Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес

Свидетель.

Выбравшись на пыльную обочину, мальчишка решил, будь что будет, размял ноги, нашел на обочине несколько папоротников, сорвал их и приложил к разбитой во время скальных приключений коленке. Угр не спускал с него глаз, хотя и стоял чуть поотдаль, не мешая мальчику привести себя в порядок. Он знал, что психология подростка такова, что стоит лишь показать свой антагонизм, как подросток тут же станет неприступной стеной, на которую ни одно альпинистское снаряжение не поможет взабраться.

Так или иначе, он взял мальчика под локоть, и повел вниз по склону, с дороги.

Внизу их уже ждала повозка, уже не такая потрепанная и раздолбанная, как те, что стояли на стоянке у Арвида, а большая, черная, с разноцветными перьями на подвеске, с резными колесами, которые присущи всем повозкам при дворе.

Внутри повозки, завешеной белыми шторками было довольно-таки удобно, однако сами обстоятельства поездки не распологали к восторженному состоянию духа.

Угр заскочил на повозку, оглянулся, словно бы делал что-то предосудительное, и быстро дал указание вознице, после чего распахнул дверь и оказался на сиденье рядом с мальчиком. Его лицо сменило выражение с умильно-нейтрального на резко враждебное.

– Ну, сорванец, будь у меня сегодня плохое настроение духа, я бы сейчас снял бы свою треуголку, и провел бы краем шляпы по твоему горлу, а там у меня острое лезвие. Тебя бы нашли местные собиратели фиг, дней через пять, когда твое тело, облепленное мухами, кровоточащее и застывшее, словно побитый в боях, старый остов севшего на мель пиратского корабля уже сложновато будет опознать. Да и, поверь мне, никто и не удосужится пошевелиться, ради такого оборванца, как ты. – Угр картинно провел пальцем по горлу, изображая тот зловещий способ казни, который мог бы ждать ребенка.

– Кто же, неважно из взрослых или детей, смеет нападать на королевского советника? Или ты думал, что правосудие тебя минует?

– Нет, мсье… – выдавил из себя слабым голосом мальчик, понимая, что дело становится все серъезнее и серъезнее.

– Оставь, мы тут не в придворные игры играем. Лучше расскажи, кто ты, почему ты позволил себе такие вольности, да и вообще, как ты оказался на этой злополучной повозке?

Мальчишка подумал некоторое время, и понял, что отпираться уже нет смысла.

– Меня зовут Артенис, я сын Марианны, торговки пряностями на рынке, как и многие мальчишки, я обычно разношу всякую мелочь для местных купцов, а иногда я вместе с друзьями прихожу на площадь, где стоят повозки, поскольку единственное удовольствие, которое у нас есть в городе, это прокатиться с ветерком на повозке Арвида. Правда это случается не часто, раз-два в неделю, на большее моего жалования не хватает…

– Как? – глаза Угра, и так от природы круглые, как пятаки, при этом округлились ещё больше – Этот пройдоха, оказывается, позволяет вам кататься на служебных каретах, да ещё и берет за это плату? …Теперь понятно, почему служебный транспорт в таком плохом состоянии…

Казалось, Угр уже не был так зол на мальчика, он отвлекся, будто-бы в его голове негодование проделками сорванца сменила некая мысль, которую он хотел обдумать.

– Таак… -после некоторой паузы произнес он, словно встрепенувшись после полуденного сна, – а твоя мать Марианна, это та самая Марианна, о которой писали все городские газеты? Та, которая доверила Сатарпу опеку над своим сыном?

– Ну… да… -подтвердил мальчик, -Она самая.

– Понятно, значит ты в курсе всей этой истории? – продолжал выспрашивать Угр, отодвинув занавесочку и якобы рассматривая окрестности, пробегающие мимо торопящегося в город омнибуса. Знающие Угра люди сразу бы сказали, что именно в такие моменты он наиболее сосредоточен, а значит опасен.

– Ну, я знаю немного, мы живем бедно, заместо обычной стенки, в нашем домике моя мать оборудовала нечто вроде перегородки из фанеры. Я всё время жаловался, что через нее зимой задувает северный холодный ветер, но ничего другого себе позволить мы не могли. А примерно за полтора года до событий на рынке, мать стала молчаливой, замкнутой, часто брала светильник, выходила в соседнюю комнату и проводила так часами перед темным окном. Иногда она, словноукушенная дикой мухой, бежала в ванную, душилась, причесывалась, потом с дикими глазами выбегала в коридор, чистила свои единственные приличные туфли, и выбегала на улицу, кидая мне вслед «Последи за хозяйством, и никого не пускай, пока меня нет…»

Так продолжалось некоторое время, пока живот у нее не начал округляться, тогда встречи почти прекратились. Хотя раз в месяц она опять покидала наш дом. Ну а потом она слегла от неизвестной болезни, почти на месяц.

Все думали, что мой брат родится мертворожденным, однако он выжил, и, хотя был хлипким и болезненным мальчиком, успешно дожил до 12 лет. В один вечер мать попросила меня собрать урожай яблок в саду, а сама, вместе с братом взяла кое-какой товар для продажи, и пошла на рынок… Больше я ничего не знаю, синьор…

– Хорошо, я понял – отрезал Угр, словно он торопился на светский раут.

– Иди домой, – в голосе королевского советника снова прозвучали добродушные нотки, – возьми, вот этот презент от меня. И он отдал мальчику карманные часы с королевской гравировкой, за которые иные оценщики Лантивии отдали бы целое состояние.

– Возможно, я ещё попрошу тебя об услуге, а пока торопись, пока я добрый.

Через несколько секунд дверца повозки захлопнулась, оставив недоумевающего подростка, разинувшего рот, стоять посреди булыжной мостовой, почти на самой границе отделяющей город от предместий. Мальчик постоял ещё с минуту и бросился домой.

Так повелось, что, помня об участи своего предшественника, Сатарп следил за передвижениями своих родственников, почище чем иное разведывательное ведомство следит за потенциальными шпионами – иностранными дипломатами. Чаще всего, под видом горожан, пекарей, простых зевак, клоунов, выступали специально обученные лейб-гвардейцы, но с течением времени, королевской гвардии откровенно надоело заниматься ерундой, обряжаться во всякие чудные, а то и откровенно грязные и промасленные одежды, и выдавливать из себя улыбку при виде столь августейшей особы, да и опасение, что в рядах каждый год проходящей по дорожкам королевского сада военной процессии кто-то из семьи заметит знакомое лицо, вынудило Сатарпа идти на радикальные меры по обеспечению безопасности. И если взрослым ещё можно было объяснить, что кругом враги, и надо опасаться, то мальчонка мог и не внять увещеваниям. Это, кроме того было сложно сделать ещё и по той причине, что Сатарп создал культ коленопреклонения и восхищения всем, что исходит из его уст, прогрессируя на словах и в рейтингах все больше и больше, так что даже его родственники не могли и представить, что остались ещё недовольные удивительно рациональной и благой для государства политикой Сатарпа. Но в конце концов король объяснил, что люди могут просто растерзать королевского родственника просто из обожания, и для того чтобы обеспечить сохранность столь драгоценных для государства бездельников, необходима охрана. С приемным сыном была совсем другая история. Он отличался от своенравного, но тихого Сатарпа своим неуемным нравом. Постоянно влипал во всяческие истории, то ездил на лодке в сторону моря, ловить местных прибрежных змей, то сплавлялся в бочке по бурным склонам водопада на западе. Впрочем, некоторые недоброжелатели из южных земель, в основном бесследно пропавшие позже, намекали, что не так уж все просто в той истории с приемом Доменциана в семью. Дело было в том, что оффициальная версия гласила, что добрый Сатарп, во время посещения одного из захолустных городских рынков заметил нищенку с ребенком, подбирающую у продавцов подгнившие фрукты.

И вот, король, оставил свою свиту, и подбодрил женщину, подарив ей целый кошель золотых монет, чтобы она не побиралась, а после королевские посланники приехали в её деревеньку и забрали мальчика «на воспитание» во дворец. Естественно многие тут же заявили, что это было сделано только лишь для того, чтобы поднять популярность короля Тьмы. Но конкретной информации никто дать не мог.

Так что ограничились слухами и несколькими пространными публикациями на страницах желтых газет, которые обыватели пообсуждали между собой недели две, выгуливая своих дам в городских парках. О судьбе женщины, которой пришлось попрощаться со своим ребенком никто так и не вспомнил больше. А между тем особенно пытливые журналисты выяснили, что женщина покинула деревню, и теперь обитала на берегу моря, помогая местному приюту, в котором была кем-то вроде повара.

Мальчик же рос, возмужал уже настолько, что его постоянно тянуло на всяческие приключения. И именно в этот момент король схватился за голову. И не мудрено, ведь мало того, что влезть в друзья к именитому недорослю норовят не только умнейшие люди империи, но и проныры, нечистые на руку люди, и всяческий сброд.

Именно поэтому Сатарп однажды призвал на помощь своего советника Эга, который многое знал о проделках королевского пасынка, поскольку, помимо всего, в его обязанности входило также и надлежащее образование подростка. Ему приходилось периодически следить за тем, чтобы учителя мальчика исправно делали свою работу, чтобы подросток не использовал свое властное положение непредусмотрительно, чтобы не посещал всяческие увеселительные мероприятия не свойственные его кругу.

В итоге во многих обстоятельствах жизни Доменциана, королевский советник был более осведомлён, чем даже сам король. Неудивительно, что один раз король Сатарп вызвал Эга в свои покои. В то время как раз начиналась пора созревания персиков, и королевский раб принес им целую корзинку этих розовато-желтых плодов. Откусив огромный кусок, так, что капающий сок залил не только бороду Сатарпа, но и стал стекать по руке к краю его одеяния, Сатарп спросил:

– Ну, как там успехи у моего пасынка, как прогресс? Не допекают ли его учителя?

На это Эг хотел было заметить, что такой парень, как наследник Доменций сам кого хочешь скрутит в бараний рог, но решил отделаться формальностью

– Нет, он очень увлечен учебой, иногда я даже прошу его отвлечься и заняться развлечениями, и я вижу, с какой неохотой он отрывается от учебника…

– Ну да ладно, неужели уж я не понимаю, что такие как Доменциан не может и получаса усидеть на одном месте. Ей богу, когда я приметил этого мальчугана, я не думал, что он столь проворный. Ну, впрочем, хорошо, что он тянется к знаниям. Нам, знаешь ли аристократии, иногда нужно на балах блестнуть красным словцом.

– А неужели вам не интересно самим что-то узнать? У вас такая шикарная библиотека в старом городе, постоянно зарубежные купцы привозят интересные списки, философия, астрология, арифметика? – решился задать вопрос Эг.

– Ну это все конечно очень интересно, -заметил, ухмыляясь верховный правитель, и вытер руки об парчовую одежду – Но нам надо не сидеть на месте, развлекаясь всяческими исследованиями, нам не нужны сильные места в нашем управлении, нам достаточно знать слабые места в чужом. Сильно умные чиновники быстро расхолаживаются, превращаются в этакий мягкий плод в руках плебса, его легче раздавить народными настроениями…

С этими словами он раздавил пальцами зажатую виноградину, и белая мякоть упала на красную скатерть.

– Ну вот, – властная тяжелая ладонь монарха опустилась на плечо Эга – а теперь пойдем на веранду, я тебе хочу кое-что показать.

Эг послушно проследовал за монархом на второй этаж его жёлтого замка, и они вышли на большой каменный выступ, который возвышался над центральной городской площадью. Куда бы человек, смотрящий с этого уступа не направил свой взгляд, везде мелькали голые спины разносчиков, которые, словно муравьи перебегали от одной лавки до другой, жаря свои бока под нещадным летним солнцем, лишь иногда торговцы были милосердны, и давали им облиться водой, которая оставалась на жаре после растаявшего льда, в котором хранились морепродукты.

– Вот так, жизнь как обман, торговцы обманывают покупателей, продают им подмоченные и подпорченные товары. В свое время, вон тот район города, – король указал на юго-восток, – в свое время, после проигравшей демократии, там обосновались те, кто яростно ненавидел власть полковников, которые передали власть уже нам. Так вот, не многие знают, как я смог тогда расправиться с недовольными. Бывало, они воровали у нас лошадей, обливали краской стены домов полковников, делали заторы в городе своими телегами, говорят что именно они подсылали воров, чтобы те нападали на царские обозы, везущие еду и золото во дворец, а ещё они… они… – лицо Сатарпа выразило страшное возмущение, -эти негодяи забрасывали их сады зернышками симсима, в итоге птицы портили тем все запасы сладких абрикосов, а полковники, скажу я вам были самыми отчаянными сладкоежками, именно от них пошел обычай, который мы соблюдаем до сих пор, а именно… -король опять надкусил абрикос, – во время важных встреч угощать друг друга фруктами из своих садов. А под конец вообще ушли в леса к югу от Лантивии, задумав устроить бунт. Так вот, знаешь, как я справился с этим бунтом?

– Нет, Сатарп, – Эг сидел в кресле, подпер щеку рукой, в предвкушении интересного рассказа.

– Так вот, к чему я и веду, я обнаружил у повстанцев слабое место. Самое неизменное из привычек всех древних, и не очень цивилизаций. А именно бабы… Самое опробованное и безотказное средство, я тебе скажу – Сатарп разразился сочным смешком, потом пригладил бороду.

Ну так вот, сначала я нашел среди толпы провокаторов, которые были, в силу их крайней бедности поработать на меня, я буквально вытягивал их из толпы протестующих, и мои соглядатаи (которые, естественно прикидывались местными купцами) трясли перед ними мешочками с золотом, которое они предусмотрительно всегда носили с собой. Никакой особой задачи они своим наймитам не ставили, что было поразительно для последних. Протесты шли своим чередом, а соглядатаи короля с завидной периодичностью наполняли карманы некоторых горожан. Условия были просты, держать язык за зубами, да копить все деньги у себя дома, не показывая их никому, даже близким родственникам. Со временем, опять-таки, без общего приказа каждому из «обласканных властью» намекнули, что пора бы собрать некий Комитет спасения. И в среде активно поддержавших данное мероприятие было откровенное большинство нанятых, что и понятно, каждый из них осознавал, что кто-то ещё был посвящен в идею создания комитета и, что естественно для корыстолюбцев, хотел занять главенствующие посты в оном.

Наконец, через некоторое время сформированный комитет стал ширить свое влияние через своих наймитов, распостраняя сотни листков-прокламаций, призывавших начать решительную и бесповоротную борьбу за власть в городе, за нанесение окончательного удара по властной тирании. Денег на агитацию у остальных, ведомых лишь своим стремлением к справедливости и опозиционным пылом, не хватало (что и не удивительно, какая конкуренция тут, если деньги на наймитов брались из их личных карманов), хотя некоторые честно пытались нести хоть какую-то крупицу огня в самые бедные кварталы. Всё-таки ни один уголек по сиянию не сравниться с блеском золотой монеты, кто-бы на ней не был изображен.

И в итоге под свое крыло Комитет собрал большинство протестующих, в том числе и из непосвященных. Один из таких, его звали Отроникс Тирадор, был начальником охраны пограничной стражи, и именно его Комитет поставил руководить подготовкой «на полях». В комитет (конечно, не без моего ведома) начинали стягиваться начальники войск средней руки, он объединял под собой некоторых чиновников, которым мои советники подсказывали, что можно рассказать повстанцам, а что нет. В итоге, конечно и мы узнавали их планы буквально через полчаса.

Ну и вы не представляете, как мы смеялись, когда генералы описывали мне, с каким остервенением на собраниях Комитета они расписывали мою публичную казнь, четвертование, колесование. Причем более всего смешило, что некоторые, непосвященные, но влившиеся в Комитет с превеликим энтузиазмом хвалились, как умело они распропагандировали военных и чиновников.

Естественно, что этот театр нужно было прекращать, и со временем, после того, как мои слуги доложили мне, что напряжение уже достигает своей критической отметки, наши военные предложили такой вот план. Мы, через своих людей в Комитете, начинаем активную фазу, и позволяем людям Комитета занять (с небольшой перестрелкой, естественно) одну из наших вспомогательных баз на северо-востоке, Комитет объявил полную готовность, и его основная группировка уже выдвинулась на горную позицию, вблизи базы, мы специально закрывали глаза, потому как мы знали, что и обратная сторона у этого плана есть. Кроме того, небольшая войнушка бывает очень выгодна, чтобы устранить недовольных, и расширить свои полномочия

А именно, в тот же момент, один из главных бойцов Комитета, а также щедро оплаченный нами шпион в стане врага, Погрот, уже отправился в тыл, где уже наверняка просиживал штаны в каком-нибудь захудалом кабачке. Благо, денег на выпивку мы для него не пожалели. На всякий случай велели ему наладить связи с местным населением. Пьяницы и дебоширы, они народ активный, знают, с кокой стороны подойти к человеку, так сказать по долгу службы своей… – Сатарп в этом месте сочно хихикнул и продолжил.

Как бы то ни было, а уже к вечеру он, согласно нашим планам, должен был вернуться на позиции, чтобы передать бойцам, которые уже, полные энтузиазма, делили бы добычу одну… кхе… неприятную для них новость. А именно ту, что пока бойцы на передовой занимаются ратным делом, их соседи начали сластолюбиво поглядывать на их жён, а некоторых уже соблазнили. Среди самых отважных войнов начало бы расти недовольство.

Пока же, это было не известно нападающим, они не отступали от своих планов, и ко второй ночной страже начали нападение.

Фектически, план нападения на базу был нехитрым, сбоку от базы выставлялся пост бунтовщиков, разведгруппа же заложила большое количество так называемого китайского огня под ворота базы. Для этого они перехватили обоз снабжения, и заполнили его взрывчатым веществом, обложив по бокам сеном. В это же время сзади базы расположился такой же неприметный обоз. В нем, закопавшись в сено, сидели вооруженные боевики. Через решетки телеги они уже взяли на мушку запасной выход с базы. Первая часть плана поностью удалась. Взрывоопасный обоз почти вплотную подъехал к главному зданию базы – серому бараку с права от тренировочных полос препятствия, в котором находилось командование. Раздался взрыв, и среди военных началась паника. Во время подрыва повозки разворотило ногу одному из охранников главного поста. Остальные, как будто-бы прямо по задумке нападавших, начали паническое бегство. Но тут нападавшие не угадали. Несмотря на явное замешательство в стане охраняющих базу, их действия на самом деле не были хаотическими, и этому, естественно, было свое объяснение, о котором не знали бунтовщики. Все планы нападения заранее координировались нами. Итак… Обороняющиеся, оставили небольшое количество солдат на левом фланге, большинство же отступило на северо-запад, в сторону болот, совсем не туда, куда рассчитывали повстанцы. Ополчение начало захват базы, и первым делом начало прочесывать территорию за штабом, слева от входа. Они практически не встретили сопротивления, и после двадцати минут перестрелки стали выходить с поднятыми руками, правда сдача была не целым подразделением, а частями. Так обороняющиеся добыли около получаса драгоценного времени, для того, чтобы основная группировка успешно вышла с базы через болота. Нападавшие и не подозревали, что количество военных, сдавшихся им на милость было четко просчитано. Они и не подозревали, что их первая же победа обернется для них горьким и разгромным поражением, да таким, что слава знаменитого царя Пирра поблекнет в свете их «достижений».

Итак, как мы и рассчитывали, после отступления войск, началость распределение оружия среди повстанцев, теперь их войска больше не напоминали кавалькаду городских оборванцев, а были уже чем-то похожим на городскую гвардию.

Согласно плану, с минуты на минуту должен был прибыть наш посланец из города, Погрот, но он почему-то задерживался. Наверняка он просто настолько злоупотребил крепкими напитками и вниманием женщин кабачка «Три банкноты», что попросту не смог уже оседлать коня. План, продуманный и разрабатываемый нами на протяжении нескольких недель, грозил сорваться буквально за пару часов. Наверняка, воодушевленные первой победой, войска ополчения постараются занять здания муниципалитета, ограничить подвоз пищи нашим наемникам и профессиональным военным, и лишить нас связи с городом, блокировав единственную дорогу, соединяющую юг страны, где располагалась моя резиденция с её северной частью. А ведь пища и указания, это тот единственный базис, что держит всю несокрушимую машину моей… самой справедливой и самой обожаемой власти… -ехидная ухмылка искривила черты лица монарха.

Никогда ещё я не испытывал столь неприятныхчувств, как тогда, – монарх побледнел, в его глазах отражался весь ужас, который тот, видимо пережил в тот момент, лоб его покрылся испариной, руки сжались. Он крикнул своего слугу, дал ему указание принести напиток, а сам продолжил повествование.

– К счастью – продолжал Сатарп, – мои люди среди коневодов ополчения вовремя успели передать через местного трактирщика данную пренеприятнейшую для меня новость. И я не замедлил принять меры. Это естественно, не ждать же мне, пока оголтелая толпа вооруженных до зубов горожан ворвется ко мне в опочивальню. Это было бы вдвойне печально и несносно, учитывая, что я сам же их и вооружил.

Чтобы выйти из этой трудной ситуации с честью, я решил послать на поиски самых лучших людей из моей гвардии, это были воистинну прекрасные бойцы, естественно, они не обладали возможностями быстрого поиска, а… им была поручена задача физической поддержки одного из лучших моих разведчиков, Остроносого Войчича. Тот давно следил за местными злачными местами, а интуиция у него была такая, что иная служебная собака позавидует. Это была, сами понимаете, моя последняя надежда сохранить власть, ну… если только не обращаться к соседним государствам за помощью.

К счастью, обыскав три квартала, граничащих с трактирчиком, они наткнулись на опростоволосившегося посланца, который уже откупорил очередную бутылочку хереса в компании ворковавших вокруг бездельника. Дальше я знаю со слов моего верного слуги.

Растолкав неудачного любовника, они указали ему остриями шпаг на скатерть, которая выполняла здесь роль двери.

Войчич появился как всегда в последнюю минуту, в своей, расшитой соболем шубе, с пенсне, в отороченом кожей пиджаке и черном котелке, он напоминал либо старого пана, либо австрийского аристократа.

Ты понимаешь, что именно от твоей паршивой головы зависит, чья голова будет на плахе, а чья на подушке королевского трона. К сожалению, я вынужден поэтому охранять твою бошку сильнее, чем мне бы того хотелось, но это ненадолго, если ты не образумишься, и не перестанешь самодурствовать.

С этими словами Войчичвыглянул за скатерть, громко позвал хозяйку, и повелел той принести шайку теплой воды, в которую тут же была погружена голова бедняги.

– На этот раз мы тебя не выпустим из своих рук до ближайшего леса, и только попробуй мне потом где-то потеряться, – Войчич поднес свой кулак к носу, дрожащего как лист, вояки.

– Но… Нас же видели вместе, могут заподозрить… -начал канючить Погрот.

– А ты что это, зря деньги получаешь чтоли? Прийдется отработать зарплату -при этом Войчич похлопал Погрота по плечу, и продолжил уже тише.

– Не переживай, мы все уже продумали. Довезем тебя до леса, как бы на расстрел, а там тебе придется изобразить побег. И никто ничего не заподозрит…

Погрот поник головой, и как-то ссутулился.

– Ведите, -картинно-обреченно кинул он Войчичу, даже не поднимая глаз.

Войчич подумал: «А ещё говорят, что человек наиболее искренен перед лицом смерти, нет, отнюдь, человек перед лицом гибели готов нацепить самую неудобную, самую неправдоподобную маску, и делает это настолько искренне, что зрители в крупнейших театрах наверняка бы аплодировали. Главное, чтобы было что прятать под маской».

Двое наемников схватили Погрота за руки и увели, а Войчич медленно снял свои белые перчатки, взял со стола штопор, откупорил бутылку, налил темно-бурый напиток в бокал и отпил. После чего вышел во двор, куда со стороны стойла уже подъехала черная, запряженная мощными длинношерстными першеронами повозка, Войчич, однако не стал забираться внутрь, а заместо этого залез на дрожки, хоть и не была смысла в данном случае бояться за должность, но престиж среди сослуживцев может и пострадать.

«Все равно разболтают ведь, хоть языки им вырезай! Эх, ладно, может заслужу очередную звезду позже, пусть не так помпезно, но награда есть награда, это ещё 400 таллеров прибавки к жалованию, а жена довела, хочет домик на острове, я бы её в тюрьму отдыхать отправил бы, будь моя воля…» -подумал он про себя и кисло ухмыльнулся. В сыске давно шел слух о непокорном и буйном нраве г-жи Войчич.