Школа. Никому не говори. Том 1.

– Например, наваждение наслать. Когда будем спускаться, бесёнок притворится ступенькой, ты ногу поставишь – и провалишься! Вот смотрю на поляну: трава высокая, и, если б не ветер, даже с высоты не увидела б торчащих железяк да подозрительной, явно глубокой лужи. А ведь о железки можно споткнуться, упасть и крепко разбиться. Место будто предупреждает, что чужакам не радо, и демонстрирует опасности.

– Да, согласен, железяки зачётные! Покажу их на днях Коробкину. Вдруг удастся вытащить да на металлолом сдать. Я бы и не заметил, если б не ты. Спасибо!

– Знаешь, почему я хотела увидеть водонапорную башню? – Люба хмуро взглянула на иронично настроенного парня.

Ибрагимов вопросительно наклонил голову.

– У Стивена Кинга (писатель американский) есть роман «Оно». Весьма жуткий! Имир и Паша читали, подтвердят. «Оно» – чистое зло, пришедшее на Землю из других миров. Без имени. Питается страхами. И охотится, в основном, за детьми. Чего боятся дети? Того, чего не понимают. Заброшенных мест, больных людей, смерти, клоунов…

– А клоуны причём?

– Потому что против смеха и веселья всегда кошмар и ужас. В книге клоун-людоед – один из обликов зла. «Оно» всегда заманивало людей в стоячую тухлую воду: канализация, заброшенная водонапорная башня. Где нет движения, обновления, жизни. В книге героям здорово досталось именно в водонапорке: дети столкнулись с призраками и всякими кошмарами…

– Поэтому ты и заинтересовалась парком? Думала поздороваться со жмуриками и нечистью?

– Нет, конечно! То есть, не совсем… Хотела почувствовать атмосферу.

– Заброшенных зон?

– Да. И, глядя на буйство природы над останками человеческого обитания, я понимаю, почему зло в книгах и даже в верованиях оказывается не земным… Есть нечисть, образовавшаяся от людей: младенцы, брошенные на голодную смерть в лесу, ожившие покойники, вурдалаки, оборотни, русалки, кикиморы… А есть нежить, у которой нет человеческих корней. Так откуда она взялась на Земле тогда?.. Кинг, между прочим, многие образы и мотивы взял у Лавкрафта (я его раньше читала: в классах шестом-седьмом). Помню, одолела «Зов Ктулху» и сильно перепугалась.

– Почему?

С лица Сэро уже слетела насмешливая ирония. Люба говорила проникновенно, с поразительным убеждением, демонстрируя богатую начитанную натуру. А тишина и дикая заброшенность места, солнце, собравшееся к закату, порывы шального ветра доделали остальную работу с воображением парня. Цыган целиком включился в Любин монолог. Мурашки чувственно начали бегать по коже, зрачки завороженных глаз постепенно увеличивались. Юноша замер и обратился весь во внимание.

– Потому что в работах Лавкрафта прослеживается чёткая идея: зло прибыло на Землю задолго до появления людей. Оно умеет манипулировать большими массами, находясь в мёртвом сне в гробницах древнего города-кладбища на дне мирового океана. У зла есть имена: Ктулху, например. Это космическое древнейшее божество. Опасное и совсем не доброе. «В своей обители в Рльехе мертвый Ктулху спит в ожидании своего часа». Возможно, именно чужеродное зло и создаёт нечисть из людей на этой планете.

– Понятно. Хотя нет, не понятно! А кого ты в начале перечисляла?

– Когда?

– Когда говорила про болото: черти, потом ещё что-то…

– Болотники – покровители болот, людей стараются утопить. Блуждающие огоньки светятся в темноте, заманивают человека в трясину. Стрыги или стригои – карпатские вампиры, вылазят из могил по ночам. Карпаты – горы на границе Украины и Румынии (могу ошибаться: не сильна в географии). С Карпатами много преданий связано, особенно мистических. Граф Дракула родом из Карпат. Он румын. Читал Брэма Стокера?

– Так, знаешь что?!.. Хватит с меня страшилок! Довольно уже жути нагнала! Как можно такое читать?!

Люба неопределённо пожала плечами.

– Мне нравится. Люблю мистику и детективы. Тебя же прикалывает провоцировать милицию в парке поздно ночью, а потом, сверкая пятками, драпать. И я, заметь, не осуждаю!

– Это реальная ситуация в реальной жизни! А ты намолола полную жуть! Бессонницей случайно не страдаешь после ужастиков?

– Хорошо, больше рассказывать не буду. Извини. – Люба поняла, что много разговаривает. Ей стало неудобно за собственную болтовню.

Сэро вскочил, отряхнулся.

– Пошли быстрее отсюда! Солнце потихоньку садится. В темноте не увидим выступов и петель – тяжело спускаться будет. Да и по лесу с поляной в сумраке топать не очень приятно.

Спускались школьники в полном молчании. Ибрагимов пошёл немного вперёд Любы для подстраховки: всё-таки назубок знал стены, а ей осталось только повторять. Но на всякий случай впечатлившийся парень проверял каждые петлю и выступ – вдруг бесовское наваждение, мало ли.

***

Вернувшись после посиделок на балконе водонапорки, Люба в веранде обнаружила обувь брата – дорогие, начищенные до блеска кожаные ботинки – и незнакомые чёрные туфельки на шпильке с острым носиком.

В коридоре пахло сигаретным дымом да смесью духов, сырокопчёной колбасой, цитрусом, алкоголем. Из комнаты брата раздавались смех и приглушённое звучание зарубежной романтичной мелодии.

Александр (мама называла сына Шуриком) с родителями не жил, но комнату за собой держал. Там хранились некоторые его вещи и самое святое – дорогой японский музыкальный центр. Мощный, с двумя колонками! В тяжёлом советском комоде с четырьмя огромными ящиками лежали сотни кассет, сложенные в определённом порядке. А в бельевом шкафу, что был вмонтирован в проём стены, – полчища DVD-дисков.

На Солнечный №27 Шурик приезжал редко, но метко: когда хотел побыть наедине с музыкальным центром и записать сборник понравившихся хитов или когда ругался с очередной женщиной.

Женщин у брата было много. Женился Александр лет в двадцать, будучи в армии, на дочке генерала. Родился совместный ребёнок. Через четыре года совместной жизни Шурик ушёл от жены и вернулся к родителям. После сходился то с одной дамой, то с другой и проживал на их квартирах.

Брат Любы не был иждивенцем. Он имел высокий доход от собственного бизнеса, ездил на крутой иномарке, дорого одевался – в общем, был при деньгах и слыл завидным женихом. Женщины Сашу любили – из любого бара да ресторана он непременно выходил с новой спутницей. Более того, Люба у школы иногда встречала вишнёвый джип брата, в котором тот ждал окончания уроков очередной любовницы-старшеклассницы.

Если сегодня родственник привёл в отчий дом разовую интрижку, значит, он разошёлся с сожительницей и с неделю будет жить здесь, пока не появится новая. Родители не запрещали старшему сыну таскать в хату сомнительных дам для плотских утех и претензий не предъявляли.

Женщины Шурика – все до единой, будь то первая жена, сожительницы или любовницы – совершенно не нравились Александре Григорьевне, да и понравиться ни при каких условиях не могли. Мама уверенно и безапелляционно считала, что сын выбирает лишь меркантильных ленивых потаскух. Плевать, что у девушек – приличное воспитание, образование, хорошая работа, собственное жильё. Шлюхи – и точка!

Каждый раз, когда комната старшего брата оживала, Люба чувствовала себя в родном доме чужой. Мама годила сыну, потакала его желаниям, стирала одежду, готовила любимую еду и требовала такого же отношения от младшей дочери.

– Учись на брате, доченька, мужчине годить! Одежда должна быть начисто выстирана, комната убрана, а еда приготовлена та, какую мужик любит! Ты обязана работать, а не зависеть от него. Детей здоровых рожать и ничего взамен не просить. Не зарься никогда на деньги мужа! Умей угождать, ни в чём не отказывать и быть полезной! Тогда мужчина ни к кому не уйдёт и дети без отца не останутся!

Мнение, желания и чувства Любы при этом никого в доме не интересовали. Слово Шурика для матери было законом. Будто хозяином дома был не отец и даже не мать, а брат. И всё крутилось вокруг него. А Люба тушевалась, пряталась в своей комнате, в двери которой (в отличие от комнаты брата) замка не было. К дочери старшие заходили без стука, резко открывая дверь, не то что к сыну.

Ощущение движения жизни, воли и радости, что поселилось в сердце школьницы от прогулки с Сэро, стало серым и болезненно стухло. Сколько времени пройдёт – час или больше – когда тихоня, стыдясь пройти по коридору, услышит из спальни Шурика ритмичный скрип кровати и постанывания? А завтра после школы ей как всегда по требованию матери придётся убирать территорию брата от объедков да мусора после бурной, страстной ночи.

Люба прошла в гостиную, поздоровалась с родителями, смотрящими телевизор, быстро перекусила и закрылась у себя в комнате.

Сидя перед учебником и раскрытой тетрадью, девочка никак не могла взяться за уроки. Она блаженно прикрывала глаза, и воспоминания рисовали облачное небо, закат, порывы свежего ветра, вид на город и ступеньки водонапорной башни. Школьница чувствовала запах Сэро. Брюнет пах целой смесью; тихоня разделила её на ароматы свежепожаренной молодой картошки, сдобной булочки с изюмом, лавандового туалетного мыла и мускатного ореха.

Поспеловой нравилось, когда её новый приятель улыбался. Зубы ровные, белые. Губы изогнутой, чётко очерченной формы. Улыбка манящая, уверенная и нахальная. Каждый раз, когда Ибрагимов по-доброму улыбался, язвительно усмехался или заразительно смеялся, Любино сердце ёкало и бухало вниз, и девочка в смущении отворачивалась. Что-то было в пацанской улыбке одуряюще колдовское для зажатой тихони. Школьница закрывала глаза – улыбка появлялась, и ритм девичьего сердца устраивал канонаду, а душа ликовала.

Нет-нет, старшеклассница не покушалась на сердце повесы: она была настолько не уверена в себе, что даже мысль о пробной попытке постараться понравиться Сэро душилась на корню. Ибрагимов позволил тихоне с собой общаться, пригласил уже второй раз погулять, не отвернулся после её позорных откровений о семье… Люба зажмурилась от нахлынувшего стыда, поморщилась, сжала челюсть и, сгорбившись, втянула голову в плечи.

«Чёрт дёргал за язык, когда я посвятила Сэро в мерзкую историю с мужиком, подвёзшим до школы! Опозорила себя, разболтав про мамины запреты ходить на дискотеки и общаться с парнями. А сегодня ужастиками грузила. Нафиг ему нужна эта информация? Разве идеальные девочки рассказывают подобную чушь мальчикам? Виноградова, Илютина и Рашель могут мёртвому понравиться, потому что умеют поддерживать беседу и кокетничать. Какая же я глупая и отсталая!»

Дверь в комнату со скрипом распахнулась. Люба, будто проснувшись, вернулась в реальность и уставилась на вход.

– Уроки учишь?

– Да, мамуль. Что-то нужно?

– Поговорить с тобой хотела. О нашем, о женском. Как в школе дела? – Александра Григорьевна прошла в комнату и присела на кровать.

– Всё хорошо! – Подросток насторожилась.

«О нашем, о женском» могло означать только одно: наставления да поучения по вопросам девичьей непорочной чести и достоинства, вреде отношений с парнями до брака, а ещё подозрения да попрёки в непристойном поведении – постыдные, унизительные, грубые и неприятные до слёз. Никогда беспрекословно послушная Люба не давала почвы для подобных замечаний, боясь расстроить родительницу хоть в чём-то, но тем не менее всё равно оказывалась без вины виноватой.

«Мама узнала про Сэро? Про прогулки с ним вместо библиотеки? Что я вру? Как я была в районе школы №4? Или про сегодня? Что делать?!»

Ответ пришёл сам да именно такой, как учил находчивый Сэро: врать и выкручиваться. Школьница съёжилась на стуле и виновато, словно щенок, посмотрела на хмурую мать.

Александра, будучи в тяжёлых думах, пугливую реакцию подростка расценила как признак девичьей невинности и благопристойности.

– Миша как к тебе относится? Внимание обращает?

Тихоня, перекрестившись в мыслях, выдохнула. Крюков был сильным уважаемым хорошистом. Нет, не лидером и главным красавчиком, как Тимофей. Крюков таковым стать не стремился, да и озорным забиякой не был. Рыжеволосый и конопатый, он придерживался нейтралитета и трудолюбиво учился, чем заслужил почтение в глазах педагогов.

Александре Григорьевне нравился Михаил, и она видела дочь замужем непременно за ним. А что такого? Семья Крюковых – уважаемая и порядочная. Отец – пожарник, мать – швея, трое детей (Миша – средний), все прилично воспитаны. Дом хороший. Не такой большой, как у Поспеловых, но и не хибара. Если Миша женится на Любе, то чего ещё матери для счастья дочери надо? Он тихий, спокойный – такие мужья и нужны! Мужа надо выбирать не по любви, дабы потом локти кусать да в подушку плакать, а по расчёту, чтобы замужем тихо, спокойно да удобно было. Не красавца, дабы гулял потом от жены, а обычного. С лица воды не пить. Неприметно жить вместе и детей растить – тихое семейное счастье дорогого стоит!

– Хорошо относится, мам. Внимание? Обращает. Наверное.

– Наверное?

– Мы особо не сталкиваемся. И сидим на разных рядах.

– Ну и что?!.. Люба, вы в одном классе учитесь! Быка надо брать за рога! Хороших женихов быстро разбирают! Пока ты телишься, его Виноградова или эта Рашель подцепят!.. Замуж не хочешь удачно выйти?!

– Хочу. Просто… Кажется, он мне не нравится.

«Конечно, Крюков мне не нравится: он некрасивый и занудный! Я ему не нравлюсь тоже: Миша уже который год таскается за Аней Рашель. Тем более он ржёт надо мной с шуток Степанченко! Да, уверена, Крюков меня за девушку не считает, как и остальные мальчики в классе».

– Сделай, чтоб понравился! Выпендривается она! Парень порядочный, хороший, симпатичный. Или любви большой хочешь?.. Который тебе, доченька, раз повторяю: большая любовь плохо заканчивается! Сколько про свою молодость рассказывала, помнишь?.. Без ума влюбилась в самого красивого одноклассника! А он, скотина, будучи помолвленным со мной, бесстыже таскался налево! Я подушку слезами насквозь промочила, долго от обиды плакала. Так же хочешь?

– Нет, мамочка, не хочу!

– Слушай родную мать! Разве я плохое посоветую? Держись от красавцев подальше, а Крюкова бери на абордаж! Проси Бортник посадить вас вместе, предлагай ему домой вдвоём ходить. Клянчь, наконец, помощь с уроками (дурой притворяться выгодно). Женщине вредно быть умной. Мужики не любят, когда бабы хоть в чём-то их лучше. Чтобы не остаться в старых девах да выйти замуж, глупенькой прикинуться полезно. Поменьше говори, побольше Мишу слушай и хвали! Поняла?

– Да, мам.

– Миша светленький, как мы. Масть нашу, как говорится, не испортит. Никаких чёрных в нашем роду! От них – одни неприятности!

Люба вздрогнула и с тоской подумала о Сэро и Имире. Близнецы относились к ней лучше, чем весь «русский» класс.

– Не все чёрные плохие, – робко высказалась девочка.

– Не все, само собой! Есть единицы порядочных нацменов.

– Кто такие нацмены? – спросила тихоня значение слова, которое за пятнадцать лет здорово намозолило ей уши.

– Национальное меньшинство. Так их в СССР называли и волю не давали! Союз рухнул, и они распоясались! Едут к нам всякие армяне, турки да узбеки с казахами, рабочие места отбирают, землю занимают… Помню, как мой родной брат (Царствие ему Небесное!) смолоду жениться на Настьке хотел! Папа её аварцем был, а мама – турчанкой. Красивой Настасья была, как икона! Волос чёрный, густой, кучерявый, глаза огромные, ресницы как крылья бабочки… Бабушка против была. Говорили всей семьёй: «Лёня, масть испортишь! Будут дети чёрные курам на смех!». Еле отговорили: не женился, слава Богу.

Люба много раз слышала эту историю. Несчастная Настя, со слов матери, долго за дядей плакала, замуж так и не вышла, постепенно зачахла и лет в тридцать умерла. Дядя Леонид женился на русской девушке Капиталине, которую подсунула семья, – не по любви, а по требованию. Она была светленькой, как бабушке и хотелось, но всё равно любимой невесткой не стала. Прожили в браке Леонид с Капой как кошка с собакой, родили двух дочерей. Помер дядька от сердечного приступа в тридцать три года, пережив первую любовь всего на пару лет.

– Ты тоже с брюнетом встречалась, мама.

– С Юркой, что ли? – у Григорьевны от воспоминаний смягчилось лицо и нежно закатились глаза. Она любила пересказывать дочери события бурной молодости по много раз. – Отец его табасаранских кровей. Да, Юра чёрный был, красивый! Невысокий. Я специально каблуки одевала, чтоб выше быть. Мне так хотелось позлить его, только он не злился совсем. Нравилась я ему!

– А он тебе?

– Ну, он мне… – Товарный кассир вздохнула. – Как сказать…

– Как есть.

Женщина, медленно подбирая слова, заговорила.

– Юра умный был, перспективный, чернявый и красивый, как царь! Все девки хотели Юру заполучить, но он ухаживал только за мной. Жениться мечтал. А я дурачилась! Мать ругала, что чёрный он, но кто её слушал?

Товарный кассир замолчала.

– Юрочка должен был предложение сделать, но опоздал на поезд. А я, королева, разозлилась и отомстила! В тот вечер Василь (на ж/д работали вместе; давно приглянулась я ему, только он мне не по сердцу был) подошёл и говорит: «Поженимся?». Я с психу согласилась. Не явился в срок – выйду за другого!

Комнату проглотила давящая тишина.

– Через пару дней Юра вернулся, а я помолвлена… Он так плакал, так плакал!

– Ты могла разорвать обещание папе! Почему не сделала?

– Вредная и капризная была, – неопределённо дёрнула плечами женщина. – Сама переживала очень, но видела мучения Юры и злорадствовала: «Вот тебе! Будешь знать, как на поезд опаздывать!». Юра и с Василём разговаривал. Отец сказал, что не держит меня, пусть сама решает. Вот я и решила, что раз слово дала, то забирать назад нечего.

– Не жалела потом? – Люба с сочувствием глядела на мать, что погрузилась в грустные воспоминания, склонив низко печальную голову с короткой перманентной стрижкой.

– Жалела! Тосковала! И Юра тосковал. Потом женился один раз, второй. Всё неудачно. Я Шурика родила. Дом строить начали. Прошлое, ничего не вернуть! Да и не надо. Вон мы с Василём, что, плохо живём?.. Душа в душу! Шурика вырастили! Осталось тебе ума дать.

Люба смущённо улыбнулась.

– Надеюсь, ты с парнями лишнего в школе не позволяешь? Родителей не позоришь?

Перемена темы была настолько неожиданной, что у Любы от удивления вылезли из орбит глаза.

– Нет! – ошарашенно выдавила десятиклассница.

– Смотрю, щёки розовые, пылают. Лицо округлилось, будто отёчное. Влюбилась? Или с кем на ветру обнималась-целовалась? Не беременна часом? – Александра смотрела на подростка грозно, строго, не принимающим никаких «но» взором. А перед глазами у женщины стояли близнецы – сыновья Алмаза. Особенно бесстыжий нахал с разбойничьей улыбкой.

Люба боязливо подогнула под стул ноги и, сгорбившись, вжалась в сиденье, пытаясь испариться вон.

– Только опозорь! Принеси попробуй в подоле! Я за срам перед порядочными людьми тебе на одну ногу встану, а другую – оторву!

Ох сколько раз девочка слышала за прожитые годы эту фразу! Григорьевна произносила её всегда непримиримо, жутко, враждебно. Так и звенело между слов: «Убью без суда и следствия, помилования не будет!» Десятиклассница фатально верила в намерения родительницы, поэтому мальчиков остерегалась как огня.

– Нет, мама! Я не беременна и ни с кем не целуюсь! – трусливо оправдывалась школьница, чувствуя абсолютную вину за то, что позволила усомниться в своём целомудрии.

– Дочь, платье берегут снову, а честь смолоду! Народная мудрость проверена не одним поколением! Подальше держись от нацменов! Они на русских никогда не женятся, только пользуются, позорят и брюхатят! Много чёрных в старших классах?

– Армяне, вроде, есть. Мальчики и девочки.

– Кучей своей собираются небось?!

– Нет, со всеми общаются. Армяне открытые, компанейские. С ними все дружат!

– Только проститутки с ними якшаются! А цыганских парней много?

Григорьевну волновало одно: знакомо ли её дитя с Алмазовыми пострелами. Но Люба интуитивно, не зная о стычке матери и Сэро в товарной кассе, сообразила, как надо ответить.

– Не замечала, мам! Ни одного не знаю.

Тихоня состроила честнейшее лицо.

– Ну и слава Богу! – Александра радостно выдохнула и облегчённо взмахнула рукой.

В коридоре грохнула дверь спальни брата. Раздался женский смех. Потом дверь ещё раз хлопнула, и всё утихло.

***

Проводив Поспелову, Сэро встретился с Коробкиным, который поджидал друга на железобетонных ступеньках у берега реки. Оба парня до самой ночи сидели у водной глади, покрытой ряской, курили да вели разговоры о своём, о пацанском.

Денис опять поругался с Леной. Она на днях узнала про очередную его интрижку из параллельного класса и подралась с соперницей до крови и крепких синяков прямо в школьном коридоре. Сегодня как раз их всех с родителями к директору вызывали. Приятного было мало.

– Чтоб леший эту тупую корову побрал! – ругался Денис. – Какого ей надо постоянно драться?! Ну узнала и узнала, дальше что?

– Бросил бы ты её и жил своей жизнью, – решил дать совет Сэро, слушавший возмущения приятеля вполуха.

Денис бросал Лену за вспыльчивость и назойливость. Лена бросала Дениса, проклиная за неверность и обиженно причитая. Расставания обоим школьникам хватало на пару – тройку недель. Затем Лена возвращалась, кокетничала и заигрывала. Не теряя времени даром, Денис просил прощения за своё поведение. Девочка тоже извинялась и обещала больше не истерить. Порочный круг из подарков, поцелуев, любви да нежностей, а потом новая интрижка – новая истеричная драка, порой даже между ними обоими.

– Новую тёлку уламывать долго придётся, – подумав, возразил Коробкин.

– Да уж как-нибудь уломаешь! – съехидничал цыган. – Озабоченный придурок, блин! На черта тебе безмозглая Ленка?! Дура тебе даже не нравится!.. Ой, только не надо прикидываться валенком! Нахрен мартышка не сдалась, не заливай! Чисто как собачку комнатную держишь, лишь бы рядом болталась.

– Я к ней хорошо отношусь! – попытался оправдаться шатен. – На днях денег дал на шмотки и в рестик в центре несколько раз водил. Всё заработанное потратил!

Коробкин подрабатывал в автомастерской дяди. Парень хорошо разбирался в ремонте машин, техники, умудрился даже починить старый отцовский мотоцикл, бесхозно валявшийся в сарае (папаша да старший брат уже восемь лет сидели в тюрьме).

– Нахрена этой курице хорошее отношение?!.. Ленка раскатала губу, что твоё тулово будет у неё на поводке. А ты постоянно выставляешь её дешёвкой, таскаясь за каждой упругой задницей и смазливой рожей!

– А что такого?!.. Я женился? Нет!.. Гуляю, с кем хочу и где хочу!

– Так и обозначь дуре! Свободные отношения.

– Говорил! Она визжала как резаная: я не дырка на одну ночь!

Сэро, не удержавшись, расхохотался.

– Придурки вы оба!

– Кто бы говорил! – огрызнулся шатен. – Играешься с кралями, потом кидаешь!

– Не кидаю, а расстаюсь за ненадобностью, – деловито парировал цыган. – Я ни с кем не обозначаю себя в паре и встречаться не предлагаю. У меня нет девушки.

Старшеклассники недовольно покосились друг на друга. Денис задумался, прикусив губу.

Было в их дружбе что-то нездоровое. Неправильное. Неправильной была манера обоих парней пускать девушек по кругу. Друг от друга – и обратно. Денис мог познакомиться с дамой, но шуры-муры с ней заводил Сэро. А бывало, цыган приводил в компанию подружку, а забирал её Денис. В душе Коробкин чувствовал себя хуже Ибрагимова: не таким обаятельным, не настолько привлекательным – и злился. В отместку шатену хотелось отбить у самоуверенного цыгана подругу. Но не ту, что легка на помине. А такую, на которую брюнету будет совсем не всё равно. И когда эта девушка уйдёт к Денису, цыгану станет очень больно. Обидно до слёз и неконтролируемого желания кого-нибудь убить.

Коробкин знал, что Ленка вздыхает по Сэро. Парень подметил это давно, когда впервые привёл в компанию одноклассницу, чтобы познакомить с друзьями. Тогда сверстница раскисла от близнецов и напрочь забыла о нём. Сначала она попыталась соблазнить Имира, но умнику понравиться – неисполнимая задача. Имир холоден и на чары девушек не падок. А Сэро… Цыган повода никогда не давал, но как же, блин, Ленка украдкой пожирает его глазами!

Денис, почувствовав прилив ярости, сжал кулаки. Сэро заметил и напрягся.

– Ты чего?..

– Да так! Вспомнил, как отца с братом судили.

Давно стемнело. Зажёгся неподалёку от подростков фонарь. Мимо прошаркала запоздалая тётка с авоськами. Денис вытащил пачку сигарет, угостил цыгана. Парни прикурили и затянулись.

– Имир не курит, – зачем-то упомянул Коробкин известный факт.

– Ну да. Ты это к чему?

– Да так, к слову! Ты тоже, вижу, не в привычке.

– Хочу – курю. Не хочу – не курю. Поговорить больше не о чем?

– А Люба курит?..

– Кто? – Сэро оторопел.

– Люба. Девочка, которую ты к хате Пахана приводил. Дымит?

– Нет, не про неё.

– Оно и видно! Приличная. В «Торнадо» ни разу не видел. И в других местах – тоже. Домашняя мышка? Хорошо учится и маме не перечит?