10:34

«Ты говоришь о смирении и всепрощении, Рафаэль? – прошептал я. – Значит, по-твоему, когда нас жгут заживо, мы должны терпеть и прощать? Ну уж нет! Да, мы сеем страх, но он – наше оружие! Пусть они боятся! Пусть трясутся от страха, зная, что наше добро – с кулаками, а в кулаках этих – кастеты, ножи и пистолеты! Кто-кто, а я ни за что не подставлю другой щеки!»

– Наш любимый брат умер как истинный христианин, – продолжал между тем магистр. – Он принял мученическую смерть, погибнув за свои убеждения. А потому, и я уверен: многие меня поддержат, предлагаю объявить этот день Днем святого мученика Тимофея!

Двое братьев вынесли на кафедру что-то, накрытое алым покрывалом. Магистр сорвал покров, и под ним оказался выполненный в иконописном стиле портрет старика Гулова: лицо, искаженное страданием, за спиной –оранжевые языки огня.

– Да! Воистину так! – послышались выкрики отовсюду. – Во славу Господню!

– Помолимся же за бессмертную душу нашего отважного брата, – прокричал магистр. – Аминь!

Все в зале опустились на колени. Опустился и я. Глядя в печальные глаза изображенного на иконе старика, от всего сердца клялся: «Я отомщу! Тем, кто это сделал, не уйти от праведного гнева!»

Наконец отец Пейн спустился с кафедры. Служба пошла обычным чередом. Сердце мое невольно сжалось, когда я увидел, что магистр идет ко мне. Я уже приготовился к жестким расспросам о Рафаэле, но отец Пейн лишь глянул на меня и вопросительно поднял брови: ну что? Я обреченно покачал головой. Магистр вздохнул и, насупившись, пошел дальше. Меня всегда поражала способность этого человека понимать все без слов. Каждый для него был словно открытая книга, к каждому у него был свой особый подход. Потому в моих глазах отец Пейн был святым, живущим среди простых людей. И не только для меня: ведь неспроста уже едва ли не весь город посещал наши службы, и это был не предел. Я не сомневался, что праведного света нашего магистра хватит на целый мир. Причем одних этот свет греет – другие же сгорают в нем дотла. И я мог лишь надеяться, что пламя этого божественного гнева не коснется моего лучшего друга Рафаэля, что магистр даст еще один шанс нашей заблудшей овце.

Я отстоял в храме до конца службы, после чего весь остаток вечера провел в подвале, избивая грушу кулаками, которые так жаждали, но не получили сегодня никакой жертвы. Уриэль и Гавриэль были там же, но, к счастью, вопросов о Рафаэле не задавали. Впрочем, чего тут спрашивать. Все и так знали, что теперь последнее слово за магистром.

От тренировки меня отвлек завибрировавший в кармане куртки телефон. Я достал его и прочел сообщение: «Мы на месте! Ты где?» Женя! Я и забыл о встрече! В подвал не проникает свет, поэтому сложно определить время суток. Быстро сполоснувшись под душем и одевшись, я бросился вызывать такси.

Водитель удивился, узнав, куда нужно ехать. Я ответил, что у меня там дела, не вдаваясь в подробности.

– Скверное место – эти погорские карьеры, – сказал таксист, направляя машину к окраине города.

– Чего это?

– Ну как? Там четыре года назад кучу народу перебили. То ли бандитская разборка была, то ли массовая казнь.

– И вы верите в эти байки?

– Ничего не байки, – возразил водила. – Моя сестра живет там неподалеку. Она слышала с той стороны среди ночи какие-то крики, будто кого резали по живому. А еще странных людей там видели: все в черном. Вот как вы сейчас!

На этих словах таксист вдруг умолк и подозрительно уставился на меня через зеркало заднего вида.

– А что же милиция? Вызывали?

– Конечно! Сестра звонила. И не только она: соседи тоже, – ответил водитель, все еще продолжая сверлить меня взглядом. – Но блюстители порядка только против алкашей в подворотне смелые. А как большие беспорядки – не сильно торопятся чего-то там блюсти. Приехали поглядеть только на следующий день, когда там уже никого не было.

– Вы же понимаете, что убийство кучи народа так просто не скроешь.

– Скроешь. Смотря кто за этим стоит. Ходят слухи… – Таксист перешел на шепот и настороженно оглянулся, словно в машине кроме нас мог быть кто-то еще. – Поговаривают, что за всем этим стоят очень влиятельные люди и милиция у них прикормлена. Именно поэтому ночью никто не приехал. Затем и расследование замяли. А жена читала в одной газете, будто бы в карьере этом ритуальные жертвоприношения устраивали. Что какие-то богатеи так развлекаются и закон для них не писан. Это мы – рабочий класс, только пашем на них за копейки. А они с жиру бесятся и…

…И водителя понесло на излюбленную в народе тему «Кому на Руси жить хорошо». Попав в эту колею разговора, он не съезжал с нее до самых погорских карьеров. Я же всю дорогу думал о том, сколько в этих слухах правды. Выходит, совсем рядом с городом, в каких-то паре километров, жестоко убили кучу людей; и не кто-нибудь, а целая организация маньяков! Причем милиция на это не реагирует, уголовное дело заминают, даже убитых никто не ищет. Что ж за силы должны стоять за такими преступлениями?

Освещенная фонарями асфальтовая дорога кончилась, такси свернуло на разбитую грунтовку. Мы погрузились в непроглядный мрак. Лишь в свете фар мелькали трепещущие на ветру листья кустов, которые росли вдоль дороги. И вот, наконец, впереди возникли глиняные барханы, а за ними – черная пропасть, словно врата в преисподнюю. Водитель не стал подъезжать близко к карьерам. Едва я расплатился и выбрался из машины, таксист напоследок еще раз одарил меня шпионским взглядом, перекрестился и умчался в сторону городских огней – да с такой скоростью, словно за ним гнался сам Сатана. Я же направился к ближайшему карьеру.

Забравшись на один из барханов, взглянул вниз. Карьер походил на гигантский черный глаз, хмуро уставившийся в небо. Глиняные веки поросли, словно ресницами, полынью в человеческий рост; а в глубине блестящий зрачок – круглое озеро, такое гладкое в безветрии, что звездное небо отражается в нем, будто в зеркале. И, глядя в это мрачное око, я представил, как корчились там, внизу, несчастные жертвы. Со всех сторон их обступали тени: одетые в черное маньяки. В озере плясали отблески костров, заживо пожирающих людей, и, подобно огромному динамику, гудел карьер криками умирающих. И никто не пришел на этот зов, никто не помешал творящемуся здесь сатанинскому безумию.

«Ничего, Господь все видит, – прошептал я, – и посылает мстителей – воинов Света, способных покарать еретиков за земные грехи и отправить туда, где ждут их вечные мучения». Я сжал висящий на груди серебряный крест в кулак с татуировкой «1034» – «Не мир пришел Я принести, но меч!», поцеловал, убрал обратно под куртку и стал спускаться по глиняному склону. Вскоре я различил у воды два силуэта: женский и мужской.

– Значит, это было здесь? – спросил я.

– Именно тут. – Рома постучал каблуком по глине. – Прямо на этом месте.

– Тридцать человек?

– Тридцать четыре, если быть точным.

Я достал из кармана маленький фонарик и осветил небольшое пространство между берегом и склоном.

– Не понимаю, что ты хочешь тут найти, – сказала Женя. – Как-никак, четыре года прошло.

– Хоть какие-то зацепки, которые смогут вывести нас на маньяков.

Конечно же, девушка была права. Маньяки еще тогда хорошенько прибрали за собой, скрыли все следы преступления, а если что-то здесь и оставалось – нужно было искать по свежим следам. Я понимал это, когда ехал сюда. Но мне хотелось лично побывать на месте трагедии, ощутить его кошмарную энергетику. И, я был уверен, Господь не оставит без ответов своего мстителя и даст подсказки. Правда, пока что я видел лишь обычный заброшенный карьер, а из подсказок имел лишь слухи и домыслы.

– Может, проведем мозговой штурм? – предложила Женя. – Обсудим то, что нам уже известно?

– Итак, что мы знаем? – сказал я, шаря лучом фонарика по глиняной пустоши, поросшим реденькой травой склонам да камышам у озера.

– В Погорье орудует шайка маньяков, которая заживо сжигает людей, – сказала Женя, загнув палец.

– И существует эта организация давно: лет девять, не меньше, – добавил я.

– Почему ты так решил?

– Именно столько лет назад погибла моя сестра. Пока это самый ранний известный нам случай.

– Мы знаем также, что число жертв исчисляется десятками, – добавил Рома, – а убийцы – очень влиятельные люди, раз они способны творить такое, не опасаясь закона.

– А еще убийства не связаны между собой.

– Либо мы пока не нашли связи, – заметила журналистка.

– Что-то еще?

– Люди в черном, – пожала плечами Женя. И на мой вопросительный взгляд ответила: – Все свидетели утверждали, что убийцы были одеты во все черное. И вспомни чувака, за которыми мы вчера гонялись. Он тоже был в черном! Кстати, как и ты. Хм… Что-то мне все это напоминает.

– Ты о чем? – У меня бешено заколотилось сердце.

– О чем о чем… Мне одной кажется, что мы словно говорим о вашем Ордене?..

Не успела она окончить фразы – я оказался рядом. Это сработало на уровне инстинктов. Только встретившись взглядом с ее испуганными глазами и почувствовав, что кто-то повис у меня на руке, я вдруг вспомнил: передо мной ведь девушка!

– Никогда!.. Никогда не говори так!.. Слышишь? – Я медленно выдохнул, сбрасывая напряжение, и опустил кулак с зажатым в нем фонариком – кулак, готовый к удару! Увидев, что я успокаиваюсь, Рома отпустил мою руку.

– А что я такого сказала-то? – обиженно прохныкала Женя, с опаской отступая. – Я же не говорю, что все это делает именно ваш Орден. Но ведь похоже, согласись!

«Я ведь едва не ударил ее, – с ужасом думал я, глядя на свой татуированный кулак. – Ее! А все из-за чего? Из-за того, что она произнесла вслух мысль, которая и так давно вертелась у меня в голове. Влиятельная организация с большими связями, существует около десяти лет, черные одежды, маски на лицах…»

– Быть может, кто-то хочет вас скомпрометировать, – предположил Рома. – Или переводит стрелки: специально маскируется под ваш Орден, чтобы творить преступления, а все думали на вас.

«Да, именно так! – ухватился я за эту спасительную мысль. – Наш Орден – угроза для них. Возможно, таким образом они пытаются убить двух зайцев: отвести от себя подозрения, а заодно избавиться от опасного противника…»

– Глядите! А это что? – воскликнул Рома, указав себе под ноги.

Я осветил это место фонариком и увидел торчащий из земли кончик с оперением. Наклонившись, выдернул из глины небольшую стрелу. Это был арбалетный болт с серебристым наконечником. Точно такие мы использовали в Братстве!

– Это что, какая-то средневековая стрела? – удивилась Женя.

– Наверное, толкиенисты тут игрались и потеряли, – ответил я, сам стараясь убедить себя, что это именно так. Хотя бурые пятна на древке, скорее всего, были кровью, а не грязью.

Мне захотелось поскорее покинуть это место, сбежать. Я повернулся к информатору:

– Ты говорил, что знаешь еще какие-то места казней. Можешь показать?

– Да, тут недалеко есть еще одно. Убийство там произошло примерно в то же время, что и здесь. Может быть даже, эти преступления как-то связаны.

– Веди! – Убрав арбалетный болт в карман куртки, я поспешил вверх по склону.

Мы вышли на дорогу и побрели в сторону города. Женя догнала меня:

– Можно вопрос?

Мне не очень-то хотелось говорить. Я прекрасно понимал, о чем пойдет речь. И все же она, не дожидаясь моего ответа, спросила:

– Как, по-твоему, это может быть кто-то из вашего Ордена?

Я метнул в нее огненный взгляд.

– Пойми, я вовсе никого не обвиняю. И все же, чисто гипотетически, ваше Братство Света может быть причастным к такому?

– Нет!

– Уверен? Вы ведь, насколько я знаю, тоже караете еретиков.

– Мы не убиваем! Максимум – отлупим, чтобы мозги вправить. Не более того.

– Да, ну а если кто-то из ваших братьев решил, что этого недостаточно? Вдруг этот человек вздумал возродить костры инквизиции?

– Исключено! И знаешь почему? – Я остановился и посмотрел ей в глаза. – Как ты правильно выразилась, мы караем за ересь. Но что плохого сделал он? – Я кивнул на Рому. – И почему погибла моя сестра? Она была чиста как ангел!

– Грех – понятие условное. У одних народов можно разгуливать голым по улицам, и тебе ничего за это не будет; а у других забивают камнями за то, что вышел из дома с непокрытой головой. Твоя сестра могла просто не вписаться в чьи-то понятия о грехе и праведности.

– Магистр нашего Ордена любил мою сестру, – напомнил я.

– Да, это аргумент, – кивнула она. – Если, конечно…

– Нет!

Я пошел дальше.

– И все-таки: тебе не кажется, что ваши методы весьма схожи? – семенила позади Женя. – Чем, по-твоему, ваш Орден отличается от этих маньяков? Вы точно так же берете на себя роль судей.

– Мы судим по законам Божьим. Мы – лишь оружие в Его руках. Есть убийцы, а есть солдаты. Мы – солдаты!

– Солдат – тот, кто убивает не просто так, а выполняя некий долг. Правильно? Именно поэтому солдаты на войне не испытывают угрызений совести, даже если сотнями отправляют людей на тот свет. А если маньяк решит, что, убивая, тоже выполняет некую великую миссию? Ведь в таком случае он будет считать себя праведником и не станет терзаться муками совести.

– Никогда не сравнивай наш Орден с этими ублюдками-поджигателями! Слышишь? Никогда! – отрезал я и ускорил шаг.

Когда мы дошли до города, Рома еще минут двадцать вел нас какими-то дворами и переулками. Наконец остановился посреди детской площадки с ржавыми лесенками, горками, разломанными покосившимися качелями и каруселями. Он указал на пятиэтажку с табличкой на углу «Улица Пушкина, 9».

– Квартира два, – сообщил он. – Хотя вряд ли мы что-то тут найдем. Столько лет прошло. Наверняка там новые жильцы.

Я с сомнением рассматривал явно выстроенный еще до развала Союза дом: в нем светились всего пара окошек. Да это и понятно – первый час ночи. Но это меня не остановило: не зря же пришли.

– Все равно давай у них спросим. Быть может, они что-то знают об убийстве. – И направился к первому подъезду.

Когда я звонил в обитую темно-синим дерматином дверь – подготовил целую речь для возмущенных жильцов, поднятых с постели посреди ночи. Однако оправдываться не пришлось, потому что дверь так никто и не открыл. Даже шорохов из-за нее не доносилось. Похоже, дома никого. Обидно. Значит, не судьба.

– Ладно, заглянем сюда днем. Есть еще какие-то адреса? – спросил я, когда мы снова вышли на улицу.

– Знаю один подвал, – ответил Рома. – Раньше там была лаборатория какого-то научного института. До тех пор, пока в нее не вломились люди в черном и не сожгли заживо пару сотрудников. Но она далеко отсюда, на другом конце города. А других в Погорске нет. По крайней мере, я не знаю. Большинство преступлений совершались за городом, чаще всего подальше от областного центра. Например, в Красновке, но там мы уже были. Или есть таежный поселок Тахтыныр. Там…

– …была убита моя сестра.

Я с сожалением глянул на окна первого этажа – квартиры, где произошло преступление. Неужели так и уйдем ни с чем? Захотелось вернуться в подъезд и просто высадить дверь. А если там ничего нет? Напрасно взбудоражим соседей, которые наверняка тут же вызовут милицию. А магистру, если попадусь стражам порядка, это ох как не понравится! Вот если бы туда влезть, не поднимая шума… Я отметил: шторок на окошке нет, за грязными стеклами – темнота. Посветив в окно фонариком, увидел лишь тусклые обои и дверцу шкафа, покрытую толстым слоем пыли. Ощущение было такое, словно жилище давно заброшено. Я плюнул на осторожность, схватился за оконный карниз, уперся подошвой в стык между плитами и подтянулся. Приложив ладонь к стеклу, заглянул внутрь квартиры. Но рассмотреть ничего не успел.

– Эй! Чего там высматриваешь? – раздался сердитый женский голос.

Я мгновенно разжал пальцы и спрыгнул на землю. Посмотрел по сторонам в поисках источника звука.

– Чего башкой вертишь? – С ближайшей лоджии на первом этаже выглядывала круглолицая кучерявая женщина в домашнем халате. Она погрозила телефоном: – Идите, говорю, отсюда! Сейчас милицию вызову!

– Не надо никуда звонить, – поспешил ответить я, но сказать «мы уже уходим», не успел. Меня опередила Женя:

– Да, не надо никуда звонить. Мы сами из милиции!

Я ошарашенно глянул на журналистку. Та быстро подмигнула. Ничего себе, соврала даже глазом не моргнув!

– Вы правда из милиции? – недоверчиво спросила женщина.

Я и сам с сомнением окинул Женю взглядом: какая она на фиг милиционерша? Выглядит как школьница старших классов. Да и мы с Ромой больше похожи на студентов.

– Конечно! – ответила журналистка.

Соседка все еще глазела на нас с подозрением. Тогда Женя вынула из кармана какую-то корочку (быть может, паспорт или пропуск в общежитие) и показала женщине. Некоторое время та пялилась на протянутый документ, хотя рассмотреть его в сумерках не было никакой возможности. Однако уверенность, с которой девушка достала эту липу, окончательно успокоила бдительную соседку.

– Вы по поводу того, что тут случилось четыре года назад? – спросила женщина.

– Да. Мы расследуем это преступление, – ответила журналистка. – Хотим осмотреть квартиру.

– А почему ночью? – задала соседка резонный вопрос.

– Мы и днем приходили, но дома никого не застали, – продолжала без запинки врать Женя. – Да только дело очень важное и срочное. Мы надеялись хотя бы сейчас застать жильцов. Вы случайно не знаете, где они?

– Так здесь никто не живет с тех пор. – Женщина уже говорила спокойно, видимо, не сомневаясь, что мы правда из органов. – Соседка моя, баба Иринка, сдавала эту квартиру. А как узнала, что тут стряслось, слегла с приступом. Так и померла, сердешная. Наследников у нее не осталось. Говорят, есть какой-то племянник на Западе, но он так и не объявился. Вот и стоит квартира много лет запертая.

Я даже наклонил голову, чтобы она не увидела радостной улыбки. Вот это удача! Заперта! Значит, там с тех пор ничего не изменилось! Придав лицу серьезное выражение, я важно спросил:

– Можно вскрыть квартиру и осмотреть?

– Зачем вскрывать? – еще больше обрадовала меня женщина. – Если вам так нужно, у меня ключи есть. Баба Иринка оставляла мне один комплект на всякий случай. Мало ли что: вдруг свой потеряет. Сейчас отопру.

Не прошло и пяти минут, как перед нами распахнулась синяя дверь.

Первое, что бросилось в глаза, едва мы зажгли в квартире свет, – огромная размашистая надпись на полстены «Вопрос крови». Похоже, писали пальцами темно-бордовой краской или… У меня сразу возникла мысль, что кровью. Это ж сколько ее понадобилось, чтобы такое написать? Небось, брали у жертвы…

Место преступления мы увидели сразу: на закопченной батарее у окна висела пара почерневших наручников. Я отметил, что обои у батареи не сгорели, а лишь подкоптились от жара. Выходит, несчастных не просто облили бензином и подожгли, как многих других жертв. Это и понятно, иначе в квартире случился бы пожар. Их словно чем-то поджаривали – долго и мучительно. Паяльной лампой? Страшная медленная смерть. Ясно, что полностью сгореть жертвы не могли. Значит, после убийства тела забрали и увезли, оставив у места расправы эту надпись. Для кого? Это какое-то послание? Я достал фотоаппарат и сфотографировал надпись, батарею, наручники. Что за извергами нужно быть, чтобы так хладнокровно убивать?

– Может, вы что-то запомнили? – спросила Женя у соседки, которая все еще мялась у порога, испуганно заглядывая в комнату. – Кто здесь жил? Вы видели что-нибудь в день убийства?

– Что запомнила-то?.. – пожала плечами та. – Жил какой-то паренек. На вид лет двадцать, может, старше. Волосы длинные. Кто такой? Да кто ж его знает? Тут часто жильцы менялись: квартира-то сдавалась. Мы с ними особенно не общались. Этот прожил здесь год, может, больше. Последние дни с ним девчонка появлялась. Ну а тогда…

Женщина запнулась, перекрестилась.

– Помню, ночью подъехала машина, черная. Время было позднее, часа три ночи. Я выглянула в окошко. Вижу: какие-то люди. Человека четыре. Все в черном…

Она глянула на меня, едва не сказав: «Вот точно как вы». Словно сговорились все!

– И?..

– Ну, вошли в подъезд, – продолжала женщина. – Пришли явно сюда – я слышала, как дверь соседская хлопнула. Я еще подумала: «Шляются по ночам, людям спать не дают!» Но кто ж их знал, чего они тут ошивались. Может, друзья какие… И только на следующий день стало ясно, что произошло. Соседка этажом выше почувствовала с утра вонь, будто паленым пахнет. Стала стучаться: думала, вдруг на плите подгорело что. Никто не открывает. Ну она и вызвала милицию. А как двери вскрыли… Господи боже!.. Ужас-то какой!.. Кровь по полу, надписи на стене, наручники, а у батареи будто костер горел. Вызвали бабку Иринку. Тогда-то у нее сердце и прихватило.

Женщина еще торопливее закрестилась.

– Что потом? Было расследование? – спросила Женя. – Вас о чем-то расспрашивали?

– В том-то все и дело: никто ничего потом не спрашивал. Милиция походила, посмотрела, что-то собрала и уехала. И с концами. Никто больше сюда не приезжал, ничего не расследовал. Люди потом и вовсе стали поговаривать, что не было никакого убийства. Парень набедокурил с приятелями и съехал с квартиры. Кровь, мол, не человеческая. С той поры, кстати, того парня, как и девки, больше никто не видел. А что, выходит, и правда убийство?

– В этом мы и должны разобраться, – уклончиво ответил я.

– Если я больше не нужна, можно пойти домой? – спросила женщина. – Завтра на работу рано вставать. Вы тут еще побудьте, если надо. Ключ положите под коврик.

Мы поблагодарили свидетельницу «за помощь следствию», и она ушла. Сами остались в квартире, хотя смотреть тут уже было нечего. Эх, сюда б настоящих экспертов из милиции: осмотреть следы, отпечатки, собрать показания… А мы-то, ищейки-любители, что можем? Зато обстановка квартиры действительно подтверждала, что все описанное в статье Ромы – правда. Но вот толку-то? Все, что мы здесь увидели, ни на шаг не приблизило нас к ответам, кто убийцы и где их искать. И, остановившись у стены с кровавой надписью, я мысленно взмолился: «Господи, ну дай же хоть какую-нибудь зацепку своему верному борцу со Злом!»

И Господь меня услышал! Так как именно тогда я боковым зрением заметил за окном – тем самым, у которого мучительно умерла жертва (или жертвы?), едва уловимое движение. Кто-то явно за нами подглядывает! Признаться, с того момента, как мы покинули карьер, меня не оставляло ощущение, будто за нами следят. А я-то уж решил, что вся эта история с маньяками просто возбудила у меня манию преследования…

Чтобы не спугнуть шпиона, я спокойно походил по комнате, вышел в коридор. Когда стал осторожно приоткрывать входную дверь, Женя удивленно глянула на меня, но я поспешно поднес палец к губам: молчи! Честно говоря, когда я подкрадывался к дверям подъезда, меня охватил некоторый мандраж: кого там встречу, сколько их? Я было нащупал в кармане кастет, но передумал и достал из кобуры травматический пистолет. Вдруг там поджидает целая толпа людей в черном? Ну, была не была!..

Саданув ногой в дверь, я вихрем выскочил из подъезда. Заметил под окном темную фигуру и прорычал, вскинув пистолет:

– А ну, стоять!

Незнакомец от неожиданности остолбенел, даже не пытался бежать или сопротивляться. И лишь когда я схватил его, треснул затылком о стену дома и услышал сдавленное испуганное: «Пожалуйста, не стреляйте!» – я вдруг понял, что это девушка.

– Кто такая? – опешил я, но оружие не опустил.

– Никто. Просто проходила мимо…

Я направил пистолет ей в глаз:

– Еще раз соврешь – спущу курок! Ну? Считаю до трех…

Но сосчитать я не успел, так как в окнах бдительной соседки снова зажегся свет. Тогда я схватил девчонку за шиворот и втащил в квартиру, не убирая пистолета от ее лица. Когда она оказалась на свету, вдруг отметил, что это самое лицо мне почему-то знакомо. Но где именно я видел ее, вспомнить не смог. Женя и Рома с удивлением уставились сначала на плененную шпионку, потом на меня.

– Ого! Это еще кто? – спросил Рома.

– Думаю, это мы сейчас узнаем, – сказала Женя.

– Не сомневайтесь! – Я поставил на середину комнаты стул, усадил на него шпионку. – Что ж, поговорим?

И поднес к ее лицу кулак.

– Ты что, собрался ее бить? – поразилась Женя. – Погоди ты! Быть может, она сама все расскажет!

И, наклонившись к девушке, чуть ли не взмолилась:

– Расскажешь ведь, правда?

Та поспешно закивала. Я вздохнул, всем своим видом выражая неэффективность таких методов, но прерывать толерантный допрос не стал. Что ж, пусть попробует. Кулаки ведь всегда можно пустить в ход… Да и, признаться, сам засомневался: вдруг она и правда тут случайно. Хоть и не верил в подобные совпадения.

– Как тебя зовут? – ласково спросила Женя.

– Я Ма… Марина, – ответила девушка, испуганно поглядывая на мою зловещую татуировку и сбитые костяшки пальцев.