одни были ей верны. Только они ее спасали. И только они не давали ей пускать слезы, от которых нельзя было скрыться. Они душили, но не выбирались наружу. Она держала их в ежовых рукавицах, приручила, как маленькое домашнее животное, мысленно наслаждаясь победой на войне со своими собственными инстинктами.

Глеб вышел из душа и остановился, смотря на девушку, которая стояла на том же месте.

– Давай не будем ругаться, – он притянул ее к себе. – Я очень сильно тебя люблю.

Ева утопала в его объятиях, не чувствуя ничего. Каждый порыв двух сердец, из которых одно разбитое, всегда заканчивался извинениями и признанием в любви. Только когда этих извинений слишком много, их цена внушительно падает. Речи о любви больше не цепляют. Остается только физический соблазн. Его преимущество в том, что он бесконечен, ведь он единственный держал Еву на поверхности.

Она поцеловала его в губы с верховной властью, цепляясь за разгоряченные щеки, покрытые холодными каплями воды. Она так жадно утоляла свою потребность кинуться в омут похоти, отдавая Глебу свое тело, последнее, что у него от нее осталось. Поцелуй был жарким, насыщенным, но как только она потянула его за собой ближе к кровати, Глеб медленно отпрянул.

– Ева, не сейчас, – тихо сказал он. – Мне надо собираться.

– Еще же есть время, – она посмотрела на него, ожидая ответа на согласие, но он просто поцеловал ее в лоб.

– Прости. Правда, не могу.

Он принялся надевать на себя джинсы, пока Ева стояла и мысленно умирала. Пластырь, которым она хотела заклеить новую пробоину, оказался бракованным. Его липкая сторона внезапно пропала. И вина за ее отсутствие снова легла на плечи девушки. Неужели даже ее тело больше не могло растопить лед, покрывший руины этих отношений? Неужели последняя карта, выпавшая на проклятом столе, ставкой которого служили их чувства, оказалась проигрышной?

Она молча смотрела на то, как он покидает квартиру. С его уходом ничего не изменилось. Дом опустел, но это не так. Он уже давно был пуст, отражая пустоты самой Евы.

Она свернулась клубочком на краю кровати, не раздеваясь. С прибытием рассвета должно было полегчать, но этого не случилось. Оранжевое утреннее солнце сменил печальный белоснежный туман. Подножье лета не радовало сегодня хорошей погодой. Оно источало удрученность, сказывающуюся на угнетенном состоянии Евы. Сон не шел. Глаза не закрывались, и она достала из кармана куртки таблетки. Выпив горсть, она знала, что скоро заснет. Главное потом суметь проснуться…

***

В дверь тарабанили, и Ева с тяжестью разомкнула глаза. Казалось, что по двери били кувалдой. Треск и звон в ушах не прекращался. Она открыла. На пороге стояла взбудораженная Варя с округленными глазами, в которых виднелось дикое переживание.

– Что случилось? – бормоча, спросила она.

– Ты больная?! Я звонила тебе двадцать раз! – Варя зашла внутрь, громко хлопнув дверью.

– Я просто спала.

– До семи вечера?!

Ева сомкнула брови и посмотрела на наручные часы. Действие таблеток атрофировало ее сознание. А возможно, ее мозг просто решил отстоять свою границу, не дав горькой печали заполонить свою собственницу. Защита Морфея – обычная психологическая реакция человека, убивающая своего противника, под названием упадок духа.

– Думала, что меня здесь убили? – Ева подарила подруге свою неповторимую усмешку.

– Думала, что ты обдолбалась своими таблетками.

Варя подошла к чайнику, стоящему на столешнице, и включила его. Достала две кружки и чай.

– Я не буду, – отмахнулась Ева.

– Еще как будешь. Нас сегодня ждет тяжкая ночь. Едем в клуб.

– Я никуда не поеду.

Варя села напротив нее, под шум закипающего чайника.

– Помнишь Игната?

– Который обокрал тебя на тридцать тысяч? Конечно, помню, – Ева откинулась на спинку черного стула.

– Мы с ним договорились сегодня сходить выпить, – начала Варя, но остановила поток своих слов в ожидании того, что Боровская сама все поймет.

– Варь, это ТЫ договорилась пойти с ним. Я понимаю, что он твоя новая интрижка на пару месяцев, но зачем тебе там я?

– Я его толком не знаю. А ты моя опора. С тобой мне будет спокойнее, – она коснулась пальцами руки Евы. – Ева, пожалуйста, сходи со мной.

– Варя, ты постоянно забываешь, что я в отношениях. Ты вообще думаешь, как отреагирует Глеб, когда узнает, что я пошла с тобой и твоим дружком хрен пойми куда?

– Ев, без обид, но… по-моему, твоему парню абсолютно плевать, где ты и с кем. Мы уже несколько лет ходим в подполку, и ты каждый раз возвращаешься под утро. Скажешь, что мы пошли гулять. Как обычно.

Ева слышала правду в словах Вари. Глебу не было дела до ее ночных походов. Но казино было под ожесточенной охраной. Она всегда знала, что на утро вернется со спокойной душой. А вот клуб был спектром других развлечений, мало ей интересных. И конечно же, она понимала, что Игнат, узнав, что Варя придет с подругой, возьмет с собой друга.

– Чего ты хочешь, Варя? Чтобы я поругалась с Глебом? – она спросила прямо в лоб, сверля ее недовольным взглядом.

– Я хочу, чтобы ты развеялась, – слова подруги заставили Еву рассмеяться.

– Звучит заманчиво, но ты не умеешь врать.

– Ладно, раскусила, – она закатила глаза. – Да, мне не нравится твой Глеб. Этот мальчик до сих пор не осознал, кто такая женщина. Я не собираюсь тебя настраивать против него, но поступать с ним так же, как и он с тобой, я буду тебя заставлять.

– Моя дорогая подруженция, – без злобы улыбнулась Ева. – Я же никогда не лезла в твои отношения, хотя нормальных мужиков в твоем окружении я тоже не видела. Далеко ходить не надо. Чего стоит только твой Игнатик. Не хочу выходить с тобой на конфликт, но давай ты не будешь решать, что мне делать с моим пареньком. Договорились?

Еву злило, когда кто-то намеревался вставить ей свои мозги. В особенности, если эти люди, так же, как и она, не могли похвастаться успехом в любовных делах. Они частенько пытаются дать нам советы, навязать свое посредственное мнение в тот момент, когда сами знают, что находятся в полной заднице. Выставлять свои жизненные хотелки в чужой жизни – довольно легкое занятие. А вот попытаться наладить свои, идя наперекор убеждениям и компромиссам, не каждый сможет. Очень просто надеть на себя маску здравомыслящего и утонченного человека, который точно знает, что нужно другим. Такую категорию людей Ева называет «психологами». Они копаются в твоих проблемах, примеряют на себя образ твоей жизни, забывая, что примерка и постоянная носка – абсолютно разные понятия. Они живут в шаблоне твоего одержимого мира, упираясь только на твои слова. Только вот слова не имеют такую сильную сторону, как физическая и моральная осязаемость собственной темницы.

Варя слышала в спокойствии подруги скрытую от глаз неприязнь. Она знала, что обидеть Еву почти невозможно. А вот заставить ее агрессию ползти вверх по невидимой шкале очень даже вероятно. Она любила ее самой светлой дружеской любовью. Хотела, чтобы Ева была счастлива, даже вопреки собственному счастью. Она была у нее одна. Самая близкая и родная душа, пусть и заблудшая.

– Прости меня, – тихо прошептала она. – Не хотела провоцировать. Просто я волнуюсь. Мне страшно смотреть на то, как моя единственная подруга гробит себя.

– Все хорошо, – произнесла Ева, обхватывая ладонями лицо. – Я поеду с тобой сегодня. Но перед этим позвоню Глебу.

– Не знала, что ты умеешь просить разрешение.

– Не умею, – усмехнулась она. – Умею лишь предупреждать.

Она позвонила Глебу и сказала всю правду, куда и с кем она сегодня собралась идти. В ответ не было претензий или возмущений. Только одна фраза:

– Иди, куда хочешь.

Ева положила трубку и одобрительно кивнула Варе. Та улыбнулась, но эта улыбка была смешана с большей долей жалости. Разве любящий мужчина отпустит свою женщину по ночи в пучину непредвиденных подводных камней? Ева всегда предлагала пойти Глебу вместе с ней, но он отказывался, опираясь на презрение к подобным местам, где гудела музыка. А возможно, это был просто способ отмазаться. Ведь человек, который хочет провести время со своей второй половинкой не будет выставлять препятствия в виде неудовлетворения местом. Так ведь? Человек, который искренне любит, будет готов пойти куда угодно за своей любовью лишь бы хорошо провести время. А самое главное, он будет спокоен, когда сможет убедиться в безопасности и комфорте своей половинки сердца.

Ева смотрела на то, как Варя доставала из шкафа безмерное количество разных платьев. Среди них красовались все цвета радуги. Вся одежда Евы Боровской стоила немалых денег. Она всегда получала то, что хотела: брендовые кроссовки, люксовые сумки, дорогие украшения. Ее гардеробу могли позавидовать многие звезды Голливуда. Только вот все эти вещи лично для нее ничего не стоили. Ей некуда было их надеть. Любимая кожаная куртка, потертые джинсы и толстовка были ее верными друзьями. Она любила привлекать к себе внимание, ей нравились косые взгляды, но больше ее интересовало удивление, когда кто-то судил ее по внешнему виду, а потом случайно узнавал о ее богатом выборе. Она сразу вспомнила Мирона, который так же, как и многие, подумал, что она нуждается в деньгах.

– Наденешь это, – Варя кинула ей в руки короткое белое платье, покрытое сделанными розами из ажурной ткани.

– Нет, – отрезала Ева, откидывая его в сторону.

– Но оно такое красивое, – взмолилась Варя, состроив на лице наигранную плаксивость.

На подобные наряды должна лежать душа. Одежда всегда отражает настроение человека, а нутро Евы молило только о черном цвете. Черный не всегда означает похоронный, чаще это строгость и стиль. В ее случае это просто потребность скрыться. Закрыть себя от посторонних, которые так сильно любят совать свой нос в чужие делишки.

– Если оно тебе так понравилось, разрешаю тебе его на сегодня взять. Я пойду так, – она расправила руки, демонстрируя Варе свой образ: короткие джинсовые шорты, открывающие загоревшие на солнце ноги и шелковый черный топ, поверх которого она наденет свою любимую куртку.

– Упрямая коза, – со смешком, бросила ей подруга. – Так уж и быть, примерю его.

Глава 7

Глеб пришел с работы, обнаружив, что Евы уже не было. Она снова ушла, оставив его одного. Ее гулянки уже давно не вызывали у него возражений. В один момент он осознал: чем больше запрещать человеку, тем сильнее его будет тянуть к запретам. Он давал ей полную свободу выбора, не задумываясь: а нужна ли ей она? Он любил Еву. Очень сильно любил. Но никто из них не насыщался этой любовью, ведь его язык любви – это слова, а ее – подарки. Ева постоянно выпрашивала у него цветы, просила на новый год написать ей любовное письмо или просто сделать открытку своими руками. Ей хотелось знать, что о ней подумали, но Глеб считал, что цветы – пустая трата денег, а эти письма и открытки – обычные картонки, не представляющие никакой ценности. Для Евы же самой глупой вещью являлись слова. Она не верила им. Считала, что люди по своей сути наглые вруны, а миром правят только поступки.

Глеба не интересовала бурная жизнь. Его комфорт заключался только в стенах дома, где он может спокойно поиграть в стрелялки на компьютере или посмотреть новый вышедший сериал. И сколько бы Ева не пыталась его вытащить из четырех стен, у нее ничего не получалось. Они были до тошноты разношерстные: ей подавай прыжок с парашюта, а Глеб боялся высоты. Ей нравилось мечтать и говорить о невозможном, а он был непереносимым скептиком. Разные взгляды людей на жизнь бьют ключом, пока у одного окончательно не упадет планка.

Он лег на кровать и принялся читать новости. С виду казалось, что это не молодой парень, а ворчливый старикашка, которому нельзя угодить. Пока Глеб листал статьи, он не заметил, как заснул.

***

Ева с Варей зашли в клуб, ища глазами столик, который должен был забронировать Игнат. Проходя мимо столов, Варю дернула чья-то рука, и Ева обернулась, встретившись лицом к лицу с Игнатом.