bannerbanner
Зорох
Зорох

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 9

Чиар слушал, неторопливо вытягивая из телеги тарийские шлемы, кольчуги и копья.

– Мало я выслушивал от своей жены, – пожаловался он Леману. – Но даже моя сварливая старуха, никогда не грозила мне смертью.

– Я не угрожаю, – сказала Эльза. – Я просто вспомнила историю. Я знаю много историй. Хотите я расскажу про плотника Силина, который пропил жену и детей, зарезал мать, а потом прыгнул с горы вниз головой.

Чиар делал вид, что не замечает Эльзы.

– Эрл Леман, эти дети погубят нас: сведут с ума, отравят или утопят. Двое вчера уже пытались.

– Не разочаровывай меня, – ответил эрл. – Чиар бесстрашный, герой, который бросил вызов целому войску, не может испугаться маленькой девочки.

Два других война, поднося к телеге тяжелую скрученную палатку, хохотнули.

– Да, – не замечая иронии в словах эрла, произнес Чиар. – Теперь они смеются. Пока я точил свой меч, отливал щит и наконечники для копий, мои братья тупили перья, ставя подписи на предательском мирном договоре. Атгары до сих пор смеются над этими трусами, а они, пряча стыд, смеются надомной. Я приехал биться насмерть. Мой боевой конь хрипел от гнева, и рыл копытами землю. От злости я так сжимал меч, что чуть не сплющил кулаком рукоятку. Не было во мне столько силы ни до ни после. Глаза искрились, а из ноздрей валил пар. Ни мои братья, ни подлые Атгары, так и не появились.

– Откуда валил пар? – спросил один из солдат.

Чиар отмахнулся.

– А говорили, что ты просто проспал, – сказал Эрл.

– Нет, это они пришли раньше, чтоб подписать свой позорный договор. Я был против. Атгары рубили наш лес, и пасли скот на наших полях. Испокон веков праотцы наказывали смертью всех, кто притязал на наши земли.

– Но тот спор был не из-за ваших, а из-за их полей. И как это ты собирался убивать Атгаров, они такие же подданные владыки Эмистана, как и ты, и твои братья. Ты знаешь, чем грозят вам такие стычки?

– Продажный народ, они не с нами, они с теми, кто сильней. За пятьдесят лет они успели полежать под Ротриками, Чуркелями, Адриями и Натиями. Кто только ни лапал эту потасканную Атгарию. Они не с нами…

– Они платят налоги. Ими правит харпский наместник.

– Пока да…

– Вернулись! – сказала Эльза, когда из-за поворота показались Паттан и Мальвин.

Всадники задержались. Увидев вдалеке людей, израненная лошадь Валарана как сбесилась: попятилась, а потом рванула с такой силой, что чуть не стащила Паттана с его коня.

Чтобы немного утихомирить агрессивное животное, всадникам пришлось спешиться и, накинув на глаза тряпку, вдвоем повиснуть у нее на шее.

Когда они были в лагере, солдаты и проснувшиеся, от лошадиного ржания дети, долго и с опаской рассматривали вдруг одичавшее животное, и рваные раны на его теле.

– Что, никого? – спросил Леман у Паттана.

– Только лошадь Валарана, – ответил он. – Мы нашли ее у Черного леса. Зацепилась стременем за кусты, а так бы не догнали. Не знаю, что могло случиться. Может быть, на них напали какие-нибудь, отколовшиеся от основного отряда тарийцы.

– Мы всех убили – возразил Мальвин.

Паттан дернул плечом.

– Может, простые грабители. Может их поджидали дружки этого Аклюса… Одно ясно – Валаран никогда не оставил бы лошадь. Надеюсь только на то, что…

– На что? – поторопил его эрл.

– Они были хорошими войнами эрл Леман. Надеюсь Бог войны возьмет их стражниками в Замок Великих. Они не хуже других смогут охранять могучих властелинов прошлого.

– Понятно, – угрюмо произнес Леман. – А что с лошадью?

– Всю дорогу упиралась, не хотела идти, – ответил Мальвин. – Лягается, молчуну (так он называл Паттана), чуть руку не прокусила. Очень странно ведет себя. Что-то очень сильно ее испугало.

– Может, на них волки напали? – предположил Чиар.

– С волками они бы справились. Как-то зимой на Тиаса напала стая. Он убил пять штук. А эту лошадь скорей всего покусали дикие собаки. Тут их сейчас много развелось. Сзади вообще клок мяса вырвали. Точно собаки…

– Я ни одной не видел, – сказал Чиар.

– А я видел несколько. Ты же слышишь, как они воют по ночам.

– Я не знаю, что это воет по ночам, – недоверчиво произнес Чиар. – Я не люблю эти ночи, мне не нравится эта лошадь, и мне очень хочется поскорей убраться отсюда.

Акха подошла к лошади, осторожно протянула руку и сбросила с ее глаз повязку; лошадь фыркнула, клацнула зубами возле ее пальцев и лягнула копытом; девочка еле успела отпрыгнуть.

– Не надо к ней подходить, – предупредил Чиар, но Акха и сама уже все поняла. – Какой неприятный, не хороший у нее взгляд, – морщась, произнес он.

– Хищный, – с улыбкой сказала Акха. – Она скалится как собака. У нас на корабле полгода жила такая же рыжая сука. Она хотела съесть мою крысу и я ее толкнула, тогда она укусила меня за ляжку… Вот сюда. – Акха показала на свою заднюю часть, там, где ляжка как раз заканчивалась. – А когда мы попали в штиль, то слопали ее. Мою крысу тоже схрумкали, – печально добавила она.

– Можешь сказать, о чем думает эта лошадь? – с усмешкой спросил Леман.

– Конечно могу! Она хочет есть.

– Думаешь, пожует травы – успокоится?

– Травы? Не-е-ет. Она хочет пожевать вон его. – Акха показала рукой на Чиара.

– Меня? – испугался он. – Почему именно меня?

– Потому что ты из всех самый толстый. Смотри как она на тебя пялится, глаз не сводит.

– Хочешь сказать, что прочитала ее мысли, – тихо, так, что больше никто не услышал, спросил эрл.

– У лошадей нет мыслей эрл Леман, – назидательно сказала она. – Я догадалась. Мне просто так показалось. Так же как вам, этому забавному толстячку и всем остальным. Я бы отпустила ее. Она больная, в упряжке все равно не пойдет, а сама может быть еще и поправится.

Соглашаясь с ней, эрл несколько раз покачал головой, потом обратился к самому старому из своих воинов.

– Грэй, ты обещал накормить нас супом перед дорогой.

– Все готово, эрл, – ответил он. – Вы не видели какую щуку я поймал утром. Выше по течению река сужается, там их столько в коряжнике… Я опускаю клинок в воду, и играю им на солнце. Они подплывают, а у меня в руках пика. Кажется, попасть легко, но тут надо умение…

– Хорошо-хорошо… Паттан отпусти лошадь, – приказал Леман. – Заканчивайте со сборами, – сказал остальным, – перекусим и в путь. Учтите, до Покинутых деревень останавливаться не будем. Чиар, ты нашел дуги?..

Акха подошла к патану и сочувственно покачала головой.

– Что, жалко отпускать? Валаран выставлял эту лошадь на бега, и всегда она приходила первой. Ему давали за нее три ромба, и он не продал, а тут отпустить. А помнишь, как ты рискнул и поставил на Серого атгара, а она его все равно обскакала….

– Откуда ты знаешь? – удивился Паттан.

– А мне и не надо знать. Достаточно того, что ты знаешь.

– Акха! – окликнул ее Леман. – Подойди ко мне, мне нужна твоя помощь.

– Вы поедете в этой телеге, – сказал он, когда она подошла. – Сейчас натянем навес от солнца, распутай-ка вот эту веревку. – Он вытащил из второй телеги, и вручил Акхе спутанный моток плетеной кожаной веревки. Затем взял девочку за руку, и наклонился к ее уху.

– А я думал, мы с тобой договорились, – прошептал он. – Никто не должен знать.

– Они итак уже все знают эрл Леман, – усмехнулась она. – Все они считают нас ведьмами и колдунами.

Эрлу это не понравилось; он с подозрением взглянул на стоящего не далеко Грэя.

– Здесь нет ничего страшного, – сказала Акха. – Я знаю, о чем они думают. Может быть, вы оставили не самых лучших рубак, но точно самых верных. Ваше слово для них закон. Каждый из них подумал: «Если эрл решил оставить проклятых, значит так надо». А я вот, если честно, не знаю надо ли? Зачем мы вам эрл?

– А куда вас девать?

– Отправили бы в какую-нибудь деревню, – сказала она, пристально вглядываясь в его глаза. – Я слышала вы платите крестьянам, которые дают приют сиротам по три цейлона в год.

– Хочешь жить в деревне?

– Эрл Леман, – с искренностью в голосе, сказала Акха. – Вы мне нравитесь, и поэтому я скажу вам правду. Всю свою жизнь я провела на кораблях. Не наберется и месяца, когда я была на суше. Торговцы продавали меня двадцать семь раз. Иногда продавали вместе с кораблем. Девочка, которая читает мысли, увеличивала его стоимость вдвое. Были жадные купцы, они плохо меня кормили, и капли воды в дождь им было для меня жалко. Были щедрые, они покупали мне дорогую одежду, угощали сушеным фруктами, халвой, а один даже подарил золотую брошь, но никто, никогда, ничего не делал для меня просто так. Люди, эрл Леман, ничего не делают просто так. Все хотят чего-то взамен. Чего-то для себя. Скажите честно, чего хотите вы?

Леман молча развел руками, и отрицательно покачал головой.

– Это правда? – спросила она.

Он кивнул.

Акха улыбнулась. Тогда мы друзья. Но если вы обманули меня, то бойтесь.

– У-у-ух, – шутя, испугался эрл. – Для себя мне от тебя ничего не нужно, – сказал он. – А если попрошу для других, помогать или нет, решишь сама. Ну что – друзья? – спросил эрл, протягивая ей раскрытую ладонь.

– Друзья, – ответила она, пожимая ему руку. – Друзья, которые не врут, правда?

– Правда, – ответил он.

– Почему я перестала слышать ваши мысли, эрл? – не отпуская его, спросила она. – Мы вышли из клетки, и с тех пор ничего, будто вы далеко-далеко, в круге, а может и двух.

– Не знаю, – ответил он, но это у него получилось как-то не убедительно. Эрл начал откашливаться и даже слегка покраснел.

Акха почувствовала неискренность; она медленно отпустила его пальцы; радость в глазах сменилась разочарованием, упреком.

– Я скажу вам, как другу, которым вы стали на минуту, – сказала она, демонстративно вытирая ладонь о рукав своей рубашки. –Ты хороший человек эрл Леман, но такой же лжец как и все.


Завтрак был необычным и плотным. Грэй, на которого легли обязанности повара накидал в свой

рыбный суп всего что попалось под руку. В нем были бобы, картошка, рис и даже орехи. Эрл Леман выловил в нем финик, а Акха раздобыла сливовую косточку. Но несмотря на такое необычное наполнение, суп получился не плохим.

Ложек и мисок на всех не хватило, поэтому воины ели из общего котла. Дети получили свои миски, и, не раздумывая, принялись за завтрак, который, был так же их обедом, и возможно ужином. Только гордая арпийка Мия есть не стала. Взглянув, на свою ложку, она отложила ее в сторону и отвернулась.

– Что с ней? – недовольно спросил Грэй. – Не по вкусу угощение? Арпийцы едят изюм. Специально для нее бросил три жмени, пусть ест. У моей первой жены были арпийские корни. Как-то шли по рынку, увидела изюм, и говорит: купи мне. И мне тогда так захотелось ее порадовать. Тоже красавица была. Волосы черные… Да-а… очень изюм любила. Ведрами бы ела и не наелась. Да-а… Так и не купил ни разу, – Грэй печально цыкнул. – Дорогой.

– Почему ты не ешь? – спросил Леман у Мии. Он поднял миску и протянул ей. – Попробуй. На вкус это гораздо лучше, чем на вид. – Посмотрев в миску, добавил: – и тут даже плавает какой-то изюм… или не изюм?.. Грэй, что это черненькое?

– Думаю, это то что жило в изюме, – ответил повар. – Мне тоже попадалось. По вкусу то же самое.

– По вкусу то же самое, – повторил его слова Леман, и снова протянул миску девочке.

– Алакхунта ахуш, – сказала Эльза Мии, принимая миску вместо нее.

– Шхагар аман, – ответила ей арпийка, и привычным движением скрестила на груди руки.

– Чего говорит? – спросил у Эльзы Грэй. – Ты предупреди ее, если не нравится, сама будет себе готовить. Шхагар ей подавай. У нас тут такого не водится. Это у них там в каждой норе по две штуки.

– Шхагар это ложка, – сказала Эльза.

Эламир взял Миину ложку, осмотрел придирчивым взглядом, потом поднялся, подошел к ведру, которым служил пень с вырубленной сердцевиной, вымыл ее, и вернул арпийке.

Мия еще раз критически осмотрела ее, обтерла о рукав, и, только после этого приступила к еде.

– Наверное, из знатных, – сказал Грэй Леману. – Воды на них не напасешься. Зачем мыть – вчера такой же суп ели? Что мне теперь, каждый раз для нее ложки мыть?

– Интересно, – заметил эрл. – А в клетке ее что, из отдельной посуды кормили?

– Это было в клетке, – сказал Эламир. – С той стороны решетки, мир выглядит немного иначе. Появляются новые привычки. Ты никому не желаешь доброго утра, не делишься едой, и спишь в одежде, чтоб не украли. Я быстро привык. К плохой еде, к холоду и недосыпанию. Но когда сбежал от Аклюса, к свободе, я привык еще быстрее.

Глава 9

Дикие земли это огромный, почти не тронутый человеком, сохранивший свою первозданную чистоту край. Из под конских копыт в полях то и дело вспархивают куропатки, в высокой траве и кустах мелькают оленьи рога, на лесных полянах пасутся дикие кони, в лесу визжат кабаны, а камыши в реках трещат и расходятся в стороны, когда между ними проплывают огромные, весом с хорошего барана, карпы.

Кто-то из воинов всегда скакал впереди отряда и разведывал местность. Разведчики постоянно менялись, и иногда даже эрл Леман брал на себя эту обязанность. Разбойники здесь вряд ли моги бы встретиться, ведь этой дорогой почти никто не пользовался, но в округе еще бродили где-то с полсотни мародеров, отколовшихся от тарийского войска.

Дети уже знали по именам всех воинов их не большого отряда, и пытались придумать клички тем, у кого их не было.

Здорового бородача Паттана звали молчаливым, и это прозвище подходило ему как нельзя лучше. Он постоянно с кем-нибудь разговаривал, а когда вдруг оказывался один, начинал что-то бормотать себе под нос.

Мальвина – длинного хмурого война, который обычно скакал позади колонны, называли волосатым, из-за большой плеши на голове. Эламиру показалось, что эта кличка никак не отображает его характера, и он предложил впредь именовать его «угрюмым».

Узнать про следующего кандидата вызвалась Эльза.

– Скажите благородный рыцарь, – спросила она у оказавшегося ближе всех Паттана молчаливого. – А этот толстенький, который правит первой повозкой… его зовут Чиар да?

– Просто Чиаром его давно уже никто не зовет, – будто ожидая вопроса, ответил он.

– А он действительно такой бесстрашный, как все говорят?

– О да! – подтвердил Паттан. – Число врагов для него никогда не имело значения. Он сам стоит тысячи. Атгары пугают его именем детей. Есть легенда. Однажды он шел по лесу и встретил тигра. Тигр шел по тропинке прямо на него. Ни топора, ни меча у бесстрашного Чиара тогда не было, но он твердо реши, что не уступит ему дорогу. Храбрость человека и сила зверя сошлись в невидимой схватке. Полдня они стояли, не отводя друг от друга глаз, а потом тигр исчез, растворился. С тех пор Чиар рычит по ночам, и дикие звери в лесу сходят с ума.

– Ночью он храпел как все, – с недоверием сказала Эльза. – Он мне не показался страшным.

– Скоро ты будешь бояться его, как все мы. Даже эрл Леман боится его. Когда рядом Чиар, эрл спит с мечом в руках, а вход в палатку сторожат десять лучших воинов. Однажды Чиар чихнул, и все они попадали с ног, а эрл в одних подштанниках выскочил на улицу, и…

– Молчаливый! – окликнул его Мальвин. – Ты молчал бы потише. Не приплетай в свои истории эрла. Твой язык, самый страшный твой враг. Бубни себе в бороду, и может быть, она спасет твою шею от меча.

– Да, – согласился Паттан. – Эрла не было. Это был не эрл. Это был. – Он задумался. – Это был сам владыка Эмистан.

– Вот глупый человек, – раздраженно бросил Мальвин. – Кто-то ведь запихнул в бычий череп мозги куропатки. Как ты дожил до своих лет? Чу-де-са, – протяну он. – Не слушай его девочка. Чиар стал бесстрашным, потому что родился в час самого долгого и страшного грома, какой только слышали уши смертных. С тех пор стоит ему появиться в какой-нибудь деревеньке и назвать свое имя, как у земельщиков начинают дрожать колени, а их жены ведьмы вскрывают себе вены, или бегут к реке топиться. Когда Чиар злится, можно услышать, как с края Земли доносятся отголоски грома.

– Вам не надоело трепаться?! – послышался сердитый голос Чиара со стороны первой повозки. Войны рассмеялись.

– О-о-о, – притворно испугался Паттан . – Похоже, он на вас разозлился, – сказал он детям. – Первый воин Сырой долины, кошмар сломленной духом Атгарии не любит, когда посторонние узнают о его страшных тайнах.

– Да, я бесстрашен! – крикнул Чиар. – У меня хватит смелости слезть с телеги и привязать язык какого-нибудь болтуна к хвосту его лошади!

– Ну вот, – пожаловался Паттан, – накликали вы на нас беду.

Войны снова загоготали.

– А ты веселый, – сказала Эльза Паттану. – Наверное он такой же бесстрашный как и ты молчаливый. Я знаю историю про одного веселого томена. Он тоже очень любил пошутить, но слишком поздно понял, что нет шуток, которые нравятся всем.

– Эта не та, в которой старший из сыновей подарил отцу перед смертью женское платье?

– Нет, никаких платьев там не было. А история была такой:

Томен Салам должен бы женится на дочери владыки ниберии. Дочку звали прекрасная Амулена. Салам вел с ней долгую переписку и считал ее одной из самых умных и веселых девушек на свете. Амулена любила посмеяться, любила все новое и очень часто меняла своих шутов.

У томена тоже был шут. Когда Салам писал письма прекрасной Амулене, то всегда звал к себе шута, чтобы он помог ему придумать пару свежих шуток. Шут был остроумен и находчив, ему всегда было, что сказать, но Салам стал придираться к нему, потому что ему очень хотелось угодить своей невесте. И как-то он так разозлился, что даже пообещал высечь и прогнать несчастного острослова, если он будет придумывать такие не смешные шутки. «Зачем мне шут, если я сам шучу в тысячу раз лучше!» – кричал он.

«Я стараюсь, – оправдывался шут. – Вы стали слишком придирчивы милостивый томен Салам, и я уже боюсь предлагать что-то новое». Но деваться было некуда, и, не зная покоя, день за днем он придумывал шутки, которые могли бы прийтись по вкусу капризному томену . А Салам только и твердил: «Не смешно! Глупо! Не смешно! Глупо!..»

И вот в очередном письме прекрасная Амулена, какое совпадение, тоже пожаловалась на своего шута. «Его плоские остроты меня утомили, – писала она. – А так хочется чего-то нового!» И в конце письма она предложила поменяться шутами.

И тут же в голове у томена родился замечательный план: «Он отправится в далекую ниберию сам вместо своего шута. Он узнает свою невесту, поразит ее своим остроумием, и откроется ей под звонкий ручеек ее смеха».

Через несколько дней он отправился в путь, а через два месяца увидел свою прекрасную Амулену.

«Вы прекрасны» – сказа он ей, когда увидел. Салам бы поражен ее красотой, но слегка смущен холодным приемом.

«Не смешно, – сказала она, и потребовала: – Шути!»

Салам подумал и сказал: «Я мог бы приехать быстрее, но сидел задом наперед, и коня заставил ехать задом, чтобы он мог запомнить дорогу обратно».

«Это глупо, – сказа она, – и не смешно. Попробуй еще, только на этот раз постарайся».

Салам задумался, и сказал: «Мой хозяин как-то спросил, сколько потребуется конских хвостов, чтобы протянуть линию от нас к вам? Я так и не смог ему ответить. Наших коней хватило только на полпути».

«Мда, – холодно произнесла Амулена. – Мы сделаем так, если ты еще раз не смешно пошутишь, я прикажу отрубить тебе палец. Шути! – властно потребовала она.

Саламу это не очень понравилось, он глотнул слюну, и произнес: «Мой конь любит овес, а я…»

«Опять конь! – прервала она его. – Палач! – крикнула она громко. – Руби».

Салам не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле. В один миг его схватили за руку, и прижав ее к столу, отрубили большой палец на руке.

Салам взвыл от боли, и крикнул: «Как вы смеете?! Я Салам Карнир! Томен! Наследник чедирского трона! Будущий владыка!»

«Это не смешно! – крикнула Амулена. – Ты не смешной шут! Отрубите ему еще один палец!»

И ему отрубили еще один палец, на другой руке.

«Я томен! Я наследник!» – продолжал кричать он.

«А он настойчив, – сказала Амулена улыбнувшись, – и он рассмешил меня, поэтому пальцы больше не трогайте. Но он назвался чужим именем, а у нас за это секут плетью. Высечь его! – приказа она».

Его высекли так сильно, что он не мог подняться, и будущей невесте пришлось подойти к нему самой.

«Шути!» – потребовала она.

От ужаса, и нестерпимых телесных страданий, ничего не шло на ум несчастного Салама. Он попробовал пошутить про находчивого Атана, который купил сто баранов по цене одного, но девушка только покачала головой.

«Руби!» – снова приказа она своему палачу.

За не смешную шутку про двух петухов Салама спустили в камеру пыток и повесили на дыбу над горящим огнем.

Ночью, когда Салам корчился от боли в углу своей камеры, Амулена пришла к нему, и снова сказала: «Шути!»

Салам пошутил про то как умная жена доказала мужу что он осел, и заставила идти жить к ослице. Девушке понравилась история, и в тот раз она ничего не сделала самозваному шуту.

Три дня и три ночи Салам больше не сомкнул глаз, он придумывал шутки. Какие-то нравились Амулене, какие-то нет.

Так или иначе, к концу третьего дня, у него осталось только три пальца на правой руке, и на ногах уже не хватало нескольких. И он бы истек кровью, но случилось чудо, его камеру забыли закрыть, и он смог сбежать. Почти полгода он добирался домой, но все-таки добрался.

Его ждало несколько писем от Амулены. Одно было грустным, в нем она жаловалась на неблагодарного шута, которого осмелился сбежать. А второе было веселым. Невеста забыла про шута и поделилась с женихом историей про сто баранов по цене одного, про жену, которая доказала мужу, что он осел и про двух смешных петухов.

Салам ценил шутки, но с этих не смеялся. Каждая из них отдавалась болью в пальцах, которых у него не было.

Он не отменил свадьбу, и дождался дня, когда прекрасная Амулена в приветственном поклоне, склонила перед ним голову. Всю ее свиту тут же перебили. Салам вышел из тени, и только тогда Амулена узнала его. «Шути» – приказал Салам, и приготовился слушать.

На этом Эльза закончила свой рассказ. Повозки свернули в поворот, и до чуткого детского слуха донесся гул водопада, нарастающий с каждой секундой.

– Водопад? – спросила она, и сама себе ответила: – Да. Проклятый Чипан хочет вернуть свою душу, и кричит, где спрятал золото. Боги не возвращают ему душу, они придумали водопады, чтобы заглушить его голос. Один пастух решил стать богатым, и долго, затаив дыхание, прислушивался…

– До водопада еще десять кругов, – не дал ей договорить Паттан, – не меньше. – Он остановил коня, убрал волосы с ушей, и вытянул шею, но ничего не услышал. – Это уже какая-то другая история, – сказал он. – Так что же случилось с этим Саламом и Амуленой?

– Амулена плохо шутила, – сказа Эльза, сочувственно качая головой, – и поэтому быстро умерла. Салам умер в глубокой старости. Говорят, он любил слушать своего шута. Но больше никогда не смеялся, и сам никогда не шутил.

Минуя темную дубовую рощу, опоясанные сталью колеса, неустанно хрустели, усыпавшими дорогу сухими ветками, и скопившимися в обеих колеях желудями. Земля кругом была перерыта; на еще не успевшем подсохнуть черноземе, виднелись свежие кабаньи следы.

– Здесь живут драконы, – сказала Эльза, показывая на них пальцем.

– Эти твари страшнее драконов, – ответил Паттан. – Как-то я помогал вдове Инге Картнер сажать картошку. Оставил мешки в поле, а сам пошел к ней в дом, ну там… помочь… передвинуть стол. Встаю утром, выхожу в поле, а там…

– Да врет он все, – прервал его Мальвин. – Картошку надумаешь сажать – меня зови. А этот тебе мешок вместо пяти продаст, и все на свиней спишет.

– Не слушай его, – стал оправдываться молчаливый. – Плохие люди о всех плохо думают.

– При-ва-ал! – донесся откуда-то спереди голос Лемана.

Повозки выехали на большую поляну, сплошь покрытую фиолетовым ковром, блестящего утренней росой клевера. С краю, возле дороги алым цветом пылали маки, ближе к центру, вокруг редких кустов шиповника, белые ромашки мешались с синими, как небо, васильками. А дальше была река, и вся она светилась желтыми, так похожими на ночные звезды, лилиями.

Телеги остановились, дети выглянули, и как зачарованные стали смотреть по сторонам.

Да, красиво, – согласилась Акха, с общим молчаливым восторгом. От такого буйства красок, даже у всегда сдержанной Мии, вспыхнули глаза. Она слезла первой, сорвала красный маковый бутон, воткнула его в волосы возле уха, и, придерживая рукой, мельком взглянула на Эламира. Он еле заметно улыбнулся ей и одобрительно кивнул. Мия сделала вид, что не заметила этого, но все-таки чуть смутилась, и, отвернувшись, стала вплетать цветок в свою косу.

Акха и Эльза пошли к реке, Леман крикнул им вдогонку, чтобы не отходили далеко, быстро расседлал своего коня, и прилег на траву рядом с другими воинами.

На страницу:
7 из 9