Кот, который ходил сквозь стены

Я хорошо понимал его негодование. Как честному преступнику тяжким трудом добиться успеха в своей профессии, если жертва не хочет сотрудничать? Исход почти любого преступления зависит от поведения жертвы. Если жертва отказывается от назначенной ей роли, преступник остается в невыгодном положении, порой настолько серьезном, что помочь ему может лишь понимающий, полный сочувствия судья. Я нарушил правила, оказав сопротивление.

– Тебе определенно не повезло, Билл. Давай-ка взглянем, что это за «сообщение от Управляющего», которое ты должен был доставить. Продолжайте держать его на мушке, госпожа Хардести.

– Можно мне опустить руки?

– Нет.

Планшетка все так же лежала на столе между Гвен и Биллом, но чуть ближе ко мне – я мог дотянуться до нее, не пересекая линии огня. Я поднял ее. К планшетке была прикреплена квитанция о приеме сообщений с местом для моей (или чьей-то еще) подписи, а рядом – знакомый голубой конверт фирмы «Маккей с Трех планет». Я открыл его.

Зашифрованное сообщение состояло примерно из полусотни пятибуквенных групп. При помощи шифра был записан даже адрес, над которым виднелся рукописный текст: «Сен. Кантор, Станд. ойл».

Я молча убрал конверт в карман. Гвен вопросительно взглянула на меня, но я сделал вид, будто ничего не заметил.

– Госпожа Хардести, как мы поступим с Биллом?

– Замочим!

– Гм? В смысле «прикончим»? Или вы готовы его искупать? Может, еще и спинку потереть?

– О небеса, да нет же! Предлагаю запихнуть его в освежитель и оставить там, пока не станет чистеньким – чтобы принял горячий душ с мылом, вымыл волосы с шампунем, привел в порядок ногти на руках и ногах и так далее. Не выпускать, пока он не начнет сиять чистотой.

– Вы позволите ему воспользоваться вашей кабинкой?

– Учитывая все обстоятельства, вряд ли она мне пригодится. Сенатор, я устала от его вони.

– Да-да, вспоминается сгнившая картошка в жаркий день на Гольфстриме. Раздевайся, Билл.

Криминальный класс – самая консервативная группа любого общества. Билл не желал оголяться в присутствии дамы, точно так же как не желал говорить, где укрываются его дружки-изгои. Мое предложение потрясло его до глубины души, а то обстоятельство, что дама отнюдь не возражала против такого бесстыдства, прямо-таки повергло в ужас. Что касается последнего, то еще вчера я, возможно, думал бы так же… но теперь знал, что Гвен нелегко обескуражить. Похоже, ей это даже нравилось.

По мере того как Билл разоблачался, он вызывал у меня все больше сочувствия. Он напоминал ощипанного цыпленка, а его горестный вид еще больше усиливал сходство. Когда на нем остались лишь серые от грязи трусы, он остановился и посмотрел на меня.

– До конца, – коротко бросил я. – А потом – марш в кабинку, и за дело. Если результат меня не устроит, начнешь сначала. Если высунешь нос раньше чем через полчаса, даже проверять не стану и отправлю обратно. Стаскивай портки, живо!

Повернувшись спиной к Гвен, Билл снял трусы, бочком скользнул в кабинку, тщетно пытаясь сохранить остатки достоинства, и запер за собой дверь.

Гвен убрала пистолет в сумочку и размяла пальцы:

– Рука затекла. Могу я взять те патроны, дорогой?

– Что?

– Те, которые ты забрал у Билла. Шесть, правильно? Пять и еще один.

– Конечно. Если хочешь.

Стоило ли говорить ей, что мне они тоже могли пригодиться? Нет. Такими сведениями делятся лишь при необходимости. Достав патроны, я протянул их Гвен. Та осмотрела их, кивнула, снова вынула свой изящный пистолетик, извлекла обойму, вставила в нее шесть конфискованных патронов, установила обойму на место, дослала патрон в ствол, поставила оружие на предохранитель и убрала его в сумочку.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – медленно проговорил я. – Когда я в первый раз попросил прикрыть меня, ты воспользовалась авторучкой. А потом, когда разоружила Билла, ты целилась в него из незаряженного пистолета. Правильно?

– Ричард, он застиг меня врасплох. Я сделала все, что могла.

– Я вовсе не критикую, напротив!

– Как-то не нашлось подходящего момента, чтобы тебе сказать. – Гвен сменила тему. – Дорогой, можешь поделиться штанами и рубашкой? Они лежат в твоей сумке сверху.

– Думаю, да. Для нашего проблемного отпрыска?

– Угу. Хочу выбросить его грязную одежду в мусоропровод: пусть ее отправят на переработку. Пока мы не избавимся от нее, вонь отсюда не выветрится.

– Так давай избавимся от нее. – Я запихнул всю одежду Билла, кроме ботинок, в люк мусоропровода и вымыл руки под краном, стоявшим в кладовой. – Гвен, вряд ли я вытяну что-то еще из этого болвана. Можем оставить ему какую-нибудь одежду и уйти. Или… уйти прямо сейчас и ничего не оставлять.

Гвен удивленно посмотрела на меня.

– Но его тут же схватят прокторы.

– Именно. Дорогая, этот парень – прирожденный неудачник, он все равно попадется в лапы прокторов. Как сейчас поступают с бродягами? Не слышала?

– Нет. По крайней мере, не слышала ничего похожего на правду.

– Не думаю, чтобы их отправляли на Землю. Это слишком дорого обошлось бы Компании и стало бы нарушением Золотого правила в его здешнем понимании. В «Золотом правиле» нет тюрем, так что возможных вариантов немного. Что тогда?

Во взгляде Гвен появилась тревога.

– Мне это не слишком нравится.

– Все еще хуже. За этой дверью, вероятно не на самом виду, а поблизости, притаилась парочка бандитов. Ничего хорошего нам или, по крайней мере, мне ждать не приходится. Если Билл выйдет отсюда, не выполнив задания, что с ним будет? Его скормят крысам!

– Бррр!

– Вот именно, «бррр». Как говорил мой дядя, никогда не подбирай бродячего котенка, если не готов стать его собственностью. Ну так что, Гвен?

– Мне кажется, он хороший мальчик, – вздохнула Гвен. – Я имею в виду, он мог бы таким стать, если бы им кто-то занялся.

Мне оставалось лишь вздохнуть вслед за ней.

– Есть только один способ выяснить это.

6

Не запирай амбар после того, как из него все вынесли.

Хартли М. Болдуин[15]

Не так-то просто врезать человеку по носу, используя терминал.

Даже если ты не собираешься прибегать к такому непосредственному методу убеждения, дискуссия через терминал зачастую не дает результатов. Одним нажатием клавиши твой оппонент может отключить тебя или передать своему подчиненному. Но если ты физически присутствуешь в его кабинете, ты можешь успешно приводить самые убедительные аргументы, просто проявив чуть больше упрямства, чем он. Сиди на месте и отвечай «нет» – или даже молчи. В конце концов, ему придется либо согласиться с твоими требованиями – конечно же, разумными! – либо вышвырнуть тебя за дверь.

Но последнее может повредить его имиджу.

По вышеуказанным причинам я решил не звонить ни Мидлгеффу, ни кому-либо еще из отдела размещения, а лично отправился в Управление. Я не рассчитывал повлиять на Мидлгеффа, который явно получил указания сверху и с равнодушием бюрократа воплощал их в жизнь (вот уж действительно «приятного дня»!). Я почти не надеялся добиться чего-то от Управляющего – но, по крайней мере, отказ с его стороны позволил бы мне не тратить время на обращение в вышестоящие инстанции. В «Золотом правиле», частной компании, которая не находилась под юрисдикцией ни одного суверенного государства (и соответственно, сама обладала суверенитетом), Управляющий был высшей властью, а всемогущий Бог не мог считаться даже его младшим партнером.

Решения, принятые Управляющим, могли выглядеть полным произволом… но при этом являлись окончательными. Ни многолетних тяжб, ни вышестоящего суда, который мог бы отменить решение, – затяжные процессы, наносившие серьезный ущерб функционированию «правосудия» в демократических государствах на шарике, здесь были невозможны. За те пять лет, что я прожил здесь, смертную казнь применяли всего несколько раз… но в каждом из процессов судьей был сам Управляющий, и приговоренного вышвыривали в космос в тот же день.

При такой системе понятие судебной ошибки лишалось всякого смысла.

Добавим к этому, что занятие юриспруденцией, как и проституцией, здесь не запрещено и не требует лицензии. В итоге судебная система мало напоминает безумное нагромождение прецедентов и традиций, именуемое на шарике правосудием. Возможно, правосудие в «Золотом правиле» страдает астигматизмом, если не полностью слепо, но неспешным оно быть не может.

Мы оставили Билла в фойе Управления вместе с нашим багажом – моей сумкой и моим узлом, чемоданами Гвен и кленом-бонсай (который мы полили, прежде чем покинуть жилище Гвен), – велев ему сидеть на сумке, охранять бонсай ценой собственной жизни (по выражению Гвен) и следить за остальными вещами. Потом мы прошли внутрь. Указав наши фамилии на стойке в приемной, мы нашли свободные кресла. Гвен достала из сумочки игровую консоль «Касио».

– Во что сыграем, дорогой? Шахматы, криббедж, нарды, го, что-нибудь еще?

– Думаешь, придется долго ждать?

– Да, сэр. Хотя… знаешь, как раньше подгоняли упрямого мула? Подпаливали ему брюхо. Может, придумать что-нибудь в этом роде?

– Пожалуй, ты права. Есть мысли насчет того, как подпалить мулу брюхо? Так, чтобы не поджечь повозку. Хотя, черт побери, можно и поджечь. Но как?

– Мы могли бы прибегнуть к старому приему: «Мой муж знает все». Или «Твоя жена все узнала». Но тут нужно что-нибудь новенькое: у классических вариантов слишком длинная борода. – Подумав, она добавила: – Я могу начать рожать. Это всегда привлекает внимание.

– Ты не похожа на беременную.

– Готов поспорить? Пока еще никто не разглядел меня как следует. Видишь дамскую уборную напротив? Дай мне пять минут побыть там одной, и никто не усомнится, что я на девятом месяце. Ричард, я научилась этому много лет назад, когда занималась расследованием исков в страховой компании. Так можно проникнуть куда угодно.

– Здорово было бы взглянуть, как ты это делаешь, – согласился я. – Но надо не только проникнуть внутрь, а еще и оставаться там до тех пор, пока этот тип не выслушает наши доводы.

– Доктор Эймс…

– Да, миссис Эймс?

– Управляющий не станет выслушивать наши доводы.

– Подробнее, пожалуйста.

– Я приветствовала твое решение отправиться на самый верх. Мне стало понятно, что мы сразу узнаем все плохие новости и сэкономим время и слезы. Мы прокаженные, это ясно – судя по тому, что с нами произошло. Управляющий не просто хочет, чтобы мы переехали, он собирается вышвырнуть нас из «Золотого правила». Не знаю почему, но знать и не нужно – просто это так. Я поняла все это и успокоилась. Когда и ты поймешь это, дорогой, мы сможем строить планы. Полетим на шарик, на Луну, в Землю Обетованную, на «Эль-четыре», Цереру, Марс… куда угодно, любимый. Куда ты, туда и я.

– На Луну.

– Что, сэр?

– По крайней мере, на время. Свободное государство Луны – не такой уж плохой вариант. Сейчас оно искореняет анархию и насаждает бюрократию, но еще не до конца нарастило мускулы. Там все еще достаточно свободы для тех, кто привык к практическому подходу. И на Луне пока хватает места, как и внутри ее. Да, Гвен, нам придется улететь отсюда – я и раньше это подозревал, а теперь точно знаю. Мы могли бы отправиться прямо в космопорт, но мне все же хочется увидеть Управляющего. Черт побери, я хочу услышать все из его собственных лживых уст! А потом можно с чистой совестью прибегнуть к яду.

– Ты намерен отравить его, дорогой?

– Всего лишь фигура речи. Я намерен включить его в свой список, а потом он быстро станет жертвой кармического возмездия.

– О, возможно, я могла бы посодействовать.

– Незачем. Занесенные в список долго не живут.

– И все-таки мне было бы приятно. «Мне отмщение, говорит Господь». Но в исправленной версии звучит это так: «Отмщение Гвен… и Мне, лишь если Гвен оставит Мне его».

– А кто мне говорил «не брать закон в свои руки»? – усмехнулся я.

– Но я же говорила про тебя, и ни слова про себя. Обожаю ускорять действие кармы, даже если все и так идет быстро. Это мое любимое хобби.

– Дорогая, счастлив сказать, что ты и впрямь плохая девочка. И как, по-твоему, он должен умереть? От крапивницы? От заусениц на ногтях? От икоты?

– Я подумываю о том, чтобы не давать ему спать, пока он не умрет. Бессонница намного хуже всего, что ты перечислил, дорогой, если она длится достаточно долго. Рассудок жертвы рассыпается еще до того, как она перестает дышать. Начинаются галлюцинации, проявляются худшие фобии. Человек умирает внутри собственного ада, из которого невозможно бежать.

– Гвен, создается впечатление, будто ты уже пользовалась этим методом. – (Она промолчала. Я пожал плечами.) – Ну, что бы ты ни решила, дай мне знать, чем я могу помочь.

– Непременно, сэр. Мм… я склоняюсь к тому, чтобы утопить его в гусеницах. Но не знаю, где взять столько гусениц, разве что заказать на Земле. Хотя… всегда можно воздействовать с помощью бессонницы. А под конец сделать так, что обреченный породит собственных гусениц, стоит лишь намекнуть. – Она вздрогнула. – Schrecklich![16] Но только не крысы, Ричард. Ни за что. Даже воображаемые.

– Милая женушка, я рад, что для тебя существуют хоть какие-то границы.

– Конечно существуют! Любимый, ты удивил меня, когда сказал, что дурные манеры – преступление, которое должно караться смертью. Меня больше заботит зло как таковое, чем дурные манеры. Я считаю, что зло не должно оставаться безнаказанным. Бог не спешит наказывать за него, и это меня не устраивает. Я хочу, чтобы все свершилось здесь и сейчас. Возьмем, к примеру, грабителя: когда он пойман, надо тут же его вешать. А поджигателей – сжигать на костре на месте устроенного ими пожара, лучше всего на неостывшем пепелище. Ну а насильников…

О том, какую замысловатую казнь Гвен уготовила насильникам, я так и не узнал, поскольку перед нами возник вежливый бюрократ – седой мужчина с перхотью и приклеенной улыбкой.

– Доктор Эймс?

– Он самый.

– Мангерсон Фиттс, помощник заместителя администратора отдела дополнительной статистики. Я вами займусь. Вы наверняка понимаете, что Управление сейчас целиком поглощено введением в строй нового сегмента. Приходится решать множество вопросов, связанных с временным переселением и нарушениями привычного порядка вещей, прежде чем все мы сможем начать новую жизнь в более обширном и более совершенном «Золотом правиле». – Он победоносно улыбнулся. – Как я понимаю, вы хотите видеть Управляющего?

– Совершенно верно.

– Прекрасно. Ввиду нынешних чрезвычайных обстоятельств я помогаю сохранить на время реконструкции высокое качество обслуживания гостей «Золотого правила», которым мы так гордимся. Я уполномочен исполнять обязанности Управляющего. Можете считать меня его вторым «я»… ибо я и есть Управляющий во всех отношениях. Эта дама… возможно, с вами?

– Да.

– Мое почтение, мэм. Очень приятно. А теперь, друзья, прошу пройти со мной…

– Нет.

– Простите?

– Я хочу видеть Управляющего.

– Но я же вам объяснил…

– Я подожду.

– Видимо, вы меня плохо поняли. Прошу про…

– Нет.

В этот момент Фиттсу следовало схватить меня за шиворот и вышвырнуть пинком под зад. Конечно, со мной такое легко не пройдет – я обучался боевым искусствам у дорсаев[17], – но поступить он должен был именно так. Однако ему мешали традиции, привычки и установленные правила.

– Гм… – Фиттс озадаченно уставился на меня. – Но вы должны, вы же понимаете…

– Нет, не понимаю.

– Я пытаюсь объяснить вам…

– Я хочу видеть Управляющего. Он не говорил вам, как надо поступать с сенатором Кантором?

– Сенатором Кантором? Сейчас… это сенатор из… гм…

– Если вы даже не знаете, кто это, откуда вам известно, как с ним поступать?

– Э-э-э… погодите минуту, я проконсультируюсь…

– Лучше возьмите нас с собой. Похоже, для решения этого крайне важного вопроса ваших полномочий недостаточно.

– Э-э-э… прошу подождать здесь.

– Нет. – Я встал. – Лучше я вернусь. Возможно, сенатор уже ищет меня. Передайте Управляющему, что, к сожалению, я не сумел решить этот вопрос. – Я повернулся к Гвен. – Идемте, мадам. Не будем заставлять его ждать.

Интересно, заметил ли Мангерсон, что местоимение «его» могло относиться к кому угодно?

Гвен тоже встала и взяла меня за руку.

– Прошу вас, друзья, – поспешно сказал Мангерсон, – не уходите! Гм… пойдемте со мной. – Он двинулся в сторону двери без таблички. – Подождите минуту, пожалуйста.

Он отсутствовал больше минуты, но все равно недолго. Когда Фиттс вернулся, лицо его кривилось в улыбке, – именно это выражение будет самым подходящим.

– Сюда, пожалуйста! – сказал он и провел нас в дверь без таблички. Пройдя по короткому коридору, мы оказались в кабинете Управляющего.

Хозяин кабинета сидел за столом. На его лице не было привычного отеческого выражения, знакомого всем по «Слову Управляющего», которое так часто появлялось на всех терминалах. Наоборот, мистер Сетос выглядел так, словно ему попалась какая-то гадость в овсянке.

Не обращая внимания на прохладный прием, я остановился в дверях. Гвен встала рядом со мной. Когда-то я делил свое жилище с весьма привередливым котом (а бывают ли другие?): когда ему предлагали еду, не полностью соответствовавшую его вкусам, он застывал и со сдержанным достоинством демонстрировал оскорбленные чувства – что не так-то просто для существа, чья морда целиком покрыта шерстью, поэтому в основном он использовал язык тела. Вспомнив того кота, я проделал то же самое перед мистером Сетосом: я стоял… и ждал.

Сетос долго таращился на нас, потом все же встал, слегка поклонился и произнес:

– Мадам… не соизволите ли сесть?

При этих словах сели мы оба. Один-ноль в нашу пользу. Без Гвен у меня ничего бы не вышло, но она оказала мне неоценимую услугу. Стоило моей заднице коснуться кресла, как Сетос никакими силами не вытащил бы меня оттуда, пока я не добьюсь желаемого.

Я сидел неподвижно и молча ждал.

– Ну? – спросил Сетос, когда его кровяное давление достигло критического уровня. – Вам удалось с боем прорваться ко мне в кабинет. Что это за чушь насчет сенатора Кантора?

– Полагаю, вы мне сами расскажете. Это вы переселили сенатора Кантора в жилой модуль моей жены?

– Гм? Не смешите. У госпожи Новак однокомнатный модуль с минимальными удобствами, самый маленький в первом классе. Если бы сюда прибыл сенатор из «Стандард ойл», ему, разумеется, выделили бы люксовые апартаменты.

– Вероятно, мои? Потому вы меня и выселили? Ради сенатора?

– Что? Не искажайте моих слов. Сенатора здесь нет. Мы были вынуждены попросить некоторых гостей, в том числе вас, переселиться в другие модули. Вы же понимаете: для установки нового сегмента нужно эвакуировать все жилые модули и общественные пространства, примыкающие к кольцу номер сто тридцать. Придется временно потесниться, чтобы предоставить жилье перемещенным гостям. Насколько я помню, в вашем модуле разместят три семьи. Само собой, ненадолго.

– Ясно. Значит, мне лишь по недосмотру не сообщили, куда я должен переехать?

– О, я уверен, что вам сообщили.

– Я точно знаю, что нет. Не могли бы вы дать мой новый адрес?

– Доктор, вы полагаете, будто я держу в голове всю информацию о предоставленном жилье? Подождите за дверью, и я распоряжусь, чтобы вам выдали все нужные сведения.

Я сделал вид, будто пропустил его предложение – или приказ – мимо ушей.

– Да, я действительно полагаю, что вся информация у вас в голове.

– Население станции составляет сто восемьдесят с лишним тысяч человек, – фыркнул он. – Для таких подробностей у меня есть помощники и компьютеры.

– Не сомневаюсь. Но вы только что дали мне веский повод думать, что вы храните подробности в голове… когда они вас интересуют. Приведу пример. Мою жену вам не представили. Мангерсон Фиттс не знает, как ее зовут, сказать этого он не мог. Но вы и без этого знали, как ее зовут и в каком модуле она живет. Вернее, жила, пока вы не заблокировали ей вход. Вот как вы соблюдаете Золотое правило, мистер Сетос? Вышвыриваете своих гостей, не соблаговолив предупредить их заранее?

– Доктор, вы пытаетесь ввязаться в драку?

– Нет, я пытаюсь выяснить, почему вы нас достаете. Травите нас. Преследуете. Мы оба прекрасно знаем, что временное переселение из-за нового сегмента тут ни при чем. Это совершенно точно: новый сегмент строят уже три с лишним года, и вы как минимум год знаете, когда его введут в строй. Но при этом вы вышвырнули меня из моего жилища, предупредив менее чем за полчаса. С моей женой вы поступили еще хуже – попросту заблокировали ее дверь без всякого предупреждения. Сетос, все это никак не связано с новым сегментом. Иначе нас предупредили бы по крайней мере за месяц, сообщили временные адреса и даты переезда в постоянное жилье. Нет, вы пытаетесь изгнать нас со станции «Золотое правило»… и мне хотелось бы знать почему!

– Убирайтесь из моего кабинета. Я прикажу кому-нибудь взять вас за руку и отвести в ваше новое – временное – жилище.

– В этом нет необходимости. Просто назовите координаты и номер жилого модуля. Я подожду, пока вы не найдете их.

– Господи, вам и впрямь хочется, чтобы вас вышвырнули из «Золотого правила»!

– Нет, мне здесь вполне комфортно. Я с радостью останусь… если вы скажете, где нам переночевать сегодня, и сообщите наш новый постоянный адрес, место, где мы будем жить, когда новый сегмент установят и заполнят воздухом. Нам нужны трехкомнатные апартаменты вместо моей двухкомнатной квартиры и однокомнатной, которую занимала миссис Эймс. Два терминала, по одному на каждого, как и раньше. И низкая сила тяжести – предпочтительно четыре десятых, но не больше половины нормальной.

– А слона в шоколаде не хотите? Зачем вам два терминала? Потребуется дополнительная проводка.

– Я заплачу. Дело в том, что я писатель и использую один терминал в качестве текстового редактора и для поиска информации. Другой нужен миссис Эймс для хозяйственных дел.

– Ого! Так вы намерены использовать жилое помещение в коммерческих целях? Будете платить как коммерсант, а не как обычный жилец.

– И сколько же?

– Нужно посчитать. Для каждого вида коммерческого использования есть свой коэффициент. Магазины, рестораны, банки и тому подобные предприятия платят примерно втрое больше за кубический метр, чем жильцы. Производственные площади стоят дешевле торговых, но к ним могут применяться надбавки – например, за вредность. Складские помещения стоят лишь немногим дороже жилых. По-видимому, вам придется платить по ставке для офисов, коэффициент три с половиной. Но мне нужно уточнить у главного бухгалтера.

– Господин Управляющий, я правильно понимаю: вы собираетесь брать с нас в три с половиной раза больше, чем мы оба платили до этого?

– Примерно так. Может, поменьше – в три раза.

– Ну и ну. Я не скрывал того факта, что я писатель: это указано в моем паспорте, и именно как писатель я значился в вашем справочнике в течение последних пяти лет. Почему вы вдруг озаботились тем, как я использую терминал? Какая разница, пишу я письма домой или сочиняю рассказы?

Сетос издал некое подобие смеха:

– Доктор, «Золотое правило» – коммерческое предприятие, целью которого является получение прибыли. Ради прибыли я руковожу им от имени своих партнеров. Никто не обязан ни жить здесь, ни заниматься бизнесом. Я устанавливаю плату с тем расчетом, чтобы Компания получила максимальную прибыль, согласно своим представлениям. Если вам не нравится, можете вести свой бизнес в другом месте.

Я собрался сменить тему дискуссии, понимая, что его доводы сильнее моих, но тут неожиданно заговорила Гвен:

– Мистер Сетос!

– Гм? Да, госпожа Новак… миссис Эймс?

– Когда вы начали заниматься сводничеством, продавая своих сестер?

Лицо Сетоса приобрело легкий баклажанный оттенок. В конце концов, самообладание вернулось к нему настолько, что он спросил:

– Миссис Эймс, вы намеренно пытаетесь меня оскорбить?

– Разве это не очевидно? Не знаю, есть ли у вас сестры, но мне кажется, это занятие очень вам подходит. В любом случае вы обидели нас без всяких причин. Мы пришли к вам с просьбой удовлетворить нашу жалобу. Вы стали выкручиваться, лгать, уходить от ответа, а потом еще и занялись вымогательством, неуклюже оправдывая его свободой предпринимательства. Сколько вы обычно брали за своих сестер? Сколько оставляли себе в качестве комиссии? Половину? Или больше?

– Мадам, вынужден попросить вас покинуть мой кабинет… и эту станцию. Вы не из тех, кого мы хотим здесь видеть.

– С удовольствием, – невозмутимо ответила Гвен. – Как только вы рассчитаетесь со мной. И с моим мужем.

– УБИРАЙТЕСЬ!

Гвен протянула ему руку, ладонью вверх:

– Сперва деньги, наглый мошенник. Остаток на наших счетах плюс депозиты за обратный билет, которые мы оба оставили по прибытии сюда. Если мы покинем этот кабинет без денег, вы вряд ли вернете то, что нам должны. Верни наши деньги, и мы уйдем. Улетим на Луну с первым же челноком – но верни их прямо сейчас! Иначе тебе придется вышвырнуть меня в космос, чтобы я заткнулась. Если позовешь своих головорезов, лживая морда, я закричу, и очень громко. Показать, как?