Полная версия
Белый плен. Двое во вселенной
– Да, Кристиан, – произносит мама, опустив настороженный взгляд, – я отлично помню те ночи.
Паршивый был год. Я пил, искал любой повод, чтобы ввязаться в драку в каком-нибудь баре или ночном клубе. Просто молотить грушу в зале было для меня недостаточно. И даже в спарринге я не мог выплеснуть пожирающий меня гнев, потому что те, кто решались надеть перчатки и выйти со мной на ринг, через несколько минут жалели о своем решении. А потом мне вообще запретили там появляться, потому что берегов я не видел. Другое дело живые ситуации, когда я получал по морде только потому, что не переставая пялился на чужую девчонку. Я делал это нарочно, и как только мое лицо загоралось от удара, в голове раздавался приятный щелчок. Бил я, били меня, полиция много раз забирала меня, а спустя несколько часов вручала родителям, как провинившегося пса. И все знали, кто я, соболезновали мне, смотрели так, словно прекрасно понимали причины моего поведения. И никто не решался сказать мне, что я поступаю неправильно. Что мне бы свалить куда-нибудь на островок в Индийском океане или запрятаться в диком лесу, пока мой гнев и непринятие новой действительности не оставят меня в покое. Даже мой отец, который держался с холодной невозмутимостью. Как-то раз я сказал, что завидую ему. Если он не подает виду, что его сердце рвется на куски от боли, значит в нем очень много силы и терпения. А он ответил, что завидует мне. Потому что я не позволяю мучительным чувствам сжирать меня изнутри. Я не запираю их, чтобы дождаться момента, когда однажды сундук разлетится в щепки и погубит многое, что будет вокруг меня. Я просто живу и ищу способ хоть немного избавить себя от душевных страданий.
– На лавочке сидел мужичок. Худой, с бородой по колено, а воздух рядом с ним – помойка под палящим солнцем. И он узнал меня. Что-то бубнил себе под нос, а потом спросил, каким образом я остался жив? Может, это потому, что я – капитан? Мне нужно продолжать вести своих ребят вперед к победам! И вот тогда, пребывая в состоянии далеком от нормального, я и подумал именно о том, каким образом? Я ведь всегда сидел в хвосте. Почему в тот день я изменил своей привычке? Ответ я найти так и не смог, хотя что-то подсказывало мне, я его знаю. И спустя одиннадцать лет я, наконец, нашел его. Я остался жив из-за маленькой грубиянки – Кристины Разумовской. Она ругалась с братом, потом нахамила мне. Не знаю, почему, но меня её поведение позабавило. И задержало.
Неспешно выхожу в гостиную, решив оставить маму наедине со своими мыслями. Мне не хочется, чтобы болезненные воспоминания снова терзали её, но если это хоть немного поможет ей понять, как она ошибается, я собственноручно заставлю её оглянуться в прошлое.
– Так это из-за чувства благодарности? – спрашивает она таким тоном, словно следующим её словом будет очень грубое ругательство. Я оборачиваюсь. Мама стоит, сложив руки на груди, в сощуренных глазах возмущение гигантских масштабов. – Только не говори, что ты считаешь, будто должен ей!
– Мама, – мой голос опускается на максимум, – утро вечера мудренее. Переспи с мыслью о том, что я женюсь на Кристине Разумовской. Это решение принято и изменению не подлежит.
– …Это же Разумовская! Да как я буду людям в глаза смотреть?!
Направляюсь к выходу, набирая по пути Альберта. Я знал, что поздравления обойдут меня стороной. И я не сомневался, что в какой-то момент мама перейдет на крик. Я не хотел этого. Честно не хотел. Но, как я уже и сказал, ничего изменить нельзя.
1
7 лет спустяЧерный Mercedes S-класса, пассажиркой которого была элегантная дама в роскошном красном платье от известного французского дома мод (что скрывалось под длинной шубой из непревзойденного соболиного меха), остановился перед величественным зданием, пожалуй, самого дорогостоящего отеля горнолыжного курорта Санкт-Мориц в Швейцарии. Чтобы стать его гостем, необходимо состоять в закрытом клубе, участниками которого, разумеется, являлись слишком важные персоны. Богатые, известные и значимые. Именно сегодня и именно для них один французский миллиардер устраивал закрытый от посторонних глаз праздник – аукцион, где каждый гость спешил продемонстрировать вес своего состояния, завидные успехи и блеск бриллиантов. Последнее, разумеется, касалось исключительно прекрасных дам.
Пассажирка роскошного автомобиля, чьи мысли витали далеко от забот светских выходов, хоть и не являлась почетным членом клуба, однако же направлялась именно на этот вечер. Будучи представителем своего босса – семидесятилетней Агаты Пражской, одной из самых почитаемых и богатейших женщин на земле, – дама в красном платье преследовала конкретную цель, в достижении которой ничуть не сомневалась. Чуть позже, уже ставшей привычной, её уверенность впервые за несколько лет утратит былую мощь. Но а пока швейцар спешил к автомобилю, чтобы встретить прекрасную гостью, с темного неба срывались воздушные снежинки, которые скоро превратятся в смертоносный снегопад…
* * *Первым к Кристине Разумовской подошел Генри Уотсон и это было вполне ожидаемо. Как и Агата Пражская, мистер Уотсон был заядлым коллекционером всего, что стоило баснословных денег: от картин, скульптур и шкатулок до раритетных автомобилей и настоящих замков. Одно небезызвестное парижское издание уже больше тридцати лет приписывает им тайный роман, который не может завершиться свадьбой только лишь потому, что ни один из упрямцев не желает покидать свою страну ради другого. На самом деле, Агата Николаевна не переносила старика Уотсона, да и тот отвечал ей тем же. Их всегда интересовали одни и те же экспонаты и каждый готов был биться до конца в желании обладать неповторимой вещицей. Оба имели непростой характер (особенно, когда дело касалось искусства), не представляли свои выходные без бутылки шампанского за две тысячи евро и ежегодных празднеств, устраиваемых на своих итальянских и французских виллах. При встрече их улыбки отдавали ядом, а вежливость рассыпалась на куски сахара, которым можно было запросто поперхнуться. В остальное же время они откровенно ненавидели друг друга и порой отпускали самые непристойные шуточки.
– Неужто у вашей начальницы снова обострился геморрой? – отвесил старик на английском.
– Мистер Уотсон, как не стыдно? – упрекнула его Кристина со скучающим видом. Слышать подобное от старика ей не впервой, так что удивляться не стоило. Да и личные заботы в голове не давали возможности полностью отдаться настроению роскошного вечера. – Агата Николаевна не смогла присутствовать на вечере из-за плотного рабочего графика.
– Какой у этой клячи может быть «плотный» график, мисс Разумовская? Она же из постели поднимается только ради туалетных нужд. Да и то, если не поленится. Но, знаете, я очень рад, что сегодня вы за нее. Вы ведь в курсе, что я мечтаю переманивать вас? – заиграл старик редкими седыми бровями.
– Дорогой и уважаемый мистер Уотсон, – улыбнулась Кристина, смело похитив бокал шампанского с подноса официанта, – вы желаете обладать абсолютно всем, что есть у Агаты Николаевны. Это называется жадность.
– Да у этой старухи нет ничего ценнее вас, Кристина! Помимо того, что вы являетесь её личным переводчиком и представителем на вечерах, подобных этому, вы умело пудрите мозги мужчинам, а те, как завороженные, готовы делать для вас всё, что только пожелаете.
– О чем это вы?
– О том, дорогая моя, что не будь вы так прекрасны и умны, старая кляча не заимела бы столько вещиц в свою коллекцию, сколько заграбастала за последние несколько лет! Вспомните настольную лампу из золота 18 века! Американец приобрел её за бесценок, а потом кляча представила ему вас и что он сделал? Подарил вам эту лампу!
– А вы заинтересовались ею только, когда она стала принадлежать Агате Николаевне, – напомнила Кристина.
– Она поднялась в цене, спустя шесть месяцев!
– Да, как только о ней упомянули в фильме, получившем Оскар. Извините, мистер Уотсон, но ваши нелепые намеки мне совершенно не нравятся.
– Мисс Разумовская, – подошел он ближе, – я ведь говорю о вашей необычайной красоте! Таинственность в ваших прекрасных глазах заставляет людей совершать немыслимые и, – перешел он на шепот, – выгодные для вас поступки. Я готов предложить вам втрое больше того, что вы получаете у Пражской. Только станьте моим переводчиком, представителем – кем угодно! И будет лучше, если вы примите мое предложение прямо сейчас, ведь мы с вами не знаем, что мсье Томази решил выставить на продажу. Но я уверен, что кляча сказала вам без «этого» не возвращаться.
О главном лоте мсье Томази действительно никто не знал. В пригласительном говорилось лишь о том, что единственный лот сего вечера «рискует поразить сознание всякого, кто только взглянет на него». И, конечно же, заоблачная стартовая цена этой «неизвестности» была лишним тому подтверждением.
– Вы согласны на мое предложение? – не унимался старик.
– Прошу прощения, мистер Уотсон, но мне необходимо посетить дамскую комнату. А дальше нас с вами ждет сюрприз, за который мы оба будем бороться.
Сделав крошечный глоток шампанского, Кристина плавно двинулась в сторону роскошных кресел с обивкой из черного бархата. Престарелый бизнесмен был не опаснее укуса комара, как в рамках общения, так и на «поле боя» с миллионами в карманах. Часто даже трехминутная беседа с ним поднимала настроение и помогала на короткое мгновение забыть о собственных заботах, которых с каждым годом становилось всё больше. Но сегодня Кристина не горела желанием провести даже крошечную часть вечера в его веселой со старческим занудством компании. Помимо старика Уотсона неизвестным лотом мог всерьез заинтересоваться любой другой приглашенный коллекционер и, если эта вещица действительно настолько уникальна и великолепна, то Кристине придется изрядно попотеть, чтобы-таки принести её Агате Пражской. Ей необходимо собраться с мыслями.
Гости оживленно занимали места. Интрига, повисшая в воздухе, множила любопытные взгляды, направленные на сцену. Никаких брошюр, буклетов, карточек с информацией о лоте не было и эта неизвестность порождала у присутствующих всё больше вопросов. На мгновение, перед тем, как седоволосый с редкими волосенками аукционист появился на сцене, Кристина ощутила какое-то необъяснимое волнение. Обнаженных плечей коснулось что-то невесомое, как поцелуй долгожданного прохладного ветра в жаркий зной. Поправив волосы, уложенные в голливудскую волну, она на мгновение опустила взгляд на свои изящные длинные пальцы, обделив вниманием безымянный, и вновь возникший ветерок из неоткуда в одно мгновение обжог её леденящей озлобленностью.
Показалось?
Нервишки шалят?
С каждой минутой бесконечного приветствия мужичка на сцене, Кристине всё сильнее становилось не по себе. Может она сидела под скрытой вытяжкой на потолке? Или где-то открыты двери? Ведь должно быть объяснение этому холодному с острыми кристаллами льда воздуху, снующему туда-сюда! Присоединившись к аплодисментам, Кристина постаралась переключить свое внимание на поднявшегося мсье Томази. Осыпав воздушными поцелуями всех гостей, он вышел на сцену и взял предложенный ему микрофон. Как бы Кристина не старалась сосредоточиться на продолжительном вступлении хозяина вечера, ей никак не удавалось отделаться от одной очень неприятной мысли. Пожалуй, даже пугающей.
Что, если дремлющая совесть, которая временами болезненно сжимала её сердце, наконец, вовсе очнулась? Может, этим неведомым холодом в воздухе она давала понять, что всё – её бесчеловечный поступок прошел огромную проверку временем и теперь для нее вынесен жуткий приговор? Вот только, что в нем может быть жуткого, когда все пути к прошлому давно и навсегда отрезаны? Разве что теперь её ждало самопоедание, которое, в конечном итоге, рискует свести её в могилу.
И любил же этот француз поболтать. Казалось, его приветственным речам не было ни конца, ни края, как вдруг троица бравых мужчин в белоснежных пиджаках выкатила на сцену нечто похожее на невысокую, но увесистую витрину под непроницаемо черным покрывалом. Мсье Томази взглянул на спрятанную загадку с заметной теплотой и даже благодарностью в узких глазенках, после чего сказал:
– Здесь то, что было создано истинным мастером своего дела. Человеком, чей талант был слишком велик и потому совершенно необъятен! Для меня огромная честь говорить о нем сегодня… – Смолкнув, мсье Томази на несколько секунд опустил голову, словно старался совладать с эмоциями. Но внимательный и беспристрастный наблюдатель мог смело уличить француза в намеренном позерстве, ведь его личный фотограф не переставал нажимать на спусковую кнопку. – Три года назад неповторимого творца воистину неподражаемых сокровищ не стало. Пусть земля ему будет пухом. Но он оставил этому миру то, без чего он не сможет прожить. То, без чего не сможет прожить каждый из нас! – уточнил он громким и оживленным голосом. Здесь определенно не хватало барабанной дроби. А потом, медленно выдохнув, прошептал в микрофон: – Любовь.
По залу тотчас пробежала волна шепота. Ряд за рядом гости едва слышно выдвигали единственное предположение, которое, в конечном итоге, мсье Томази подтвердил:
– Представляю вашему вниманию неповторимое сочетание нежности, грации и завораживающей утонченности! Да, друзья, та самая «Любовь», созданная прекрасным Михаэлем По!
Мсье Томази потянул за край черного покрывала. Гости ахнули. Некоторые не верили своим глазам. За стеклом под яркими лампами сверкало бриллиантовое украшение с подвеской из редкого синего бриллианта в форме сердца, которое несколько лет назад наделало много шума. Украшение, стоявшее сотни миллионов, просто исчезло во время ежегодного декабрьского аукциона, который устраивал ювелирный дом Almazov. В газетах, на телевидении, в пабликах самых разных интернет-изданий только и говорили о синем бриллианте, который непостижимым образом был украден прямо из-под носа Алмазовых, а правоохранительные органы так и не смогли найти виновного. Впрочем, мнение общества разделилось. Одни говорили, что его украл один из приглашенных того вечера, который на самом деле являлся профессиональным вором международного класса. По типу тех, что показывали в голливудских фильмах. Другие (они были в большинстве!) вообще считали эту историю уткой. Маркетинговый ход для привлечения внимания к известному ювелирному дому. Имя его владельца в тот период не сходило с громких заголовков самых разных изданий, а легенда о «потерянном бриллианте Алмазова» лишь сильнее укрепила интерес к украшениям ювелирной империи у людей со всего света. К тому же, дизайном украшения занимался выдающийся ювелир с мировым именем Михаэль По.
Кристина снова опустила взгляд на свои пальцы и, в который за сегодня раз, позволила прошлому напомнить о себе. Впрочем, если говорить откровенно, то оно напоминало о себе каждый день, разве что исключая детали. Те самые, в которых под толщей страха, обид и разочарований скрывались её чувства.
Гости перешептывались. Все без исключения недоумевали, как пропавшее украшение, в существовании которого многие вообще сомневались, оказалось у мсье Томази? И почему он – известный коллекционер самых разных дорогих вещиц, решил избавиться от столь невообразимого сокровища?
Хозяин вечера отлично слышал каждого и видел негодующую реакцию своих гостей, но объясняться с ними не собирался. Ему нравилось вызывать у публики любопытство на грани восхищения. Вернув микрофон аукционисту, он спустился со сцены и сел в кресло в первом ряду, после чего, наконец, начался аукцион.
* * *Уже то, что лот был тесно связан с фамилией мужчины из трагического прошлого, внушал нешуточную тревогу.
Кристина снова огляделась. С лиц присутствующих не сходили восторг и удивление, у каждого был шанс заполучить многомиллионную вещицу, сумевшую всего за несколько лет обрасти легендами. Обнаженных плеч снова коснулся холодок, и Кристина, с беспокойством поерзав на стуле, сурово напомнила себе, зачем она здесь и что ей нужно сделать.
Подняв ставку, Кристина обозначила себя, как серьезно настроенного покупателя, и с видом самым целеустремленным перебивала одно предложение за другим. Мистер Уотсон пыхтел от раздражения, ведь помимо представителя Агаты Пражской, нарисовались ещё два шибко щедрых коллекционера. Аукционист не поспевал за предложениями оставшихся участников, в особенности за мужчинами, которые буквально перебивали друг друга, словно между ними происходил настоящий спор. Но Кристина никуда не спешила. По крайней мере, изображала намеренно надменный с привкусом женской грации вид, словно и не сомневалась в своей победе. Пусть себе кричат, перебивают друг друга, но украшение уже принадлежит ей. То есть, Агате Пражской. Но, когда стремительно и незаметно стоимость украшения стала приближаться к критической отметке, за пределы которой Кристина уже не могла выйти, беспокойство опустилось легкой тенью на её красивую улыбку.
– Кто из джентельменов желает поднять ставку очаровательной и чрезвычайно целеустремленной дамы в красном? – поинтересовался аукционист, оглядев двух оставшихся игроков. Мистер Уотсон нервно дергал ногой, отчего тряслись его плечи. Другой соперник с густыми-густыми усами цвета выгоревшей на солнце седины, повернулся на стуле, чтобы взглянуть на Кристину. – Полагаю, мужчины желают принять единогласное решение, не так ли?
Дело в шляпе. Усатый старик был явно очарован улыбкой Кристины, которой она поспешила добавить кокетливо-приветливый блеск. В чем-то мистер Уотсон действительно был прав. Главное оружие Агаты Пражской в лице привлекательной молодой девушки обладало гипнотической внешностью, выбивая почву из-под ног даже у самых азартных охотников.
Ну, почти.
– Двенадцать миллионов евро! – раздался бескомпромиссный, точно ледяной ветер, голос с самых последних рядов.
Заявление взбудоражило публику. Гости оборачивались один за другим, искали глазами того, кто в разы увеличил ставку, махом лишив других участников всяких шансов. И только Кристина продолжала смотреть прямо перед собой. Чтобы отыскать нового участника, аукционист был вынужден опустить круглые очки на глаза и подойти к самому краю сцены. Всеобщий шепот, смахивающий на продолжительный пчелиный гул, давил на виски. Перед глазами Кристины стали появляться темные пятнышки и, чем быстрее она моргала, тем больше те становились.
Голос принадлежал Кристиану. Она знала это так же хорошо, как таблицу умножения. Теперь понятно, откуда веяло ледяным холодом, который могла почувствовать только она. Ведь семь лет назад Кристиан Алмазов возненавидел её навсегда.
2
Оставаться на ужин было бессмысленно и Кристина поспешила к выходу. Даже, если бы ей удалось купить представленный лот, она бы всё равно в спешке покинула торжественный вечер. Потому что у нее были дела. Заботы. То, что занимало её мысли 24/7. И сейчас она вовсе не убегала, а просто торопилась поскорее вернуться в свою теплую и уютную жизнь.
Набросив теплую шубу на плечи, Кристина вышла на улицу, оставив без внимания доброжелательную улыбку швейцара. Снегопад, как и прогнозировали синоптики, усилился, превратив в сказку и без того волшебный Санкт-Мориц. Горнолыжные вершины в ночи светились россыпью бриллиантов. Днем это были высокие горы, щедро усыпанные сахарной пудрой. Но только в темное время суток заснеженные вершины превращались в нечто совершенно удивительное, праздничное и новогоднее.
Сверкающие огоньки отразились в тревожных и таких же блестящих глазах Кристины. Голос, прозвучавший, как отколовшийся кусок айсберга, обрушился в её душе тяжелыми льдинами. И теперь то, что много лет назад совершила Кристина, терзало её с ещё большей ожесточенностью, вынуждая то сомневаться в своих действиях и выборе, то твердо осознавать, что никак иначе она поступить не могла.
Сев в машину, Кристина сказала водителю ехать в отель и подождать её. Вещей у нее немного, сборы займут не больше десяти минут.
– Боюсь, что вы не сможете вылететь ближайшим рейсом, – ответил мужчина. – По радио передали, что местный аэропорт вынужден приостановить работу.
– Как это? – подалась она вперед. – Почему?
– Погода нелетная. Метеорологи сообщили, что в лучшем случае снегопад закончится к завтрашнему вечеру.
От чувства дежавю заболел желудок. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Кристина задумчиво уставилась в окно, на мгновение ощутив почти полное отключение от мира. Без забот, без ответственности, без чувства сожаления и страха… Но лишь на мгновение, поскольку машина уже остановилась у входа в отель.
– Какие будут указания? – спросил водитель, работающий на Агату Пражскую.
– Никакие, – устало вздохнула Кристина. – Поезжайте домой, Хавьер. Я свяжусь с вами завтра. Будем надеяться, что погода наладится.
Оказавшись в слишком просторном для одного гостя номере, Кристина скинула туфли, бросила на белую тумбу сумочку и позволила шубе упасть на пол. В любой другой день она бы ни за что не позволила себе столь неуважительное отношение к собственным вещам.
Аукцион она провалила. И даже то, что размер кошелька от нее не зависел (Агата Пражская всегда указывала определенную сумму, которой могла распоряжаться Кристина), она чувствовала себя раздавленной, как жук, потерпевший грандиозную неудачу в своей короткой жизни. Да, она бы не смогла предложить больше Кристиана Алмазова, но ей, как предпоследней участнице торгов, стоило с уважением взглянуть в глаза победителю, чего она, разумеется, сделать так и не смогла. Окажись им не Кристиан, всё было бы иначе. Возможно, что слова мистера Уотсона нашли бы сегодня наглядное подтверждение и почти победитель с радостью уступил бы дорогу привлекательной девушке.
Но только не Кристиан. И только не ей. Размяв пальцами напряженную шею, Кристина включила горячую воду в душевой и отправилась в спальню, чтобы снять с себя платье и украшения.
Интересно ли ей, каким он стал? Изменилось ли его лицо, появились ли морщинки вокруг глаз или он прибегает к услугам косметолога?
Да о чем это она, бога ради! Суровая физиономия Кристиана Алмазова продолжала мелькать в прессе, правда, уже не с той частотой, что раньше. Ну, или хотя бы в тот период, когда все вокруг приписывали им роман. Кристина видела его, читала его комментарии в деловых изданиях, хотя и ничего не смыслила в экономике и бизнесе. Она не следила за его жизнью и не искала о нем информацию, но если та сама попадалась на глаза, то она уже никак не могла обуздать любопытство. А сегодня ей не хватило духу даже бросить короткий взгляд через плечо, чтобы своими глазами увидеть живое воплощение ответственного и властного мужчины. Мужчины, которого в один миг стало настолько много в её жизни, что пришлось спасаться бегством. Случись сейчас с ними то, что произошло семь лет назад, Кристина бы повела себя иначе? За прошедшие годы она много чего повидала, лишилась, осмыслила и имела гораздо больше жизненного опыта, чем в свои зеленые двадцать два. Тогда она чувствовала себя девчонкой, перед которой были открыты все дороги. С университетом покончено, её мечты обещали исполниться, счастье впереди сияло, как солнце. Но встреча с Кристианом поставила крест на её будущем, растоптала мечты, требовала правдоподобно лгать близким ей людям и почти уничтожила всякий контроль над её жизнью! Или это всё было тем самым преувеличением, присущим молодым и шибко эмоциональным девушкам?
Горячий душ не помог успокоиться. Завернувшись в махровый халат, она ходила туда-сюда по комнате и представляла, как всё же смогла взглянуть на Кристиана, как увидела в его глазах остывший пепел былой ненависти и ощутила долгожданное успокоение. Прощение в черных глазах спасло бы её истерзанную душу, уничтожило бы чувство вины, с которым ей приходилось уживаться. Кристина прекрасно осознавала свою вину, знала, что совершила непростительный поступок, но никому, даже Натали, не могла в этом признаться. Сделать это – значит сожалеть обо всем, что случилось с ней за эти годы и желать для себя иного финала. Но так поступают только слабые люди. Они сдаются, терпят крушение внутри себя и ждут долгожданного спасения.
Кристина сама выбрала свою судьбу, приняла серьезное и взвешенное решение, изменившее жизни многих людей. Какими бы тяжелыми не были мысли, какими бы одинокими не были поздние вечера, она не позволит себе опустить руки. Не допустит этого и точка.
3
– Госпожа Пражская не слишком расстроилась, когда ты сообщила ей, что таинственный лот достался другому покупателю?
– К счастью, нет. Она даже обрадовалась, что побрякушка досталась не ей. Главное, что забрал её не мистер Уотсон.
Кристина виновато прикусила нижнюю губу и бросила обеспокоенный взгляд в окно, за которым не переставал идти снег. Входящий видеозвонок от Натали был совершенно не кстати. Мало того, что Кристина не выспалась и с самого утра была похожа на вареный овощ, так ещё и события вчерашнего вечера по сей час без конца мелькали перед глазами. Да и в ушах звучали тоже. Натали хорошо знала её и могла без труда понять, в порядке она или нет.