Тотем ночи

Олег Готко

Тотем ночи

У ночи голова Настоящего Волка, крылья Парящего Орла и злые когти Таящейся Совы. Отрежь Волку голову, оторви Орлу крылья, отруби Сове когти – и они придут к тебе после захода Солнца.

Старая индейская легенда

Ночь первая: «Жизнь среди людей»

23:59

Дул пронизывающий осенний ветер. В темноте корячились голые деревья. Одно за другим гасли окна в пятиэтажных домах по обе стороны одной из улиц небольшого полесского райцентра. В отдалении, на единственной на весь город девятиэтажке помигивал красный маячок. Около здания гостиницы в сотне метров от перекрёстка неприкаянными тенями топтались два милиционера. Один из них нервно бросил взгляд на наручные часы.

– Полночь, – мрачно проговорил Булха, опустил рукав казённого полушубка, поверх которого был натянут жёлтый светоотражающий слюнявчик, и зябко поёжился. – Так, йоперный балет, и замёрзнуть можно!

Часы спешили на одну минуту. Этого мистического отрезка времени старшему сержанту патрульно-постовой службы обычно хватало, чтобы никуда не опаздывать или, наоборот, открыть широкую пасть на конопатом лице и орать подчинённому, что ждёт остолопа уже целых шестьдесят секунд.

– И Васька, чмо блудливое, где-то подевался, – вздохнул Роман Шевчук. Ему совсем недавно стукнуло двадцать три, и был он младше напарника на два года и одну нашивку.

– Не к добру всё это, – на правах старшего каркнул Булха, и они разошлись.

Ситуация в самом деле была никудышная. Уже минут сорок прошло с тех пор, как наряд отправил водителя дежурной машины Ваську Черныша на вокзал за сигаретами и теперь торчал на ноябрьском ветру. Старшему сержанту отчаянно хотелось курить и бить полосатым жезлом по голове бродячих собак, потявкивающих из темноты. Других удовольствий ночное дежурство не предполагало.

Неожиданно послышался протяжный вой, и в скудном пятне света умирающего на пустынном перекрёстке фонаря появилась фигура мужчины. Мелькнула и исчезла. За ней протрусила стайка собак. Ветер швырнул вслед горсть палых листьев.

– Что это было? – свистящим шёпотом спросил Шевчук, мигом оказавшись рядом с Булхой.

– Граф – местный полудурок, – бывалый постовой похлопал его по погону с двумя лычками. Сделал он так не без умысла, а чтобы ненавязчиво подчеркнуть свою опытность. И добавил поучительно: – Собаки за ним как привязанные.

– А воет чего? – возмущённо сказал тот. – Да такого, как он, давно пора сдать куда следует!

– А собаки? – резонно заметил старший сержант. – Есть у них паршивая привычка кусаться…

– А-а, ну да… – стушевался сержант и пробормотал: – Не люблю собак.

– Вот-вот… – С этими словами они снова разбрелись в разные стороны.

Время продолжило тянуться чёрной жвачкой. Висящая на поясе у Шевчука рация иногда шипела и отрыгивалась.

– Не дай бог и это не он, – подал голос Роман, снова переходя дорогу.

Булха повернул голову и тоже увидел огни фар. Медленно, очень медленно они приближались.

– Кретин, ползёт как черепаха!

– Издевается, – подтвердил Шевчук, – урод!

Он поднял жезл и лениво помахал.

То, что произошло, ожидалось менее всего. Вместо того чтобы остановиться, машина увеличила скорость и пулей пролетела мимо.

– Что это с полудурком?.. – глупо хлопая глазами, пробормотал Роман.

– Сам ты полудурок! Это не полудурок! То есть не наш полудурок!

– А чей? – запутался в трёх полудурках напарник.

– Это полудурочный полудурок!!! – завопил сообразительный Булха. – У тебя рация работает?!

– Ну да. А что?

– Объявляй перехват! – скомандовал старший сержант. – Ты номера, случайно, не заметил?

– Случайно, нет…

– Хрен с ним! Всё равно объявляй! Я же говорил, что всё это не к добру!!!

Наряд засуетился как мухи над навозом. Шевчук послушно завопил в рацию о цвете машины и предполагаемом направлении движения. Булха же выматерился от души и принялся ещё пуще прежнего ждать Ваську, который по-прежнему шлялся чёрт знает где.

00:03

– И не спится волкам! – возмущённо заметил Сергей Бирюк – пассажир и большой друг водителя. К тридцати годам из него получился довольно упитанный любитель выпить и не ходить домой пешком.

– Всё из-за тебя, Бирюк! – не согласился на компромисс Вовка Данков – высокий и тощий одногодка Сергея, не склонный принимать на веру скоропалительные выводы. – Сколько раз я клялся, что выпившим за руль не сяду! Так нет же, угораздило, хулера ясна!

Оба подрабатывали жестянщиками, чиня битые машины. Занимались они этим более из необходимости жить, нежели по велению души. Сегодня благодарный клиент, поклявшись расплатиться в самом ближайшем будущем, выставил слишком щедрый магарыч. Это и послужило одной из причин, почему Данков поддался на уговоры друга. И если бы не настойчивые просьбы того подкинуть домой, то машина мирно стояла бы в гараже вместо того, чтобы петлять по переулкам и греметь подвеской на многочисленных колдобинах. Время от времени водителю приходило в голову, что дружба с Бирюком несколько однобока и нужна больше тому, чем ему самому. К чести Вовки нужно заметить, что такие мысли никогда не посещали его в трезвом состоянии.

– Да кто же знал!..

– Кто, кто… Твоя мама, – передразнил Вовка. – Теперь они объявят перехват, и будешь деньги на штраф сам собирать. Пальцем не шевельну!..

– Да ладно тебе, так сразу и штраф… Ты же не первый год за рулём!

– Ещё бы! – не без неуместного в сложившейся ситуации самодовольства, что только лишний раз говорило о количестве принятого на грудь, произнёс Данков. – Мастерство вождения не пропьёшь! Да для меня оно вообще, хулера ясна, как на ладони!

Лесть подействовала именно так, как Сергей и рассчитывал, но он тут же сам всё испортил фразой:

– И это чувствуется! Ты едешь, как хиромант по линии судьбы!

– Так ведь погоня!

– Я понимаю, что дорога – это линия судьбы, но не верю, что судьбы у нас – две сиамские сестры!

– А зря! – с этими словами Вовка так лихо вписался в поворот, что Бирюк лязгнул зубами.

Вот почему его следующая фраза прозвучала скорее просительно, нежели с претензией. Как и положено.

– Давай поставим машину где-нибудь в укромное местечко, а? И пойдём по домам… И, это, оставь мою маму в покое – у неё зрение плохое…

– Лучше бы они ослепли! – Жёсткий был человек и стоматолог по образованию Владимир Данков.

– Кто же спорит, Володя, ай! – тут Бирюк прикусил язык на выбоине. Профессии у него не было, но это совсем не мешало тоже не любить людей. Правда, если приятель это делал несколько выборочно и с жаром, то Сергей человечество ненавидел всё скопом, но как-то вяло. – Ты бы не гнал, а то мама меня точно больше не увидит. И тебя, кстати, тоже.

– А номера? – начал переживать о своём владелец машины. – Заберём с собой?!

– Не закатывай истерику! Нутром чую, что всё обойдётся.

– Что ты ещё чуешь, хулера ясна? Как будешь доказывать волкам, что ты не верблюд с регистрационным номером ноль пять два шесть семь?

– Боюсь, что это таки твоя проблема, – согласился Сергей и вдруг толкнул друга локтем. – Стой!

Тот резко притормозил.

– Что?

– Кажется, я нашёл подходящее местечко, чтобы поставить машину до утра. А оно, как тебе известно, вечера мудренее.

– Ну да? – Данков завертел головой по сторонам. – И где это место?

– Да вот, смотри! – друг ткнул в боковое окно.

И Вовка туда посмотрел. И увидел там невысокий забор с распахнутыми воротами, за которыми стояло приземистое серое одноэтажное здание. На простой, едва освещённой тусклой дежурной лампочкой вывеске, висящей слева от дверей, можно было прочитать: «Морг». Более мелкие буквы ниже были неразличимы.

– Ты совсем охренел?!

– Ничего подобного, – не соглашаясь, Сергей замотал головой. – Сам подумай! Поставим машину здесь, и какой идиот станет искать её в морге?

– Выходит, ты про ментов совсем ничего не знаешь… – протянул Вовка.

– Если ты знаешь место получше, то я настаивать не стану. Например, штрафплощадка, а?

– В этом-то и всё собачье дело… – Напоминание о месте, которое в народе было известно как лобное отнюдь не благодаря высоким лбам людей, там хозяйничавших, настроения хозяину автомобиля явно не улучшило. – Ладно, чёрт с тобой!

Шестая модель «жигулей» цвета мокрого асфальта медленно въехала в широко открытые для всех ворота морга и растворилась в густой темноте. Данков выключил двигатель, и мёртвая тишина была почти единственным бессменным часовым, дежурившем на этом участке.

00:06

В дежурном помещении морга царила тишина и специфический запах. Одна из ламп дневного света периодически помигивала, но Валерия Терёшкина, которая трудилась здесь бессменным «ночником», давно привыкла как к этому, так и к своей работе. Ей было под шестьдесят, и неисправность не мешала пить водку. Давным-давно её убедили, что без «алки» не обойтись. Да и как быть иначе? В то время, когда Валерия заканчивала медицинское училище, почти однофамилица полетела в космос, вызвав зависть и восхищение. С годами это прошло, и теперь, после первого стакана, когда наступало переходное состояние, Терёшкина нередко сравнивала себя с космонавткой, презрительно кривя губы:

– Космос! Что такое твой космос?! Холод, пустота и космонавты. Ты повертелась там, вернулась, и тебя забыли. А я каждый день… – На этой фразе она обычно с грохотом выдвигала из холодильников тела, откидывала с лиц порванные простыни и продолжала не без гордости: – Вот он – мой собственный космос! Так же холодно, пусто и вокруг космонавты…

Она пребывала «на орбите», когда за окном послышался шум двигателя.

00:22

Лена Кирш возвращалась домой. В руках был руль бордового, специально для неё перекрашенного джипа «чероки», и она вполуха слушала трёп случайного попутчика, подобранного километрах в пятидесяти от родного города. Тому было на вид лет под сорок и ничего умного он ей – разведённой женщине двадцати восьми лет от роду – сказать не мог просто по умолчанию.

Ехала Кирш от своей бабки, которой, подобно Красной Шапочке, отвозила пусть и не пирожки, но лекарства для поддержания жизненного тонуса. Той было уже лет под восемьдесят, но бойкостью языка она не уступала сидящему рядом тупице с запущенной небритостью на самодовольной роже. Продолжая аналогию, Лена ухмыльнулась при мысли, что уж он-то как раз меньше всего смахивает на волка, который мог бы ей повстречаться.

Они уже были неподалёку от города, когда случилось неожиданное и страшное. Нога до упора вдавила педаль тормоза, и джип с визгом занесло.

– Похоже, у тебя в жизни появилась цель, перед которой бессилен аспирин, – первым подал голос случайный попутчик. Из его предыдущей болтовни нетрудно было понять, что он считает любую цель, поставленную перед собой человеком, головной болью. – А ведь почти приехали…

– Ч-что т-ты м-мелешь? – проблеяла девушка, всего каких-то несколько секунд назад уверенная в себе и не боящаяся ни чёрта, ни бога.

Длинные красивые пальцы побелели, намертво примёрзнув к рулю. Маленький бриллиант, такой же холодный, тускло блестел в золотой оправе на среднем пальце правой руки.

– Неужели тебе, татарке, не всё равно? Ваша индифферентность вошла в народный фольклор о водке, а ты расклеилась, как девочка!

Лена в самом деле была похожа на татарку, но чуть продолговатые, большие чёрные глаза и жёсткие прямые волосы достались ей совсем по другим причинам. Так получилось, что среди её пращуров был индеец-чероки. В своё время он оказался одним из трёх посланников, направленных индейцами к Наполеону. По только им известным причинам краснокожие посчитали того за более белого отца, нежели сидящего в Большом Белом Вигваме. Бонапарт, как известно, на предложение покорить Северную Америку не соблазнился, и чероки пришлось совершить с ним поход до Москвы. На поле под Бородино они весьма удивили нескольких гренадеров, подстрелив тех из лука. Скальпы индейцам снять не удалось, потому что жертвы оказались лысыми как колено. Это, а также несколько контузий, настолько выбило их из военной колеи, что возвращаться из России тропой войны они не захотели, закончив дни свои в Беловежской пуще. Там чероки охотились на зубров, путая тех с бизонами, а также не чурались местных девок…

Следствием такого чудного совпадения и была Лена Кирш. От пращура девушка, кроме всего прочего, унаследовала также безотчётную любовь к большим ножам. Джип имени родного племени, таким образом, тоже был выбран не совсем случайно, но Лене о том, как и о своей родословной, было совсем неведомо. Очевидно, что при выборе средства передвижения дало о себе знать подсознание. Кроме того, в минуты злости её, наоборот, одолевало вполне сознательное желание, говоря образно, снимать скальпы. До поры до времени она заставляла себя ограничиваться тем, что просто изо всех сил сжимала нож в руках, пока жажда убийства не проходила. Поэтому один из ножей постоянно находился в машине.

– Это мой первый… – выдавила из себя девушка.

Попутчик молчал и только шумно втягивал носом воздух, будто пытался унюхать её эмоции. Кричали изредка ночные птицы в кустах на обочине. Впереди, там, где обрывался нос джипа, под помятым бампером лежал сбитый человек.

Всё случилось слишком быстро. Едва автомобиль вписался в поворот на скорости около сотни, девушка только и успела заметить бледное пятно тела. Реакция ещё больше замедлилась оттого, что показалось, будто оно голое и стоит на четвереньках.

Наконец незнакомец подал голос:

– Ты не виновата, всё произошло слишком быстро… С другой стороны, может, это, вообще, был какой-то телёнок?

– Что-о ты-ы ме-е-лешь?! – самой себе незнакомым высоким тонким голосом перепуганной девчонки проблеяла она. – Что…

Чужая рука лениво отвесила ей несколько пощёчин. Чёрные волосы упали на лицо.

– Успокойся! – властно сказал чужак. – Такое может случиться с каждым, – добавил он, и было непонятно, имеется ли в виду она или то, что лежит на асфальте.

Сухие глаза Лены с ненавистью глянули на него. Индейская кровь мгновенно вскипела – она не привыкла прощать. Тем более – пощёчин. Бледнолицые, к сожалению, уже успели это основательно подзабыть.

– Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше, чем телёнок, – процедила девушка сквозь зубы.

– Молодец, так уже веселее! – Он имел наглость улыбнуться ей. – Вести машину сможешь?

«Как ты себя чувствуешь?» – именно такие идиотские вопросы и должны задавать случайные попутчики. Вот подцепила придурка на свою голову! И этот извращенец! Что можно делать голым на ночной дороге?! Что, чёрт побери?! Проклятые попутчики! Хотя, стоп! Он тебе уже не случайный «грач»! Если жизнь начинает от кого-то зависеть, то это уже немножко не твоя жизнь… Ни фига себе немножко!!! Чужая кровь приковала тебя к нему, повязала на веки вечные… Так, кажется, говорят шантажисты-любители? А тебя шантажировать сам бог велел. Кольца, машина… И на бывшего мужа в этой ситуации тоже надежды мало…»

Пустота внутри сменилась паникой – предвестницей страха. Страха не перед возможным наказанием за убийство – в том, что «телёнок» мёртв, она не сомневалась, – но перед тем ужасом, который будет таить в себе каждый телефонный звонок, перед тем мгновением, когда голос в телефонной трубке наконец-то спросит: «Как ты себя чувствуешь?» Настоящему добротному страху нужно время, чтобы пропитать собой немощное тело, пустить корни. И когда его метастазы проникнут повсюду, он создаст новое мироздание, где в основе будут лежать образы перекошенного в свете фар лица, стоящего на четвереньках обнажённого тела и тикающих в паутине часов.

– Эй, ты меня слышишь?! Машину вести можешь?

Под автомобилем противно заскреблось в агонии сбитое тело. Кирш с трудом взяла себя в руки, но мышцы живота продолжали дрожать сами по себе. Чужак достал и протянул ей пачку сигарет.

– Если хочешь, я поведу вместо тебя…

Лена кивнула, давая понять, что согласна на это, и закурила предложенную сигарету, чтобы продумать детали спонтанно возникшего плана избавления от свидетеля. Нужно было только настроиться, поэтому она затягивалась не спеша.

Звуки постепенно прекратились. Докурив, девушка открыла дверцу и щелчком выбросила окурок. Он тоже взялся за ручку со своей стороны.

Её рука скользнула под сидение. Вилять хвостом, который к тому же отсутствовал, было не место и не время – нужно действовать. И быстро!

Не сговариваясь, они обошли машину сзади, а когда поравнялись, девушка быстрым движением всадила нож в шею попутчика. Она не верила в случайности, особенно в ночное время.

– Дура-а… – запузырился кровью тот. – Ведь ты же ещё никого своими руками не…

– Теперь ты никогда не позвонишь мне, – пробормотала Лена, брезгливо кривясь. На задворках сознания промелькнула циничная мысль, что нож гораздо лучше аспирина.

Когда тот, кто так недолго и неудачно побыл попутчиком, затих, девушка вернулась, вытерла нож тряпочкой, в которую он был замотан, и села в машину. Сдав немного назад, Лена поморщилась, когда заднее колесо проехалось по чужому телу, переключила направление движения и внезапно оцепенела. На том месте, где должен был лежать сбитый «телёнок», никого не было.

Сжав зубы и нож в руке, Кирш вышла из автомобиля. В свете фар на асфальте расплывались чёрные пятна крови. Лоснясь, они жирной цепочкой уходили в кювет и дальше, в густые заросли кустарника.

«Ты ещё ведь никого…» – сказал попутчик, надо думать, не убила, но откуда было ему знать? И вот поди ж ты! Возможно, он сбивал пешеходов чаще, и опыта у него было больше?..

Лена мрачно хмыкнула и опасливо заглянула под джип. Мёртвый пассажир был на месте. Это утешало, но только в том смысле, что она не сошла с ума и всё происходящее – отнюдь не галлюцинация. Смятый металл в том месте, на которое пришлось тело «теленка», тоже не очень сильно располагал к шуткам.

Кирш провела языком по пересохшим губам. Как бы там ни было, но нужно отсюда убираться – выжил кто-то или нет, но один покойник уж точно на её совести…

Над горизонтом разливалось бледное гало – сияние вокруг полной Луны. Далёкие огоньки стоп-сигналов мелькнули на повороте в город.

00:35

Операция «Перехват» была в разгаре. Дорожной милиции заштатного городка нечасто удавалось поиграть в эту игру, поэтому сейчас патрульная машина мчалась по объездной, сверкая проблесковыми маячками и что есть мочи вопя сиреной. Дорога была пуста и темна, как пресловутый анус негра. Завывающие наводки от генератора заглушали всхлипы рации, а капитан Захарченко азартно всматривался в скачущие пятна фар. Стекло запотевало от перегара и приходилось регулярно протирать его рукавом бушлата.

– Стой! – неожиданно завопил он.

Его рука клещами вцепилась в плечо водителя, который протиркой стекла себя не утруждал, индифферентно считая, что едет в тумане. Тот в панике затормозил, и на него обрушился поток ругательств. Матерились и капитан, и майор Ершов, разодравший щёку о ручку коробки передач «уазика». От резкого торможения открылся «бардачок» и оттуда посыпалась всякая дребедень.

Водитель вытаращил белые глаза на тело, лежащее поперёк дороги.

– Как же это я его, а? – бормотали его губы. – Когда же я его успел-то, а?

– Да не ты это его, придурок! – Капитан открыл дверцу.

– А кто? – в голосе водителя сквозило неверие в такую скорую амнистию.

– Те, кого мы ищем! – высказал Захарченко сомнительное предположение и выбрался из машины.

Майор последовал за ним. У водителя чуток отлегло от сердца, а глазам начал возвращаться нормальный фиолетовый цвет разведённых чернил.

Тело лежало, разбросав конечности и залив кровью себя и асфальт. На вдавленной грудной клетке можно было различить следы протектора.

– Звери… – прохрипел Ершов и побежал к обочине. Согнувшись, он доложил кювету о том, что жена готовила на ужин.

Проводив его соболезнующим взглядом, капитан вытащил из планшета стандартные бланки и принялся не спеша заносить данные. Порывшись в карманах трупа и не обнаружив никаких документов, он разочарованно вздохнул, но тут же встрепенулся. Откинувшись в процессе обыска, голова явила его взору глубокий порез шеи. Дело запахло не только банальным ДТП.

– Эй, ты! Как тебя? – обратился он к водителю.

– Сержант Загоруйко, – отозвался тот.

– Вызывай «скорую»!

– Так ведь, когда мотор работает, по рации ни хрена не слышно.

– Ну, так заглуши его, обормот!

– Заглушить-то я его заглушу, но потом не заведу, – возразил Загоруйко и пояснил: – Аккумулятор ни к чёрту…

– Так на кой ляд такая рация?! – возмутился Захарченко.

– Положено. – К сержанту полностью возвратилась профессиональная самоуверенность.

– В чём дело? – на фоне зарослей нарисовался зеленоватый майор, весьма и весьма напоминая весенний куст сирени.

– Да вот. – Капитан носком сапога ещё больше откинул назад чужую голову, чтобы Ершов смог получше рассмотреть рану.

Майор тут же икнул и снова скрылся с глаз. Он душой и телом всё ещё оставался тем, кого в органах принято не без презрения называть «пиджаком», то есть сугубо цивильным человеком, дослужившимся до своего звания довольно случайно.

– Яп-понский городовой! – ругнулся капитан Захарченко не без зависти к далёкому узкоплёночному коллеге, которому наверняка и не снились подобные проблемы, и задумался. С одной стороны, он понимал, что трогать ничего нельзя, но, с другой, ему меньше всего светило мёрзнуть в ожидании оперативной группы. В конце концов, он обратился за поддержкой к водителю: – Не оставлять же этого барбоса здесь!

– Я так думаю, – подал голос тот, которому уже изрядно осточертела и погоня, и добросовестный капитан, – что в «уазике» и жмурику места хватит.

– Да-а, – протянул Захарченко, – а ты, оказывается не такой, гм, каким кажешься…

На периферии опять замаячил Ершов, с ужасом прислушиваясь к разговору. Только сочащаяся кровью царапина отличала его от выходца с того света.

– Завезём его, – продолжал сержант, зевнув, – а утро, как говорится…

Капитан подумал, кивнул и повернулся к старшему по званию.

– А ведь дело базарит, слышишь, майор?

– Какое дело? – попытался снова вникнуть в ситуацию тот, ещё больше бледнее, хотя это и казалось невозможным.

– Уголовное, вестимо, – Захарченко наклонился над трупом. – Помоги затащить жмура в собачник.

– Ни за что! – со всей оставшейся твёрдостью заявил правозащитник со слабым желудком. – Или я, или оно. Кстати, там в кустах ещё кто-то лежит.

– Что же ты молчал до сих пор?!

Капитан мгновенно оказался около Ершова и оценил открывающийся с этого места вид. В свете Луны в зарослях на ветках и земле виднелся разбросанный полный набор женской одежды, начиная от пальто и заканчивая нижним бельём.

– А где она?

– Кто? – Толку сейчас от майора оказалось добиться не так-то просто.

– Женщина!

– Какая женщина?!!

– Ты же сказал, что здесь кто-то лежит, а это всего лишь шмотки.

– Ну и слава богу… Разве тебе мало одного покойника?

Захарченко горестно покачал головой и шагнул вперед, чтобы обшарить кусты, однако поиски ни к чему не привели. Он даже кричал, но и это тоже ничего не дало. Может, потому, что чувствовал себя последним идиотом в глазах майора, его хриплые призывы откликнуться звучали в высшей степени неуверенно и уж тем паче неубедительно. Даже для него самого.

В общем, как бы там ни было, но той, которой принадлежала одежда, нигде не оказалось. Складывалось впечатление, что, раздевшись, она живой вознеслась на небо. Захарченко немножко верил в Бога, поэтому сплюнул три раза и принялся собирать шмотки.

– Мы возьмём их с собой, – пояснил он.

Майор пожал плечами. Против этого возражений у него не было – секонд хэнд он и есть секонд хэнд. Когда капитан подобрал последний предмет гардероба, они вернулись к месту ДТП.

Сделав над собой усилие, Ершов тайком поднёс к мёртвому телу миниатюрный дозиметр. Тот мгновенно загорелся красным.

– Так я и знал, – горестно прошептал он и в дальнейших действиях по транспортированию трупа вручную к «уазику» участия не принял.

Глаза сержанта нехорошо блеснули в свете Луны. Заталкивая тело внутрь автомобиля, он поклялся починить рацию как можно быстрее.

– Ну, поехали! – капитан забрался в машину.

Майор посмотрел на него, как на предателя, и молчал.

– Садись, попутки ты здесь не дождёшься.

– Вы мне не тыкай! – вдруг взвизгнул Ершов. – Не тыкай! Мы с вами коров не пасли!

– Да ну вас к чёрту! – Захарченко едва не перекрестился от неожиданности. Его родители были верующими людьми, и только во время отбывания воинской повинности удалось избавиться от вредной привычки осенять себя крёстным знамением при каждом упоминании нечистого всуе. Да к тому же ему сейчас казалось, что сегодня Всевышний явил ещё одно доказательство своего наличия на этом свете… – Едете или нет?