Наш эксперимент

Я видел, как дворники появились на улицах, примыкающих к скверу, и начали уборку мусора. Я слышал среди птичьих голосов, этих наших посредников между небом и землёй, монотонный шелест мётел дворников, очищающих мостовую от уже начинающих опадать с деревьев листьев.

И я подумал, что и душу свою человек должен постоянно держать в чистоте. Он не должен лениться, превращая своё тело в грушу. Правы даосы, утверждающие, что «прежде стремления к расслаблению, необходимо утвердиться в напряжении». Без этого не раскроются небеса, и невозможно будет увидать Истину. Совершенно верно они утверждают, что «расслаблению, открытости, непротивлению Высшему Началу должно предшествовать укрепление и напряжение всей воли человека. В противном случае состояние ослабления обернётся для него просто слабостью перед лицом тёмных сил. И вместо совершенной личности получится крайне уязвимый и, в конечном итоге, душевнобольной человек».

Я ещё раз полной грудью вдохнул в себя чистый утренний воздух и посмотрел в огромное бездонное синее небо, на котором не было ни одного облачка. И я почувствовал в своей груди вдруг такую свободу, что ощутил способность взмыть в это небо и раствориться в нём.

Да! – вдруг озарило меня. Человек должен быть полностью свободен. Ничто не должно мешать его свободе поиска. Если у него не будет такой свободы, то он рискует увлечься какой-нибудь системой догматов, подобно той, чему нас обучают в школе, стать узколобым в своих воззрениях, и на интеллектуальном уровне видеть только то, чем его будут питать из нашей общей книжной кормушки. Или ещё хуже – предаться ложному аскетизму, изнурять себя физически и психически, превратившись в раба какой-нибудь узколобой системы. Нет! Только свободный поиск даёт человеку возможность выработать для себя правильную позицию для отрицания всего ложного и обретения истинного. Но это устремление невозможно без твёрдой решимости отдаться ему целиком. Если я стану на этот путь, то получу больше, чем моя отдельная личность. Как там учили даосы Егора? Если я овладею Потоком и Путём в этом Потоке, то тончайший свет коснётся меня и проникнет в моё существо на этой высочайшей ступени моего духовного роста. И я чувствую, что этот свет уже вошёл в меня со светом зари. Он остался во мне, и я ощущаю, как он растекается по всему моему телу, проникая во все уголки моей потаённой души.

И меня вдруг охватила радость от сознания того, что с достижением состояния этого света, все начальные качества, необходимые для достижения более высоких состояний уже преодолены. Я мог превратиться в птицу, в цветок, в ветер. Я мог стать просто светом. Я мог улететь на край земли или устремиться в какой-нибудь уголок во Вселенной. Всё мне становилось доступным. Я больше не хотел выходить из этого состояния. Мне казалось, что я попал в Море и стал рыбой. И если рыбе покинуть её стихию, то она задохнётся, и я понял, что никогда больше не выйду из этого состояния, потому что оно может оказаться для меня губительным. Я уже не мог жить по-старому, я стал новым человеком, человеком с одухотворённой душой, тем, кто поднимается над всеми, кто становится источником света. И ничто уже не может загасить сияние этого огня. Но вместе с этим, я ощутил в себе ещё одну потребность: быть скромным, и не выявлять на людях свои особые способности, так как это могло противоречить моему гармоничному слиянию с Потоком. Так в это утро я стал даосом.

За моей спиной в спальне моих родителей прозвенел будильник. Родители вставали, готовясь отправиться на работу. Они даже не подозревали, что перед их пробуждением на балконе произошло чудо, и их сын переродился, превратившись в небожителя. Мать очень удивилась, увидев меня бодрствующим.

– Почему так рано? – спросила она меня.

– Я выспался, – сказал я.

В это утро мы все втроём сели завтракать. Я сидел за столом и с интересом разглядывал своих родителей. Я их очень любил, но в моё сердце почему-то проникала жалость к ним. Каждое утро они вставали и спешили на работу. Несомненно, они делали очень полезное для общества дело. Но, к сожалению, они не знали, что такое Поток, и какой Путь можно в нём обрести. Если б даже я попытался им это объяснить, то, я знал, что они отнесутся к моим разговорам как к детской забаве. У них была совсем другая жизнь, полная забот и своих интересов. Вряд ли когда-нибудь они смогут обрести высшие знания и познают истину, даже если всеми силами я постараюсь её им внушить. Я это понимал, и от этого мне становилось очень грустно. Они жили в ложной системе и не понимали, что происходит вокруг них. Вместо того чтобы плавать в потоке небесного океана истины, они топтались по узким тропинкам лжи, брели по руслам высохших рек. И не только они, а все жители нашего городка, работающие на заводе, вели одинаковую жизнь. Их обманывало правительство, обманывал директор завода, постоянно из их сознания вымывались традиции, вера, руководящая идея истины. Но они этого не замечали, привыкнув выполнять свой повседневный долг. Постепенно их сознание заполнялось ложными идеями и принципами. Духовная жизнь этих людей постепенно опустошалось.

В нашем городке даже не было ни одной церкви. Стараясь чем-то заполнить свою духовную пустоту, люди прикрывали её украшательством, шили себе нарядные одежды, делали роскошные ремонты квартир, покупали дорогие автомобили, радио и телеаппаратуру. Развивали и проповедовали ложные теории о благоденствии общества. Какое могло быть благоденствие в бездуховном обществе? С каждым годом на заводе они коллективно всё более совершенствовали своё устрашающее оружие, а в свободное время, чтобы не чувствовать своего морального и интеллектуального кризиса, прибегали к крайним мерам для поднятия духа, устраивая попойки и предаваясь пресыщению в еде и питье. У всех них с каждым годом росла алчность, и они все деньги тратили на преумножение своего имущества, которое у них имелось и так в избытке. Все они накапливали у себя много лишнего и ненужного. Их жизнь только отдаляла их от Истины. И когда случались в городке непонятные события и происходили чудеса, они только хлопали глазами, озирались по сторонам и качали головами, ничего не понимая.

Устыдившись своих мыслей, я вдруг подумал, имею ли я право судить своих родителей. У них – своя жизнь, а меня – своя. Впервые в своей жизни я, встав из-за стола, вместо благодарности поцеловал мою мать и моего отца в щеки. Родители переглянулись. Я понял, что им не понятно, что происходит со мной.

– Ты не болен? – спросила меня мать с беспокойством.

– Нет, – ответил я ей, улыбнувшись, – я никогда не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Просто, у меня очень хорошее настроение.

В школе на уроке обществоведения учитель говорил нам прописные истины из учебника, но я, слушая его краем уха, думал совсем о другом. Он говорил о конституции, которую, как я думал, кто-то написал для народа, и которую народ совсем не знал и не интересовался ею. Он говорил о законах, которые никто не исполнял. Он говорил о росте преступности в стране, о без духовности, пьянстве и распространении наркотиков, и о том, какие меры предпринимаются правительством. А я думал о том, что крайности ведут к состоянию смуты, спокойствие же – это совершенство человека и совершенство народа. И вдруг меня охватила гордость за мой народ, который несмотря ни на какие трудности, оставался спокойным. Оставаясь спокойным, он сам мог выпрямиться. Я понял, что в моей стране правительство живёт своей жизнью, а народ – своей. Отсутствие всякой реакции на правительство спасало народ от бед.

повернул голову к Кате и увидел, что она спокойно слушает объяснение учителя и думает тоже о чём-то своём. Я перевёл взгляд на других моих товарищей, учеников, сидящих за партами, и увидел в их глазах то же самое выражение. И я вдруг понял, что мы, ученики школы, понимаем в политике больше, чем взрослые. Потому что у взрослых с возрастом костенеют взгляды на жизнь, может быть, из-за их сложившегося уклада жизни. Мы же смотрим на будущее иными глазами и можем построить общество намного человечнее и справедливее.

И я подумал, что человек может воспринимать и почувствовать всё происходящее вокруг него и внутри него, когда его сознание ещё не отвлечено привязанностью к делам. Если остановить погоню за делами и их плодами, то личность будет естественным образом обогащать свой мир за счёт роста способностей восприятия.

Так и происходит с народом. Если правительство не будет навязывать ему своих дел, то народ сам обогатится. Если множатся законы и приказы, то от этого обогащаются только воры и разбойники. Законы и приказы сановников – это острое орудие в руках правительства. Как говорят даосы: «Прямотой управляется страна. Странностью используется войско. Отсутствием дел правителей удерживается мир. В мире много запретов – народ беден. У народа много становится орудий – в стране растёт мрак. Поэтому совершенный человек говорит: «Я в Недеянии, и народ сам изменяется. Я люблю покой, и народ сам выпрямляется. Я вне дел, и народ сам обогащается. Я вне желаний, и народ сам опрощается». Вот почему даосы не вмешиваются в наши людские дела, потому что крайние средства всегда крадут человека из Потока, уводят его от Пути к Истине.

Прозвенел звонок. Урок обществоведения закончился. Учитель, объяснив нам задание, вышел из класса. Но в голове у меня остался один вопрос, на который мне мог ответить только Егор. Я его разыскал на перемене и спросил:

– Скажи мне, почему принято считать у даосов, что применение крайних средств в поисках истины лишь затемняет её.

На что он мне ответил:

– Крайние проявления способностей нарушают гармонию и ввергают человека в смутное состояние. Нам только кажется, что гипертрофированные физические качества, обостренный интеллект или особые возможности психики нам помогают. Это не так, если мы пребываем в покое и лёгкости, то все наши возможности уравновешиваются, и мы в состоянии сделать больше, чем при использовании только одной какой-то даже очень развитой способности. Необходимо дать возможность всем заложенным в человеке потенциям духовного роста свободно развиваться по своим собственным законам, согласно с Дао. Совершенный человек говорит: «Я в Недеянии, и народ сам изменяется».

– Под словом народ он подразумевает своё тело? – удивлённо спросил я.

– Да, – ответил Егор. – Сентенции даосов многозначны. Под каждым их словом можно подразумевать как частное, так и общее. – Нельзя насиловать личность системами запретов, осуществляемых самим человеком или кем-то другим. Но вместе с тем не нужно забывать, что только при отсутствии противоречий в желаниях, прямоте воли человека в состоянии справиться с собой. Потому что подавление нежелательных стремлений – залог достижения прямоты. Однако внешние и внутренние ограничения личности приводят к истощению сил и обеднению внутреннего мира, борющегося с самим собой человека. Не случайно даосы говорят: «В мире много запретов – народ беден».

Слушая его, я как бы связывал внешний макромир с моим внутренним микромиром, и, проводя соответствующие параллели, начинал лучше понимать Поток Вхождения в Небесный океан Истины.

Прозвенел звонок. И нам обоим нужно было идти в свои классы на следующий урок.

– А знаешь, – вдруг сказал я ему, – мне кажется, что своим интеллектом мы уже превзошли наших учителей. Мы уже ничего не можем получать. Мы их переросли.

– Ошибаешься, – возразил мне Егор, – никогда не думай, что ты умнее других. Это опасное самоуспокоение. В жизни, для постижения Истины, всегда и у всех нужно учиться, потому что каждая пылинка имеет свои знания, и только соединив все их вместе, можно достичь Великой Истины. Не нужно свысока смотреть на своих учителей. Сейчас – их время, и они на высоте. Когда же придёт наше время, их учеников, то нам тоже нужно оказаться на высоте. Если они решают сейчас одни задачи, то нам предстоит решать совсем другие, более сложные задачи. И к этому нам нужно готовиться.

На его слова я не мог ничем возразить.

– Не забудь, что сегодня поздно вечером у нас решающий матч с даосами, сказал он, направляясь к своему классу.

– Как же это можно забыть?! – удивился я.

Вечером, около десяти часов, когда все спортсмены покинули зал, мы проникли в него подобно ночным теням. Огни в спортзале были потушены, только свет фонарей проникал с улицы через большие окна. Мы решили не включать свет, чтобы не привлекать к себе внимание посторонних глаз. Нас было восемь человек, вся команда в сборе. Здание спортзала в форме буквы «Г» вместе с мастерскими стояло особняком от четырехэтажного строения школы во дворе, который никогда не запирался и являлся как бы проходным двором между улицами Российской и Родины. К северной части здания примыкала горка, на которой стояла котельная с баней и высокой трубой, с западной части двор школы переходил в треугольный сквер космонавтов с фонтаном и остатками небольшого постамента, где раньше стоял каменный бюст Юрия Гагарина. Поздно вечером и ночью в этой части нашего городка практически не было прохожих. Сторож находился, в основном, в здании школы и очень редко совершал обход спортзала и мастерских.

Мы уселись в темноте на пол в ожидании даосов. Через несколько минут наши глаза привыкли к темноте, и мы стали различать наши фигуры и границы пространства. Ещё через какое-то время мы видели всё ясно как при ярком электрическом свете. Мы с Егором сидели рядов, перед нами сидело в позе лотоса пятеро парней, и чуть в отдалении – Катя. Мне показалось, что все напряжены.

– Через несколько минут нам предстоит очень трудный матч, – давал нам последние напутствия Егор, – поэтому мы должны собраться с духом и силами и сконцентрироваться на победе. Мы будем биться с ними их же оружием.

– Как? – удивился Сологуб. – А я думал, что мы будем с ними играть в мяч.

– Совершенно верно, мы будем играть в мяч, но наше оружие здесь, – сказал Егор и показал жестом на свою голову, – у каждого из нас своё секретное оружие. Как говорят даосы: «Знающий не говорит, а говорящий не знает».

– И как же нам пользоваться этим оружием? – спросил его Сологуб.

– У даосов есть общее правило, как активизировать это оружие, – сказал Егор. – Для начала нужно «преградить свой обмен». То есть, нам необходимо отсечь все свои связи с этим миром. Другими словами, мы должны ввести нас во вневременной порядок.

– Как это? – опять спросил Сологуб.

– По их правилам, – очень тихо сказал Егор, – нужно «Затворить свои врата. Притупить свою остроту. Освободиться от своей разделённости. Сгармонировать свой блеск и воссоединить свои пылинки».

В зале на некоторое время воцарилась тишина. Я не слышал даже дыхания моих товарищей.

Я старался последовать его совету и через некоторое время впал в забытье. Я не знал, где нахожусь, и что со мной происходит. Вокруг меня была темнота и спокойствие. И лишь откуда-то издалека до меня доносился тихий голос Егора:

– «Таково действие изначального единения. Тогда ты недосягаем для родственного, недосягаем для чужого, недосягаем для пользы, недосягаем для вреда, недосягаем для почёта, недосягаем для позора. Поэтому действие в мире ценно». Ровно в полночь всё кончится.

Внезапно включился свет и в сиянии электрических лампочек перед нами предстали даосы. Мы вскочили с мест и молниеносно заняли свои места на нашей половине поля, потому что посреди центральной площадки поля прямо над кругом на полу в воздухе висел и крутился баскетбольный мяч. Даос по прозвищу Облачный Дом прыгнул к мячу, схватил его и метким броском послал его в наше кольцо. Счёт был открыт. Егор выбросил мяч с нашей зоны, целясь в кольцо, но он был перехвачен в полёте длинными руками даоса Квазимодо Люя и опять отослан в нашу корзину. Я не смог в прыжке его перехватить. Мяч прошёл мимо моих рук. Он пролетел сквозь мои пальцы. Мы проиграли ещё одно очко.

Выбрасывал мяч я. Сконцентрировав все свои усилия, я послал мяч кручёным броском в корзину даосов. Даос Кентавр взлетел на своём бумажном ослике в воздух, чтобы перехватить этот мяч, но Чуб выдернул из-под даоса полоску бумаги, и тот грохнулся всем своим телом на пол. Мяч оказался в корзине противника. Наши возгласы радости потрясли стены спортзала. Егор посмотрел на нас осуждающе. И до моего слуха донёсся его голос: «Помните, что даосы странствуют за пределами человеческого. То, что они любят, это – Одно; то, чего они не любят, это тоже Одно. В своём одном, они всегда Одни; в отсутствии одного, они тоже всегда Одни».

Я слышал слова Егора, но не видел, чтобы он открывал рта. Его губы даже не шевелились. И почему он говорит мне: «Помните»? Разве мы с ним перешли на «вы»? И тут до меня дошло, что он беззвучно посылает нам свои мысли. И мы слышим его. Я посмотрел на Катю и ребят. Мне показалось, что они тоже поняли, что он хотел сказать.

За свой бурно проявленный восторг от заброшенного мяча мы были тут же жестоко наказаны. Даос Юродивый выбрасывал мяч. Гилёв прыгнул вверх, насколько мог, но не дотянулся до мяча. Мяч оказался в нашей корзине. Следующий мяч закинул даос Лекарь по прозвищу Железная Клюка. Хотя он и хромал, Сологуб никак не мог ему помешать. Ещё один мяч забросил нам Садовник, вызвавший снег в нашем городке. Вечная дева Хэ, бросив мяч из-под своего кольца, попала им прямо в нашу корзину. Тоже попыталась сделать Катя, но мяч, описав в воздухе окружность, упал опять в наше кольцо. Счёт стремительно увеличивался. Даос с именем Чистая Пустота так артистично обыграл Тима и провёл мяч к нашему кольцу, что мы все открыли рты от удивления. Одним пальцем он забросил мяч в нашу корзину, показав всем своё тотальное превосходство над нами. Мы проигрывали матч. Счёт становился ужасным. Егор попросил тайм-аут. Игра остановилась. Мы собрались в кучу, чтобы посоветоваться и выработать хоть какую-то тактику.

– Чтобы стать совершенно мудрым, – сказал он нам очень тихо, – нужно вернуться к природе, к Дао, в Единое, в бесформенное, отбросить всё ложное, забыть всё единственное, отдельное, вплоть до своего себя. Представьте, что этот мяч наша общая жизнь, и если один из нас потеряет его, то мы все погибнем. Погибнем не только мы, но погибнут и все жители нашего городка. Поэтому не выпускайте его из рук, пока он не окажется в корзине противника. Точная передача, точное попадание. Мы же с вами не случайно тренировались получать и отдавать мяч. Мы образовали круг и взяли друг друга за руки. На счёт три мы отпустили руки и разбежались по своим местам на нашей половине поля. На своих ладонях я чувствовал тепло рук Кати и Егора.

Игра возобновилась. На этот раз мы все играли очень слаженно. Передавая друг другу мяч, мы проходили к штрафной площадке противника и забрасывали его в корзину. Но даосы тут же отыгрывали этот бросок своим метким попаданием мяча по нашей корзине. Так мы играли довольно долго, но счёт не увеличивался и не уменьшался. Время быстро летело. В полночь должна была закончиться игра с тем счётом, который никак не хотел меняться. Мы проигрывали восемь мячей.

Во время игры я вспомнил матч небесных сущностей на дисплее моего компьютера, когда те в небе играли над городком летающей тарелкой – нашим торсионным агрегатом. Тогда мне удалось мышкой поставить летающую тарелку на крышу. Мог ли я, сконцентрировав всю свою волю, забросить мяч, брошенный даосами, в их собственную корзину? Мяч выкидывал Квазимодо Люй. Послав мяч сильным броском в нашу корзину, Люй устремил вперёд свою лебединую шею. Но мне удалось неимоверной силой воли остановить мяч в полёте и направить его корзину соперников. Мы отыграли один мяч, и разрыв сократился до семи, но время неумолимо сокращалось, и до полночи оставалось всего не более четверти часа. «Мы проиграем, – подумал я, – если не прибегнем к хитрости». Я вспомнил, как бабушка Егора на скамейке в скверике космонавтов сообщила нам некоторые детали из жизни этих даосов. И меня осенила одна мысль.

одойдя незаметно к Кате, я сказал ей тихо:

– Когда придёт очередь вечной девы Хэ бросать мяч по нашему кольцу, скажи ей тихо, что черпак, который она обронила, лежит в раздевалке.

– Зачем? – спросила она меня.

– Не спрашивай, и делай то, что я сказал.

Как только дева Хэ изготовилась кидать мяч, Катя шепнула ей что-то, и мяч, ударившись о щиток, не попал в корзину и оказался в наших руках. Мы дружно провели его передачами через всё поле и забросили в кольцо даосов. Счёт сократился до шести. Вечная дева Хэ, исчезла на некоторое мгновение и, к моему удивлению, радостная появилась вновь с черпаком в руке. Где она его взяла, я мог только строить предположения.

Продолжая эту тактику, я шепнул даосу Люю, что в него влюблена его ученица вечная дева Хэ. От этой неожиданной новости Люй обалдел и выронил мяч, который оказался в моих руках, а затем в корзине противника. Люй на меня нисколько не обиделся и лишь шепнул, что он нашёл черпак девы Хэ и оставил его в раздевалке с тем, чтобы после матча вручить ей. Но при этом загадал, что если вечная девица Хэ сама обнаружит черпак, то полюбит его, что и произошло. Люй также спросил меня, откуда мне стало известно о черпаке. Я показал на свою голову и сказал, что у меня прекрасные учителя. Мы оба остались довольные друг другом, а счёт сократился до пяти.

В этом матче мне необыкновенно везло. У даоса Чжунли по прозвищу Облачный Дом во время игры из-за пояса выпал веер, которым он оживлял мёртвых. И я его незаметно подобрал. Как только он собрался кидать мяч по нашему кольцу, я вынул веер и протянул его ему с вежливыми словами: «Соблаговолите принять. Это ваша оброненная вещь». Даос принял её от меня и рассыпался благодарностями, а в это время я овладел мячом и передал его своим товарищам, которые провели его на площадку и забросили в корзину даосов. Счёт сократился до четырёх. До конца игры осталось всего семь минут.

Когда хромоногий даос Ли Те-гуай по прозвищу Железная Клюка овладел мячом и провел его на нашу площадку для броска по кольцу, я шепнул ему, что в раздевалке его ждет его первоначальное тело, которое он потерял, отправившись в далекое путешествие. Даос от волнения потерял мяч, которым мы тут же овладели и сократили счёт до трёх мячей. Ли Те-гуай бросился в раздевалку и обнаружил там своё когда-то давно сожженное тело целехоньким и невредимым. Оказывается, Небесный Нефритовый Император и Самодержец, которому поклонялись все даосы, решил сделать хромоногому подарок за его чудодейственное исцеление многих больных и послал ему тело, которое он должен был получить сразу же после матча. В этот вечер мне необыкновенно везло. Как будто я угадывал всё то, что должно было свершиться в недалёком будущем.

В зал Хромоногий вошёл красавчиком с довольным и сияющим лицом в своем новом утерянном ранее и обретённом вновь теле. Ему уже не нужна была железная клюка. До окончания игры оставалось всего пять минут и три заброшенных нам мяча. Цао Го-дзю в игре допустил ошибку из-за своей золотой пластинки, которой нечаянно поранил Тима. С расстройства он запустил эту пластинке в воздух, и она рассыпалась в мелкую золотую пыльцу, которая осела на пол. Мы получили право на штрафной бросок и успешно его реализовали. Счёт сократился до двух. При этом даос при всех высказал своё сожаление о том, что вовремя не расстался с этим проклятым золотом.

До конца матча оставалось три минуты. Когда Катя бросала мяч со штрафной площадки, я приблизился к даосу Чжану Го-лао и тихо ему сказал, что легендарный китайский император Яо умер ни оттого, что придворный маг Шэ Фа-Шан сообщил ему, что великий даос Чжан Го-лао является оборотнем летучей мыши. По последним научным данным археологи, раскопавшие могилу императора Яо, обнаружили, что тот просто умер от цирроза печени, потому что любил часто прикладываться к кувшину с вином, а не от страха. Чжан Го-лао сердечно меня благодарил, сказав, что с облегчением узнал эту новость, и что с его души свалился камень, который он носил в течение десяти тысяч лет. То ли в знак признательности, то ли по рассеянности, вызванной таким приятным сообщением даос, летающий на ослике, опять свалился на пол и пропустил мяч в свою корзину. До конца игры оставалась всего одна минута и один не отыгранный нами мяч. Эта последняя минута решала всю судьбу нашего матча. И опять везение. Во время атаки даоса Лань Цай-хэ, прозванным Юродивым, вдруг откуда-то на пол посыпались мелкие монеты. Даос по привычке бросился их подбирать и упустил мяч, благодаря чему мы сравняли счёт. Затем даос Хань Сян, покровитель садовников, поскользнулся на золотой пыльце, рассыпанной на полу Цао Го-дзю, и мы забросили победный мяч в корзину даосов. Часы над дверью стали отбивать полночь. Даосы растаяли в воздухе, свет погас, а мы все оказались на полу сидящими в позе лотоса.

Очнувшийся Сологуб подал свой голос:

– Так была игра или нет? И кого мы победили? Где они?

В спортзале никого кроме нас не было. Мы сидели в темноте и с удивлением смотрели друг на друга. В наши сердца тоже стало вкрадываться сомнение, состоялся ли матч с даосами, или нам всё это только привиделось. Когда мы включили свет, то заметили царапину на лице Тима. Она ещё немного кровоточила.