Полная версия
Книга тайн
– Нет. Я видел его словно живого. Он был бледен, и он стоял в тех же доспехах, в которых его хоронили. Я был страшно напуган. Это был даже не сон, друг мой. Я не могу теперь сказать, я спал тогда или нет.
– Это могло быть только видение, государь. Видения могут рождаться в наших головах.
– Но это было не видение, Диокл. Это было проклятие. Проклятие того, кто ушел за грань смерти.
– Кто знает, государь? Кто может сказать это наверняка? Мир всего лишь зеркало наших поступков.
– Ты снова начинаешь говорить загадками, Диокл.
Диокл теперь точно знал, почему Птолемей побоялся провозгласить себя богом, как делали до него все фараоны Египта, и остался только царем.
Но это было не все, что хотел сообщить ему Птолемей. Самая главная новость была впереди. Она касалась будущего, а не прошлого и потому была много важнее…
Дом философа Диокла, друга фараона Птолемея Первого.
Год 283 до н. э.
Весь следующий день Диокл просидел в своем доме. Он никуда не выходил за стены, и приказал слугам разыскать Ахилла, единственного сына и наследника.
«Нужно поговорить с сыном. Царь поведал мне много интересного. И начал Птолемей издалека. С чего бы это? Он решил именно со мной поделиться большим государственным секретом».
Слуга открыл двери и пропустил в покои философа воина.
Молодой человек не был похож на отца. Его высокое и стройное тело – было телом воина, а не философа. Он был мускулист и широкоплеч. И с ранней юности его привлекало оружие и физические упражнения. Он совершенно не проявлял склонности к философии и наукам.
Злые языки даже поговаривали что Афродисия, жена Диокла, прижила Ахилла не от тщедушного и худого философа, но от египтянина, командира пеших лучников Птолемея. Но сам Диокл знал свою жену лучше. Она была верной и порядочной женой. А Ахилл, скорее всего, пошел в своего могучего деда Клеомана, отца Афродисии.
Ахилл унаследовал от воина Клеомана страсть к войне и сражениям. Он хотел стать солдатом, и отец устроил его в личную гвардию царя простым воином. Теперь сын был уже таксиархом Золотой стражи и товарищем молодого принца Птолемея-Младшего.
– Ты хотел меня видеть, отец? – спросил Ахилл, входя в комнату, где Диокл хранил папирусы, над которыми работал.
– Да, сын. Я хотел тебя видеть.
– Мне сейчас некогда отец. Я должен идти в таверну «Щит Александра». Там у нас встреча с друзьями. Придут командиры конной гвардии и командиры колесничих. Можно я зайду к тебе вечером, отец. Или лучше завтра утром.
– Нет, – резко возразил философ. – Ты станешь говорить со мной сейчас. Не стоит тебе быть столь легкомысленным. Речь идет о твоем будущем, сын.
– О будущем? – удивился Ахилл серьезности отца. – Но мы с тобой много говорили о нем. Неужели это столь важно? Я уже воин в царской дружине. Я таксиарх.
– Это важно! – вскричал Диокл. – Я должен тебе сказать то, от чего зависит твое будущее. Ты давно видел молодого Птолемея?
– Принца? Которого из Птолемеев?
– Младшего. Сына царя от Береники.
– Я видел его вчера. Он мой друг. Ты же знаешь, что старший принц Птолемей-Мага меня терпеть не может. А что такое, отец?
– Завтра наш царь провозгласит указ о том, что передает власть в руки молодого Птолемея! Вот что!
– Как? – Ахилл сел на стул. – Молодой принц станет соправителем?
– Нет, – покачал головой Диокл. – Если бы он стал соправителем, то все нити власти все равно были бы у старого Птолемея. Но он передает сыну всю полноту власти! Молодой Птолемей станет новым фараоном! И фараоном единственным!
– Царь добровольно откажется от всей власти? Невероятно! В обход старшего сына царя! – удивился Ахилл. – Но смирятся ли с этим принцы Птолемей-Мага и Аргей? Принц Птолемей-младший рожден второй женой царя Береникой. А Береника не больше чем простая служанка.
– Вот именно, сын мой. Именно! И пока жив наш царь, никто не осмелится оспаривать его решения. Но после его смерти молодые принцы сцепятся в смертельной борьбе за корону Верхнего и Нижнего Египта. Эта династия обречена, сын мой. Обречена!
– Ты что, отец? Но ты сам говорил, что царство при Птолемеях укрепилось как никогда и это новый расцвет Египта.
– Так было, сын. Но теперь все не так. И не спрашивай меня почему. Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Это не моя тайна и она умрет со мной. Да и опасно знать то, что стало известно мне. Сейчас я боюсь того, что мои дети и будущие внуки падут вместе с проклятой династией.
Ахилл был поражен переменой, которая произошла с его отцом. Он до этого всегда был верным сторонником царя и его династии. И то, что он говорил теперь, не укладывалось в голове молодого воина…
Дворец фараона, покои царственной принцессы Арсинои, дочери Птолемея Первого и царицы Береники Прекрасной.
Год 283 до н. э.
Молодой Ахилл ночью отправился на тайное свидание с принцессой Арисиноей. Молодая взбалмошная красавица уже месяц дарила его своей любовью. И об их связи, благодаря хитрости принцессы, пока никто при дворе не догадывался.
Арсиноя была дочерью царя Птолемея Первого от второй и любимой жены Береники. Принцесса пошла в мать и была такой же красавицей. Придворные без лести называли её самой красивой женщиной Александрии.
Принцесса была высока ростом и обладала стройной фигурой нимфы, словно боги намеренно создали её для того, чтобы позировать скульпторам, дабы могли они воспроизвести в мраморе то, что создано небожителями из плоти и крови.
Длинные черные вьющиеся волосы Арсинои опускались ниже плеч, и её смуглая кожа говорила о дорийском происхождении принцессы.
Настоящие египтянки при дворе Птолемея отличались от гречанок более низким ростом и более крупными чертами лица. Эти носили по давней моде пышные парики. Мать Арсинои царица Береника, также обладавшая роскошными волосами, никогда не пользовалась этим предметом туалета модницы того времени. И дочь царя всегда гордилась тем, чем наградили её боги.
Арсиноя носила легкую и небольшую диадему вместо закрытого калафа, дабы не скрывать красоту своих волос. Но глаза она всегда подводила, как это делали знатные египтянки.
Когда Ахилл проник через балкон в покои молодой принцессы, он увидел её сидящей на кровати. Она была в платье, украшенном золотым шитьем и драгоценными камнями, какие носили знатные египтянки, и в изящных сандалиях из золоченых нитей с жемчугом.
Ахилл явился в египетской рубахе без рукавов и юбке с передником. Таким его любила видеть Арсиноя. Его могучая фигура тогда открывалась во всей красе. Греки не считали такую одежду приемлемой, но все больше молодых юношей предпочитали именно египетские традиции.
– Ахилл!
– Арсиноя! Я так ждал часа нашей встречи. Я уже думал, что принцесса позабыла меня.
– Я уже давно удалила служанок и приказала им меня не беспокоить до самого утра. Они так болтливы. Сюда войти никто не посмеет. Мы одни.
– А царь? – спросил Ахилл, подходя к ней и садясь рядом. – Твой отец не может навестить тебя?
– Отец никогда не приходит ко мне в эти часы. Да и своим вниманием он меня редко балует. Он любит по-настоящему только моего брата Птолемея-младшего. Всех остальных сыновей и дочерей он ни во что ни ставит. Хоть я и дочь его любимой Береники.
– А что бы он сказал, если бы я попросил тебя в жены, Арсиноя?
– Не думаю, что царь на это согласится, Ахилл. Ему выгодно выдать меня замуж за какого-то царя во имя царства Египетского. Да и египетские традиции не позволят этого сделать.
– А у меня новости, Арсиноя. Твой отец собирается передать трон твоему единоутробному брату Птолемею.
– Что? – принцесса посмотрела на любовника. – Птолемей станет соправителем отца?
– Не соправителем, он станет царем. Твой отец добровольно передаст ему бразды правления государством. И тогда я стану просить нового царя, другом которого являюсь, отдать тебя мне в жены.
– Не стоит этого делать, Ахилл, – прошептала она и обняла молодого человека за плечи.
– Отчего, Арсиноя?
– Мой брат тебе также откажет! Египетские традиции все больше входят в нашу жизнь. Мы больше не македонские знатные люди из семьи Лагов. Мы семья самого царя.
– Но…
– Ахилл! – она прервала его. – Не стоит тебе тратить время на разговоры. Я сейчас принадлежу только тебе. В эти часы я твоя. Зачем тебе рассуждать о том, что будет завтра?
Она расстегнула застежку каласириса и он спал с её плеч, обнажив грудь красавицы. Ахилл не заставил себя уговаривать и, в свою очередь, расстегнул пояс и его одеяния упали вниз.
Записи из дневника Крылова.
Москва 1918 год.
Марина вернулась….
Я лег спать рано. Работать мне не хотелось. Было холодно, а побаловать меня горячим чаем некому. Жены нет, и никто не поставил чайник на огонь. Конечно, я мог и сам это сделать, но в доме кроме кипятка и двух кусочков пайкового сахара для чая нет ничего.
За окнами шумел ветер и странно завывал в каминных трубах. Мне снились рабы срывающие цепи. Уже два дня я работал над статьей для журнала «Борьба классов» о восстании рабов в Пантикапее в 102 году до н. э. Нужно было показать весь накал «классовой борьбы», дабы отработать паек. Подобный труд совсем не был мне интересен, тем более что нужно было «связать» восставших рабов с восставшим против «гнета царизма» пролетариатом России. Но что делать? История Деди власти не интересовала. Вот и выводил я на бумаге строки о «гениальных предвидениях» господина Маркса и о движущей «силе истории». А завтра еще придется все печатать на машинке. Ибо выделенная мне для работы машинистка делала по три грамматические ошибки в каждом предложении, а о запятых вообще имела самое смутное представление.
Ночью я проснулся. Не знаю почему. За окнами не стреляли, как обычно, и, кроме монотонного завывания ветра, ничего не мешало мне спать. Но я проснулся, словно от громкого окрика.
Рядом с кроватью сидела женщина. В тусклом свете свечного огарка её лица видно не было.
– Кто здесь? – спросил я, привстав с постели.
Она в ответ лишь произнесла мое имя:
– Кирилл.
Я сразу узнал голос. Это была Марина. Она вернулась и была рядом со мной. Мое сердце начало бешено колотиться. Только потеряв её, я понял, как она мне дорога.
– Марина?
– Ты успел забыть жену?
– Марина? Это и в самом деле ты?
– Это я, Кирилл. Я рядом с тобой.
Я вскочил с кровати и обнял женщину. Я вдохнул запах её волос, и мне захотелось стоять вот так часами, не отрываясь от неё. Я всю жизнь писал работы, которые покажутся скучными множеству людей, и сейчас мне трудно столько лет спустя описать мои чувства. Но могу сказать, что это был тот самый миг счастья. Тогда я это понял.
– Марина! Здесь произошло нечто странное. О тебе никто не помнит…
– Тише, Кирилл. И не дави так сильно.
Она отстранилась от меня. Я с неохотой выпустил жену из объятий.
– Но ты вернулась. Я знал, что ты была. И ты есть.
– Не все так просто, Кирилл.
– А что такое, Марина? Что случилось? Куда ты пропала.
– Я должна была уйти, Кирилл. И все из-за твоего Деди.
– Деди? – удивился я.
Она знала про Деди! И это моя Марина, которая никогда не интересовалась историей Египта. Но то, что она сказала дальше, еще больше удивило меня.
– Ты знаешь про него?
– Я не только знаю про него, но знала и его самого, Кирилл.
– Не могу тебя понять, Марина. Что ты говоришь?
– Ты знаешь, кто такие Нетеру, Кирилл?
– Еще бы мне этого не знать, Марина. Нетеру из Абгеред, это те, кого принимали за богов Египта в древние времена.
– В нашем понимании они и есть боги, Кирилл. И я сама, если все тебе расскажу, не уложусь в твоем понимании. Этот Нетеру мой враг, и мой друг одновременно. Благодаря ему я стала той, кто я есть теперь.
– Ты хочешь сказать, что знаешь Деди? Человека из старинной египетской легенды? – спросил я.
– Не просто знаю. Я была его женщиной, той самой кто родил ему сына Осиса.
– Что?
– Я родила от Нетеру сына, Кирилл. Но это было давно. Еще до тебя. Я понимаю, как все это для тебя звучит. И в качестве доказательства я желаю тебе кое-что показать.
– Показать?
– Да. На слова нужно потратить слишком много времени, а они ничего тебе не докажут. А так я все просто покажу. Но для этого тебе стоит вернуться в постель. Ложись.
– Ложиться?
– Да.
Я исполнил просьбу жены.
– Закрой глаза, Кирилл.
Я закрыл…
…Она показала мне величественный тронный зал. И я видел его! Словно сам был внутри этого здания.
– Ты видишь? – спросила она.
– Что это? Как это происходит? Я не могу понять…
– Это Дикатерион.
– Дикатерион? Дворец Правосудия? Но это Александрия! И не просто Александрия…
– Это Александрия 283 года до новой эры или до Рождества Христова, Кирилл.
– Я не могу понять, как ты это делаешь. Это видение?
– Не задавай мне таких вопросов, ибо я не смогу тебе дать ответов, Кирилл.
– Но я вижу великий город прошлого. Я вижу дворец и вижу людей. И…
Я осекся, ибо увидел старого царя. Это был Птолемей Лаг, основатель династии Лагидов…
Дворец Правосудия – Дикатерион.
Год 283 до н. э.
Тронный зал Дикатериона, величественного дворца Правосудия, был наполнен народом. Фараон Египта призвал лучших людей Александрии, жрецов, чиновников высокого ранга, командиров военных отрядов, иноземных гостей и послов.
Царь Птолемей Лаг был в день передачи власти облачен подобно фараону Египта в традиционную для египетского владыки одежду. Этим он порадовал египетских жрецов, которые толпились у его трона. Жрецы Осириса и Исиды часто пеняли царю на то, что он не чтит древних традиций и часто носит греческие хитоны и хламиды. Они говорили, что раз боги Египта признали его, то стоит ему стать истинным египтянином и отречься от иных обычаев.
Греческие жрецы Зевса-Амона с недовольством посматривали на египтян, жрецов солнечного бога Ра. Это были соперничавшие при дворе фараона культы. Еще Александр Великий, известный своей веротерпимостью, пожелал совместить культ греческого Зевса, царя богов и людей, и египетского великого бога Амона. Центром нового культа стала Александрия, и там был возведен величественный храм нового божества. Служителями этого культа были в основном греки. И они не желали усиления при особе царя своих египетских конкурентов.
Сам Птолемей лучше находил общий язык с греками. В Греции и Македонии жречество жило подачками сильных мира сего, и храмы зависели от расположения царя. В Египте же жречество было почти независимым и соперничало с фараоном. Но царь понимал, что здесь нарушать установленный веками порядок нельзя, и вынужден был искать компромисс.
Жрецы Ра из Гелиополя пытались возвысить свой культ Солнца выше культа Зевса-Амона и не ослабляли натиска на повелителя.
С солнечными жреческими группировками соперничали священнослужители храма бога-быка. Жрецы этого культа были египтяне, и они соединили культ быка-Аписа с культом египетского Осириса и греческого Зевса, назвав нового бога Сераписом. Но этот культ был пока слишком молодым, хоть царь и сделал быка покровителем царского города.
Жрецы Сераписа стояли обособленно и посматривали на враждующие группировки с ухмылками. Вражда Ра и Зевса-Амона была им на руку…
В этот день Птолемею нужно было выглядеть настоящим фараоном. Стража в приемном зале была в египетских юбках с накладками и калафами на головах. В руках они держали щиты и копья. На груди у каждого воина было золотое ожерелье со знаками царствующего фараона.
Придворные также собрались здесь в египетских одеждах, и все это походило на роскошные выходы великого Рамсеса. Фараон воссел на трон и скрестил на груди традиционные символы царской власти скипетр и плеть. На двойной короне красного и белого цвета сверкал золотой урей, символ божественной царской змеи и глазами-изумрудами.
Жрецы провозгласили славу фараону Верхнего и Нижнего Египта, избраннику и слуге богов, Птолемею. Они отошли от древних традиций обожествления фараона, ибо Птолемей Лаг, основатель династии, так и не решился присвоить себе божественные почести, как было положено в Египте.
Птолемей решился только на нескольких жен. Ведь он был отпрыском знатного в Македонии рода Лагов. А по македонским традициям мужчина мог иметь одну жену. Но сам царь Александр, завоевав персидскую империю, завел себе по персидской традиции нескольких жен. И за ним последовали его соратники.
– Во имя богов, и согласно их священной воле, – провозгласил жрец Зевса-Амона, наш владыка, великий фараон Верхнего и Нижнего Египта Птолемей, да живет он вечно, желает объявить свою священную волю народами и странам, мирно проживающим в благоденствии под его священной десницей!
Придворные провозгласили:
– Слово и воля фараона!
– Внимание и повиновение!
Многочисленные придворные и жрецы затихли. Они ждали слова Птолемея. Старый фараон громко заявил:
– Объявлю всем моим подданным, что намерен я провозгласить своим наследником и новым фараоном Верхнего и Нижнего Египта моего сына Птолемея, коего вижу я как хорошего преемника власти и будущего великого государя, что приумножит славу Египта и расширит его границы!
Придворные молчали. Для многих это заявление было неожиданностью. Для Египта не был чем-то новым институт соправительства. Так делали некогда великие фараоны XII династии Аменемхеты и Сенусерты.[8] Но сейчас Птолемей не провозглашал своего сына просто соправителем. Он провозглашал своего сына новым царем. Он добровольно передавал высшую власть сыну. Такого в Египте еще не случалось.
– Ибо я считаю, что владыка должен быть полон сил, а я уже стар и устал от бремени двойной короны, – продолжил фараон. – Боги согнули мою спину, и бремя забот о благе народов населяющих царство, более непосильно для меня. И считаю я, что лучше быть отцом хорошего царя, чем царем, утратившим силу! Внимайте словам моим, ибо просветили меня в том решении сами бессмертные боги!
Придворные покорно провозгласили:
– Слово и воля фараона!
– Внимание и повиновение!
Молодой принц Птолемей, также облаченный с царской пышностью, приблизился к трону. Принц был худощав. Он не обладал мощной атлетической фигурой, какая была у его отца в молодости. Но лицо он имел красивое. Он походил на мать – прекрасную Беренику.
Могучий принц Птолемей-Мага, сын царя от его первой жены Эвридики с ненавистью посмотрел на своего счастливого брата. То же самое сделал и другой брат Птолемея-Младшего принц Аргей. Он сжал рукоять своего длинного ассирийского меча. Костяшки его пальцев при этом побелели.
Философ Диокл перехватил взгляды принцев. Он понял, что борьба за власть будет страшной. Проклятие Птолемеев уже начало свое разрушительное действие…
Глава 4
Тайный храм Крови
(Записи профессора Кирилла Крылова)Теперь пришло время рассказать о храме Крови Первого тела. Это таинственное место занимает в истории мудреца Деди важное место. Сами египтяне далеких времен первых фараонов называли это место храмом Апедемака – Льва в пламени. Но обо всем по порядку.
Дворец фараона. Покои старого Птолемея Лага Сотера.
Год 283 до н. э.
Прошел один месяц после того как царь Птолемей Первый, прозванный Спасителем,[9] передал власть своему сыну, который стал царем под именем – Птолемей Второй.
Старик более не вмешивался в дела управления страной, за исключением случаев, когда его просил об этом новый царь. Он с большим удовольствием проводил время в библиотеке и читал папирусы. Он часто беседовал с историками и философами и подружился с молодым жрецом Птаха Манефоном. Бывшего царя особенно интересовало Первое время, когда страной правили Боги.
Сейчас Птолемей Лаг решил поговорить со своим другом Диоклом в библиотеке, где он просматривал новые папирусы с описаниями его собственных деяний. Когда философ вошел, бывший царь поднялся со стула и подошел к другу.
– Рад тебя видеть, Диокл.
– И я рад тебе, государь. Общение с тобой всегда счастье для верного слуги.
– Я уже не царь, Диокл. Не называй меня более государем. Я теперь только отец государя. И царский титул принадлежит теперь ему.
– Ты всегда останешься для многих царем, Птолемей. Ты столько сделал для Египта. Царство при твоем правлении процветало.
– Я боюсь проклятия, друг мой. Хотя пока все идет хорошо и мой сын справляется. Но прошел только месяц. Что я оставил ему в наследство, Диокл? Не развалится ли дело рук моих?
Диокл не ответил бывшему царю, но тот и не требовал его ответа. Этот вопрос он постоянно задавал себе, чувствуя приближение смерти.
– Я прочитал описание моих деяний, и мне не понравилось то, что я прочитал.
– Отчего не понравилось? Ты заслужил всех восхвалений, Птолемей.
– Может и так. Но сейчас мы не станем говорить об этом. Меня волнует моя дочь Арсиноя. Она так похожа на любимую мной Беренику. После её смерти я не смог найти утешения ни у одной женщины. Ты знаешь про это. А Арсиноя – копия её мать.
– Твоя дочь, Птолемей, так красива, что заслужила титул первой красавицы Египта.
Царь любил, когда хвалили его детей. Это Диокл знал уже давно. Но сейчас Птолемей не обратил внимания на лесть, и его лицо не осветила довольная улыбка, как это бывало ранее.
– Тебя что-то гнетет, Птолемей?
– Сейчас Арсиноя беременна, – ответил тот философу.
Диокл сразу не понял Птолемея. Что это значит – беременна? Принцесса не замужем. Уж не оговорился ли бывший царь? Он еще не нашел для неё мужа.
– Да. Она беременна. И сомнений в этом нет. Правда, сроки беременности еще слишком малы. И заметить это смогла только старая опытная служанка Арсинои. Но это пока.
– Но принцесса не замужем. Что скажут…
– Вот потому я призвал тебя, Диокл. Мой сын про это не знает. Не стоит ему сообщать. Птолемей слишком горяч. Я желаю держать совет с тобой. Ты же знаешь, что здоровье у принцесс из рода Лагов отменное. Скинуть ребенка ей не удастся. Она рождена для материнства. Таковой была и её мать.
– Тогда стоит срочно выдать её замуж, Птолемей.
– Про это я и сам подумал. Но сам понимаешь в её положении это сделать не столь просто. Конечно, многие мои подданные с радостью возьмут принцессу даже беременную. Но моя дочь заслуживает самого высокого жребия в жизни.
– Тогда царь Фракии Лисимах, государь.
Диокл сразу дал бывшему царю хороший совет. Старый Лисимах, в которого вселился бес похоти, требовал молодых девушек и при его дворе их был целый гарем. Этот царь не станет привередничать, получив в жены такую красавицу, путь и беременную.
Птолемей засомневался:
– Лисимах?
– Лисимах не станет раздувать скандала, узнав, что твоя дочь беременна, Птолемей. Тем более что Лисимах стар, и скоро умрет. И твоя дочь станет респектабельной вдовой.
Птолемей подумал, что старый философ прав. Это был отличный выход.
– А позволь тебя спросить, государь.
– Я просто Птолемей, Диокл. Я более не государь. Такое обращение теперь приличествует лишь моему сыну Птолемею Второму.
– Хорошо, Птолемей. Но могу я задать тебе вопрос?
– Конечно, мы же друзья.
– Ты знаешь кто отец ребенка молодой принцессы?
– Мне пока не удалось этого узнать. Но мои слуги ищут нечестивца посмевшего посягнуть на дочь и сестру царя.
– Я могу помочь тебе это узнать, Птолемей. Твои слуги нерадивы и никого не найдут. Для такого дела надобен философ. Поиск истины моя задача.
– Будь, по-твоему, Диокл. Этим ты окажешь мне большую услугу…
Дворец фараона. Покои царственной принцессы Арсинои, дочери Птолемея Первого и царицы Береники Прекрасной.
Год 283 до н. э.
Таксиарх Ахилл в медном греческом панцире в форме человеческого торса, в ребристом шлеме и при оружии проверял посты во дворце. Так он делал всегда, когда нес стражу. Ему было доверено слишком многое – безопасность царского семейства, и за нарушения никто его не помилует, даже отец помочь не сможет.
Стражи стояли по местам и напоминали скорее статуи, чем реальных воинов. Они были неподвижны и крепко сжимали в руках щиты и древки копий. На стороне царской дочери охрана была утроена в последний месяц. И это добавило таксиарху новых хлопот.
– Аристон! – Ахилл обратился к десятнику. – Следи за своими людьми.
– Да, таксиарх. С моими людьми все в порядке.
– Вас скоро сменят.
У покоев принцессы Арсинои Ахилл встретил раба-нубийца. Тот поклонился и произнес:
– Моя госпожа, принцесса Верхнего и Нижнего Египта, желает видеть начальника стражи!