Тайна горного озера

Содержимое пакета еще у себя дома он разделил поровну. Обернув каждый документ для пущей надежности плотным полиэтилленом.

Но если маршрутный лист требовался постоянно, при посадке с одного транспортного средства на другое, то карта только теперь должна была начать свою «работу».

И не начала.

– Помню, что прятал ее подальше в своих вещах, чтобы поближе забрать, и вот на тебе! – не столько других, сколько самого себя сконфуженно уверял теперь Коротун, все более виновато роясь в личном рюкзаке. – Где-то она должна быть?

Он ошибался.

Сколько не перетряхивал вещи, пакета с картой в них не нашлось.

Забытая дома учителем, она уже ничем не могла помочь туристам, лишившимся после долгой дороги последнего шанса вкусить таежной экзотики.

Несказанно расстроенным при этом оказался, наряду с приезжими и их пожилой «коновод» Иван Карпович Чепоков, накануне нанятый Коротуном для того, чтобы на своих лошадях он помог доставить часть груза туристов до горного озера.

В точности, как ему это посоветовал физрук Михеев, еще в деревне делясь опытом подобных детских походов.

Долго упрашивать при найме старого охотника Борису Ефимовичу не пришлось.

Он уже давно привык считать:

– Денежки за подобную работу.

Потому сумма, обещенная новыми клиентами, была учтена в череде расходов на многочисленных внуков, собиравшихся в школу.

– Как вот эти – заезжие сорванцы из, явно, обеспеченных семей, которых следовало обслужить во время каникул.

И тут, как на грех, надо же было случиться такой неприятности:

– Взлослый человек забыл дома важнейшую вещь – карту пути.

– Никуда не пойдем, – нахмурился тогда в первый раз Коротун, поняв, что дальнейший поиск, конечно же, оставленного дома при сборах, пакета с картой, ни к чему путному не приведет. – Нельзя соваться в места, о которых теперь не будет и малейшего представления.

Шум возмущения, тоже в первый раз, поднялся такой, что сулил окончательно и безповоротно похоронить, и без того висевший на волоске, авторитет новоявленного туринструктора в глазах его учеников:

– И, возможно, даже перерасти в бунт!

Кабы на выручку своему новому работодателю не пришел, накануне нанятый тем, проводник:

– Почему это не имеется представления о пути следований? – возразил Иван Карпович. – Я вас доведу без проблем, до туда, докуда условились. Ну а потом пойдете самостоятельно. По карте, что дам вам во временное пользование.

Такого вопля счастливых обладателей, ломающихся от взросления, голосов наверное, еще не знавали горы, возвышавшиеся над поселком.

Не говоря уже о тех старожилах, кто в этот утренний час выгонял пастись коров и коз на пастбища за околицей.

В том числе и на луговину, теперь освобождаемую временными поночевщиками.

Сняв тогда с седла мешок с поклажей, Чепоков поскакал к себе домой, где под стрехой рубленой избушки, давным-давно хранились вещи, прежде не нужные в хозяйстве, но, как оказалось, лишь ожидавшие своего часа.

И он пробил, на дав сорваться выгодному для старика заказу.

Обратно конник вернулся, размеренной иноходью, уверенно правя лошадью левой рукой, тогда как правой бережно прижимал к себе, заскорузлую от времени, полевую сумку-планшет военного образца, какие были особенно в ходу в годы последней по счету мировой войны.

Спрыгнув на землю, Чепоков открыл свое сокровище.

Откуда достал несколько, пожелтевших от старости, географических карт. В том числе и нужную в предстоящей дороге.

В чем и убедились туристы, разглядев на одном из листов, выполненных вручную, знакомые очертания хребтов, речек и главное – контуры озера.

– Не сомневайтесь, все как в аптеке, знающий человек чертил. Можно сказать, мирового уровня ученый, – похвалился Иван Карпович. – И у вас, вряд ли была карта пути лучше этой.

Последнее можно было и не говорить.

Все и так по достоинству успели оценить, свалившееся на их головы, счастье.

– Откуда такая роскошь? – снова обрел интерес в походу Коротун, больше относясь к самой полевой офицерской сумке проводника.

Хотя именно ее имел в виду только он один.

Тогда как все остальные еще с долей недоверия пялился на хрупкое от ветхости бумажное полотно с топографическими символами.

– Мало ли откуда? – уклончиво ответил тогда Чепоков. – Главное, что имеется в наличии.

Зато продемонстрировал беспримерную щедрость:

– Пользуйтесь, говорю, пока будет нужно. Лишь бы, по возвращению, занесли обратно, тем более, что и адрес теперь знаете.

История происхождения карты вскоре потеряла прежний интерес.

Слишком много другого занимательного довелось услышать школьникам от своего многоопытного в житейском и охотничьем плане проводника.

И особенно жаждали спутники от него:

– Обещенного объяснения истории с беспечным медведем!

Так поразившим всех, включая животных, когда счастливой трусцой тот прошествовал мимо их бивуака в сторону озера.

Куда Иван Карпович потом не пожелал двигаться, по меньшей мере, в ближайшие сутки.

– Не то сами попадемся, как этот медведь, на зов Кер-балыка, – совсем не шутя, остерег охотник и вечером.

Когда после встречи со зверем собрался поведать ребятам у костра о самой страшной легенде, окутывавшей озеро:

– Куда проедстояло все же идти по следам бурого исполина.

Глава третья

Девятый класс своей сельской школы Мишка Костромин окончил, в общем-то, вполне успешно.

Хотя не обошлось у него и без пары троек – в основном по точным предметам, к которым он сызмальства не питал особой приязни.

Зато теперь обладал он в свидетельстве об образовании несколькими твердыми пятерками во всем, что касалось естественных наук.

Да и другие его сверстники имели знания не хуже мишкиных и не только по географии. Потому, числясь, по крайней мере, «начальными теоретиками», все они явно не подобающим образом встретили долгожданный вечерний рассказ Ивана Карповича. Скептически отнесясь к его мнению о сути причин, будто бы заставивших группу совершить незапланированную дневку перед взлетом тропы на седловину перевала Орой. Рвались куда уже потому, что был он первым в их туристской карьере.

Тому недоверию были и свои веские причины.

Уж больно удивительные сравнения приводил проводник, утверждая, что там – за одинокой скалой на перевальном гребне Ороя начинается особая территория – «Можжевеловый сокровенный Алтай».

Уникальная невидимая область, раскинувшаяся, по утверждению шаманов, рядом с пупом Земли и Неба.

– Что смеетесь, бесенята! – вовсе не обиделся Чепоков на взрыв хохота, после этих его слов, раздавшийся у костра. – Сами, что не видите, как весь мир устроен по образу и подобию творца.

Только из-за жалости к своему незадачливому рассказчику посерьезнели школьники. Правда, еще долго внимали тому, что несли уста Чепокова. «Наматывали на ус», как велел проводник, спорные истины того, что будто бы у всего в тайге есть свои лопатки, подмышки.

– Да и тот же самый пуп, – снова повторил Иван Карпович.

Только уже без прежнего хохота слушателей.

Что позволило ему сразу же привести несколько наглядных примеров из окружающей действительности, когда голова, плечи и туловище оказались, по его словам, присущи множеству гор, хребтов и просто скалам, разбросанным всюду, куда не глянешь пытливым взором.

– Уже завтра мы вступим в вотчину главного из земных духов Дьер-су. – монотонно, не сбиваясь с ритма, становившейся все более занимательной, легенды, продолжил он, как оказалось, излюбленную тему.

И так – слово за слово рассказчик довел почти до самого конца свое тнтересное, хотя и не основанное ни на каких научных данных, повествование.

– Вот дойдем до молочного озера, где живет Кер-балык, увидим гору – прародительницу Тезимбай с резиденцией Божества, а рядом с ней стоят и две вершины пониже, где обитают дочери Владыки.

И опять за язык потянуло одного только неугомонного Костромина:

– Дядя Ваня, так это и будут знаменитые вершины Сказка, Шавла и Красавица.

Только он не мог утерпеть от такого восклицания, увлекшись откровениями таежника:

– Выходит, в самом озере и водится чудище.

И только Татьяна Комарова, не в тон ему, добавила здорового скептицизма:

– Прямо Лох-Несс какой-то.

Она заливисто расхохоталась:

– Держите меня, а то упаду от страха.

Но ее никто не поддержал.

Больше жаждали продолжения истории от своего основного рассказчика.

Одновременно помогая слушателям разбираться в сложных понятиях местного наречия, Чепоков, между тем, упрощал их на собственный лад, пока не добился неожиданного, прямо противоположного эффекта.

Мишка Костромин проявив этимологический талант, внезапно стал открывателем нового названия здешнего алтайского «Несси»:

– Коли называется горное озеро «Молочным», то и обитает в нем ни какая-то там шотландская рептилия, а самая настоящая, нашенская – «Шавлинская корова»!

Тут уже Иван Карпович не выдержал подобной легкомысленной интерпритации его вполне серьезногорассказа:

– Сам ты – корова!

Он поднялся на ноги, громыхая при каждом движении своим «хламидообразным» брезентовым дождевиком:

– Посмотрим еще, как поведете себя в священном месте!

Эффект получился соответствующий.

Все притихли, разом вспомнив, что уже утром им идти туда, куда даже дикие звери, как оказалось, спешат точно по неведомому расписанию:

– И не на прогулку, а чтобы уже никогда не вернуться обратно.

Старик, тем временем, дал понять, что разговор окончен.

Бросив в огонь окурок, последний за этот вечер, сигареты, он придостерег собеседников от непоправимой ошибки:

– Негоже более спорить насчет веры в Создателя. Каждый сам и в свое время до нее должен дойти!

Поддержал проводника и Борис Ефимович:

– Совсем, граждане, уважение к ветерану потеряли. – укорил он подопечных. – Так нельзя. А еще – будущие солдаты!

Он и далее применил свой былой военный опыт, зычно рыкнув на подчиненных, как сержант на плацу:

– Марш по местам! Побудка будет ранней.

Впрочем, эта команда оказалась действительно:

– В самый раз.

Потому, что легенда и в самом деле затянулась сверх положенного времени и действительно, пора было отправляться на ночлег.

Больше ничего сверхординарного в том походе не случилось.

Чепоков, в компании своих лошадей и неизменного спутника – лайки Керзона, простился с туристами уже на озере, куда доставил группу в целости и сохранности:

– Как и обещал.

Имелся у него, позднее выяснилось, вполне уважительный повод для того, чтобы не мешать отдыху ребятни на священном месте, где бы он сам, конечно же – не позволил им лишнего.

Оказывается, ждали старика на заветных полянах созревшие дикоросы.

Заготовкой которых он издавна занимался по договору с бийскими фармацевтами, забиравшими все под чистую, что ему удавалось запасти за сезон в тайге.

– Мне пора! До вечерней росы нужно добраться к соседнему урочищу, чтобы кое-что собрать, дабы день не пропал, – заявил дядя Иван. – Только теперь я вам уже и не особо нужен.

Эти слова подкрепил вполне житейским рассуждением:

– Продукты на месте подъедите, так что возвращаться будете налегке. Прямо по знакомой тропе.

И, вполне уважительно отнесся к туристской подготовке школьников:

– Что по ней обраться в поселок не вернуться.

После чего, получив полный расчет за работу с Коротуна, все же подстраховался от всякой ошибки на конечном участке маршрута:

– Карту, как раньше и обещал, оставляю вам до самого Чебита, – говорил теперь без тени улыбки, что называется, на полном серьезе. – Она выведет, не даст проскочить поворот к реке с перевала Орой. Других опасностей не предвидится.

Но, вопреки ожиданиям учителя, таежник протянул заветную полевую сумку с картой маршрута вовсе не ему, а самому смышленому, на собственный взгляд, хотя и ершистому не в меру, помощнику:

– Доверяю документы тебе, Михаил. Ты уж их наверняка нигде не позабудешь, как некоторые.

Обидное недоверие не могло не покоробить прямую, как «Устав военной службы» душу военрука.

Только забылось оно почти мгновенно, потому, что в ту пору иные чувства уже заполонили Бориса Ефимовича всего без остатка.

Он, как и другие был покорен и ошеломлен окружающей природой.

Недаром снискавшей славу и даже титул «Чемпион красоты» у самых знаменитых, бывавших здесь, путешественников.

Сверху к озеру – со стороны трех величественных заснеженных вершин, названных в чепоковской легенде «обителью Дьер-суу», спустилась большая группа туристов.

По их словам:

– Прошедшая перевал Абыл-оюк со стороны реки Карагем.

Связывавшей эти Северо-Чуйские белки не только с Южно-Чуйскими, но и самым главным на Алтае – Катунским ледовым массивом.

– Подобного нет больше по всей Сибири! – заявил руководитель группы, знакомясь со своим коллегой, занимавшемся с совсем юными туристами.

Гордые уже совершенным горным переходом, пришлые путешественники остановились на озере надолго.

Не сетуя даже на то. что лучшее место для лагеря уже заняли подростки.

Главным было то, что банька, сооруженная из подручных материалов, обслуживала всех без исключения, кто не жалел сил на заготовку дров в каменную печь из валунов и воды в ржавые тазы, невесть откуда оказавшиеся в таком отдалении от обычного людского жилья.

Потом прибыли другие гости.

Еще более охочие до красот. В своих городах прослышавшие о чудесном месте в горах Алтая, и не разочаровавшиеся в увиденном на месте.

И все они, на вечерних посиделках у костра, с уважением поглядывали на «матерого» туриста Коротуна, с воодушевлением и в лицах щедро пересказывавшего все то, что недавно услышал от проводника и чему лично был свидетелем.

То и дело заставляя слушателей недоверчиво оглядываться на озерную гладь, всегда спокойно отражающую в себе, словно в волшебном зеркале, трезубец легендарных вершин с подпирающими из ледниками.

– Чья белизна и дала, – видимо. – Право озеру называться озеру «Молочным».

За этими беседами и сами юные сельские путешественники уверовали в здешнего подземного духа Темиркана, как и в других созданий.

Всерьез стали воспринимать даже собственную выдумку насчет «Шавлинской коровы».

Которую уже считали:

– Чуть ли не проявлением старинного фольклора, как и всего остального-прочего.

При том, жалостливой Татьяне Комаровой оставалось только радоваться за старика Чепокова, что он не слышал и не мог обижаться за своих недолгих знакомцев:

– Слишком уж смело, без оглядки на «первоисточник» переиначивавших по – своему, с точки зрения современной географии и биологии все, о чем он им рассказывал, доверяя насмешникам канонические сюжеты местных мифов.

Да и как ей было не стыдиться нахальности сверстников, бесцеремонно вломившихся в мир легенд и мифов округи?

Ведь, пережив века, те вдруг стали видоизменяться под дерзкой фантазией беспечных старшеклассников, не боявшихся того, что их веселый треп, в том числе и с «ужасными подробностями» о местном страшилище, может дойти до ушей того самого, кто, по сказаниям, «стопроцентно» обитал в глубине озера.

И тем более новички на этом берегу начинали верить в логово «Шавлинской коровы» под толщей горы, высившейся на левом берегу, покрытом для возможных исследователей неприступной осыпью песчаника.

До сих пор эта «сыпуха» не позволявшей никому даже на плоту причалить там, чтобы получше изучить, хотя бы ту небольшую пещеру, что зияла черным провалом много выше водного уреза.

Откуда скатился с риском для жизни некий смельчак, пытавшийся подняться по «живой» осыпи, чтобы запастись в пещерке лечебным чудодейственным средством – мумием, продуктом жизнедеятельности летучих мышей, должных обитать в подобных местах.

Глава четвертая

…Как ни красиво Шавлинское озеро, но еще более виличия ему придает то, что сам водоем существует не в единственном числе.

Так – «озером» называют его главное «блюдце» на средней части ущелья. Тогда как само ожерелье удивительных «зеркал» начинается гораздо выше – от моренного озерка, потом «каменного», в окружении огромных гранитных валунов-курумов.

От куда спешит вниз водопадом белая, насыщенная известняком, талая ледниковая вода, в основном собой питающая главную акваторию.

И ниже «чемпиона красоты» плещется его – не многим менее яркое подобие.

Уже образованное на месте слияния реки Шавла с течением талой воды от соседнего ледника, известного туристам связкой, крайне опасных, категорийных перевалов «Орбита» и «Москвич».

Унесших за годы туристических походов через них жизни многих беспечных восходителей.

О чем напоминают на седловинах мемориальные таблички в честь погибших туристов и альпинистов.

Обо всем этом можно было говорить часами у вечернего костра за кружкой крепкого чая. Сдобренного листьями смородины, бадана или корешком Родиолы розовой.

Чем и увлекся Коротун, скрашивая свою воспитательную функцию с общением настоящих собеседников:

– Не сопливой шпаны, досаждавшей педагога своим неуемным желанием познать окружающий мир.

К тому же и сам Борис Ефимович был не прочь послушать тех, кто проходил настоящими маршрутами, а не таким как он – с проводником и конной доставкой рюкзаков.

Тем более, что рассказов бывалых путешественников о местных достопримечательностях хватило бы еще надолго.

Вдобавок к тем, что прозвучали у озера, благодаря тому, что отдыхали там мальчишки и девчонки со Степного Алтая. В своих выдумках впадавшие порой в такой раж, что и не скрывали усмешек по поводу своих прежних страхов и былого почтения к местным духам.

Уже ничего не опасаясь, они досконально облазили все вокруг.

Днем, когда ничего другого ему не оставалось, вместе с ними, вынужден был мерить тропу вдоль правой – хоженой береговой черты и руководитель.

Он это и делал, когда уходили очередные группы туристов.

– В одиночестве, – не признаваясь даже себе в том. – Оставаться Борис Ефимович рядом с озером остерегался.

Хотя и хохотал в кругу ребят над очередными новичками, которых удавалось напугать Кер-балыком.

Про себя он не мог отделаться от неверия убежденности Чепокова в том, что одного медведя вполне хватит чудищу на ближайшее время:

– Кто его знает, кого еще может приманить неведомая сила к озеру?

Ведь в заявлении старика об утолении аппетита Кер – балыком учитель не находил главного:

– Достоверных фактов и о том, что именно здесь и исчез тот самый амикан – топтыгин.

И наоборот:

– Что его никогда здесь не было и спешил бурый вовсе не сюда, как говорил проводник, а совсем в другое место и по собственным необходимостям.

Оставаться же на озере дольше того, что было по душе Коротуну, заставлял сбор подопечными фотографического материала и гербария для будущего отчета о путешествии.

И все же, бразды неофициального «правления» в группе, с уходом проводника, перешли, как то, сами собой, к тому, кто нацепил, доверенную дядей Ваней, старую – заслуженную полевую сумку с рукописной картой местности.

Тем более, что Костромин не злоупотреблял доверием не только взрослого руководителя, но и своих сверстников по туристскому школьному кружку краеведов.

Раньше других Мишка поднимался, чтобы, вместе с дежурными, развести костер и приготовить завтрак.

Менял купание и загар в жаркий полдень на кулинарные изыски. Готовя с дневальными обед, а там и ужин:

– Чтобы всем было сытно и хорошо.

Впрочем, другие тоже не сачковали.

Все вместе – мальчишки и девчонки готовили запасы дров, чтобы хватило и на день и на вечерние посиделки.

Сообща же помогали отрядному «главному биологу» – Татьяне Комаровой собирать в гербарий самые интересные растения округи.

Ради чего совершали даже неблизкие отлучки от бивака.

В ходе которых неизменно приносили и более существенную добычу – ягоды и грибы на пропитание.

Крайне способствовавшие скрашеванию «консервированного» меню из жестяных банок и мешков с пшеном и рисом.

Благо, что эти летом в тайге и маслят с сыроежками уродилось немерено.

Да и жимолость с малиной не подвели. Позволяя делать постоянный выбор между кампотом их них или киселем.

Не говоря уже о все том же «фирменном» чае, заваренном уже с листьями черной смородины или бадана.

Наряду с Костроминым поварские обязанности исправно несли закадычные его приятели – Вовчик Шестаков с Борисом Малининым.

Попутно наладившие для общей кухни знатную рыбную ловлю.

Что ни день они притаскивали на разделку целын сниски хариуса, годившегося, правда, в основном на уху:

– За неимением у путешественников лишних запасов подсолнечного масла для жарехи или соли для вяления.

Обилие рыбы в озере еще раз убеждало ребят в том, что сильно преувеличивал, если уже только не врал им «заслуженный мифотворец» Чепоков насчет мифического духа озера, называемого теперь не иначе, как Шавлинской коровой.

Потом уже, когда начала портиться погода, кому – то из них пришла на ум непростая мысль:

– Связать начавшиеся дожди с этой ребячьей разнузданностью.

Но ее отбросили не обсуждая – как совершенно никчемную:

– Погода в горах всегда капризная. Были, на радость всем, ясные деньги, теперь вот наступили промозглые. Что тут поделаешь, кроме одного – пора возвращаться домой – в обжитые места!

Пережив один дождливый день и увидев похожее начало следующего, группа наконец-то снялась с места.

Так и возвращались туристы обратно под неиссякаемую небесную головомойку. Как оказалось, испортившую не только отдых им, но и порушившую хозяйственные работы местным жителям.

В основном своим нудным, мелким дождичком, метко названным, еще издавна недовольными старожилами – «сеногноем».

Сырость прогнала из тайги не только пришлый легкомысленный люд, косарей для личного подворья, но и более серьезных и основательных добытчиков ее даров – заготовителей дикоросов.

В числе которых на альпийских лугах уже не один десяток лет промышлял добычей корней – золотого, красного и маральего один из уважаемых промысловиков Чибита – Иван Карпович Чепоков.

И он вернулся домой, как и прочие.

На своей «конной тяге», правда, ненадолго опередив временных обладателей его бумаг из далекого прошлого – клиентов по заброске грузов на горное озеро.

Они же, в свою очередь, не забыли, данного ему обещания:

– Вернуть временный дар в целости и сохранности.

Поставив у моста через реку Чуя палаточный лагерь и организовав приготовление ужина, Мишка с приятелями отправились по знакомому адресу, названному им Иваном Карповичем при расставании.

В центре поселка, над его островерхой, крытой листвиничной корой, крышей рубленного из бревен чадыр – аила домовита курился дымок.

Само строение прилепилось на подворье к обычному пятистенку, как это испокон веков стало обычным делом на алтайских усадьбах.

Но и здесь основная летняя жизнь протекала именно в национальной «летней кухне», приспособленной хозяином для всего, чем он только ни занимался.

Туда и решили прямиком направиться школьники, когда подошли к нужному особняку.

Еще и обрадовавшись при этом:

– Не придется обращаться к незнакомым людям – соседям Чепокова с навязчивой просьбой о передаче старику полевой сумки.

Сам же он теперь казался приезжим туристам чуть ли не родной душой. После всего, что встретилось им на таежном пути их совместного путешествия.

Откинув проволочное кольцо с дощатой калитки, Мишка, в сопровождении своих друзей – одноклассников, смело шагнул на приветливый лай неугомонного Керзона, дружелюбным вилянием «хвоста колечком» выдававшего, доброе к ним отношение.

Показалось даже, что узнали гостей и умиротворенные лошади, под навесом из жердей жевавшие из кормушки что – то вкусное.

И только в соседних дворах живность иначе поняла веселый гомон из ограды владений Чепокова.

Соседские собаки подняли такую перебранку, что на нее откликнулись и перепуганные куры, да гуси, устроившие своеобразное состязание в голосистости.

Этот ожесточенный «перебрех» принял вдруг такие размеры, что выманил наружу из аила и самого Ивана Карповича, безошибочно определившего личности своих посетителей.

– Вот и замечательно, что сумку принесли. Не подвели старика! – похвалил он, выглянув навстречу из, широко распахнутых, дверей.

Только и теперь он оставался, как прежде – крайне практичным и рассудительным. Не стал подставляться под струи бесконечного дождя.

Просто поманил к себе ребят взмахом руки.

После чего снова исчез внутри, жарко натопленного, помещения.

Те же не замедлили воспользоваться гостепреимством.

– Да и как иначе.

Сама сумка еще оставалась на руках и под докучливый надзор Коротуна не нужно было спешить.