Приворот

©Наталья Баклина

ПРИВОРОТ

– И что мне с тобой, убогим, делать?

Убогий сделал лицо «Всё, что хочешь!»

У него оно вообще было очень выразительным, это лицо. И даже красивым. Мийка иногда даже заглядывалась и удивлялась, как в одном человеке сочетаются такая красота и такое высокомерие. Но сейчас эти глаза напротив с восторженным обожанием во взгляде бесили её неимоверно.

Она понимала, что винить некого, даже Богов Всевышних, которые по-своему распорядились всей её хитрой комбинацией. Богам точно некогда снисходить до чьей-то там практической работы по зельям и противоядиям. Сама она всё накрутила и виновата сама. Но этот Бертран, заноза её жизни, встрявший так не вовремя, отвлекал от самокопаний и злил, злил, злил.

– Да Тёмный Хох! Не хватало ещё ногу подвернуть! – вернул её в реальность корень ползучего ясеня, нахально перепахавший тропинку. Что-то она от злости вообще потеряла контакт с лесом!

– Солнышко, я тут! Давай, понесу тебя на руках? – метнулся к ней предмет её злости. И даже руки трепетные протянул, готовый подхватить.

– Да отстань от меня, придурок! – завопила Мийка. И, наконец, разрыдалась.

Что делать, что делать, что делать? Что делать с этой дурацкой ситуацией, в которую она себя загнала своими собственными руками?

– Миечка, Миечка, ты что? Тебе больно? Ножку ушибла? Сердце моё скажи, что случилось? Я всё для тебя сделаю, я жизнь для тебя положу! – засуетился вокруг неё Бертран.

– Лучше место для привала найди, я устала. И подумать надо, – всхлипнула Мийка. Сколько он ещё таким пробудет? Три дня? Надо приспособиться и перетерпеть.

***

Ещё вчера, да что там, – ещё сегодня утром идея с приворотным зельем казалась классной и безопасной. Три капли в питьё княжича Михая, час его симпатии и интереса, затем Мийка поджигает стебелёк пробудись-травы, и очарованность княжича тут же проходит.

Нормальная практическая работа: приворотное зелье, испытание в полевых условиях с соблюдением техники безопасности для испытателя и испытуемого. И до стадии приёма зелья собственно испытуемым всё шло прекрасно. Она продумала рецепт приворота: никакой страсти, вот ещё! Только романтика! За образец романтики взяла мечты о прекрасном принце у своей подружки Линки…

Линка по части романтики была просто экспертом: когда и как Он должен вздыхать, брать за руку, петь серенаду, вставать на колено, носить на руках, клясться в вечной любви. В какой последовательности бросать к ногам дамы своего сердца себя, свою жизнь и весь мир в придачу, – Линку на этот счёт подробно просветили любовные романы, она читала их пачками. А потом после каждого вздыхала: бывает же такая невероятная любовь!

Вот Мийка и подхватила, видимо Линкины мечтательные флюиды, раз задумала сделать романтическое приворотное зелье для княжича Михая… Рецепт продумала, составила и описала. В слабой концентрации испытала на соседе Марике – он как раз очень кстати забежал к ним в комнату выпросить записи по травам и чаю попить. Марик согласился побыть испытуемым, честно минут десять говорил Мийке, что она невероятная красотка и пытался сложить в её честь сонет. После запаха пробудись-травы долго ржал над теми строчками, что успел нацарапать на клочке бересты и вместе с Мийкой сожалел, что испытание на коллеге-студенте не засчитывается. Потому что на нём эффект от её зелья проявился просто идеально: разгильдяй Марик был абсолютно не романтическим, стихи никогда не сочинял, ни под чьими окнами не вздыхал. И вообще встречался с подавальщицей Марийкой из таверны у ворот, которая его кормила и опекала без стихов и серенад.

Но стоило Мийке устроить всё всерьёз, как вмешался этот Бертран, Хох его возьми! Лучший друг княжича Михая, надменный и презрительный тип.

***

Бертран всегда смотрел на Мийку так, что в его холодном взгляде и чуть брезгливом изгибе губ она чётко считывала насмешку и лёгкое презрение «А что тут делает это недоразумение»? Отчего напрягалась, злилась и начинала язвить. Это ещё надо разобраться, кто из них недоразумение! И вообще, она дружна с княжичем, а не с этим задавакой!

С Михаем Мийка познакомилась семь лет назад. Ей было одиннадцать, юному княжичу – двенадцать. Его привезли к ним в лесной дом, чтобы княжич восстановился после долгой болезни. Он где-то подхватил лёгочную гниль, целитель из терема её сразу не распознал, лечил как простую простуду. И когда позвали старую Берту, Мийкину бабушку, княжич уже болел тяжело и всерьёз. Бабушка Берта его своими травками выходила, беду отвела. Но чтобы парень совсем окреп и даже следа хвори в нём не осталось, нужно было ещё сорок дней поить его настоями из трав, которые полагалось сорвать и заварить сразу же. Заварить и тут же выпить, иначе они свои свойства теряли. Вот и привезли Михая к ним в лесной домик, к травам поближе.

Мийка очень чётко помнила, как это было. Она как раз бегала за земляникой в рощу за пригорком, вернулась – туесок с верхом. Вошла в дом, а там у стола – бледный носатый мальчишка, а рядом – дядька Грид. Имя его Мийка после узнала, а тогда – просто дядька в возрасте. Коренастый, крепкий, с живым ироничным лицом, судя по кожаному доспеху – воин. И бабушка ставит перед ними кружки с взваром, угощает.

– Вот, Михай, и подружка по играм тебе нашлась, – сказал тогда дядька, одобрительно оглядев туесок с земляникой. – Покажет тебе здешние ягодные места. А я посмотрю, как тут с охотой!

– Тут нельзя охотиться, господин Грид – сказала тогда бабушка Берта, пересыпая землянику в глубокую миску и ставя миску гостям на стол. – Место от крови заговоренное.

– Как это? – удивился дядька.

– Сила древняя тут разлита – пожала плечами бабушка. – Если кто недоброе задумал, даже просто оленя подстрелить или птицу какую, его просто вышвырнет из окрестного леса.

– А куда вышвырнет? – заинтересовался дядька Грид.

– Да куда подальше. Знаю охотников, кого аж за Ветлянку забрасывало, в дальний бор. Три дня потом домой добирались.

– А травы, значит, можно рвать? И вон, ягоды? А рыбу ловить можно? – вмешался в разговор мальчишка.

– Можно! – кивнула бабушка. – Если без жадности, злости и с лёгким сердцем. Если точно на пользу берёшь, а не зря чужую силу тратишь, то и дичи можно взять себе на еду. А вот если недоброе на сердце, – травы и ягодники тебе просто не откроются.

«А ещё, если попросить, Древняя Сила Изначальная может снять любые чары» – мысленно добавила Мийка. Но вслух говорить не стала – это их с бабушкой знахарский секрет, кому попало секреты не выбалтывают. Даже таким вот носатым княжичам с вдруг загоревшимся взглядом.

– А ты мне покажешь, где тут на Ветлянке рыбные места? – спросил он, и Мийка кивнула.

– Я тебе и нору лисы покажу, с выводком. Только там нужно будет затаиться и долго сидеть, пока лисята выйдут.

Это было пять чудесных дней. Они с Михаем и дядькой Гридом обошли все окрестности, отметили все ягодники, все рыбные места и норы лисы и барсука. Мийка показала, где живут совы и где гнездятся соловьи. Показала травку, которая мигом снимает любую усталость, и травку, которая насылает сон. Они даже как-то костёр развели и пекли корни лопуха – Михаю понравилось.

Михаю все понравилось: и ходить по звонкому лесу, и передразнивать птиц, и таиться по кустам, наблюдая за зверьём. А вот дядьке Гриду это быстро надоело. Он сказал, что в таком безопасном месте, хранимом Древней Силой, ему, телохранителю, делать нечего. Тут, скорее, нужен товарищ по играм. Сказал, исчез, а через три дня в их домике появился Бертран.

Ему было четырнадцать, он сразу записал Мийку в малявки и начал отравлять ей жизнь. «Лисья нора с лисятами – развлечение для сопляков и девчонок», – заявлял Бертран, – «А воин и охотник будет искать волчье логово!» Волчьего логова поблизости не было, барсуки его тоже не впечатлили, и Бертран придумал игру в следопыта, куда «девчонок не берём, иди, ягодки свои собирай». Мийка тогда рассердилась и специально им следов наплела так, что следопыты заплутали и до ночи ходили по кругу, пока не вмешалась бабушка Берта и не сняла плетение.

Омут у берега Ветлянки, где резво клевали крупные караси, задиристый товарищ княжича Михая назвал мутной лужей с головастиками. Сказал, что настоящие добытчики на такую мелочь и не посмотрят. И что он обязательно поймает сома, да такого, чтобы в полтора своего роста! И надо было видеть его взгляд победителя, когда на крючок попалось что-то увесистое, вдвоём тянуть-не вытянуть! Вытянули всё-таки. И надо было видеть его глаза, когда увесистое оказалось мешком с мокрой шерстью. Видимо, Ветлянка где-то слизнула с берега, в омуте припрятала. А великие рыбаки – достали!

Ох и разозлился тогда Бертран! И почему-то на Мийку разозлился, хотя она была совсем не при чём. Разве что пожелала от души, чтобы мальчишки выловили что-нибудь полезное. А шерсть оказалась полезной и очень пригодилась: бабушка Берта её высушила, расчесала и спряла. А Мийка потом к зиме себе и ей носков навязала.

Прозрачный светлый березняк возле дома, где Мийка учила Михея узнавать по голосам птиц, Бертран решил использовать для борьбы и стрельбы. И даже не возражал, чтобы Мийка посмотрела его с Михеем разминку. Впрочем, как только Михей выбил у него меч, Бертран закричал, что это она виновата, отвлекает, и нечего тут глазеть и мешать настоящим мужским делам! Поэтому как мальчишки стреляли из лука, Мийка не видела. Зато слышала, как ворчала вечером бабушка Берта: эти умники в качестве мишеней решили использовать стволы берёз, и через пару метких попаданий их луки вдруг рассыпались в труху, стрелы просыпались на землю… и проросли новыми молодыми побегами. «И что это вы надумали, по живому из озорства стрелять! – ворчала бабушка Берта. – Вам что, сухостоя мало, что ли? Вот и вмешалась Сила-Берегинюшка, вас образумила. Скажите спасибо, тут оставила, за Ветлянку, в дебри и чащу, не зашвырнула!»

«Спасибо», – буркнул тогда Бертран, зыркнув при этом на Мийку. Как будто это она – Берегинюшка и вмешалась – она.

В общем, с появлением Бертрана жизнь в лесном домике перестала быть спокойной и размеренной. И сама Мийка перестала быть безмятежной – она просто не понимала, что в ней такого, что Бертран каждый раз кривит губы «Девчонка!» Ну, девчонка, и что с того? Ходить на дальние делянки за поспевшей сладкой малиной и приносить полные туески это ей не мешает. И княжич Михай малину с мёдом полюбил, ест с удовольствием. Но по ягоду с ней уже не ходит – с Бертраном на палках бьётся, упражняется в ловкости. Карасей приваживать и вылавливать на жарёху ей девчачий подол тоже не мешает. А караси в сметане получаются вкусными, румяными! Михай ест, да нахваливает. Бертран тоже ест, но как одолжение делает. А на омут после того улова с шерстью больше не ходит.

Слышать птиц, наблюдать за лисятами, распознавать травы и находить тропы «девчоночья» принадлежность Мийке не мешала абсолютно. И почему это вдруг стало поводом для Бертрана отодвигать её от княжича, Мийка решительно не понимала. На палках не может драться? Так ей и не надо. Не воевать же она готовится – исцелять. А дружить с Михаем ей нравилось: он так искренне радовался всему новому, что видел! И Мийке тоже было радостно делиться с ним всем, что у неё было в этом лесу: утренними зорями и туманами, птичьими песнями, свежей, в росе, малиной, диким мёдом, которым одаривали пчёлы, родниками с целебной водой.

Мийка бы и с Бертраном делилась, ей не жалко. Но тот презрительно кривился «девчонка!», и она закрывалась в ответ.

Она даже у бабушки Берты спросила, почему так. Почему с княжичем она подружилась, а Бертран её не принимает, как будто она – лишняя. «Сложно мальчику, ревнует», – непонятно ответила бабушка. – «Пусть они дружат себе, им нужно, Бертран ему всю жизнь верным будет. А ты не обижайся – у них своя жизнь и своя ноша. Помогли мы с тобой Михаю – вот и ладно. Видишь, как выправляется паренёк? Уедет, и всё будет у нас по-прежнему».

А Михай и вправду к последней неделе жизни в лесном доме окреп, подрос и уже мало напоминал бледного носатого мальчишку, которого увидела Мийка месяц назад. И когда к сороковому дню за мальчишками приехал дядька Грид, он так и сказал бабушке Берте: «Чудеса! Оставлял птенца, забираю сокола! Знаешь своё дело, старая Берта, князь будет доволен!».

Грид увёз с собою мальчишек, но по-прежнему жизнь в лесном домике не пошла. Князь Власий, отец Михая, увидев полностью здорового и окрепшего сына, позвал бабушку Берту в княжеские целительницы. В терем жить позвал. Бабушка согласилась с условием, что служба её князю – на десять лет. Что живёт она в тереме только зимой, а летом – в лесу. И когда Мийка подрастёт, ей быть княжеской целительницей. Власий условие принял, но велел Мийку, как в возраст войдёт, отдать учиться в Школу магии и целительства. Чтобы к бабкиной лесной науке и другую премудрость взяла.

В возраст Мийка вошла в пятнадцать лет. А до того жила на два дома: то в тереме, то в лесном доме. И в тереме ей было по-своему интересно. Пусть тут не было полянок и птиц, зато были девчонки-подружки и интересная девчоночья жизнь с гаданиями, рукодельем, песнями, хороводами. И сердечными привязанностями к парнишкам из княжьей дружины. Мийка сердечными привязанностями не маялась, хотя на суженного как-то погадала. Но ничего не поняла: брошенная за ворота обувка повернулась носком к конюшням.

– Жеребец тебе жених! – хохотали девчонки. – Или конюх Авдей, тоже знатно!

– Да ну вас, глупости всё это, – не обижалась Мийка. Конюх Авдей был крепким пожилым дядькой, слегка хромым после давнего падения с лошади. А второй конюх, Бронька, был слегка блаженным, очень любившим лошадей и живущим только конюшней.

Глупой она себя почувствовала чуть позже, когда выскочила за ворота подобрать свой сапожок и в который раз наткнулась на ироничный и холодный взгляд Бертрана, – они с княжичем как раз вернулись из поездки и спешивались возле конюшни.

Княжич Михай и его неизменный спутник Бертран теперь в её жизни были постоянно. Она сталкивалась с ними в тереме, иногда смазывала им синяки и ушибы выданной бабушкой мазью. Как-то даже заваривала грудной сбор для княжича, подхватившего где-то простуду, – всерьёз княжич после того случая, слава Богам, не болел. Мийка вместе с девчонками иногда смотрела в окна, как упражняются парни на мечах – Михай и Бертран были лучшими из всех. На состязаниях смотрела, как соревнуются княжьи воины в меткости – и тут лучшими были княжич с его другом.

В тереме Мийка научилась вышивать затейливо, и ей понравилось вплетать в узоры цветы и листья, какие росли в её лесу. Рубахи и юбки она научилась себе шить красивые, нарядные. В своих нарядах и в хороводы вставала, что девчонки водили на праздники. И когда водила вместе с ними, Мийке становилось как-то по-другому хорошо, не так, как в лесу. Девчонки ещё пели на разные голоса, и Мийка тоже пела, и будто наполнялась другой силой, не той, что в лесу возле бабушки.

А потом были кадрили, и смешливые глаза парней. Она часто вставала в кадрилях с Михаем. И никогда – с Бертраном, потому что кто же пляшет с недоразумением…

И ещё был случай, когда Мийка схлестнулась с Бертраном.

Парни тогда вернулись с охоты княжьим выездом. Добыли оленя, птицы настреляли, и даже привезли волчью шкуру. Охотники выглядели гордыми и довольными, а Бертран вдруг впервые за всё время взглянул на Мийку вопросительно:

– Мийка, посмотри. Поможешь выходить?

И достал из-за пазухи волчонка. Маленького, едва глазки открылись, сосунка.

– Ты что, волчицу убил?!! – мигом взвилась Мийка, вспомнив волчью шкуру . – Да как ты мог живодёрничать, нельзя маток стрелять! Боги тебя накажи!

– Я не убивал, – скривил губы Бертран, превращаясь в привычного Мийке гордеца. – Сама издохла.

– Он не убивал – вступился за друга Михай. – Волчица в ловушку чью-то попала, мы уже мёртвую нашли. И логово нашли. Из трёх волчат один выжил. Поможешь выходить?

Мийка охнула, виновато взглянула на Бертрана. Но тот всё так же кривил губы: «Девчонка!».

А из того волчонка вырос красивый зверь, и через год они отпустили его в дальний лес.

***

За воспоминаниями прошёл примерно час. Она бы и дальше вспоминала, но отвлекла какая-то возня по соседству.

– Ты что делаешь, горюшко? – ахнула Мийка, обратив, наконец, внимание на своего очарованного спутника.

– Сонет! – громко объявил Бертран, примостившись, наконец, на одно колено между ближайшими лопухами. – Тебе одной служить готов я, тебя прекрасней в мире нет! Хочу найти такое слово я в свой задуманный сонет, чтобы оно всю страсть и нежность, и как тебя боготворю, сумело выразить! Безбрежность и силу чувства: я люблю. Люблю тебя, твой стан и очи, твой смех и блеск твоих ланит…

– Бертран, ты очумел? – тряхнула головой Мийка. – Какие, к Хоху, ланиты? И что это ещё такое, где они у меня?

– Вот тут – заворожённо потянулся к её лицу Бертран, и Мийка хлопнула его по руке, чтобы не трогал.

– Все эти дни и эти ночи меня к тебе одной манит! – с энтузиазмом продолжил влюблённый. – К твоим глазам, к твоей улыбке, твой голос – словно ручеёк. Прошу, прости мою ошибку, что раньше выразить не мог всю силу трепетного чувства, всю силу искренней любви. Изображал я равнодушье, когда молился «Позови! Ты позови меня хоть взглядом, хоть жестом! Я к тебе – приду! К твоим ногам…

– А также заду, я непременно припаду, – мрачно досочинила Мийка.

«Интересно, что же из состава дало такой эффект? – думала она, перестав слушать перечисление частей своего организма и то, как они влияют на настроение автора. – Будыльник или лисья дудка? Лепестки лютеня вряд ли тут действуют, они всего лишь снижают уровень критического восприятия. Хотя с критическим у Бертаран сейчас тоже не очень»…

– Позволь к ногам твоим припасть! – закончил сонет Бертран и попытался схватить Мийку за руку.

– Это – рука! Ты уже определись, куда припадать будешь! – отползла от него Мийка и поняла, что трёх дней она не выдержит. Эх, была бы тут бабушка Берта! Она бы помогла обязательно! Но бабушка сейчас наверняка в тереме, а Бертрана в терем вести нельзя…

Мийка вспомнила их лесной домик, с пучками трав под крышей, весёлой расписной печкой и деревянным выскобленным полом. Любимое место, с Силой-Берегинюшкой… Точно, Сила Изначальная чары снять может… Значит, им – туда.

***

Травы для своего приворотного зелья Мийка выбирала тщательно. Чтобы голову вскружили, обожание вызвали, предмет обожания приукрасили, критичность восприятия снизили. Божья роса, мелкие белые цветочки, должна была поддерживать лёгкую эйфорию. В общем, ничего вредящего или подчиняющего. Подчиняющие зелья в их школе изучали в следующем году, их испытывали только на добровольцах, с контролем со стороны преподавателей и обязательным нейтрализующим составом под рукой. И составь Мийка такое зелье, ей бы не то что работу не зачли – могли из школы выгнать с запретом на практику. Но и без этого Майка бы не стала – не в её характере подчинять. А вот посмотреть, как поменяется человек из-за романтического настроя, она хотела.

Вот и шла теперь по лесу, маялась из-за избытка романтики. Бертран преданно шагал рядом, пытаясь завладеть её рукой.

– Ты зачем из чужой кружки пил, дурень, – вздохнула Мийка, в очередной раз отбирая руку и полагая вопрос риторическим. Что Бертран сможет ей объяснить, пока ходит таким влюблённым дурнем?

– Жарко было, – тем не менее, ответил Бертран, влюблённо глядя на Мийку. – Какая ты всё же красивая!

– А проснись-траву мою зачем отобрал?

– Лорда задобрить! – всё так же умильно глядел Бертран – Век бы тобою любовался!

Лордом был жеребец Бертрана. Он внезапно закапризничал, и с этого момента всё пошло не так.

***

Мийка всё продумала досконально. И даже в свою тетрадку по практической работе записала: «Готовый состав был подан испытуемому в виде добавки в квас». Так и планировала: вот Михай возвращается с утренней выездки. Как всегда по жаре просит напиться, и Мийка подносит ему кружку с квасом. Княжич выпивает, через несколько минут состав начинает действовать, какое-то время, не дольше часа, Майка наблюдает за влюблённым Михаем, всё запоминает, чтобы записать в тетрадочку. А потом поджигает стебель проснись-травы, княжич вдыхает запах и стряхивает свою влюблённость.

На деле же, когда парни вернулись и спешились, Михей не стал просить квасу. Они вместе с Бертраном начали успокаивать Лорда, который чего-то перепугался на прогулке. И даже теперь, когда они вернулись и спешились, нервно перебирал копытами и отказывался подпускать к себе конюхов. Мийка же, согласно плану, уже вышла к ним с кружкой кваса в одной руке и пучком проснись-травы в другой – приготовилась.

– Ну, что же ты, тихо, тихо, – бормотал Бертран своему жеребцу, поглаживая его по шее, а тот раздражённо мотал головой.

– Сухарь есть? – заметил он Мийку, та тоже помотала головой. – А это что за трава?

Она и сообразить ничего не успела, как парень выхватил из её рук пучок проснись-травы, понюхал. Кивнул головой, мол, годится. И не успела Мийка и слова сказать – предложил своему жеребцу.

Лорду трава понравилась, он мигом схрупал весь пучок, лишая Мийку заключительной стадии её плана. «Придётся переносить опыт» – подумала она, досадуя, что придётся заново настаивать семь трав. А Бертран, выдыхая радостно, что конь успокоился (Ещё бы! Проснись-трава любой морок и испуг вмиг снимает!), выхватил у Мийки кружку:

– Что тут у тебя? О, квасок! – и осушил её в три глотка.

И через три минуты превратился во влюблённого идиота.

И когда Мийка сбежала из терема, чтобы никто не догадался, что она натворила, этот идиот увязался следом.

***

Самое ужасное, что она абсолютно не понимала, почему приворотное зелье дало такой эффект. Когда она планировала эксперимент с Михаем, то рассчитывала, что княжич просто будет с ней любезен. Ну, скажет пару комплиментов, обратит чуть больше внимания, чем всегда. Ну, увидит, что Мийка не прежняя босая лесная девчонка, которая показывала ему лисят, а девушка с косой до попы и в вышитом сарафане. И всё! Ей было бы достаточно. А у Михая после этого испытания осталось бы воспоминание, что он был романтически настроен, и что Мийка вызвала в нём симпатию. И всё!

Но Бертрана зацепило гораздо крепче. И хотя никаких непотребств он не вытворял (непотребства и страсть провоцируют совсем другие травки, их объясняют в конце последнего года обучения), что-то подсказывало Мийке, что просто воспоминаниями о симпатии дело не закончиться. Она даже думать боялась, что будет помнить, и как будет кривить губы Бертран, когда очнётся. Хотя, если сбор так неожиданно действует, может, и к лучшему, что Михаю не достался? Гораздо больше было бы беды!

До лесного домика они дошли к вечеру. Бабушка Берта, к Мийкиному счастью, оказалась дома: чуть дымилась труба, на заборе висели-сушились пёстрые половички.

– Бабушка, бабушка, как хорошо, что ты тут! Мне помощь нужна! – метнулась Мийка через порог, радуясь, что сейчас её приключения закончатся.

– Приветствую вас, сударыня, – шагнул следом Бертран и склонил голову в вежливом поклоне. – Позвольте просить у вас руки вашей внучки.

– Что? Ты совсем ополоумел? – ахнула Мийка. – Бабушка, ты видишь?

– Жениха твоего? Вижу, – вытерла руки полотенцем бабушка. Внучка отвлекла её от готовки. – А в чём вам помочь?

– Не нам, а мне, – шмыгнула носом Мийка. – Всё слишком далеко зашло. Теперь он ещё собрался на мне жениться.

– Миечка, я у твоих ног! Ты – мой счастье, свет очей моих, смысл моей жизни. Люблю тебя моя отрада, желанный свет моих очей! Мне больше ничего не надо, лишь знать, что больше не ничей! Я твой, я твой навек отныне, люби меня, как я тебя! Никто желанья не отнимет всю жизнь прожить, тебя любя!

На последних строках Бертран встал на одно колено и сделал руками убедительный жест: левая к сердцу, правая в сторону предмета обожания.

– Да, действительно, – покачала головой бабушка, рассматривая композицию «влюблённый персонаж». – Помощь нужна, и в первую очередь юноше. Что с ним такое?

– Я его приворожиииила! – разревелась Мийка. – Я не хотела! Я Михая хотела, а этот выыыпил!

– Так, стоп, внучка. Ничего не поняла. Ты хотела приворожить княжича? А зачем?

– У нас практическая работа, зачётная!

– Княжичей привораживать?

– Да нет же, по зельям и противоядиям! И я придумала приворот, лёгкий, романтический. Ну, чтобы только комплименты и немножко стихи. А потом проснись-траву дать понюхать, и всё сразу проходит.

– Но у Бертрана, как вижу, не прошло, – кивнула бабушка в сторону парня, который примостился в ногах у Мийки и опять пытался взять её за руку.

– Да он вообще влез, когда не просили! – вскинулась Мийка, отбирая руку. – Проснись-траву скормил своему жеребцу, кружку с квасом выхватил и выпил, как будто ему готовила! Вечно он мешает мне, с первых дней, как влез между мной и Михаем!