Очарованная тьмой

В конце концов Рада добралась до избушки Ягини. Ноги заплетались не хуже, чем у мертвого рыбака. Девушка толкнула дверь, упала на лавку и застонала. На тетку и Кощея она внимания намеренно не обратила, а те молчали, с интересом уставившись на нее. Дрожь все еще проходилась по телу, и Рада обняла себя руками. Косо глянула на стариков.

– Вы знали, что они попытаются меня утопить? – в лоб спросила девушка.

– Но не утопили же, – пожал плечами Кощей. Он всегда был спокоен, чем нравился Раде, но сейчас это спокойствие раздражало. Девушка готова была разорвать старика на части за то, что отправил ее на ночное приключение и не предупредил об опасности. – Они помогли?

– Помогли, – сквозь зубы ответила девушка.

– Оно и видно. Ты хоть и злишься, но тьма твоя ласкова.

Рада промолчала, чтобы в сердцах не сказать лишнего. Она медленно встала с лавки и на трясущихся ногах добралась до закутка, где лежало зеркало. Рада оглядела себя. В зеркале девушка почти не изменилось: иссохшая кожа, потрескавшиеся губы, черные глаза. И все же губы сложились в легкую улыбку. Ни разу Рада не видела, чтобы отражение улыбалось – точнее, она сама никогда не улыбалась в зеркало. И сейчас девушка смогла рассмотреть зубы, острые, похожие на клыки русалок. Ее мертвая часть, ее внутренняя тьма жаждала крови и насытилась сегодня ночью.

Надолго ли?

ГЛАВА 5

Сейчас

Солнце светило ярко, почти прожигая лучами деревянный пол постоялого двора. Уже несколько дней Рада жила здесь, в горнице, которую оплачивал Володя. Он осыпал девушку подарками и обещал вскорости устроить встречу с отцом. Тот пока был занят, разъезжал по торговым делам. Рада терпеливо ждала его возвращения.

И заветный день настал. Воздух наполняли духота и сладковатый запах цветов, что Володя прислал Раде утром вместе с тяжелым сундуком. В нем девушка нашла несколько платьев из дорогих тканей, украшенных яркими каменьями да искусной вышивкой. Володя велел подготовиться – сегодня его невесте предстояло знакомство с будущим свекром. Жених уверял, что вычурные одежды не дадут ей упасть в грязь лицом, несмотря на безродное происхождение.

«Поглядим», – зло фыркнула Рада про себя.

Едва Володя уехал, она задернула шторы, спрятавшись от солнца и чужих глаз с улицы, и принялась мерить платья.

Эти наряды не походили на те, что носили деревенские жители. Да и кошельки градских дев не позволяли заиметь подобные платья. Но семья Белолебедей во главе с Филиппом, несколько лет назад ограбившим и убившим семью Рады, могла позволить себе все. Девушка поджала губы и, не заметив, как провалилась в горькие воспоминания, чуть не сорвала от злости бусины с юбки. Едва успев разжать руку, она поспешила надеть платье и не менее роскошный кокошник. Рада вдохнула и выдохнула, зажмурив глаза. Надобно посмотреть в зеркало, но девушка знала, что в отражении встретит не себя, а темную сущность, что захватила ее сердце. С улицы, как назло, доносился счастливый женский смех. Любая девица могла насладиться своим отражением. Любая! Кроме Рады.

Девушка сжала зубы и медленно подняла зеркало. Несколько секунд она смотрела на себя, а потом отшвырнула подарок Кощея на кровать. Кокошник в отражении был хорош, а она – нет. Все из-за Белолебедя, из-за этой старой скотины, перед которой ей сегодня придется лебезить и красоваться, лишь бы он одобрил брак с Володей. Одобрит, никуда не денется.

Рада принялась мерить оставшиеся платья и украшения, пытаясь рассмотреть себя полностью в небольшом зеркале. Ей нравилось чувствовать легкий шелк, тяжесть бархата и чуть щекотную на ощупь парчу. Украшения сияли на солнце, чей тонкий луч просачивался сквозь занавеси. Рада закружилась по горнице, представляя танец с Володей, и длинные серьги били ее по шее, а широкий подол путался в ногах. Неудобно, и все же приятно ощущать себя богачкой. Девушка остановилась посреди горницы, переводя дыхание.

Володя загодя распорядился, чтобы хозяин постоялого двора подготовил для Рады купальню этажом ниже. Горницу заволокло паром, и девушка едва разглядела бадью, от которой приятно пахло травами. Рада различила запах хвои и череды, и дыхание замерло, пока она опускалась в бадью, смакуя прикосновения горячей воды. Так, значит, купаются богатые люди? Сама девушка мылась лишь в речке да в бане.

Нехотя закончив купание, Рада высушила волосы и, облачившись в чистый наряд, привезенный Володей, принялась ждать его в горнице.

Застучали колеса. Рада выглянула в окно и увидела подъезжающую повозку, ту же, что утром привезла сундук с богатствами. Девушка разгладила на себе платье и побежала вниз, встречать жениха. Володя поначалу даже не узнал Раду. Уставился на нее с удивленным прищуром, потом, опомнившись, подал девушке руку и приказал вознице собирать ее вещи. Вскоре тронулись в путь.

Рада волновалась. Перед мысленным взором все проносились гадкие воспоминания: слезы на глазах одной сестры, безвольно упавшая со стола рука второй, младенец, крик которого оборвало одеяло. Оранжевое зарево над домом, пустота. Темная ночь и боль. Яд, растекавшийся по жилам. Женщина в черном – богиня Морана, что впустила жизнь в бездыханное тело, облитое кровью. Никто, кроме Ягини и Кощея, не знал о случившемся. Филиппу Белолебедю все сошло с рук, и девушка желала, чтобы убийца почувствовал ту же агонию, которую испытала она сама. Рада еще отомстит. Но сначала – знакомство.

Кажется, она задремала на плече у Володи. Он легонько потряс девушку, и она открыла глаза, как после дурного сна.

– Подъезжаем, – предупредил жених.

Рада осмотрелась. Повозка ехала сквозь лес, и высокие деревья упирались макушками в небо. Со слов Володи, рядом текла небольшая река, впадающая в озеро, где жили белоснежные лебеди. В честь этого озера, близ которого располагалась усадьба, и появилось сначала прозвище, а после фамилия их семьи.

Лес редел. Вскоре он совсем расступился, обнажив высокий забор, за которым виднелась усадьба. У Рады перехватило дыхание: никогда ранее она не видела такой красоты. Огромный, в три этажа дом с резными наличниками был построен из светлого дерева, галереи и открытые переходы опоясывали здание, а забор все не кончался и не кончался, очерчивая бескрайние владения Белолебедей. Даже князь мог бы позавидовать такому богатству. Рада припомнила слушок, что Белолебеди приходились то ли дальними родственниками, то ли хорошими знакомыми князю. Похоже на правду.

Впереди показались широкие ворота. Повозка остановилась, и возница крикнул:

– Открывай! Владимир Белолебедь едет.

За оградой засуетились. Ворота тут же отворились, и повозка резво поехала вперед. На ухоженном дворе пахло цветами, которые обрамляли дорожку к крыльцу, и яблоками – невдалеке виднелся сад. Повозка остановилась под навесом, и слуги принялись распрягать лошадь. Рада еще несколько секунд рассматривала усадьбу, а потом ощутила, как Володя тянет ее за руку. Он помог выбраться из повозки и взглядом указал на дом:

– Идем. Не бойся, краса моя.

Легко сказать. Рада отряхнула платье и пошла вслед за женихом. Он поднялся на крыльцо и открыл тяжелую дверь, за которой в сенях гостей поджидали служанки. Они поклонились Володе и засуетились, сообщая, что Филипп за накрытым столом уже ждет всех в зале. Володя повел невесту по коридорам. Усадьба казалась огромной: здесь легко можно было разместить всю родную деревню Рады. Каждой семье по горнице. Может, и каждому жителю – кто знает, сколько здесь опочивален да потаенных клетей?

Впереди показался зал. По коридору разносился запах жареного мяса и выпечки, а в проеме арки Рада увидела край накрытого стола. Сердце разгулялось от волнения. Девушка наспех вытерла взмокшие ладони о платье и по приглашению Володи зашла в зал.

Не сразу она увидела Филиппа Белолебедя. Сначала ее взор пал на длинный стол, заставленный блюдами. Потом на несколько пустых кресел с резными подлокотниками.

– Отец, – Володя склонил голову, и Рада перевела взгляд в дальний конец зала. Там во главе стола сидел Филипп Белолебедь.

Девушка тоже склонила голову. Но не из почтения, а из страха, что Белолебедь признает в ней ту девочку, которую некогда убили по его приказу. Рада долго не поднимала головы, ощущая, как Филипп разглядывает ее темные волосы, увенчанные кокошником, и платье, подаренное Володей.

– Проходи, сын, – голос старшего Белолебедя разнесся по залу. – Я всегда знал, что твое сердце легко покоряется слабостям любви, но не думал, что ты готов привести в дом безродную девку. Пусть и красивую. Знакомь с невестой, раз приволок сюда.

Рада вспыхнула от грубого тона Белолебедя и подняла взгляд. Филипп сидел в высоком кресле, подперев кулаком подбородок, и издевательски улыбался. Ничуть он не изменился за столько лет. Такой же напыщенный и мерзкий. Рада была готова исполнить свою месть сей же миг, схватить со стола нож и запустить его в самодовольную рожу, но Володя взял девушку за руку, призывая успокоиться, и повел к ее месту. Пол под ногами скрипел. Она шла медленно, стараясь унять вьюгу, что бушевала в душе. Снежная буря загородила мысли, ветер взвыл. Рада, тяжело дыша, опустилась в кресло, и Володя помог ей придвинуться к столу, а сам сел напротив.

Служанки сунулись было в зал, чтобы разлить напитки да мясную похлебку, но Белолебедь взмахом руки прогнал их прочь и грозно потребовал у сына:

– Рассказывай.

Рада вздрогнула от его голоса. Она старалась смотреть вниз, на стол, чтобы выглядеть покорной невестой, как того требовали нравы.

– Я люблю ее, отец, – тихо молвил Володя.

– Я тоже много чего люблю. Хмель, например, и баню. – Филипп разговаривал так, будто Рады здесь не было, и обращался лишь к сыну. Он наполнил себе и Володе по чарке.

Юноша растерянно замолк. Рада тоже не могла ничего сказать и тихо злилась на бездействие жениха. Володя ссутулился и выпил чарку медовухи, протянутую отцом.

– Рада невероятная. Красивая, умная, добрая, – заговорил он. Девушка закатила глаза: слова прозвучали так, будто он пытается убедить в этом себя, а не отца.

– И безродная. Торговка с базара, как я понял? – перебил Филипп и повернулся к Раде. – Бедная сиротка, которой повезло окрутить сына богатого купца?

– Да, сирота, – пробормотала девушка.

«Твоими стараниями», – хотела бы добавить она, но язык еле ворочался. Белолебедь снова уставился на сына.

– Значит, по сердцу она тебе?

Володя кивнул:

– По сердцу. Жить без нее не могу.

– Что ж, могу ее оставить в служанках, раз жить без нее не можешь. И тебе хорошо, и ей. Хочешь ведь, девка, жить в богатом доме? – Филипп снова обратился к Раде.

Девушка сжала юбку. Дикий крик так и рвался наружу, лишь страх не давал ему покинуть тело. Она ведь предупреждала Володю, что так все и будет. Богач не примет ее в семью.

– Отец, она моя невеста, – проявил твердость юноша. – Завтра мы отправимся в княжеские палаты и поженимся.

– Никаких палат, – махнул рукой Филипп. – Попрошу князя, чтоб не одобрил ваш союз. Будет служанкой.

– Отец…

– Сын.

Рада боялась вступить в разговор. У нее оставался последний способ смягчить Белолебедя. Надо были лишь…

…запеть.

Русалки обучили ее своим тайнам. Голос – оружие мертвых дев, надо только правильно им пользоваться. Для чар подойдет любая песня, надо только представлять, как ее слова паутиной обволакивают жертву, проникают в душу, заслоняют посторонние мысли. Человек должен слышать песню. Влюбляться в мелодию и слова. Тогда он покорится чарам русалочьего голоса.

Рада не была русалкой в том понимании, в каком были речные девы. Однако она, как и те девы, была мертва. Их голоса шли из мира Нави, потому и имели силу.

И Рада запела.

Отец и сын тем временем спорили и не обращали внимания на девушку, которая шевелила губами. Она шептала слова, вдыхая в них чары, и песня становилась громче.

Лети, душа моя, под седыми облаками.

Живи, душа моя, на вершине неба

Или упади в сердце мира Нави.

Помни: лишь любовь согреет сердце.

Песня превращалась в воздух, наполняющий зал. Филипп вдыхал его, не понимая, что поддается чарам. Вот уже его грубый голос смолк, Белолебедь повернулся к Раде. Склонил голову. Мечтательно, будто глядел в окно, подпер щеку ладонью и вслушивался в слова, которые притягивали и топили в себе, как болото. Чары манили его на глубину. Гнев больше не омрачал толстощекое лицо Филиппа, наоборот, его озаряла добродушная улыбка. Купец откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе, и прикрыл глаза. Он наслаждался песней, и Рада поняла – у нее получилось. Получилось на время пленить Белолебедя. Девушка старательно продолжала петь, ведь чем дольше длится песня, тем дольше сохранятся ее чары. Надо было не только успеть заручиться благословением на союз с Володей, но и пожениться в княжеских палатах. Раде понадобится день-два. Она надеялась справиться со всем за время, пока не выветрились чары. Жаль только, что после песни девушка останется совсем без сил. Русалкам пение давалось легко, а Раду оно истощало, и если на прогулках с утопленницами девушка восстанавливалась с помощью чужой крови, ради которой они и охотились, то в усадьбе напасть на человека она не могла.

Белолебедь плавно покачивал головой из стороны в сторону в такт песне и мычал, видимо, подпевая. У Рады поплыло перед глазами. Пора было заканчивать, но не успела она завершить пение, как хлопнула дверь в зал. Девушка обернулась, и слова иссякли сами собой. Рада едва удержалась, чтобы не закрыть рот руками.

На пороге стоял он.

Год назад

Скакунами мчались месяцы. Рада дни напролет проводила в лесу подле Ягини: помогала собирать травы, следила за хозяйством да готовила снадобья. А по ночам резвилась с русалками. Уже привыкла она и к купаниям в ледяной воде, и к чарующим песням, что раскурочивают душу. Уже забыла девушка про то, как обучалась воровству. Имя Морока, как и имена его учеников, давно обратились в прах.

– Больше не ищут тебя, – обрадовала девушку Ягиня, вернувшись с базара. – Похоже, забыли.

Рада, раскладывавшая на ткани травы, чтобы смыть с них пыль и высушить, резко перевела взгляд на тетку. Последний год она пряталась от людей. Боялась, что ее найдут и заточат в темницу. Лесное одиночество засосало Раду, словно болото, не оставило воздуха, необходимого для полноценной жизни. Ей хотелось вернуться в люди, и Рада осторожно спросила:

– И что теперь?

– Теперь? – повторила тетка, уставив руки в бока. – Теперь будешь думать головой и не ввязываться в неприятности. Можешь снова ездить в град, на базаре торговать. Но чтоб о Мороке я больше не слышала!

– Хорошо, – покорно кивнула Рада.

Ее и саму не тянуло больше ни к воровству, ни к таинственному, холодному Мороку.

Оковы уединенной жизни наконец разбились, и Рада снова могла выходить в люди и показываться миру. С Ягиней они договорились ездить на базар по очереди.

В тот месяц очередь была за девушкой. Поутру она надевала сарафан и расчесывалась, не глядя в зеркало, которое отражало лишь тьму. Ягиня переживала за воспитанницу и расхаживала перед ней, не замолкая:

– Новости все разузнай. Что людям надобно, не поменялась ли власть в граде, не забредают ли лишние путники в лес наш…

Не только торговля ее интересовала, но и слухи. И любопытно, и полезно. Чем больше о людях ведаешь, тем сильнее они доверяют, когда им о них же рассказываешь. Селяне из окружных деревень любили заглядывать к тетке не только за лечебными снадобьями, но и за советом, оставляя взамен подарки или угощение. Так и выживала Ягиня в суровом лесу, так и росла ее ведьмовская власть над людьми.

– Все разузнаю, – кивнула Рада, подхватывая с лавки корзину и на ходу прощаясь с теткой.

Девушка побрела по лесной тропинке, которая вскоре вывела ее к полю. Светало, и цветы только начали расправлять свои яркие юбочки. Подолом сарафана Рада смахивала с них росу. Но мысли уплывали вдаль: она не замечала ни цветов, ни солнца, что вздымалось над полем. Девушка с нетерпением ждала дня, когда вернется в люди, но сейчас путы страха затягивали тело до того туго, что становилось тяжело дышать. Вдруг ее, воровку, узнают? Схватят и уволокут в темницу? На этот раз рядом не будет Морока, который поможет сбежать.

Рада закрыла лицо руками. Растерла его, словно смывая нехорошие мысли, и быстро зашагала вперед.

Привычный путь – ближайшая деревня, добрые люди, согласные подвезти девушку в своей телеге, – и она оказалась на базаре. Град, как обычно, кипел жизнью. Повсюду носились дети, на площади танцевали скоморохи, а толпа гуляк и покупателей, которые на выходных приехали на базар, несла девушку вперед. Мало что изменилось с последнего приезда Рады сюда. Перед глазами стояли все те же длинные торговые ряды, где смешивались запахи фруктов и выпечки, кожи и металла, домашних птиц и свежего мяса. Товар на любой вкус и кошель.

Ягиня обещала в будущем выкупить место за прилавком, чтобы не таскаться по ярмарке с корзиной, но пока девушке приходилось как и прежде бродить вдоль рядов, проталкиваясь между покупателями и неловко выкрикивая:

– Сушеные травы! Отвары от хворей! Грибы да ягоды!

Голос ее, отвыкший от градского шума, утопал среди чужих голосов. Рада не пыталась их перекрикивать. Зарытый внутри страх того, что ее узнают, заставлял вести себя тише и сливаться с толпой. Девушка с усилием тащила за собой огромную корзину, наполовину прикрытую покрывалом, и лишь изредка напоминала о себе. Куда больше она сейчас слушала других и рассматривала товары на прилавках. Рада забрела в ту часть площади, где торговали заморскими тканями, одежами и обувкой. С завистливым восхищением девушка оглядела кожаные сапожки и меховые накидки, платья и сарафаны, что и княгиня не побрезгует носить; пояса, расшитые жемчугом, кокошники и шапки, на которых каплями чистой воды блестели каменья. Рада задержала дыхание. Возле девушки притихли и другие покупатели в таких же простеньких залатанных одеждах, как у нее. Всем хотелось полюбоваться на красоту. Если б не тяжелая корзина, то Рада весь день тут простояла.

Вдруг чья-то рука упала ей на плечо. Девушка вздрогнула, подавляя крик, и обернулась. Напротив она увидела знакомое лицо, на котором красовалась недоверчивая улыбка.

– Рада, ты, что ли? – спросил юноша, вглядываясь в нее.

Она узнала Макара – одного из учеников Морока, – но не ответила. Юноша, впрочем, был уверен в своей правоте, и подтверждение ему не требовалось.

– Давно тебя не видно, – он понизил голос, – после того случая. Хорошо, что Морок помог тебе сбежать.

– Хорошо, – легонько кивнула девушка.

Она не знала, чего ожидать. Макар выглядел доброжелательным, но он был вором и не заслуживал доверия. Он знал тайну Рады и мог припугнуть девушку тем, что сдаст ее градской страже, а за молчание потребовать плату. Потому Рада на всякий случай отступила назад, сделав вид, будто разглядывает дорогие одежды на прилавке, а сама только и дожидалась момента, чтобы улизнуть.

– Нравится? – Макар указал взглядом на лавку. – Все тут столпились, любуются. Представь, сколько денег купец домой повезет, когда все распродаст. Нам такое и не снилось.

Рада угукнула и незаметно сделала еще один шаг в сторону толпы. Но юноша не отступил, юркнул меж людей и снова приблизился к девушке.

– Не думала вернуться к нашему делу?

Рада помотала головой:

– Нет. Опасно это все, сам понимаешь. – Она постаралась улыбнуться.

– Будто с голоду помирать не опасно, – буркнул Макар со вздохом. – Каждый выкручивается как может, сама знаешь.

– Знаю.

– Не хочешь на последнее дело с нами сходить?

– Нет, – наотрез отказалась девушка. – С Мороком больше не связываюсь.

– А я не с Мороком работаю. Мы с друзьями теперь, без него. Странный он. То ли мы так сильно выросли, то ли он помолодел. Нечистая сила какая-то… Не замечала?

Рада пожала плечами. Замечала, но не хотела обсуждать это с учениками Морока. Юноша продолжил:

– Поэтому обучились мы да ушли. Теперь сами, без него воровством промышляем. Присоединяйся.

– Нет, я…

– Я же вижу, как ты на богатства эти смотришь! – Макар зыркнул на полные дорогих нарядов лавки. – Помоги нам в последний раз. И тебе хорошо – свою долю получишь, и нам славно – помощь-то нужна.

– Кого грабить собираетесь? – напряженно уточнила Рада.

– Этого купца, у чьей лавки стоишь, – хмыкнул юноша. Девушка посмотрела на краснощекого мужчину, который поправлял ткани после того, как любопытные покупатели их рассматривали. – Мы уже все продумали, все безопасно. Поможешь по старой дружбе?

Девушка прищурилась. Не было между ними никакой «старой дружбы», Макар просто не позволял ей отказаться, и кто знает, какими способами станет ее уговаривать. Вдруг на угрозы перейдет? Лучше согласиться. И вправду – лишними, что ли, будут монеты награбленные? В последний раз же.

– Хорошо, – на выдохе произнесла девушка. – Что я должна делать?

К вечеру Рада вернулась к Ягине. Не стала делиться с ней гнетущими мыслями, предупреждать, что снова ввязалась в темные дела. Тем более, может, и обойдется все… Целая неделя оставалась до ограбления.

Но та пролетела слишком быстро. На исходе седьмого дня небо надрывалось дождем. Вскоре купец со своими богатствами должен был выезжать из града, и Рада надеялась, что непогода разрушит его планы – а вместе с этим планы ее бывших знакомых. Но обстоятельства не сжалились над девушкой. Едва стемнело, как дождь перестал лить, и пришлось Раде незаметно выбираться из теткиной избушки. Ливень прижал траву к земле, и за девушкой тянулись отчетливые следы. «Нехорошо это», – подумала она, оглядывая темные полосы на траве. Но делать нечего – пришлось идти на опушку леса, где их прежде собирал Морок и куда нынче наказал явиться Макар: место далекое, незаметное, но в то же время запоминающееся. За долгий путь Рада успела вспотеть от бега и промокнуть от воды, стекающей с мокрых веток, цеплявшихся за одежду. Летник можно было выжимать, и Рада расстегнула его, от спешки не чувствуя холода.

К опушке леса она пришла последней. Тяжело дыша, девушка оглядела учеников Морока: пять человек с ножами и дубинами. Трясущаяся от усталости Рада была шестой. И зачем она понадобилась им, неужели без нее нельзя обойтись? Не успела девушка задать вопрос, как подельники двинулись в чащу, держась неподалеку от дороги, пересекавшей лес. Здесь должен был проезжать купец. Людей, по заверениям Макара, его сопровождало немного: пара стражей, с которыми они легко справятся.

– А я-то вам зачем? – спросила все-таки Рада.

– Как зачем? Помогать будешь.

Девушка покачала головой и усмехнулась.

– Ну да, я ж сильнее стражников, вмиг их поборю, даже без дубинки. Врешь ты. Зачем я вам?

Она замедлила шаг, давая понять, что не пойдет дальше, пока не получит ответ. Макару тоже пришлось отстать от остальных ребят. Он нахмурился:

– Морок попросил тебя вернуть. Снова станешь его ученицей.

– Морок? – опешила Рада. – Ты же сказал, что больше с ним не работаешь!

Юноша пожал плечами:

– Соврал. Иначе ты бы не согласилась.

– Так я сейчас откажусь.

Рада остановилась. Макар схватил ее запястье и, потянув дальше, перешел на гневный полушепот:

– Еще чего! Теперь никуда не денешься. Либо с нами пойдешь, либо стражникам тебя сдам. Морок нас всех спас, ремеслу обучил, мы должны быть ему благодарны.

В его голосе девушка уловила почитание, граничащее с безумством. Спорить побоялась.

– Поэтому, – продолжил Макар, – сейчас поможешь нам.

– А потом?

– А потом отпустим тебя, – пообещал юноша. – Таков уговор с Мороком, о большем он не просил.

Девушка почувствовала, как от страха немеют ноги. Недаром Кощей и Ягиня в один голос убеждали ее, что нельзя связываться с Мороком. Но теперь обратного пути не было, и оставалось только надеяться, что все обойдется. Лишь одно дело – последнее – и ее отпустят. А Макар тем временем волок девушку дальше, едва поспевая за остальными. Она не сопротивлялась, но и ему назло не спешила.

Вскоре грабители выбрали хорошее место близ дороги. Повалили дерево, чтоб купеческой повозке пришлось остановиться, а сами схоронились за кустами. Днем бы не рискнули напасть, а ночью и спрятаться легче, и напугать уставшего купца проще. Редкий олух выезжает с богатствами своими по ночам, но Морок заранее выкупил все горницы на постоялом дворе, чтобы тот не смог переночевать в граде, и любезно подсказал купцу, что остановиться можно в деревеньке за лесом. Да заверил, что места здесь спокойные, ехать безопасно и недолго.

Не знал купец, насколько его обманули.

– Стой за этим деревом и не выходи, пока не позовем, – приказал Макар девушке.

Рада спряталась за большим стволом, от которого пахло мокрой листвой и грибами. Ноги утопали в успевшей подсохнуть траве. Все молчали, и каждое покашливание, каждое движение или случайный звук казались чересчур громкими в лесной тишине. Лишь изредка поднимался свистящий ветер, а вместе с ним вдали каркали вороны, будто предвещая что-то нехорошее. Рада озябла и покрепче завернулась в летник. Она не знала, сколько длилось ожидание, когда наконец послышался конский топот.