Инверсия

С его работой, если это можно было назвать работой, Ферос редко задерживался в ней надолго и уж точно никого и никогда туда не приводил. Ферос догадывался, что его работодатель знает, где он спит по ночам, но больше – никто. Он не водил сюда даже шлюх, всегда встречался с ними на нейтральной территории.

В этой квартире не было кухни, потому что Ферос не готовил, у него даже не было холодильника. Но был огромный стол, где он чистил оружие, а посреди него стояла кофемашина. Вместо кровати в его квартире на полу лежал матрац, застеленный простынёй. В одиноком шкафу висела только однообразная чёрная одежда. Другой он не признавал. Тени быть тенью.

Всё остальное свободное пространство Ферос использовал для тренировок. В центре его берлоги висела боксёрская груша, которую он ежедневно молотил с остервенением, выплёскивая из себя всю ярость, которую он должен был скрывать.

А ещё в его квартире был замаскированный секретный сейф, полный оружия. Он напичкал его стволами не так давно. Когда он впервые пришел в le milieu[5] на нем были лишь джинсы и футболка, а из оружия при нём был только охотничий нож.

Тогда над ним смеялись. Ферос, хоть и был высок, всё-таки был тощ и костляв. Мэтр[6] даже не хотел говорить с ним. Но Ферос был упорен. Он сказал, что вызывает на бой любого из beaux voyous[7] прямо здесь и прямо сейчас.

Такая наглость заинтересовала мэтра, и он вызвал против него здоровенного бугая. Все тогда смотрели на Фероса снисходительно, ожидая что из зала его вынесут вперёд ногами. Каково же было удивление мэтра, когда Ферос вышел победителем, почти не получив ранений. Ферос дрался, как лютый зверь, за что и получил своё прозвище.

– Зачем ты решил прийти в среду? – спросил его тогда мэтр.

– Мне нужно зарабатывать себе на хлеб, – просто ответил Ферос.

Кровь из разбитой губы противно текла по его подбородку, но он не спешил вытирать её и смотрел на мэтра с независимым видом.

– Так иди на работу, – тут же ответил ему мэтр, картинно разведя руками.

– Я рос на улице. Никому не нужен мальчик, который с трудом читает, – с кривой ухмылкой ответил Ферос.

– Где ты рос?

– В Бельвиль[8], – оскалился Ферос.

Мэтр понимающих хмыкнул и больше вопросов ему не задавал. Фероса приняли в клан той же ночью. Какое-то время он был простым бойцом, но его исполнительность, честность и результативность очень быстро сделали его главным палачом клана.

Он забыл о жизни в Бельвиль и в Сен-Дени[9], ему больше не приходилось думать о том, чем набить живот сегодня, у него стали водиться деньги. Но Ферос быстро понял, что тратить их ему некогда и не на что.

У мэтра всегда были для него задания. Феросу приходилось мотаться по стране и миру так, что он давно забыл, что такое дом. Смешно! Когда он был нищим, он называл своим домом дыру под путепроводом, а теперь, когда стал богаче, на земле вообще не стало места, которое он мог бы назвать своим домом.

Всё временное. Всё ненастоящее. Так же, как и девочки, льнущие к нему с двух сторон. Они алчными взглядами окинули его с ног до головы и быстро оценили стоимость его часов и грубой кожаной куртки. И их глаза, смотрящие на него, были также пусты, как его собственное сердце.

Ферос не дал себе погрузиться в собственные мысли. Веселье вокруг набирало обороты. Джон, разделивший с кем-то дорожку кокаина, вошел в раж и утащил упирающуюся девчонку в сторону туалетов. Никто ему не помешал. Его «друзья» кричали и визжали, уже давно забыв о поводе, который собрал их здесь. Они просто радовались халявной выпивке и наркоте.

Одна из девочек недвусмысленно потёрла ширинку Фероса. Он посмотрел на неё чуть внимательнее. Парик, густо накрашенные глаза с лопнувшими сосудами, надутые губы, надутые сиськи. Идеальная любовница на вечер.

Ферос приобнял её за тонкую чуть костлявую Талию и прижал к себе поближе. Девушка удовлетворенно мурлыкнула и распласталась у него на груди. Ферос знал, как закончить этот праздник поскорее.

Он пошёл с танцпола и поманил девушку за собой. Та без вопросов последовала за ним в сторону туалетов. Вслед им полетели скабрезные выкрики. Кто-то подбадривал Фероса, кто-то ему советовал, что и как нужно делать. Он старался не слушать.

Девочка рядом с ним изображала скромность. «Ну где же твоя невинность, малышка?» – подумал Ферос. «Наверное, ты потеряла её так давно, что даже не помнишь, что это такое – стыд и смущение.»

Когда они закрылись в просторной кабине, девочка потянулась его лицу, но Ферос остановил её.

– На колени, – тихо, сказал он.

Не изменившись лице, девушка встала перед ним на колени и подняла на него взгляд. Ферос не стал облегчать ей задачу. Он выжидающе уставился в её намалёванная потёкшей тушью глаза и многозначительно выгнул бровь. С такой же с неизменной приветливой улыбкой девушка потянулась к его брюкам. Вжикнула молния. Ферос закрыл глаза и постарался отрешиться от своей памяти и сосредоточиться на физических ощущениях. Кончить он сможет только так.

[1]Féroce (фр.) – лютый.

[2]Мужик, парень (фр.)

[3]Регион на севере Франции.

[4]Булонь-Бийанкур, пригород Парижа. Сам Париж крайне мал. Большинство жителей, считающих себя парижанами, обитают в его так называемых пригородах, хотя расстояние от пригорода до центра Парижа может быть меньше десяти километров. Один из самых населенных и престижных пригородов Парижа – Булонь-Бийанкур. Он находится на юго-западе от центра Парижа, с трёх сторон окружен Сеной, с четвёртой стороны соседствует с Булонским лесом.

[5]Среда (обитания), середина (фр.) Эвфемизм для слова «мафия» на французском языке.

[6]Le maître (фр.) – хозяин, мастер. Одно из названий босса мафии на французском языке.

[7]Славные парни (фр.) Эвфемизм для слова «бандит».

[8]Bellevile (фр.). Дословно – красивый город. Район города и одноимённая станция метро. Считается самым криминальным районом Парижа. Центр поселения мигрантов.

[9]Один из самых опасных пригородов Парижа.

Глава 3

Свете целый месяц было непонятно и скучно. За свою долгую семейную жизнь она привыкла о ком-то заботиться. О Руне, о Сашке… На это у неё уходила прорва времени и моральных усилий. Её голова и руки всегда были заняты.

Света как-то попыталась рассказать об этом Сашке, но тот её не понял. Он тогда спросил: «А в чём разница, сварить борща не на одного, а на двух? Или вещи закинуть в стиральную машину?» Света тогда просто захлопала глазами.

Те, кто искренне считает, будто женщина, вступая в семейную жизнь, продолжает выполняет ту же самую работу по дому, которую делала раньше для себя, глубоко заблуждаются. У свободной девушки в холодильнике болтается недогрызенной стебель сельдерея, миндальный орешек и открытая пачка йогурта. Когда же в её жизнь входит мужчина, холодильник приходится регулярно наполнять тем, что мужчины называют настоящей едой. Вместе с этим приходит необходимость её планировать, закупать, доставлять, сортировать, готовить и утилизировать.

Грязное бельё вдруг начинает материализовываться тут и там в квартире в невероятных количествах, хотя до замужества оно обитало только в корзине для стирки. Первое время Света даже с трудом верила, что один человек может произвести столько грязной одежды и так хаотично разбросать её ровным слоем по жилплощади.

Пол во время брака вдруг начинает пачкаться не в два, а в шестнадцать раз быстрее. Света иногда пеняла Сашке: «Не тебе убирать, вот ты и забываешь снимать ботинки. Попробуй сам!» Сашка на это ухмылялся, целовал её и говорил: «Светик, мне некогда, ты же знаешь у меня работа».

Это было правдой. Когда они поженились, Свете было двадцать семь, а Сашке – уже тридцать четыре. Недавно его повысили в его компании, и он стал заведовать экспортом какой-то кучи товаров. Пропадал на работе с утра до ночи.

Впрочем, пеняла она ему редко. Она не могла дать мужу детей, поэтому пыталась дать хоть что-то. Как-то незаметно все домашние дела перекочевали на Светины плечи. Она встречала это с радостью, ей казалось, что таким образом она показывает свою любовь к мужу. А Сашка всегда благодарил её, был предупредительным, вежливым, и со временем Света вросла в это. В эту заботу о другом человеке и своей животинке. Cвета бежала домой с работы, зная, что там Руна, что Сашка без нее не сможет даже разогреть себе обед.

А теперь всё это пропало. Ей просто незачем больше было идти домой. Её не ждали ни Сашка, ни Руна. У неё даже неполитой бегонии на подоконнике не было. Первое время после расставания Света не знала, куда себя деть. Она приходила с работы домой и просто сидела перед телевизором, абсолютно не зная, чем себя занять.

Смешно сказать: она даже скучала по тому времени, когда была занята бытом. Она ведь даже обижалась на Сашку, выговаривала ему, что со временем он перестал замечать в ней женщину, стал видеть только непостиранные носки, непоглаженную рубашку или несваренный борщ… А теперь безо всех этих рутинных дел она была потеряна. Она совершенно не знала, как структурировать собственное время.

Вот и сегодня Света просто пялилась в стену, пятно солнечного света на полу медленно ползло от одной стены к другой под тиканье настенных часов. На диване за годы использования образовалась продавлина, и Света то и дело в неё скатывалась.

«Нет! Ну это невозможно! Спать на этом диване было ещё горше, чем сидеть! Интересно, а перетянуть диван – это трудно?» И хоть Света могла себе позволить новый диван, выбросить этот было жалко, диван был ещё очень крепким. С этими мыслями Света посмотрела на свой ноутбук, от нечего делать открыла его и ввела запрос: «Заменить обивку дивана». Видео на эту тему было предостаточно.

Зазвонил её телефон. Света доплелась до консоли и посмотрела на экран. Звонила Алиса Лисицына. Теперь – Алиса Росс. Проверяют, блин! Конспираторы доморощенные! Девчонки в «Гермесе» знали, что Света тяжело отходит от развода после долгого брака. Они, к Светиному смущению, видели её состояние, когда она впервые после расставания появилась в офисе. С тех пор они невзначай звонили ей каждый день или через день.

Замужние коллеги перестали с ней разговаривать об их семейной жизни и детях, если Света не заговаривала об этом сама. Это было так нарочито, что Света едва не смеялась, но всё равно ей была приятна такая поддержка. Подруг у неё не было. Единственными людьми, с которыми она общалась, были Сашка и её коллеги. Так что, такое внимание со стороны девчонок было очень даже приятно и полезно. Света улыбнулась и подняла трубку.

– Привет, Светик! Как твои дела?

– Да неплохо, – вздохнула Света. – Скучно только. Как сын?

– Отлично! Весь в папу. Сегодня расколол дверцу шкафа. Случайно.

– Кошмар! Не поранился? А что, он уже ходит? – встревожилась Света.

– Ходит, ходит, – хихикнула Алиса. – Не поранился. Бронированный с рождения.

Света услышала в трубке ритмичные глухие звуки, похожие на удары.

– Это что у тебя там? – с интересом спросила она.

– А! – протянула Алиса. – Это Хев тут молодит грушу. Ни дня без тренировок. Говорит, надо быть во всеоружии, чтобы от дочки женихов отгонять.

– Это он загодя озаботился, – хохотнула Света.

Алиса сейчас пребывала в той трогательной стадии беременности, когда животик уже округлился, но ещё не превратил миниатюрную Алису в огромный аквариум на ножках. Муж её носил на руках и даже на пролетающих мимо неё голубей смотрел с угрозой. Алиса продолжила:

– Кстати, не думала сама чем-то заняться? Очень много времени отнимает. И попа сразу красивая. Это тебе и Инесска подтвердит, да и я – тоже.

– Чем заняться? – не сразу сообразила Света.

– Да хоть чем. Спортом. Любым. Что ты умеешь делать?

– Да ничего я не умею! – пожала плечами Света. – Так, в универе лёгкой атлетикой немножко занималась.

– Ну вот и вперед! – воскликнула Алиса. – Почему нет? Дуй на улицу, погода хорошая как раз!

– В Лондоне? – засмеялась Света. – Откуда ты знаешь нашу погоду?

– Нюхом чую, Свет!

– У нас льёт, как из ведра!

– Вот и прекрасно! Зато не перегреешься! – на сдавалась Алиса. – Сходи хотя бы погуляй, что ли? Девчонки говорят, ты безвылазно дома сидишь.

– Сижу, – повинилась Света. – Совершенно не знаю, чем заняться. Контрактов как-то нет. Дачи у меня тоже нет…

– Ну вот! Прямо сейчас собираешься, прямо сейчас выходишь на улицу!

Света согласилась, чтобы Алиса от неё отстала. Они продолжили болтать о каких-то мелочах, но Алисины слова засели у Светы в мозгу. А и правда, зачем она закрылась в этой квартире? Как будто похоронила себя!

Света была честной с собою, и призналась, что не страдает по Сашке. Любовь к нему, если она вообще была, угасала медленно. Сначала он был представительным мужчиной, красиво ухаживал за ней, был внимателен и предупредителен. Света купилась на это. Но со временем то ли быт, то ли рутина заставили его поменять отношение к жене.

Света чувствовала, как Сашка отдаляется от неё. Ей казалось, он стал привыкать к тому, что Света всегда есть. Она всегда под боком, всегда ждёт его дома, её не нужно больше добиваться. Да, ему похоже, и не хотелось.

Света не была роковой женщиной. Она не умела создавать вокруг себя этот антураж недоступности, экзальтированность, или чего там ещё мужчинам надо для пробуждения их охотничьих инстинктов. Ну вот эти инстинкты в Сашке и угасли постепенно.

Света чувствовала, что становится для него кем-то вроде любимого домашнего питомца, которого надо кормить и выгуливать иногда. Питомцем, к которому не испытываешь той глубокой душевной привязанности, которую Света ожидала иметь с супругом.

Эта нехватка эмоций со стороны мужа начала беспокоить её, и Света пыталась с Сашей поговорить. Он отмахивался всё время и отдалялся всё больше и больше. Света какое-то время пыталась подкрашивать волосы, ходить по дому с макияжем или надевать симпатичные платья. Всё это Саша встречал с доброй улыбкой и удивлением. «Зачем так нарядилась? Ты же дома, кто тебя здесь видит?» «Ты! Ты видишь!» – хотела сказать Света, но не провоцировала скандалов.

Со временем Света просто сдалась. Она понимала, что работа для Сашки всегда будет на первом месте. Мама говорила, что это – хорошо, что мужик работящий, но это глодало Свету. Она ощущала, что чувство, вспыхнувшее между ними так ярко, со временем тускнеет больше и больше. Вместо него осталась привычка и забота.

Какое-то время Света думала, что так и должно быть, что так происходит со всеми парами. Чувства остывают – остаются только привязанность, благодарность, верность. Вот на верности-то они и посыпались.

Света на удивление легко пережила измену. Ей было больше обидно не то, что Сашка полюбил другую, если он, конечно, её вообще любил. Ей было обидно что он ничего не рассказал ей, что он обманул её. Света всегда была честна с мужем, предельно честна, поэтому такого же отношения ожидал и от него.

Ну и да, Света признавала, что в ней было много злости на то, что Сашка ею откровенно пользовался. Он пользовался её чувством вины за бесплодность. Если уж он всё решил ещё тогда, когда Свете поставили диагноз, то тогда и надо было расходиться, но Сашка предпочёл иметь тёплый тыл во время поисков.

За этот месяц, что Света сидела в одиночестве, она много думала и, наконец, признала, что не всегда твой любимый будет относиться к тебе так же, как ты относишься к нему. К великому сожалению. Это осознание стоило ей десяти лет брака. От этого было тоскливо и мерзко, но не так уж и больно.

Света посидела с телефоном в руке ещё минуту, а потом хмыкнула и встала. Она нашла футболку и удобные трикотажные штаны, надела кроссовки, чтобы было удобно подольше погулять, и накинула сверху коротенькую курточку-дождевик. Наушники в уши – и можно выходить. На улице действительно шёл проливной дождь, но в этом был огромный плюс. Улицы были практически пусты. Москва принадлежала ей одной.

Света вышла в яблоневый сад, в тот самый, через который она шла, заплаканная. Сейчас ощущения были совсем другие: она вдруг ощутила этот божественный аромат омытых дождём зреющих яблок, запах мокрой листвы, напитанной влагой земли.

Яблоневый сад был маленьким, впереди уже показались дома. Света решила, что не хочет сейчас смотреть на людей, на серые здания, на дороги и машины. Ей хотелось остаться в зелени и тепле разгара лета.

Она развернулась и бодро зашагала в сторону Тропарёвского леса. Конечно, этот заросший деревьями участок Москвы было слишком громко называть полноценным лесом, но тем не менее, кроны деревьев там закрывали городские постройки, и можно было вообразить, будто гуляешь на природе.

Войдя под сень деревьев, Света вытащила наушники и прислушалась, закрыв глаза. Шелест капель по листве, чавкающий звук её собственных шагов по подмоченный утоптанной дорожке. Приятные, успокаивающие звуки.

Света, незаметно для себя, перешла на спокойный бег. К концу семейной жизни с Сашкой она корила себя за лишние килограммы, которые стали уже довольно заметны. Удивительно, но половина из них без Светиного участия куда-то самостоятельно улетучилась вместе с мужем.

А сейчас Света пробежала. Может быть, эта пробежка поможет ей проветрить мозги, а может, поможет подтянуть ослабевшие ноги и животик. В любом случае, это будет приятно. Девушка сама не заметила, как на её лицо вернулась лёгкая улыбка.

Света бежала всё быстрее и быстрее, расплёскивая грязь, и слушала шум леса вокруг. Впервые за последние месяцы ей было хорошо.

Глава 4

Одной из самых ненавистных для Фероса вещей в его milieu было то, что местом их сбора был ночной клуб. Хозяин владел сетью клубов в Париже и собирал своих ребят здесь. «Чтобы занять их чем-нибудь», – как он говорил. Если бы Ферос мог, он бы обходил такие места за версту. Извечные дребезжащие звуки, запах пота и алкоголя раздражали Фероса невероятно.

Но выбора не было. Мэтр скомандовал им всем по вечерам быть здесь, если не поступало других указаний, и Ферос приходил. Он снова сидел на своем излюбленном диванчике, откинув голову на спинку и прикрыв глаза. Он бы засунул беруши в уши, если бы мог. Другие beaux voyous отстали от него, когда поняли, что сегодня он совершенно не настроен ни на какую беседу. Они уже привыкли, что расшевелить Фероса бывает трудно.

Большинство же beaux voyous откровенно наслаждалось таким времяпрепровождением. Младшая челядь резвилась на танцполе, клеила девочек, занималась сексом, принимала наркотики. Старшие занимали отдельные ложи, VIP-залы и балконы и отдыхали более культурно, с профессионалками и дорогим алкоголем. Для beaux voyous это был смысл жизни. Веселье и преступления, которые помогали это веселье оплачивать. Феросу иногда бывало интересно, каково это, жить, как будто завтра не наступит, а мир лежит у твоих ног.

– Ты – Ферос? – послышался детский голос.

Ферос открыл один глаз и увидел перед собой молодого парня, которого взяли в milieu совсем недавно. Мальчик на побегушках.

– Тебя мэтр зовет, – продолжил парень, не дождавшись ответа.

Ферос поднял глаза на застеклённый балкон клуба. Он увидел мэтра, тот стоял у самого стекла и ждал. Убедившись, что Ферос смотрит на него, мэтр поднял руку и коротким жестом поманил его. Ферос тут же встал, автоматически проверив, прикрывает ли куртка кобуру на поясе. На душе сделалось скверно. Вызов мог значить только одно – новую работу.

Он кивнул мальчишке-посыльному и, не откладывая, пошёл в сторону лестницы, ведущей на балкон. Одна из стен клуба была полностью зеркальной. Ферос не любил смотреть на себя, в его доме зеркал не было вообще, но взгляд его невольно скользнул по отражению. Чёрная футболка, чёрные штаны, чёрный ремень, чёрные кроссовки… Даже волосы Фероса были черными. Он был тенью. Тенью, скользившей среди огней и извивающихся тел. Тенью, служившей мэтру.

Ферос легко взбежал по ступенькам, охрана знала его в лицо и пропустила без проверки. Как только дверь VIP-ложи за ним закрылась, долбящий звук музыки сразу стал тише, и Ферос едва заметно расслабился.

– Проходи, Ферос, – сказал ему мэтр.

Это был мужчина, которого Ферос ни за что бы не принял за босса мафии, если бы встретил на улице. Щуплый, среднего роста, средней внешности. Разве что, костюм на нём был дорогой, но это мог определить только тренированный глаз.

Мэтр вернулся за стол, за которым сидели ещё трое мужчин. Гобсек, Немо и Фролло. Они называли себя именами персонажей классической литературы. Настоящих имён в milieu не употребляли из соображений безопасности. Только те, кто друг другу доверял безоговорочно, представлялись настоящими именами. Ну или идиоты, вроде Жана-Джона.

Стол был сервирован, как в лучших ресторанах Парижа. Ферос серьезно предполагал, что квалификация повара, который готовил для мэтра, даже и не снилась пятизвездочным ресторанам.

Мэтр указал Феросу на свободный стул напротив него, Ферос молча сел. Перед ним был сервирован прибор, вилки и ложки блестели, будто сделанные из чистого серебра. За стол Фероса до этого дня не приглашали.

Мэтр широким жестом предложил Феросу угощаться. Тот окинул взглядом стол: рядом с фуа гра, к которой он был готов, стоял, судя по запаху, самый обычный луковый суп, омлет и алиго[1]. К ним Ферос и потянул руки без сомнений. Он знал – если повар мэтра решился выставить на стол столь простые блюда, значит, их вкус будет божественным.

Он не ошибся. Ферос с наслаждением поглощал омлет в полной тишине, нарушаемой только тихим звоном металла о фарфор. Мэтр с лёгкой ухмылкой смотрел на него.

– Ты меня удивляешь, Ферос, – тягуче сказал он.

Ферос, не ответив, поднял глаза.

– На моём столе есть блюда, стоимость которых такова, что ты никогда не сможешь позволить их себе, и тем не менее, ты выбрал самое простое.

Ферос пожал плечами и просто ответил:

– Мне нравится омлет, вот и всё.

– Вот и всё, – протянул мэтр и побарабанил пальцами по столу. – Я доволен тобой, Ферос.

Мэтр сменил тему, голос его стал громче и ниже. Трое его главных приближенных молчали, поглощая пищу и поглядывая то на Фероса, то на мэтра. При этих словах босса Немо и Фролло едва заметно поморщились, но не сказали ничего. Ферос отложил приборы – мэтр изволил говорить.

– Я доволен тобой, Ферос, – повторил мэтр. – В Бретани ты сработал очень хорошо.

– Я подготовился, – ответил Ферос ровно.

– Подготовься ещё раз, – сказал мэтр.

Этого он и ожидал. Ему снова придётся убить. Только что съеденный омлет неуютно заворочался у него в желудке. Ферос поднял внимательный взгляд на мэтра, ожидая продолжения.

– Дюпон вернулся в Париж, – проговорил мэтр вкрадчиво.

Его подчинённые не вздрогнули, это не было для них новостью. Дюпон был мэтром другой семьи. Он снюхался с корсиканцами, и это не нравилось мэтру. Дюпон захватывал чёрный рынок, а beaux voyous не любили конкуренцию.

Дюпон засел в Марселе и пользовался всеми благами ночной жизни порта. Товары из Африки, Греции, Египта, Алжира, Туниса, Марокко, отовсюду, откуда их только могли доставлять – всё это текло широкой рекой в сторону Парижа. Да и других городов тоже.

Мэтр был недоволен. Он привык контролировать всё, что происходит в Париже, а Дюпон ему в этом мешал. Beaux voyous Дюпона прокрались на улицы Парижа, как крысы, и начали реализовывать свой товар. На улицах начались конфликты, переходящие в резню, которая привлекала слишком много внимания. Это было нехорошо.

Ферос вернулся к тарелке, дожевал последний кусочек омлета и аккуратно промокнул рот салфеткой в полной тишине.

– Что я должен сделать, мэтр?

– В понедельник за утренним кофе я хочу прочитать некролог с именем Дюпона, – тихо припечатал мэтр.

Ферос, понимающий склонил голову, встал и коротко спросил:

– Разрешите приступить?

– Приступай, – кивнул мэтр, медленно прикрыв глаза.

Ферос спустился на первый этаж и зашёл в туалет. Он вымыл руки и поплескал в лицо холодной водой. Убедившись, что он один, он достал из скрытой кобуры пистолет и уставился на него, как на ядовитую змею. Рукоять жгла ему руку.

Он смотрел на оружие несколько секунд, ясно видя, как дуло само по себе, против его воли, медленно, миллиметр за миллиметром разворачивается в сторону его лица. Встряхнувшись, он развернул пистолет и проверил, полон ли магазин. Это было излишне – Ферос заряжал его сам, а значит, магазин просто не мог быть заполнен неверно. Ферос привык тщательно выполнять свою работу. Он спрятал пистолет и решительным шагом направился к выходу из клуба.

Дождливый ночной Париж встретил его холодным порывом ветра, ударившим в лицо. Ферос не запахнул куртку, такой холод ему было нипочем. Он любил запах этого города. Тишина, обступившая его после оглушительного рёва музыки, действовал на него умиротворяюще.

Ферос поднял лицо к небу, на него тут же закапали мелкие ледяные капли. Прямо над ним в небе стояла полная луна. Она отражалась в Сене, что чёрной нефтяной змеёй вилась по Парижу. Отсюда Ферос мог видеть даже остров Сите. Прекрасный вид в прекрасном городе.