Полная версия
Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес
Учитывая, что муж днями напролет пропадал в самых злачных кабаках и бильярдных, в этом не было ничего удивительного.
Войчич обернулся напоследок, и увидел белый чепчик и милое лицо хозяйки борделя, которая вышла, как бы для того, чтобы развесить свежепостиранное бельё на веревках, а по большей мере для того, чтобы посмотреть на задержание. Он заметил, с какой, елесдерживаемой, яростью она смотрела на их бричку. Даже губы побелели. А сзади, за хозяйкой трактира выбежали дети, и стали хвататься за юбку матери. Войчич понял, что сейчас ему намного более симпатична эта женщина, чем та размазня, которая сейчас поедет в карете вместе с ним.
«Наверное, её муж сейчас в ополчении. Как же мир тяжек для таких людей, всю жизнь горбатятся на самых черных и отвратительных работах, и вот, единственный раз в их жизни вспыхивает в их жизни огонь чего-то на их взгляд романтического, светлого, справедливого, единственный раз выходят они на просторы жизни и ногой сразу попадают в капкан жестокой реальности. И нет им оттуда спасения. И так год за годом, поколение за поколением, так что хоть и вовсе с серости не вылезай. Сама жизнь делает их такими, понуждает к серости»
Почему он сам выбрал именно эту специальность? Наверное, потому, что был жестким прагматиком и брал у жизни лишь то, что она ему давала, и надо сказать давала с избытком. А именно дар понимать и просчитывать ситуацию. При этом был ли он хорошим человеком? Нет, но, если мы зададимся вопросом был ли он профессионалом, ответом будет, безусловно, да.
Так они доехали до ближайшего леска, да это наверняка и нельзя было с полной уверенностью назвать лесом, так пролеском. В таких лесках всегда сначала идут ряды тонких, как вытянутые руки бедняков, берез, и только потом редкие сосны.
Солдаты выпихали растерявшегося Погрота из тарантаса. Тот настолько был растерян, что даже не сопротивлялся, когда его подвели к белому стволу березы, он смирно проследовал за конвоем, правда было заметно, как его глаза стали мокрыми от слез.
Войчича это уже начинало нервировать.
– Ну, что ты тут нюни развел, – обратился он к семенившему впереди Погроту, который то и дело оборачивался, жалобно смотрел на шедшего сзади сыщика, а после дюжины шагов и вовсе схватился за сердце.
– Я знаю, я не выполнил миссию, поэтому вы сейчас меня расстреляете, а ведь у меня семья, детки… Один другого младше. Ни что же вы, -при этих словах Погрот заискивающе начал рыскать глазами в сторону солдат, которые, казалось уже еле сдерживались, от того, чтобы угостить предателя свинцом.
– Эх, Погрот, – обратился к нему сыщик, и сплюнул в мягкую болотную жижу, – с каких это пор ты стал таким образцовым семьянином? Надеюсь, твои детки не пойдут по твоему пути…
На деле же Войчич так и представлял эту грязную, отвратно пахнущую малышню, с рогатками за пазухой, в истоптанных желтых потрескавшихся ботиночках, купленных на субботней распродаже у старьевщика за полцены.
«Туда вам и дорога, яблочко от яблони не далеко падает, а эти оборвыши всё равно никогда не коснутся моей дочери, для них растут подзаборные шлюшки, которые будут отдаваться им за три монеты и глоток вина с куском зачерствелого хлеба»
Больше всего в своей профессии Войчич ненавидел именно эту политкорректность, когда ему приходилось выслушивать их и кивать им, льстить и улыбаться, испытывая на деле откровенную брезгливость по отношению к своим «подопечным», впрочем, он конечно же понимал, что в эти рамки их загоняет сама жизнь, однако от этого не переставал тихо их ненавидеть. Это было уже профессиональным признаком, родовым пятном на совести аристократа по духу, коим мнил себя Войчич.
Войчич тыкнул в пленника дулом своего именного ружья, которое он предварительно достал из кареты.
– Иди уже, – поморщился он- У нас есть важные дела и помимо тебя! Ну а сейчас… Не заставляй нас переигрывать!
А между тем они прошли овраг и приблизились к березовой чаще, было заметно, как сильно нервничает Погрот.
Когда они подошли поближе к деревьям, развязали тому руки, тот и вовсе стал извиваться ужом.
– Как же так?
– Ну вот так, родной, ты как думал, предателей уже использовали, у них нет ни одной козырной карты в рукаве, и вы уже никому по-сути не нужны- Войчич насмешливо бросил в ответ, – вот будет тебе урок…
– Но вы же обещали отпустить?
Войчич словно бы не услышал последнюю фразу. Заместо этого он махнул рукой солдатам и те принялись чистить стволы. Погрот скис, хотя и пытался бодриться. На него был наставлен ствол Войчича, который вдруг резко отвернулся, словно что-то заметил за холмом на опушке.
Словно в пустоту он зашипел:
– Беги, беги сволочь… быстрее! Да не забудь передать там что надо!
Погрот сорвался, и перемахнул разом через несколько, поваленных ветром березовых стволов.
Уже через несколько часов, весь запыханный и взъерошенный, в расположение народного ополчения прибыл посол из города. По его виду можно было заподозрить, что его использовали заместо вола при вспашке. Впрочем, новость, которую тот с собой принес, позволила позабыть про внешний вид посланца. Его сразу же доставили к Отрониксу, в ставку.
– Чтооо? – кричал всегда внешне спокойный военначальник.
– Да, -ещё раз повторил Погрот, взял со стола стакан воды, и тут же разом осушил.
Суть рассказа Погрота заключался в следующем. После того, как бравые ополченцы покинули город, пришло время южных ветров, и на берег поспешили местные рыбаки, начался праздник, тем более, что местная селедка, в красном соусе, считалась одним из излюбленных деликатесов, которые так любили готовить повора в местных кабачках и пабах.
Праздник буквально разлился по городским улицам, вначале была вынесена огромная бадья черной икры, потом у местных дам случилась потасовка, видимо какая-то неосторожная леди, толи руководимая старыми обидами и желанием отомстить, либо по недомыслию и неосторожности, ухитрилась попасть икрой прямо в самую выпуклую форму соседки. После чего началась ужасная потасовка между слабым полом, закончившаяся сильной дракой, в итоге разнимать бушующий слабый пол пришлось рыбакам.
В итоге многие из дам пригласили своих спасителей в качестве благодарности на домашний ужин… И многие согласились. В итоге домой рыбаки вернулись только засветло.
Все это настолько возмутило ополченцев, что многие тут же начали стрелять в воздух из своих новоприобретенных ружей, и требовать возмездия, из-за чего помещение складского ангара наполнилось дымом и матерными криками.
Те, кто был поближе к выходу выбежали и продолжили феерию с выстрелами и криками уже на улице. После этого было решено оставить по дороге в лес засаду, а самим выдвигаться обратно в деревеньку, чтобы разобраться с обидчиками-рыбаками. План сработал, но, по правде говоря, это была лишь половина плана. В момент общей суматохи из помещения выскользнул и Погрот, который, помня то внушение, которое произошло с ним по дороге, не рискнул своей жизнью, и поспешил в горную долину, расположившуюся невдалеке от богатых ранчо. Там он дал знак рукой некоему старичку, который сидел на белом шезлонге, поглаживая копну шерсти, которая в приближении оказалась белой афганской борзой. Это был пенсионер. Но не простой пенсионер, синьор оказался бывшим начальником отдела спецопераций в правительстве Сатарпа. И знак, поданный ему, буквально означал «Отряд выдвинулся обратно. Можете начинать».
Синьор неспешно забрал свою газету и отправился на задний двор, где его ждали уже два гонца, один из которых направился в штаб, второй же в сторону поселения.
Надо сказать, что в городе действительно проходил фестиваль, и оставшиеся жители деревни, в том числе и рыбаки, лесорубы и крестьяне были на площади.
И прибывшему гонцу надо было только дать сигнал уже подкупленному шпиону, чтобы тот вышел на стихийно организованную для празднества и поздравлений сцену, и начал свою речь.
– В то время, как мы, легковерные, доверили Комитету решать проблемы простых людей, в то время, как мы собрали средства на подготовку мятежа, снабжали их продовольствием, скрывали от служб диктаторского контроля, наши бывшие соратники обманывали нас, они украли деньги, предназначенные для общего выступления, посмотрите, они наверняка набили все свои закрома золотишком! А вот этот уважаемый гражданин, -он указал на Погрота, – решил, что не может больше терпеть это предательство и воровство по отношению к собственному народу. Он убежал из лагеря Комитета, чтобы рассказать нам всю правду! Встретим товарища…
На сцену пробрался Погрот, все ещё запыхавшийся с дороги.
– Соплеменники! – окинул он мрачным взором толпу, – Друзья! Комитет нам врал, что он планирует добиться равных прав для нас, всем им нужно лишь одно, стать элитной гвардией короля и получить свою вотчину, налог на ввоз и вывоз продуктов из нашего региона, и именно это они обсуждали после захвата складов с оружием, я был тому свидетель… А ещё они планируют выступить в наступление на вас, перебить вас всех, потому что не делиться добычей. Вот увидите, они скоро вернутся, чтобы принести нам погибель.
Народ недовольно загудел. Некоторая часть схватилась за вилы, другие пошли за топорами. Третие стали готовить бочки, чтобы давить ими нападающих, или наполнять их порохом.
Тем временем действительно, с восточной стороны послышался звук быстро приближавшихся шагов. С факелами бежали самые отважные и хорошо вооруженные солдаты ополчения, они быстро сломали первую преграду, небольшую баррикаду посреди улицы, их почти что не достали стрелы, выпущенные жидкой цепью охотников, которые были тотчас же снесены наступающими, которые понесли минимальный ущерб, человек пять было ранено, из них три вполне могли продолжать нападение. Далее, в нападающих покатились горящие бочки, два человека загорелись и побежали в фонтан, чтобы сбить пламя, где их и настигли крестьяне с вилами.
Нападающие рассредоточились по бокам улицы, и тут, внезапно, окна открылись, и кипящее варево полилось на ополченцев. Многие обварились, после чего начали беспорядочную стрельбу по окнам. Надо заметить, что гвардия, подчиняясь приказу, сознательно не вмешивалась в конфликт. Дальше начался штурм зданий, в ход шло все, топоры, вилы, сетки, бочки.
Погрот же заперся на одном из самых верхних этажей собора, нашел келью поуютнее, и зажег керосиновую лампу в углу. Посреди ночи, в соседней келье послышался шорох.
А на улице уже вовсю шло сражение, обороняющиеся крестьяне уже подтащили старую пушку, что давно стояла на берегу, и пытались зарядить старым же ядром, ядро всё-таки полетело, но вторым же выстрелом разорвало саму пушку, и человек шесть полегло тут же. Так что на фоне таких вот разрушений и чудовищного шума Погрот и не заметил, как за ним прокрались два человека, и он тихо так испарился, словно бы его и не было. Не нашли среди горы трупов и военачальника ополчения.
За два дня протестующие с одной стороны города перебили ополченцев с другой стороны города. Войска Сатарпа, фактически, уже собирали тяжелораненых и контуженных, чтобы рассадить по тюрьмам и разослать по лазаретам. Начались пытки и гонения. Под пяту репрессий попало все население страше шестнадцати, население младше шестнадцати попало под учительский надзор, который был ничуть не менее строг, чем военный комендантский. Учеников не выпускали домой с уроков, они жили практически в зданиях школ, оцепленных жандармерией. Так государство, взяв детей в заложники, страховало себя от грядущих беспорядков.
– Вот так-то, – Сатарп отхлебнул холодного гранатового сока, – стравить две стороны, и дело сделано.
Он рассмеялся, так заливисто, так ярко, что стало понятно, что смерть людей и их мучения вызывают у Сатарпа только радость.
В это время на терассу к Сатарпу поднялся смуглый человек в сером костюме с отличной военной выправкой, и вручил тому желтый конверт.
Эг отвернулся, не желая мешать государственным делам. Наступал вечер, и зрелище заката особенно радовало глаз.
Между тем Сатарп спустился в свою комнату и сел за стол, на котором находились его шикарные письменные приспособления.
Дело, изложенное в письме, которое ему было прислано от мэра, касалось необходимости выделить из бюджета некоторую сумму на то, чтобы отремонтировать водоснабжение старого города, и, помимо того, личная просьба мэра о выделении денег на обустройство его секретарши, которой нужны были личные апартаменты в черте города.
Надо сказать, что это был всем известный стиль работы мэра. Чтобы быть полностью уверенным в своих сотрудниках, он их привязывал к себе таким вот образом: покупал им квартиры, строил дачи, за которые тот или иной чиновник должен был расплачиваться долгие годы, естественно ни о каком неисполнении его приказов, или уж тем более о неповиновении не могло идти и речи.
Айра не была исключением. И так как она в течении двух недель уже показала свою сметливость, расположив тем самым мэра, он решил, что пора сделать последний шаг и привязать свою секретаршу к себе ещё более тесными узами.
Ну а между тем, как только на небе взошла луна, в окне у лодочника Ангрина зажегся свет. На пороге стояла незнакомка, довольно красивая женщина азиатской внешности, которая попросила его доставить посылку на северную пристань. В обход гвардейской стражи, окольными протоками, чтобы никто не заметил, и тем более не конфисковал груз. «Это простое письмо, но о нем никто не должен знать! Стоит только кому-то открыть мою тайну, и мне конец. Кроме того, письмо стоит доставить немедля, я заплачу сколько нужно…»
И вот, чертыхаясь, и матерясь про себя, лодочник уже поднимался по винтовой деревянной лестнице, чтобы собраться в дорогу, и предупредить жену, которая между тем недовольно поглядывала на дверь, мечтая погрузиться в обьятия Морфея, а может быть, если повезет, и в объятия своего супруга.
Лодку сносил сильный ветер. Ивы хлестали по щекам. Эти небольшие протоки были известны лишь особо упертым в своем деле рыбакам, да ещё местным мальчишкам, которые бегали сюда, чтобы пускать кораблики из старых консервных банок.
Вот он уже почти у цели. Как назло, река в конце его пути заканчивалась косой с непредсказуемыми течениями, и выдающимся далеко молом, с каменистым дном.
– Черт побери! – ругнулся старый лодочник, и было отчего.
Днище лодки со скрипом прорезал острый камень. Кроме того, лодка запуталась в чужой сети, которую пришлось перерубить, чтобы вытащить суденышко на берег. Благо для этого в кармане посыльного всегда был острый короткий нож.
Но пакет, уже изрядно подмоченный нужно было доставить. Заказчица пообещала компенсировать все расходы.
И он выбрался на берег, привязав лодку к белесому, потрескавшемуся дереву, выброшенному на берег прибоем. А на освещенном лунным неярким светом побережье его уже ждал немного сутулый, сухой силуэт. Именно так его описывала заказчица.
«Хоть в этом не обманула, а то какого же лешего я перся бы на такое расстояние… Ничего, я тебя найду и стребую с тебя всю сумму ещё и за лодку…» – думал лодочник, хотя и сам, наверняка отлично понимал, что найти эту сеньорину будет довольно проблематично, а денег она дала предостаточно, чтобы не только лодку отремонтировать, но и жене купить долгожданный атласный костюм.
Глава 3. Чиновническая благотворительность, и как из неё выбраться?
На 2 дня раньше.
Айра сегодня встала пораньше, чтобы успеть принести отцу кувшин холодного молока, теплую тряпочку для рук, осибори, и мягкие хлебцы, которыми тот заедал теплый мутный суп, который грелся на большой глиняной печке.
Сегодня был первый день её вступления в должность, и она не должна была подвести.
Она просто не могла подвести ни своего отца, ни свою большую семью, о существовании которой наверняка не догадывался её работодатель.
За окном было мокро, теплый утренний дождик пролился на землю, лишь только первые лучи солнца легли на старую черепичную крышу, которая хорошо виднелась из окна на втором этаже, дом извозчика был построен по образцу древней пагоды.
Именно поэтому перед этим окном Айра так любила проводить чайные церемонии, из него же был виден небольшой красивый парк на углу. Деревья там были с такими причудливыми ветками, что казалось, что это и не ветки вовсе, а некие пальцы древнего чудовища, которое застыло от чар древней магии, в ожидании того, кто сможет разглядеть его истинную сущность.
Вот и на этот раз она расположилась на циновке, около подноса с горячим керамическим чайником чаоу и маленькими деревянными палочками на блюдце, в котором горкой расположились мелко порезанные фрукты. Поднесла горячий, предварительно подогретый в кипятке, чайник, к маленькой глянцевой чашечке, и горячий напиток, по дороге исторгая белые облачка пара, причудливо скользящего к потолку, заструился на донышко.
Восточная культура с её полным погружением в природную естественность была неимоверно близка этим небогатым людям, для которых понятие чести и честности было долгом, а долг был делом непререкаемым.
Как и это созерцание, посреди бумажных перегородок, которые отгораживали бытие и сознание конкретного человека, создавая для него его целостность.
Еще вчера их дом навестил посланник от мэра, который принес распоряжение, согласно которому сегодня был первый рабочий день Айры в новой должности.
Она немного нервничала, помимо всего она переживала за своего отца, которого она до этого никогда не оставляла надолго. Сегодня же ей пришлось надолго покинуть его, покинуть родные стены седзи, пусть это всего лишь стилизация под их родную культуру, культуру древнего племени айнов. Но свершения не терпят покоя.
Обязанности и обязательства превыше всего. И это такая же неотъемлимая часть её культуры, как и знаменитые китайские поклоны.
Сегодня первый день в новой должности. Именно поэтому Айра провела в созерцании прекрасной природной панорамы минут пятнадцать, не более. После чего она собрала корзинку, куда положила несколько красных наливных яблочек, кусочки говядины в белой полупрозрачной бумаге, мешочек длинного риса.
Дорога в мэрию шла через небольшой мост. Справа была установлена фигура древнего идола, которому раньше поклонялись горожане, а за ней находилась небольшая горка. Обычно Айра туда не заглядывала, но сегодня что-то потянуло её туда, по этим каменистым дорожкам, которые, извиваясб лабиринтом неизменно приводили путника на самую верхушку горки, откуда через редкие ветви черных и искореженных временем деревьев выглядывало вечно молодое солнце.
Её туфли-лодочки неторопливо шоркали по булыжникам, она знала, что, если быстро взберется по тропинке вверх, сможет понаблюдать за восходом солнца, а потом спуститься с обратной стороны.
Айра знала, в жизни, так же. Надо выбрать правильную сторону для подъема на гору успеха, и уметь вовремя спуститься, желательно не растеряв по дороге все свои силы.
Дойдя до желтых зданий, отделяющих жилую часть города от чиновничьей, она увидела, как просыпаются немногочисленные городские кафе, как долговязые разносчики в коричневых штанах и темных форменных шапочках спешат куда-то с бумажными пакетами, а оффицианты в белых накрахмаленных фартуках выносят на длинные досчатые летние веранды горшки с цветами.
Цоканье лошадинных ног звучало явным диссонансом среди городской тишины. Проезжая мимо Айры извозчики, почти совсем мальчишки поворачивались в её сторону, улыбались и приподнимали полу шляпы, выражая симпатию молодой красивой китаянке, которая поспешила в такую рань выйти в город, который ещё не проснулся после воскресного кутежа. Медленно ступала она по мостовой, задумчивая, как маленький, и ещё в силу возраста несмелый лесной зверек.
Пока она шла, несколько извозчиков хотели подвезти её на своих бричках, она лишь мотала своей маленькой, словно игрушечной головой с прической, напоминающей нечто, похожее на уши панды, и торопилась перейти на другую сторону улицы. Но вот последнего извозчика она притормозила, и попросила подвезти её, хотя до здания городского совета оставалось уже буквально два перекрестка.
И вот уже она шагает по красно-белому граниту. Впереди несколько дверей. Сзади её окликает человек в ливрее.
– Доброго вам дня, госпожа… -в такте этому старичку с седыми усами отказать было нельзя. – Вас здесь ждут?
Айра немного смутилась.
– Вас ещё не предупредили? Я новый секретарь господина Мэра.
– Ах так… -развел руками служащий. – Меня просто не известили. Извольте после работы выписать разрешение на вход.
После чего он раскланялся и небольшими шажками отступил к дверям.
– Хорошо, -откликнулась девушка и поспешила на рабочее место.
Мэр уже сидел в своем кресле, и думал о предстоящей встрече с сотрудницей.
«Ну с одной стороны сейчас я смогу ещё больше реальной работы перепоручить ей, в оставшееся время я смогу организовать встречи с нужными мне купцами и торговцами. На носу выборы, каждому надо чего-то пообещать. А там уже, глядишь, и народ подтянется. Ах, да, -вспомнил тут мэр, -надо же подписать бумагу о том, чтобы наконец выкопали этот самый злосчастный колодец. Ну а девушку… – в мэре проснулась, до того дремавшая, его приобретенная со времени первых в его жизни выборов, осторожность. Её надо связать по рукам и ногам, ей надо такой кляп в рот вставить, чтобы она не о чем не проговорилась. Как бы это провернуть? …Знаю. Надо заставить её думать о деньгах более, нежели о словах. Найду ей домик поближе к мэрии, может, и совмещу приятное с полезным» – с этими мыслями мэр улыбнулся сам себе, и взял в руки, стоящий на самом краю прямоугольника из зеленого сукна, служащего обивкой оного, позолоченный колокольчик, и принялся звонить.
Дверь неторопливо распахнулась и в приоткрытую щелочку протиснулась тонкая фигура бывшей китайской разносчицы.
– Как хорошо, что ты все же появилась, Айра! Я хотел бы с тобой обсудить все детали нашего с тобой… хммм… контракта.
Мэр шаркнул шуфляткой стола, и достал небольшую, фигурную гильотину, с двумя лезвиями, и золотой фигуркой ангела сверху.
Повернувшись он достал из шкафа небольшую эбонитовую коробочку, и начал вертеть в пальцах черную сигарную трубочку.
– Вы, конечно же понимаете, что работа у меня в мэрии это серьёзная проверка характера? – мэр прикурил и затянулся, выпустив через пару секунд в воздух большое облако дыма
– Конечно.
– Порой придется выполнять некоторые… щекотливые задания, вы конечно понимаете? – подойдя к окну, чиновник своими тонкими изнеженными пальцами отодвинул занавеску, после чего оглянулся на девушку, и улыбнувшись добавил. Иногда придётся подзадержаться, а улицы у нас неспокойные.
– Не волнуйтесь, мы постараемся, чтобы ваша работа была спокойной и тихой….– на последних словах натянутая улыбка расплылась на губах чиновника.
– Именно для этого, – продолжил мэр, – мы решили предоставить вам с помощью нашего знакомого банкира квартиру, естественно, вам прийдется выплатить остаток суммы, – мэр тут же замахал руками, выражая этим жестом, что беспокоиться не о чем, – ваши зарплаты легко покроют эти суммы. Не переживайте.
Айра сидела в уголке, и спокойно смотрела на чиновника, и у него порой складывалось впечатление, что на него смотрит белая гипсовая маска. Может она настолько испуганна? А может быть наоборот уверенна?
Тут белая маска очнулась.
– Да, конечно, я тоже думаю, что так будет лучше.
– Ну вот на этом и порешим, а сейчас я покажу вам ваше место, – мэр двинулся в сторону коридора, и девушка последовала вслед за ним.
Вторая комнатка была отделана куда скромнее, деревянные стены, серые камни, в углу небольшой стол темного дерева.
Бумаги в углу за столом, свидетельствовали о том, что дел у мэра накопилось не так уж и мало. Впрочем, на самом деле объяснение было очень простое. Показатели на выборах в основном обеспечивали нужные связи среди купцов, плюс популистская политика два месяца до выборов. Все остальные вопросы плотным грузом ложились на каменный холодный пол мэрской приемной, а иногда, под действием осеннего ветерка слетали прямо под ноги мэрской секретарше, отправляясь в мусорник.
Естественно, можно было жаловаться на бездеятельность мэра, но, поскольку главный чиновник города был исключительно крепко связан с любыми значимыми торговцами в округе, он мог незначительным мановением большого пальца левой руки направить недовольство в нужное русло, если была в том необходимость, поднимались в местных печатных органах, если нужно было «задушить» протест в зародыше, то информация не успев просочиться в главные редакции города, сразу, через городских глашатаев на каретах мэрии доставлялась торговцам, которые уже сами решали проблему. Естественно, что бузотеры сразу же оказывались на улице. Но за последнее время мэр с головой ушел в предвыборную деятельность, что ему уже было не до обращений граждан. Он ведь, к тому же, планировал скоро покинуть должность мэра и перейти на должность главного советника по экономическим делам при Сатарпе. Так что пора было менять систему взаимодействия с обществом, да и девушке будет чем заняться, пусть себе кропает ответы, занимается нуднейшим делом разбора чужих проблем, а дело общения с купеческим сословием останется в руках мэра, как и прежде.