Хранители Мира

Покинув сельский бульвар, наша троица пошла по тропинке, протоптанной не одним поколением жителей деревни, которая вела через овраг к обрыву. Затем круто спускалась прямо на узкий, но чистый песочный пляж. Едва завидев воду, мы не стали ждать с моря погоды, разделись на ходу, побросали одежду прямо на песок и бросились в прохладные воды Северского Донца, несущего их в Дон-Батюшку.

А дома бабушка Валя накрывала на стол. Её борщ был настолько вкусен, что его аромат я почувствовал аж на берегу реки. А пирожки, какие пекла! Ух! Пальчики оближешь! Очевидно, подгоняемые этими самыми божественными запахами на свете, мы дружно собрались и без промедлений отправились домой. Проходя через овраг, мы услышали грохот и громкий всплеск воды. От неожиданности все замерли на месте.

– Айда, посмотрим! – первый очнулся от оцепенения Сашка.

– Бежим! – крикнул Пашка, вторя ему, и побежал первым, а мы с Саньком за ним.

Выбравшись из оврага, мы понеслись быстрее ветра к обрыву, где уже не было тропы, ведущей вниз к реке. И половины пляжа, где мы только что барахтались в тёплой прозрачной воде, тоже не существовало. Тропа обрывалась, и под нами был, обрыв метров десять. Земля, желтая глина и камни, перемешавшись, рухнули вниз, похоронив под собой половину шикарного песчаного пляжа. Вода окрасилась в желто-коричневый цвет, образуя большое мутное пятно, постепенно уносимое быстрым течением. По её поверхности ещё расходились волны, унося с собой известия о произошедшем здесь обвале.

– Да-а… А, мы здесь пару минут назад купались! – глядя сверху вниз на всё это, произнёс я. – Задержись на пару минут, и была бы хана босякам!

– Это точно! – подтвердил брат. – Земли то сколько рухнуло!

– Кто бы мог подумать, на волосок от смерти были! – Сашка озирался по сторонам, то смотрел на меня, то на Пашу, словно, не веря в то, что мы остались живы.

– Ну, пойдём, или будем торчать здесь до скончания веков? – поторопил я своих товарищей.

– И вправду, пошли быстрей, а то пирожки стынут, – подтвердил Паша. – Мне больше нравится, их горячими есть, нежели холодными. Кусаешь, а оттуда пар струится из сочных фруктов!

– Пойдём… Пойдём. Да пошли уже, чего встали! – толкая нас ладошками в спину, закричал Сашка, голосом полным страха.

Обратно мы шли молча и быстро. Каждый размышлял о случившемся на берегу. Мне не давала покоя одна мысль, я, то и дело, к ней возвращался и прокручивал её в голове раз за разом. Было непонятно, как твёрдая почва, без трещин, промоин, и сползания грунта в реку могла рухнуть, ведь такие вещи не проходят незаметно. Не найдя ответа выкинул из головы, открыл калитку и первым вошел во двор, следом за мной Пашка и Сашка, тоже молча.

– О, случившемся, никому! Понятно? – сказал я шепотом, и окинул Сашку и брата строгим взглядом. – Зачем стариков беспокоить.

– Ясно, – ответили они хором.

Бабушка стояла у стола и нарезала хлеб, заслышав скрип петель, она подняла голову, и посмотрела на нас. Её красивые глаза пробежали по нам с ног до головы, убедившись, что все на месте, она улыбнулась и пригласила нас к столу.

– Вовремя, ребятишки, вы вернулись. Сашка, и ты давай садись ужинать с нами, не стесняйся! Чувствуй себя как дома!

– Ага, но не забывай, что ты в гостях, – продолжил он её слова.

– Не беспокойся, тебя это не касается, – ласково ответила она ему.

– Ба, а можно пирожок? – протягивая за ним руку, спросил Пашка и тут же получил по руке.

– Сначала помой руки, затем борщ и второе, а потом будут тебе и пирожки, и вареники со сгущёнкой и молочко парное.

– Пошли! – сказал я, потащив брата за собой к умывальнику.

Закончив водные процедуры, мы уселись за стол, и принялись методично и с отличным аппетитом уничтожать яства, выставленные на стол.

– Ба, а где деда? – поинтересовался я.

– В Краснодонецкой, наверно, задержался, – с едва заметным волнением в голосе ответила бабушка Валя. Дед такого никогда не позволял себе. Ужин для него святое, как, впрочем, и обед, и завтрак. Он считал, что совместные обеды и ужины укрепляют семью. Это у них в роду и передаётся из поколения в поколение, но в современной жизни наши родители это упускают из виду, а дед восполнял эти пробелы, воспитывая нас по своим старым традициям.

Переведя взгляд на сидящих по другую сторону стола пацанов, она поняла, что кроме меня никто не заметил её волнения, да и я сделал вид, что ничего не заметил. Мы уже переключились на вареники с красной смородиной и пирожки с яблоками и сливой, а деда всё не было.

– Всё, спасибо. Больше не помещается! – взмолился Сашка, отказываясь от очередной порции предложенной ему бабушкой.

– Может ещё пару вареников? – предложила она снова.

– Баб Валь, вы хотите, чтобы я лопнул?

– Нет, так нет, может молочка?

– Молочка… – задумчиво протянул Сашка, поглаживая себя по животу, – молочка, пожалуй, можно, но чуть позже.

– Ну, вот и отлично…

Тут скрипнула калитка, и во двор вошел дед. Он подошел к жене, взял её руку своей огромной ручищей, поцеловал и накрыл другой. Наклонился, чмокнул в щёчку, и тихим и искренним голосом сказал:

– Извини, родная, так получилось. Я не смог тебя предупредить, – тут он приблизился, чтобы поцеловать ее в ушко, так оно со стороны, в общем-то, и выглядело. Если б не мой слух. Мои барабанные перепонки уловили легкий шёпот. Еще мгновение и дед Павло сидел за столом и с большим удовольствием уплетал горячий борщ со сметаной и большим куском варёного сала (бабушка специально для него отваривала прямо в борще несколько больших кусков сала). Сидя в голове стола, он периодически нас внимательно разглядывал. Покончив с картофельным пюре и котлетами, перешел к десерту, при этом, не забывая нас изучать, а потом спросил:

– Хлопцы, ходили купаться-то? Как водичка?

– Отличная! Как молоко. Илья то прошёл, а вода по-прежнему тёплая! – ответили мы практически разом. Что вызвало у него улыбку.

Он прищурил глаза, глядя на нас как-то сразу на всех, но и на каждого в отдельности, мне всегда казалось, что, когда он так смотрит, от него нигде не спрячешься.

– Сегодня рухнул берег на Донце, вы слышали? – спросил дед.

– Откуда, мы тут уже давно! – соврал я. – Нас тут бабушка, как поросят перед убоем кормит!

– Если вас бабушка родная кормить перестанет, тогда совсем захиреете. Вашим-то родителям некогда! – отозвалась бабушка Валя на комплемент. – И что, сильно рухнул?

– Да, сильно. Участок где-то метров двадцать длиной и несколько метров толщиной. Эдакий маленький оползень, тонн на сто сорок.

– Кто-нибудь, пострадал? – с тревогой спросила она.

– К счастью никто, но говорят, что кто-то из детей там купался и, по всей видимости, они ушли перед самым обвалом.

– Слава богу, что никто не пострадал, – она перекрестилась и отошла от стола за новой порцией пирожков для деда. Он любил её пирожки до безумия, съедая их порой зараз до десятка. Зная это, она подкладывала ему самые красивые и большие. Это было ещё одним сходством Пашки со своим дедом.

Он оглянулся, проследил за ней любящим взглядом, и, убедившись, что она достаточно далеко, заговорил:

– Молодцы, пацаны, что бабе Вале ничего про обвал не сказали. Не надо её волновать такими новостями.

– Деда ты откуда знаешь? – спросили мы, нашему удивлению не было предела.

– Сорока на хвосте принесла!

Ужин затянулся. Под незатейливый разговор, со свежим парным молоком была опустошена ещё одна чашка с пирожками.

– Дедушка Паша, а вы нам расскажите свою историю? – поинтересовался Сашка.

– Я всегда выполняю то, что обещал. И вам советую держать данное вами слово.

После ужина время словно остановилось. Мы изнемогали, и не могли дождаться той минуты, когда дед освободится. По сути, на всё про всё времени было затрачено немного. Но стрелки часов словно приросли к циферблату, каждая минута тянулась целую вечность.

Солнце склонилось к горизонту, и листья в его лучах окрасились в красноватый цвет. Мы сидели на нашем любимом месте, цокольном выступе с лицевой стороны дома и молча ждали дедушку Пашу.

– Шурик, а ты своим сказал, что будешь у нас? – спросил я. – А то кинутся, а тебя нет. Поднимут шум.

– Я предупредил стариков.

Из-за угла дома, со стороны сада послышались шаркающие шаги. Повернули мы головы как раз в тот момент, когда оттуда вывернул дед. Его небрежно надетая рубашка с новыми полосатыми брюками, что подарила ему моя мама, и коричневые, в горошек, тапочки, смотрелись очень нелепо и даже немного смешно. Не знающий человек пренебрежительно сказал бы «Деревня!». Но мы то, знали его привычки, поэтому даже нисколько не удивились. Все знали, что он только что вышел из бани, построенной когда-то им же в глубине сада. Человек искупался, надел чистое бельё и вышел во двор, посидеть с друзьями на лавочке или сыграть в лото или карты. Сел рядом, и послал Пашку за стулом. Все-таки возраст уже не позволяет сидеть на камнях, даже пускай прогретых солнцем за целый день. Если человеку восемьдесят, то хочешь или не хочешь, надо побеспокоиться о своем здоровье. Брат принёс его любимый стул, с резьбой по дереву и мягкими вставками на спинке и сидении. Которые были сделаны из приятного на ощупь и мягкого материала серого цвета, которого я больше нигде не видел. Просидишь, бывало, на нем несколько часов кряду, а попа не уставала и не болела. И подлокотники сделаны очень красиво и удобно, словно кто-то сидел и специально подгонял их под руку. И это у него получилось! Чувствовалась рука настоящего мастера. Дед его называл троном царя Арты. И, несмотря на свою старость, трон не был подпорчен ни жуками точильщиками, ни гнилью. Если б сейчас такую мебель делали, ей бы износу не было.

Дед сел на свой любимый стул-трон. Посмотрел на великолепный закат, окрасивший в оранжевый цвет полнеба и на первую появившуюся звезду.

– Да, ребята, вы сегодня попали в интересное положение. Не страшно было? – спросив, очередной раз оглядел меня, Пашку и Сашку.

– Сначала нет, даже интересно было! – ответил я. – Потом страшновато стало, когда мы осознали, что задержись мы там ещё на пару минут, и для кого-то жизнь была бы уже закончена. Может даже для всех нас сразу.

– Ещё раз повторяю, молодцы, что бабушке не сказали. Ей нельзя волноваться.

– Деда, мы стараемся! – сказал Пашка.

Дед Павло ещё раз взглянул на небо, и его лицо посветлело. Наверное, он увидел то, чего давно так ждал.

Для нас, подростков, он был непререкаемым авторитетом, поэтому мы ловили каждый его взгляд, жест и старались походить на него. Он сидел, не обращая никакого внимания на всякого рода насекомых, особенно комаров, которые так и норовили укусить или приземлиться, выбрав для этого либо голову, или ухо. Мне очень хотелось поторопить его с началом рассказа, но я не решался этого сделать. Он не просто молчал, а искал тот момент своей жизни, с которого мог бы начать своё повествование. Дедушка не видел смысла рассказывать свою историю с момента появления его на свет божий.

– Начну-ка я свой рассказ, внучки, с того дня, когда меня забрали в армию. И служил я тогда в Новочеркасске, на «Куксах»…

***

Часть находилось на самой окраине города, и занимала большое пространство. В большом здании из красного кирпича, та называемого Екатерининского дворца, располагался штаб и казармы. Строения, узкие и длинные, стоящие параллельно друг другу и дороге, прилегающей к штабу части, были конюшнями, в которых находились кони Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Здесь же располагалась кузница, так как нас обучали кузнечному делу. И весь упор подготовки шел на то, чтобы хорошо подковывать лошадей. И мы учились, хотя не всегда получалось. Это ведь, ребята, не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Всё учение заключается в простых и нехитрых действиях. Лошадь заводят в стойло, берешь копыто, зажимаешь его между ног, снимаешь старую подкову, и напильником счищаешь с него старые слои костяного образования. Затем примеряешь подкову, и прибиваешь специальными гвоздями. Плохо почистил, подкова слетает, лошадь калечит ногу, соответственно выбывает из строя, а тебя под трибунал, вплоть до расстрела, за вредительство. Слишком хорошо сточил, тоже плохо. Слой становится тонким, и если конь сразу не почувствовал, то почувствует при первой же скачке, как гвоздь вонзается в живую плоть и травмирует копыто. Если это произошло сразу на месте, то лошадь может лягнуть, и это поверьте мне, больно. Но это меньшее зло. В противном случае тебя ждёт трибунал. В общем, мне удавалось балансировать где-то посередине. Вы думаете, что мы были честными? Как бы ни так! Иногда прибегали к разным уловкам.

В тот день, по-моему, это был понедельник, я должен подковать одну кобылу. Это своего рода экзамен на профпригодность. Сейчас бы это назвали госэкзаменом перед дипломной работой. С первой же минуты всё пошло наперекосяк. С начала молот упал на ногу, хорошо, что он был небольшой, но ноге легче от этого не стало. В общем, день начался ни к черту, всё валилось из рук. Тут ещё кобыла почему-то дёрнулась в самый неподходящий момент. Когда я заканчивал подковывать последнее, четвёртое копыто и стесал лишнего. Увлёкся немного! Ну, думаю, хана пришла! Единственный способ всё исправить, это заменить кобылу, на другую лошадь. Но как это сделать? Ведь рядом всё время торчит командир!

Вот здесь мне, первый раз за весь день, повезло. «Хоть что-то хорошего произошло за полдня!», – подумал я.

– Товарищ командир! Обратился к моему экзаменатору подбежавший боец, посыльный из штаба. Он запыхался, но старался говорить четко. – Вас… Срочно требует… к себе товарищ… комиссар!

– Сейчас буду! – отозвался тот.

Подошел ко мне, похлопал кобылу по крупу и сказал:

– Красноармеец Кошляков!

Я вытянулся по струнке.

– Заканчивай, я вернусь и проверю, – и далее продолжил более дружественным тоном, – дождитесь меня обязательно.

– Хорошо, Георгий Васильевич, – ответил я, зная, что на такой ответ он не обидится. Мой отец его знал хорошо, без пяти минут лучшие друзья. Помешала революция. Судьба их сложилась по-разному. Отец мой остался в селе. Потом в колхоз вступил, где вскоре был избран председателем. Его односельчанина Жору революционная бурная деятельность увлекла и протащила по всей России. После гражданской вернулся на Дон, и был прикомандирован сюда как лучший кадровый офицер Красной армии.

Военный из него получился очень хороший, толковый. Единственный его минус в том, что он не любил, когда начальники глупее него. На этой почве всегда возникали конфликты. Те, кто был поумнее, старались не упасть в грязь лицом, даже советовались с ним. А иные убирали его подальше с глаз долой, иногда с понижением в должности и звании. Подальше значит от себя. Вот и сейчас он был командир эскадрона. Зато дисциплину держал жёстко, особенно контролировал боевые навыки и мастерство, а также оружие и лошадей. Всё проверял лично. Ковка лошадей не исключение, здесь он позволял себе особые придирки.

Он говорил «конь друг и спаситель твой, чем лучше ты за ним ухаживаешь, тем больше шансов на спасение у тебя в бою». Впоследствии эта черта характера подвела его под расстрел…

Его чуть сутулая фигура скрылась за углом, и я начал действовать. Первым делом бросился в ближайшую конюшню где, если я не ошибался, в стойле стояла точно такой же расцветки кобыла. Память меня не подвела, лошадь там действительно была, но не кобыла, а конь! Но выбирать не приходилось, авось не заметит. Теперь осталось «самое простое», взять и поменять их местами. Что я, незамедлительно и проделал. Любая задержка была смерти подобна, поэтому, не теряя времени, я бросился подковывать нового коня. Работал усердно, быстро и профессионально, даже сам удивился, что не допустил ни одной ошибки или промаха.

Полное спокойствие наступило лишь тогда, когда последний гвоздь был вбит. Слева возле входа в кузницу лежала большая охапка свежего сена, на которую я решил опустить своё уставшее тело. Думая о том, что это меня вознаградил бог за мои мучения в первой половине дня, я незаметно для себя заснул.

***

Дед на секунду замолчал, посмотрел на небо, и улыбнулся.

– Что там? – спросил Пашка, не сильно заинтересованный его рассказом.

– Знак, это знак. Великий знак для людей посвященных, а таких очень мало. Вон, видите, три звезды выстроились вряд?

– Где? – спросил я.

– Вот слева от макушки вишни?

– А! Да-да, вижу. Вижу! – закричал Сашка.

Тут и мы увидели, планеты, выстроившиеся в ряд.

– Что это за знак? На что он указывает? – чуть встревоженно спросил я.

– Пока на то, что я вам троим должен рассказать всю свою историю, – ответил дед на мой вопрос.

– Ты заснул, и что же дальше? – напомнил брат, чтобы вернуть разговор в нужное и более интересное русло.

– Да, именно тогда я впервые столкнулся с тем, во что ты Пашка, бисова душа, так не хочешь верить, – продолжил дедушка свой рассказ. – Хотя, что там кривить душой, если бы мне в тот момент рассказали, то же, что и тебе, я бы никогда не поверил во весь этот бред, и ещё потом долго бы смеялся со своими друзьями.

***

Напряжение спало, солнышко пригревало не по-весеннему, меня разморило. Я открыл глаза, дабы убедиться, что поблизости нет офицеров. Но вместо двора воинской части, увидел красивейшее поле, всё усыпанное цветами, от которых исходил буйный аромат. И этот запах разбудил меня окончательно, сначала я с наслаждением вдыхал его полными лёгкими и медленно выдыхал. Дикое поле… Я один… И осознав, что полностью свободен, меня охватил страх. Я сел, опёршись на руки за спиной, ещё раз осмотрел поле. Оно было со всех сторон окружено тёмно-зелёной полосой векового леса. Никаких строений, никаких признаков жизни. Лишь высоко в ярко синем небе кружила пара птиц, очень похожих на соколов, хотя может и орлов. Они парили на такой высоте, что невозможно было разглядеть. Страх прошёл, но волнение оставалось.

– Нет, на такой высоте не увижу, – вглядываясь в бездонную синеву неба, произнёс я, страх от произошедшей смены места начинал вползать в мою душу, но соколы привлекли моё внимание.

Потом снова опустился на спину и стал наблюдать за пернатыми. Соколиная пара то поднималась на большую высоту, так, что я терял их из виду, то вновь спускалась. Иногда облетала все поле, высматривая себе добычу. Паря в тёплых потоках воздуха у противоположного края зелёного поля, что-то заметили и закружили на одном месте. Наверное, увидали свою добычу. Внезапно одна из птиц, та, что покрупнее, ринулась вниз с огромной скоростью. Я подхватился и присев, увидел, как сокол взмыл вверх, держа в своих крепких когтистых лапах трепыхающееся животное, похожее на зайца.

За спиной послышался шорох травы, словно кто-то крался. Мой слух обмануть нельзя, страх вновь окутал меня. Всё-таки незнакомая местность. Мало ли чего! Подчиняясь инстинкту, я снова опустился на траву, перевернулся на живот, не спуская глаз с того места, откуда, по моему мнению, должен появиться непрошеный гость. И он не заставил себя долго ждать. Лицо старика, высунувшегося из высокой травы, выражало удивление, но гость быстро справился с ним, вернув своему лицу абсолютное спокойствие, он жестом показал следовать за ним. Никто кроме того старика не видел моего лица. В ту минуту мне казалось, что моему удивлению и страху не будет конца.

– Ты кто? – пересиливая себя, спросил я незнакомца.

– Тс-с! – прошептал старик, приложив палец к губам, и снова поманил меня жестом, следовать за ним.

Моё шестое чувство подсказывало, что надо не сопротивляться незнакомцу, а сделать всё, как он просит, в данной ситуации мой страх, был мой враг. Старик остановился, прислушался. Покрутил головой то влево, то вправо, вдруг замер, ещё через секунду-другую он уже лежал ничком на земле, приложившись к ней ухом.

Тихо приподнялся на локтях и заскользил в траве, словно змея, а не человек. Мне ничего не оставалось делать, как продолжать двигаться за своим проводником.

Постепенно и мой слух уловил топот копыт. Он всё приближался и приближался, становясь всё громче. Стало по-настоящему страшно, затряслись поджилки. Старик, очевидно чувствуя приближающуюся опасность, увеличил скорость передвижения, при этом, практически не приминая под собой сочной травы. Я тоже поднажал, стараясь не отставать от него ни на сантиметр. Скажу честно, держать такой темп, даже для молодого и тренированного парня, как я, оказалось очень сложно, да и двигался не так грациозно. Особенно если к этому добавить какое-то колючее растение, кое всё время так и норовило угодить под мои колени и локти. Внешне оно очень похоже на нашу ежевику, растущую большими кустами в оврагах, разве что колючек больше, и они поострее будут, да стелется по земле.

Наконец мы добрались до кромки леса, которая послужила нам укрытием. Старик, добравшись до места, где молодая поросль создала естественную преграду от глаз человеческих, снова показал мне жестом следовать за ним по едва заметной в зарослях «волчьей ягоды» тропинке и скрылся в поросли. Чуть поколебавшись, я тоже нырнул в чашу. Идти пришлось недолго, шагов десять или пятнадцать, в самую гущу молодого подлеска. Тропа вывела меня на очень маленькую прогалину, где на поваленном дереве сидел мой новый знакомый.

– Присядь, – пригласил он, хлопая ладошкой по гладкому стволу.

Я покорно сел рядом и посмотрел на свои, слегка дрожащие от волнения и напряжения руки, потом перевёл взгляд на старика и посмотрел на него в упор, пытаясь понять, что это за человек, враг он мне или друг, и чего можно от него было ждать.

– Ты лучше, чем я думал, – загадочно произнес он.

– Не понял?!

– Складный м0лодец. Нам таков и нужён.

– И чо?

– Не перебивай, это неуважительно. Я початай в деды гожусь.

– Старик, да ты говори на русском языке, чего тебе надо. А то лепечет, не пойми, чего! – я от волнения и не понимания сплю я или нет, размахался руками, едва не задев незнакомца, но тот и бровью не повёл.

– Извини Павло, тебя так, по-моему, величают? Я волнуюсь, – мой собеседник опустил голову и принялся нервно тереть пальцы рук.

– Да не волнуйся батя, – заговорил я спокойней, видя, что и того трусит от неизвестности, это придало мне сил, – хоть я и здоровяк, но добрый в душе. Позволь спросить, откуда ты моё имя знаешь, мы ведь незнакомы?

– Поведаю. Что ж не поведать-то. Сказ у нас издревле идёт, что появится в наших землях м0лодец бойкий, да удалый, Богами одарённый.

– С чего взял, что это должен быть я? У вас тут чужих людей много бывает, может кто-то из них.

– Бывает не скрою, но они всё чаще приходят злые и с оружием, да со степей. А ты с неба пришёл.

– То есть? – удивлению моему не было предела. Такого поворота никто предвидеть не мог. Поначалу всё происходившее я принял за сон, и несколько раз сильно ущипнул себя за бок.

– Не помогло? – улыбаясь, спросил незнакомец, разгадав мои мысли.

– Что? А это! Нет… Похоже, что я не сплю…

Где-то совсем неподалёку раздались дикие, почти нечеловеческие крики, топот копыт, от которого задрожала земля.

– Что это? – встревожился я.

– Да, ничего страшенного, это князья выясняют отношения.

Звон мечей, крошащих всё на своём пути, разносился по всей округе. Птицы и мелкие зверьки разбегались во все стороны, встревоженные звуками кровавого сражения и топотом коней ратных.

– Мы в безопасности, – успокоил меня старик. – Извини, я продолжу. Ты появился в воздухе и плавно опустился в траву. Я благодарю БОГА, что последнее время шли дожди, и трава уродилась высокой. Она и позволила спасти твою жизнь. Ты опустился как раз в том самом месте, где сею минуту идёт жаркая битва.

Шум боя не затихал, а наоборот, набирал силу, становясь, всё ожесточённее. Битва была в самом разгаре, и нам было неизвестно, на чьей сейчас стороне перевес.

– Не спрашивай меня, как я нашел тебя, – с этими словами старик стал рыться у себя за пазухой и вдруг, извлёк оттуда что-то завёрнутое в потёртый, местами порванный полиэтиленовый пакет с некогда красивым рисунком на нём. Это сейчас пакетов, каких хочешь! Маленьких и больших, в магазинах валом лежит и то, мы их стираем как вещь, а не выкидываем, а тогда даже для меня он был в диковинку. А тогда их и в помине не было, даже мечтать о них никто не мог. Старик развернул старый, как он сам, пакет белого цвета с почти стёртыми буквами и цифрами, наверное, это были телефоны какой-то фабрики, чья реклама располагалась на пакете, и извлёк оттуда, чем меня действительно невероятно удивил, книгу в твёрдом переплёте!

– Вот, лучше почитай сам, – протянул он мне книжку.

– Где закладка лежит? – спросил я, беря её из рук старика.

– Да, прямо сверьху и читай.

– Угу, – я открыл книгу на нужной странице.

Текст был напечатан красивым ажурным шрифтом, довольно большим и приятным для глаз.

«Когда для вашей деревни наступят плохие времена, в тот год солнце будет закрыто луной и день станет ночью, появится человек и будет он тем, кто вам нужен. Он тот, кто спасёт вас от полного вымирания и забвения в истории…».