Река Межа. Книга первая. Менгир

– Меня зовут Виктор.

– Очень приятно. –  Костин протянул Виктору руку для закрепления знакомства, и от того не ускользнула лёгкая тень в его взгляде, возможно, вызванная напоминанием неприятного кухонного разговора при совпадении имён.

Конечно, Костин сходил на первый этаж, чтобы уладить с вахтёром вопрос о ночлеге гостя. Вернувшись, он сообщил:

– Так-то всё в порядке, да только кастелянши нет, поздно уже, и у меня постельного белья нет. Но есть надувной матрас и ещё одно одеяло.

– Вполне подходяще. Какой бродяга откажется от надувного матраса с одеялом под тёплым кровом? Только не я.

Костин напоил Виктора чаем с булками. Кухня была маленькой, в ней даже двоим тесно, но ведь это не удивительно, за общежитие взималась чисто символическая плата, все расходы покрывались заводом. К тому же Костин придерживался одинокого образа быта, не терпящего рядом с собой никаких сожителей. А много ли надо одному человеку? Впрочем, таких как он здесь набралось на целый этаж. На третьем этаже располагались трёхместные комнаты для мужчин, а второй занимали незамужние женщины. Нижняя же часть общежития делилась на два крыла, и в одном работали все необходимые хозяйственные службы и помещения. В другом крыле руководство предусмотрительно спроектировало десяток малометражных квартир для молодых пар, ожидающих своей очереди на получение достойного ведомственного жилья от заводских застройщиков.

Всё это Костин рассказал заинтересованному Виктору, пока тот ужинал. Кстати сказать, в Первом королевстве не было ничего подобного, отец Виктора считал, что профсоюзные заигрывания с народом неизбежно заканчиваются развалом образующего порядка. «Эти вещи в истории случались уже не раз», – убеждённо говорил король Александр, а уж он-то всегда отдавал себе отчёт в своих словах.

– Куда вы потом направитесь? – поинтересовался Костин у Виктора после ужина, снова усадив его в кресло, а сам расположился на стуле напротив него.

– В планах посетить ещё несколько сёл по дороге в Карин, чтобы собрать данные для земельного министерства. Вернусь в Аквалань, напишу доклад о проделанной работе, отчитаюсь перед руководством. Как обычно.

– Вам нравится ваша работа? Я всегда удивлялся терпению полевых разведчиков. В любую погоду, при случайных обстоятельствах. Я бы так, наверно, не смог.

– Меня греет чувство свободы, точнее, воли. Пока я иду, я живу. Чувствую, думаю… Никто мне не указ.

Костин на минуту погрузился в свои мысли, помрачнел лицом.

– Как хорошо вы сказали: греет чувство воли, – проговорил он. – Но ведь это только чувство, верно? Где же сама воля?

– Это очень субъективно. Я нахожу такое чувство в дороге, другие люди в чём-то другом, своём. А воли нет. Она лишь мечта, иллюзия.

Костин вскинул на Виктора загоревшийся взгляд.

– А слабó мечту, или, как вы говорите, иллюзию превратить в реальность?

– До сих пор это никому не удавалось.

– Так что ж? Опустить руки? Греть себя мечтой и бездействовать? Чтобы пробить стену, надо бить в одну точку! И однажды стена рухнет.

– А если она, рухнув, погребёт под собой ни в чём не повинных людей по ту сторону стены? Мы не знаем, кем и для чего выстроена стена. А если она защищает нас от чего-нибудь ещё более неприятного, и тогда в пробитую нами брешь хлынут более разрушительные силы?

– Вы хотите предложить что-то лучше обычного сопротивления?

– Надо открыть правый берег Межи. В нём всё дело. В мире, в котором мы живём, нарушено равновесие, нет гармонии. Как в покосившемся доме. Наш мир однобокий. Мы могли бы его поправить, вернув в свою жизнь другой берег Межи. А в кособоком здании искать гармонию нет смысла, мы просто подерёмся, но мира не будет, дом останется кособоким и продолжит заваливаться.

Костин, не мигая, смотрел прямо в глаза Виктора.

– Наши зонды исследовали пространство на границе мира, над водами Межи, – сказал он. – Я не в курсе всего, я располагаю своим участком работы и только-то. Но исследования в этом направлении ведутся, и будут продолжаться. Они могут продолжаться бесконечно для того, чтобы и дальше сохранять власть в существующем её режиме. Я даже не сомневаюсь, что всё именно так и есть. Был бы я королём, я тоже, прежде всего, сохранял бы свою власть, и меня напрягала бы любая работа, направленная на  открытие другого берега. Как вы сами сказали, а вдруг там, за Межой, сдерживаются силы, противные королевской власти? Поэтому оставить всё, как есть, без изменения, разыгрывать бесконечный спектакль активных исследований стены было бы безопаснее и спокойнее для короля, чем открыть проход… А что предлагаете вы?

Виктору стало ясно, что готовится переворот с установлением народовластия в качестве государственного строя вместо существующей монархии. Куда там возвращенцам с их устремленьями против такого дышла! Но возможно, за спинами активистов, как и за спинами возвращенцев, тоже стоят ведуны, чтобы перевести область борьбы в более глубокую и сильную фазу, при которой монархия временно примет конституционную форму правления, но с существующими королевскими династиями будет покончено, и из тьмы веков поднимутся на свет забытые горские короли. Документ Карла фон Оттон показал, насколько всё серьёзно. Надо трясти ведунов, потому что в мире нет другой силы, которая могла бы так грамотно, поэтапно развивать деструктивные процессы в народе. Если, конечно, не думать о том, будто весь этот мир контролируется кем-то с той стороны Межи, из-за Межи. И значит, ему, Виктору, в любом случае необходимо сначала достичь менгира, чтобы встретиться с существом, которого Анна называет перевозчиком. Пусть я буду стрелой, летящей в пугливых оленей, думал Виктор, я спровоцирую их на бег, и уничтожу страх, хотя бы попытаюсь его уничтожить, хотя бы в себе.

– Есть сказание о менгире как о межевом столпе, на котором держатся петли мира… – по обыкновению начал Виктор, но Костин перебил его:

– Я слышал о нём.

– Ещё не всё. Менгир способен переносить человека в какое-то неявленное, промежуточное  пространство, из которого открывается доступ на Правый берег. Я знаю, где находится менгир. Я видел другой берег Межи.

Это был грубый блеф. Но Виктор сознательно решился на такой шаг. Во-первых, у него не было причин не верить словам Анны. Всё, о чём говорила принцесса, живо представлялось его внутреннему взору, и его настоящий Переход уже существует в реальности, только не завершён во времени. А во-вторых, Виктор просто не видел другой возможности надавить на своего собеседника, без чего весь этот разговор уже принимал нехороший для него оборот.

Костин молчал долго. Наконец, он сказал:

– Допустим, вы говорите правду. Но чего вы хотите от меня?

– Менгир находится в лощине на самом берегу Межи. Пространство вокруг него скручено таким образом, что двигаться к нему нужно из определённой точки по спирали. Говоря другими словами, он невидим для простого взгляда. Я хотел бы проверить, как это место будет смотреться с воздуха, и что скажут ваши измерительные приборы по сравнению с теми данными, которые вы получили при измерении поля границы над водами Межи.

– Вы с ума сошли, – проговорил Костин. – Как вы себе это представляете? Каждый летательный аппарат находится на специальном королевском учёте.

– Разве нет прогулочных? Воздушный шар для туристов.

– Вы не понимаете. Весь завод, все исследовательские и прочие работы находятся под специальным охранным контролем. Вы ненормальный.

– Перестаньте, это не ужаснее того, о чём мечтаете вы. К тому же, я не настаиваю, а только интересуюсь. Изыскиваю возможности и средства. Чтобы управлять явлением, нужно изучить его. А вас разве не интересует, как выглядит Правый берег? Вы меня не спросили об этом.

Костин побарабанил пальцами по столу, взъерошил волосы и выругался.

– Не знаю, что и сказать. Всё это как-то очень неожиданно. Я должен подумать. Мы можем увидеться с вами ещё? Где вас найти?

– Всё лето я в разъездах, а что будет зимой, пока не знаю. Хотелось бы остепениться, и тогда я сменю место службы и адрес. В общем, осенью я сам посещу вас. Ведь вы не планируете отсюда съезжать?

– Нет… Так что же вы видели?

– Там так же, как и здесь. Деревья, трава. Солнце. Новый Свет. Новая Земля. Людям становится тесно в рамках нынешнего мира, и есть возможность расширить эти рамки с минимумом потерь.

В глазах Костина появилось какое-то странное выражение. Выйдя из задумчивости, он сказал:

– Слишком многое услышал я от вас. Берегите себя.

После знакомства с Костиным, Виктор заторопился и исключил из своего плана посещение горских деревень, кроме одной, в которой ему предстояло найти Даура. Но ещё оставалась необходимость увидеть Карин, чтобы послушать, что говорят люди о движении возвращенцев. Там должен был открыться последний пазл для полного завершения картины народных волнений, тревожащих обоих королей.

Тракт незаметно, но постоянно шёл на подъём. Оглянувшись назад, можно было видеть Туф весь, чуть сверху, как на ладони, раскинувшийся на просторах плоской, с далёким зыбким горизонтом, степи. А впереди возвышался первый горный хребет. Тракт приблизился к нему, извернулся и плавно вписался в ущелье, из которого вытекала маленькая, но бурная речушка. Дальше дорога перекинулась на другую сторону потока через горбатый мост, вернулась снова к реке и начала извиваться вдоль её каменистого русла, против течения, всё вверх и вверх. Наконец, подъём кончился. Виктор созерцал пейзаж с жёсткого сиденья безрессорной повозки, терпя выматывающую тряску. На счастье, возница оказался молчаливым и не докучал обычными в такой дороге расспросами и поучениями. Когда солнце закатилось за вершины гор, он съехал с тракта на известный ему пятачок у подножия причудливого бома, где была оборудована площадка для ночёвки. Не говоря ни слова, возница распряг лошадь. Виктор неловко спустился с подножки на землю. Размявшись, он заковылял к шумящему потоку, умылся, напился ледяной воды, от которой заломило зубы – и ему снова стало легко и радостно. На небе высыпали крупные игольчатые звёзды. Виктор с возницей развели костёр, чтобы подкрепить себя горячей пищей, а потом улеглись рядом с угасающим огнём.

Перед рассветом Виктор проснулся от холода и бесконечной свежести горной ночи. Он поднял с земли свой палаточный плащ землемера, забрался с ним в повозку и тут же снова провалился в сон. А очнулся оттого, что повозка дёрнулась, продолжив путь. К полудню их неторопливый экипаж выехал на протяжённое плато. Миновали несколько обветренных каменных баб, у всех были одинаковые статичные фигуры со сложенными на груди руками. На другом конце равнины возвышалась сторожевая башня с полигональной кладкой стен. Разумеется, бездействующая, но в превосходном состоянии. Виктор оглянулся: от кого щетинилась башня? От тех каменных баб? Единственный раз за всё время возница заговорил, исполняя просьбу Виктора показать ему поворот, который должен привести к Дауру.

– Будете возвращаться из Карина, вам – сюда, – сказал возница, махнув кнутовищем в сторону примыкающей деревенской дороги.

Дальше долго поднимались по горному серпантину. Выбравшись наверх перевала, проехали через заросшие вереском узкие скальные ворота. И сразу за ними открылось обширное поднебесное пространство. Выше было только небо да некоторые верхушки гор. Тракт миновал высшую точку и стал полого снижаться. Склоны перевала раздвинулись в стороны, а сбоку выросла ещё одна башня, как две капли воды похожая на первую, что и на той стороне, внизу. Впереди, за волнистыми коврами альпийских лугов и нагромождениями камней уже просматривался Карин. По обочине тракта в направлении города шла женщина. Виктор видел её со спины, но когда они проезжали мимо, женщина остановилась и повернулась лицом, словно уступала дорогу. На мгновение их взгляды пересеклись, и повозка проехала дальше. Виктор взволнованно вглядывался в представший его глазам седой и славный город. Почти все здания и жилые дома в нём имели не более двух этажей. Среди них возносились своими плоскими крышами лишь несколько древних комплексов, по-видимому, составлявших собою центр или кремль. А бóльшая часть города, особенно окраина, была сложена из обычных современных построек. Кладка их стен сильно отличалась от кладки древних зданий тем, что камни в ней были слишком разными по величине и форме и скреплены между собою обычным строительным цементом. От тракта в сторону ответвлялась дорога. Там, ожидая, стояли два юных создания – миловидная девушка в длинном летнем платье с рисунком цветочных лепестков розовых и сиреневых тонов, в белой широкополой шляпе с развевающейся на ветру сиреневой лентой, а с ней стройный молодой человек в белой костюмной паре и сиреневой сорочке.

– Куда ведёт эта дорога? – спросил Виктор возницу, завороженный неожиданным в таких местах видом молодых людей.

– В какое-то горное селение, – холодно ответил он.

– Ты не знаешь? – удивился Виктор.

– Нет.

– Останови, я сойду здесь.

Виктор расплатился с возницей, как было условлено, и отпустил его, а сам направился к молодым. За Виктором повернула идущая следом женщина, но её путь лежал в сторону перевала по едва заметной тропе. Отойдя немного, она остановилась, развернулась лицом к дороге и стала смотреть на приближающегося к молодой паре Виктора. Юноша и девушка о чём-то тихо переговаривались между собой, они видели женщину.

– Здесь не проезжают экипажи, – с ходу обратился к ним Виктор. – Разве что какая-нибудь случайная запряжённая мулами деревенская арба, но так можно простоять очень долго.

– Нет, нам не нужно в деревню, мы в город, и ждём свой экипаж, – ответил юноша.

– Вот как? Этой дорогой можно попасть и в Карин тоже?

– Конечно, на его северо-восточную окраину, – ответила девушка.

– О, значит, вы местные! Я ищу того, кто рассказал бы мне о городе. Я из Аквалани, землемер.

– Мы можем взять вас с собой, – быстро согласилась девушка. – Мой отец учёный историк, он всегда бывает рад образованным людям, которые ищут знаний.

Виктор мысленно поблагодарил судьбу за благосклонность и уже открыл рот, чтобы поблагодарить девушку, но тут стоящая поодаль женщина замахала руками и закричала:

– Мужчина, не слушайте их! Они обманут вас!

– Не обращайте внимания, – перебила её крик девушка. – Она из коренных. Вам ещё доведётся с ними встретиться, их много в городе.

– Они вас обманут! – продолжала выкрикивать женщина раз за разом.

– Простите, сударыня, – в замешательстве проговорил Виктор, – я просто не в курсе всего, но мне хотелось узнать…

Девушка удивлённо повела бровью и с улыбкой переглянулась со своим спутником.

– Сударыня? – осторожно переспросила она.

Виктор ещё больше смутился.

– Да, насколько мне известно, так обращаются здесь к новому населению. Сударь, сударыня. Разве нет?

– Так обращаемся друг к другу мы, – опять вступил в разговор молодой человек, – но это конфиденциально, коренных не касается, а если кто-то из них знает об этом, никогда так не обратится ни к одному из нас.

Виктор совсем запутался. Девушка продолжала располагающе улыбаться.

– Не теряйтесь в предположениях, мы вам всё объясним по приезду домой. Вот уже и наш экипаж подходит.

На дорогу с тракта, от сторожевой башни сворачивала карета, запряжённая двумя лошадьми. Виктор оглянулся посмотреть на женщину. Тропа была пуста.

Они въехали в город и миновали площадь в его северо-восточной части. Все улицы и площади Карина были посыпаны каменной крошкой, которая обновлялась специальным дорожным устройством. Мостовая осталась только в кремле и представляла собою плотно прилегающие друг к другу плиты, точнее, блоки. Их глубина немногим уступала размерам длины и ширины. Кем и как это построено, а главное, зачем, никто из живущих уже не мог объяснить.

– Такими блоками когда-то был устлан весь древний Карин, – рассказывал Виктору отец девушки свою версию истории города. – Я пришёл к этому выводу, обнаружив, что все самые древние постройки стоят на блоках. В других же местах блоки раздроблены, и образовавшиеся понижения грунта засыпаны оставшимися от них обломками и крошкой. Так что та земля, почва, какая она здесь есть, принесена в город ради некоторой зелени. Неудивительно, что число и объём палисадов по городу с каждым годом увеличивается – согласитесь, с зеленью всё-таки веселее! Полагаю, древний город был чем-то вроде единого огромного дома, и в этом доме был свой пол, по которому ходили без обуви или в специальной обуви. Напоминает какой-то лунный религиозный культ. Не удивлюсь, если окажется, что город изначально окружался куполом, по крайней мере, кремль.

Учёного историка звали Виталий Рéмович. У него были когда-то синие, а с годами поблёкшие тёмно-голубые глаза и уже седые, но ещё густые волнистые волосы, которые он зачёсывал назад. Его дочь Вероника походила на него глазами, вернее, цветом глаз, только свои чёрные волосы коротко стригла «под мальчика», чего Виктор сразу не заметил под широкими полями её шляпы и был немного разочарован, когда она появилась в гостиной без головного убора, в домашней свободной рубахе и широкой юбке. Впрочем, ей и такой стиль был к лицу и фигуре. А вдобавок она обладала чистой белизной кожи, будто светящейся изнутри лёгким румянцем, и это вызывало у Виктора невольное молчаливое восхищение. Её друг жил в соседнем доме. Оба дома имели схожую архитектуру, потому что строились по общему проекту, а также общий двор и высокое каменное ограждение по всему периметру. Вообще Виктор заметил, что одни жилые постройки в Карине не имели никакой ограды, у других же имелось глухое ограждение в виде каменной стены. Это наводило на мысль о проживающих в городе двух соперничающих кланах с разной культурой. Виктору не терпелось расспросить о том, как сложилась такая демографическая ситуация, он ждал лишь удобного случая. И такой случай представился вечером после ужина, когда обе семьи вышли во двор, подышать свежим воздухом перед сном да побеседовать.

Всё пространство между домами освещалось цепью керосиновых светильников, развешенных на протянутой по периметру двора стальной проволоке. Здесь росла пара уже взрослых елей, а между ними помещался прямоугольный стол с четырьмя скамьями из морёной лиственницы. В сумерках над крышами бесшумно метались летучие мыши. Обе семьи расположились за столом перед кувшином глинтвейна, выставленным ради гостя. Супруга Виталия Ремовича умерла несколько лет назад, оставив его с тремя детьми. Её в хозяйстве теперь заменяла старшая дочь, двадцатичетырёхлетняя Вероника. Вторым по возрасту шёл восемнадцатилетний сын, а младшим ребёнком в семье росла тихая задумчивая девочка девяти лет. Во втором доме жили пожилые супруги с двумя сыновьями. С одним из них, Романом, Виктор был уже знаком.

– Я состою в должности директора научно-исследовательского института по истории и этнографии, который сам же и начинал, – рассказывал Виталий Ремович. – Благо, что король Валерий способствовал росту нашего молодого учреждения, поэтому на пути становления не было никаких препон. К тому же преподаю историю в старших классах мужской гимназии, в общем, дел хватает. Вероника пошла по моим стопам, училась в Аквалани на историческом, и вот, думаю взять её к себе, куда же ещё. А сын пока студент, медик, мечтает выучиться на хирурга, это у него от деда по материнской линии. Достойная и славная профессия. Да и наука идёт вперёд! А как вы? Я имею в виду столичную геодезию, есть ли какие-нибудь открытия в этой области?

Виктор откинулся на спинку скамьи.

– Путешествуем, открываем новую реальность бытия. Расширяем горизонты.

– А в западном направлении, полагаю, ещё не продвигались? Или ваш настоящий маршрут как раз туда?

– Ну что вы! В одиночку такими маршрутами не ходят, туда нужна серьёзная экспедиция.

Вероника подтолкнула локтем отца.

– Расскажи ему… – попросила она.

– Да, пожалуй. – Виталий Ремович посмотрел на своего соседа по дому, потом на его супругу, и, получив их молчаливую поддержку, перевёл взгляд на Виктора. – Дело в том, что мы пришли в Карин с запада.

Он сделал паузу, дав Виктору время уяснить эту фразу. Виктор смотрел на девочку. Она спокойно ела домашнее пирожное.

– С запада, – наклонив голову в знак согласия, повторил Виктор.

– Да. – Виталий Ремович положил обе кисти рук на край столешницы. – Мы, старики, родились там, где сейчас лежат пески. Но когда-то это был цветущий край. И он почему-то превратился в непригодную для жизни пустыню.

– То есть, вы хотите сказать, будто пустыня образовалась сама, а не люди превратили в пустыню свой цветущий край? Просто мне известно, что если в лесной зоне быстро и бесконтрольно использовать лесные ресурсы, то химический состав почвы изменится, а с ним и грунтовые воды изменят своё направление. Мы как раз занимаемся этой проблемой, исследуем процессы опустынивания на примере нашей обширной лесостепи и по мере сил пытаемся восполнять то, что забираем у природы, чтобы восстановить необходимый баланс. А ещё меня давно волнует вопрос деструктивного поведения у вполне нормальных людей. Например, несмотря на очевидную эволюцию, человечество в целом всегда стремится к самоуничтожению.

– Мне трудно судить о земле и воде так, как вы, потому что я не имею для этого специального образования, – продолжил Виталий Ремович. – Но о самоуничтожении этносов мог бы профессионально рассказывать вам ровно столько, сколько существуют люди на земле, потому что вся история состоит именно из таких моментов. Затем на опустевшую землю приходят новички, и всё повторяется. Но я-то говорю о другом. Это было время, когда оба берега Межи были открыты для нас, но потом что-то произошло, какое-то сумасшествие. Вся земля покрылась песком, который падал с неба, приносимый ветром. Он прибывал так быстро, как не бывает в природе. А потом другой берег закрылся, и мы оказались на грани выживания.

– Постойте, что же получается, другой берег закрылся ещё при вашей жизни? Вы живые свидетели?

– Ну да, и мы стали искать другое место для поселения, чтобы выжить. Дальше на запад двигаться было невозможно, горы там достигают высоты нескольких километров, а пропасти между ними непроходимы. Может быть, там и сейчас ещё живёт кто-нибудь, кто знает все тропы и пути, но тогда нам было не до исследований. Мы двинулись на восток, вниз по течению Межи и оказались здесь, в этом городе, о существовании которого раньше даже не знали. Это странно, но это так. Ведь всегда кажется,  будто ты знаешь всё, что нужно знать. Даже в раннем детстве. И только потом становится ясно, что чем больше знаешь, тем яснее понимаешь, что ничего не знаешь. Мир большая загадка, а мы в нём слепы.

Девочка доела пирожное и взяла другое.

– Это правда странно, что мы ничего не знали друг о друге, – обратился к Виктору сосед Виталия Ремовича. – Нет, мы знали, конечно, что на востоке есть другая страна, в которой тоже люди живут, но то, что у вас другой берег Межи закрылся, и идёт большой передел… Впрочем, мы были молоды, а молодость ветрена и не вникает в проблемы. А возможно, наши правители не торопились нам поведать о том, что происходит здесь, чтобы не сеять панику, может, они надеялись, что всё вернётся на свои места? Но пришло время, когда та же беда коснулась нас, и никто не был к этому готов. Да разве можно быть готовым к такому?

Виталий Ремович прищёлкнул языком.

– Восток дело тонкое, – неловко пошутил он. – А у нас и своих проблем хватало.

– Ну да, особенно этнические разборки, кто лучше, кто хуже, – сказала соседка, покачала головой и нахмурилась. – Не гневите бога, всё равно нам всем жилось хорошо. Да и сейчас не плохо.

– Правильно, – поддержала её Вероника. – Нужно принимать жизнь такой, какая она есть, а вы всё ещё сокрушаетесь по поводу того, что произошло четверть века тому назад. Только жизнь себе портите.

– Вероничка, в данном случае никто не жалеет того, чего уже не вернуть, это и так ясно, но речь о том, что делать дальше, – пояснил Роман. – Можно двигаться вместе с королевской политикой всё дальше на восток, в сторону Холодных земель. Можно хвататься за косяки, как делают коренные, пытаясь убедить себя и всех остальных, что они самые умные и правильные, потому что всё время "возвращаются домой". А можно действительно вернуться. Разумеется, не в пустыню, а на Правый берег.

Вероника стрельнула глазами на Виктора и скорчила зверское лицо Роману, насколько у неё это могло получиться.

– Кажется, я что-то пропустил? – спохватился Виктор. – Или я просто не понял вас? Вы призываете людей вернуться на закрытый берег Межи, так?

– Совершенно верно.

– А коренные, как вы их называете, то есть местные жители Карина, убеждают вернуться… куда?

Виталий Ремович жестом призвал Романа уступить ему с ответом и объяснил:

– Они исповедуют некий материнский культ ама-га, что буквально можно перевести, как "назад к матери". А в философском контексте это надо понимать так. Кто не покидал материнского гнезда, тому и не придётся возвращаться с раскаянием блудных детей. Теперь они, по традиции, при каждой встрече и прощании вместо "здравствуйте" и "до свидания" произносят "ама-га", чтобы этим напоминанием всегда возвращать друг друга к реальности от заблуждений и соблазнов мира сего, который они считают иллюзорным. Я как специалист в этой области должен отметить глубокий смысл их религии. Но бесспорно и то, что она мешает развитию современного общества, более того, провоцирует сепаратистские настроения в народе. Поэтому от короля Валерия коренное население получило высокого куратора, а именно обер-прокурора Ариса. Его святейшество сам вышел из того же народа, понимает все их чаяния, как свои собственные. Будучи человеком глубокого ума и больших способностей, он умело разруливает ситуацию при помощи политики компромиссов.