Полная версия
Его заложница
– Я умру от холода по дороге, – ёжусь и растираю ладонями зябнущие плечи. Хочется заплакать и рассказать Шторму правду о том, кто мой папа. Но сейчас становится страшно делать это. В лес он тогда меня вряд ли потащит, ещё не дай бог здесь оставит… А уж лучше с ним в лес, чем одной тут дожидаться помощи.
– Не умрёшь, – слышу, как хлопает крышка багажника. – Держи.
Он протягивает мне какую-то тёмную куртку. Спорить и вредничать из-за того, что она мужская и что я чужие вещи не ношу, я не решаюсь. Мне правда очень холодно и хочется скорее согреться. Я натягиваю и куртку, и шапку, которую обнаруживаю завёрнутую внутри.
Руслан тоже одевается теплее, а на спину взваливает пухлый рюкзак.
– Ну, не шпильки – и то хорошо, – цокает языком, опустив глаза на мои лоферы. – Вы, женщины, непонятно вообще зачем носите неудобную обувь.
– Ну так-то мы не предполагаем, что нас возьмут и похитят, взяв в заложники, – бормочу себе под нос, наслаждаясь теплом куртки и с какой-то детской радостью обнаруживая в кармане целый запечатанный пакетик с семечками.
– Ладно, пошли, – кивает мне в сторону леса. – А то уже и темнеет.
Бродить по лесу в мартовских сумерках мне совсем не хочется. Страшно. И вообще-то тут и медведи водятся. И волки, наверное. А едва мы отходим от деревни, мне хочется мёртвой хваткой вцепиться в Шторма. Каждый шорох ветра в деревьях, каждый хруст ветки, каждый странный непривычный звук вызывает приступ страха, обдающий ледяной волной все внутренности.
По лесу двигаемся мы долго. Я иду молча, шмыгая носом. Прячу замёрзший его кончик в воротник куртки. Пальцы в рукава подгибаю. Я чувствую дикую усталость, а мы всё продолжаем и продолжаем идти. Лоферы мои хоть и на толстой подошве, но это в машине или на аллее в них не холодно, а по лесу ходить они совсем не подходят. Пальцы ног уже совсем околели. Да и тяжёлые жутко эти туфли.
– Долго ещё? – хнычу, когда мы уже и так идём, кажется, что бесконечно.
– Нет.
– Я устала, – не ныть не получается. Глаза уже щипать начинает – разреветься хочется. – И ноги сильно замёрзли. Пальцев не чувствую.
– Скоро отогреешься.
– А если я заболею? Подорожником меня лечить будешь?
– Он ещё не вылез. Так что придётся тебе помереть.
– Очень смешно, – прячу замёрзший нос ещё глубже.
– Хватит ныть, Алиса, – качает головой Шторм, но в его голосе я не улавливаю сильного раздражения.
– Хочу и буду ныть. А как ты думал, когда девушку в заложницы брал?
– Думал, свяжу, если что, и рот кляпом заткну, если будет ныть. Я уже близок к этому, честно говоря.
Супер. Кляпа и связанных рук мне сейчас только не хватало.
Обиженно замолкаю и продолжаю идти, спотыкаясь о корни и ветки в почти уже полной темноте. Света фонарика Руслана, мягко говоря, не хватает, чтобы нормально освещать лесную тропинку.
– Вот и пришли, – он внезапно останавливается.
Я торможу рядом с ним и поднимаю глаза туда, куда он светит. Метрах в десяти от нас небольшая деревянная охотничья сторожка.
Что ж. Супер. Я царский терем так-то и не ждала. Хоть не землянка времён Великой Отечественной, и то хорошо. Но отдельной комнаты у меня, похоже, не будет.
Глава 8
Ежусь от холода, пока Руслан возится, откручивая проволоку, которой обвязан засов. Открутив её, Шторм шарит пальцами за деревянной обшивкой дверной коробки и извлекает оттуда большой ключ. Проворачивает его и открывает тяжёлую дверь.
Скрип этой двери не внушает надежды, что внутри может быть хотя бы относительно тепло и безопасно. А в этих лесах, между прочим, медведи водятся. Или вдруг ещё какие-нибудь… беглые… шастают.
– Прошу в хоромы, – кивает мне Шторм, делая картинный жест рукой.
Желания нырять в эту дыру нет никакого. Но и выбора тоже нет.
– Ты первый, – ёжусь ещё сильнее, плотнее запахивая чужую куртку. – Вдруг там какой-нибудь людоед.
– Вот и проверим, – усмехается Руслан, светя внутрь дома фонариком.
– Очень смешно, – бормочу недовольно. – Или боишься, что сбегу?
– Да некуда бежать тебе, – качает головой. – Ты теперь и шагу не сделаешь в сторону, видно же, что принцесса, зацелованная во все места.
– Знаешь что! – Горячая волна возмущения подкатывает к груди.
– Тут, боюсь, как бы тебя в туалет водить за ручку не пришлось. Сама же побоишься.
Вот кстати. Действительно проблема ведь. Одна я без Шторма носа не высуну из этой сторожки, даже днём тут страшно мне. Что говорить про ночь.
Я подхожу ближе к двери, когда Руслан заходит внутрь. Запах из домика идёт не настолько ужасный, как мне представлялось. Немного спёртый и чуть сырой, но не критично.
– Ты здесь как будто уже бывал, – делаю пару осторожных шагов внутрь, чуть пригнувшись на входе, когда Шторм, клацнув выключателем, зажигает слабый свет. Надо же, даже электричество тут есть.
– Бывал, – отвечает уклончиво. – В детстве.
Интересно, а папа знает про это место? Вдруг Шторм рассказывал ему, и отец найдёт нас скоро.
К моему удивлению, в домике не так уж и грязно. Всё очень аскетично, но убрано, ничего нигде не валяется. Немного пыльно только. Видно, что периодически тут кто-то прибирается. Может, это делал и сам Руслан, пока не попал за решётку.
Кровать у стены, стол под небольшим окошком, лавка, невысокий шкафчик – всё из дерева. Сбоку под стеной небольшой старый диванчик, накрытый пледом. Такие я на выставке видела, их из полос ткани крючком вяжут. Старый, наверное, плед. На полу несколько таких же, только в виде кружков.
Руслан запирает дверь изнутри на большой деревянный засов с металлическими скобами. Я такой сама ни за что сдвинуть не смогу, поэтому придётся молиться, чтобы он меня тут не запер, пока сам надумает сходить куда-нибудь.
– Холодно здесь, – понимаю, что у меня уже зуб на зуб не попадает.
– Сейчас буржуйку раскочегарим – согреемся.
Он вытаскивает из-под стола небольшой сундук, откидывает крышку и достает несколько поленьев. Буржуйкой оказывается странная приблуда в углу – цилиндрической формы и с трубой, что уходит в потолок, наружу, видимо.
– Там в шкафу в мешках свёрнуто постельное бельё и одеяла. Достань и постели, – отдаёт мне распоряжение.
Не двигаюсь с места. Складываю руки на груди и смотрю на него сердито, пока он, присев на корточки, закладывает поленья внутрь этой странной печки.
– Белоручка, что ли? – Понимая, что ничего по его приказу вдруг не происходит, Шторм оборачивается ко мне и смотрит снизу вверх.
– Если и так, – фыркаю. – Но суть не в этом. Ты взял меня в заложницы, а теперь ещё и приказы раздавать решил?
– А ты смелая, – качает головой, усмехнувшись. – Вот не боишься, что если уж я тебе похитил, то сейчас вон в том сундуке запру? Или в подвале – тут есть. Ну, чтобы не доставала.
Проследив за его взглядом, я замечаю в полу кольцо и что часть досок немного неплотно друг к другу прилегают. Люк в подвал, похоже.
Сглатываю, представив, что он действительно меня туда засунет. Мало ли что у него на уме. Я вот подумать не могла, что Шторм решится на побег, ещё и заложников прихватить решит.
– Ты обещал мне не вредить, – всё ещё хорохорюсь, но уверенность моя тает.
– Так я и не наврежу. Запру на какое-то время и всё. Целёхонькая-то останешься.
Закатив недовольно глаза, иду и открываю шкаф. Вытаскиваю оттуда два толстых, ватных, видимо, одела и бросаю их на кровать. Потом возвращаюсь за постельным и подушками.
Заправляю постель, складываю одеяла. Чувствую, как от буржуйки по дому начинает ползти удушливый запах.
– Мы так задохнёмся же.
– Сейчас разгорится и дым уйдёт. Пока чайник поставлю. Есть хочешь?
– Не откажусь от чая. Согреться бы…
– Кстати, – Руслан ставит чайник на ободок буржуйки, а потом идёт к шкафу. – Держи. А то ты в своих модельках на рыбьем меху… Мы хоть и не в Сибири, но всё же.
Он протягивает мне большие вязаные носки. Новые, неношеные. Пушистые и мягкие, будто из заячьей шерсти связанные. Хотя, может, так и есть.
– Спасибо, – беру без возмущения.
Скидываю туфли и натягиваю носки, кайфуя от того, как в тёплой шерсти моментально начинают согреваться ноги. Да и в домике теплеет, хотя всё ещё немного пахнет дымом.
Я умащиваюсь в углу дивана, подтянув к себе коленки, и какое-то время просто наблюдаю за Русланом. За тем, как он вытаскивает из сундука оставшиеся поленья и раскладывает их возле печки. Отсырели, наверное, – надо, чтобы подсохли.
Как наливает в кружки чай, а потом подходит и одну мне протягивает. Зависаю взглядом на его руке, сжимающей металлическую ручку кружки. Длинные пальцы, огрубевшая кожа на костяшках, ведь как ни прикрывай её бинтами и перчатками, всё равно разбивается. Набухшие вены, уходящие под спущенный рукав спортивной кофты.
Мне почему-то хочется съёжиться, сжаться в комок. Спрятаться от тех странных ощущений, что простреливают где-то внизу позвоночника то ли током, то ли щекоткой.
– Осторожно, кружка тоже горячая, – басит он, когда я, почти обхватив пальцами горячий металл, резко отдёргиваю руку. Если бы Руслан не продолжал крепко держать кружку, я бы облилась горячим чаем.
– Спасибо, – натягиваю на руки рукава куртки и беру кружку через них.
Горячий ароматный чай обжигает, но я не могу себе отказать хотя бы в нескольких маленьких глотках. Внутри всё согревается и плавится. Даже щёки начинают румянцем гореть.
Шторм раскрывает рюкзак, который взял в багажнике машины, и достаёт оттуда продукты: несколько консервов, пару банок горошка, три качалки колбасы, нарезанный хлеб и несколько пачек каких-то то ли снеков, то ли сухариков.
Достаёт нож, нарезает колбасу и делает несколько бутербродов.
– Держи, – один протягивает мне.
– Я не очень хочу есть.
– Ешь давай, – не особенно церемонится, всучивая мне в руки хлеб с колбасой. – Я не спал двое суток и дико хочу лечь и отрубиться, а не слушать, как у тебя бурлит в животе.
То ли я так сильно устала за сегодня, то ли он слишком шокирует меня своей прямотой, но ответить в тон ничего не получается. И я просто беру бутерброд и начинаю его есть. Вкусно, кстати.
– У тебя глаза слипаются, «не детка» Алиса, – поддевает меня моей же просьбой не называть меня деткой, а обращаться по имени. – Спать ложись.
– А ты меня тут одну не бросишь?
– Не брошу, – усмехается. – Ты же моя заложница. Раз взял, то куда уже девать.
– И то так, – спорить сил и правда нет. Едва успеваю прикрыть рот ладонью, зевая.
Шторм тоже скидывает куртку и кроссовки. Чуть закатывает рукава, обнажая дорожки татуировок, карту которых я уже знаю как свои пять пальцев. Каждую завитушку по фоткам изучила ведь.
А потом он укладывается на кровать, и я зависаю.
– А мне где спать? – Смотрю с удивлением, как он умащивается на подушке.
В ответ на мой вопрос он… двигается к стене.
– Эм… нет уж, – складываю руки на груди. – Я рядом с похитителями не сплю.
– Рядом? – ухмыляется, приоткрыв один глаз.
– Нигде! Вообще не сплю!
– Вообще ни с кем или с похитителями только?
Ах ты ж! Очень прям смешно.
Вообще-то вообще…
– Ладно, мёрзни, – говорит, отворачиваясь к стене. – Как надоест корчиться на неудобном диване – ложись рядом.
И уже через пять минут я слышу, как его дыхание становится ровным и размеренным.
Глава 9
Умащиваюсь на диванчике поудобнее. Пытаюсь прикрыться одеялом, подтыкаю его сбоку и прячу ступни. Зябко.
С грустью вспоминаю, что телефона у меня нет, он утонул в мутных водах Кубани. Да и если стащить у Руслана телефон, то это будет бессмысленно, потому что я видела, что вместо антеннки связи там «бублик». И, наверное, в принципе рисковать с такой идеей не стоит.
Всплеск адреналина схлынул, и я начинаю чувствовать, как тянет в груди. Перед родителями стыдно. Они ведь беспокоятся.
Отец рвёт и мечет, злится снаружи, а внутри от переживаний с ума сходит. Не уверена, что дома все стены целы. А мать тихо сидит на кухне и плачет. Или к отцу прильнула, чтобы унял её тревогу.
С одной стороны, они-то понимают, что меня не просто какой-то бандит похитил. Папа Руслана как облупленного знает. И что тот вреда мне не причинит, тоже знает. С другой же… папа знает меня. И что я умею вляпываться.
– Прости, – тихо шепчу в темноту, внезапно ощутив, как в носу щекочет.
Переживать за них начинаю, в полной мере осознавая свою вину и безрассудство. Нельзя нервы близких так на прочность проверять, они же могут оказаться не такими уж и прочными. Я-то прекрасно понимаю, что Шторм бы не посмел тащить меня с собой, если бы я сказала, что Алексей Шевцов – мой отец.
Делаю вдох-выдох и заставляю себя успокоиться, напоминая, что всё же мои родители взрослые люди. Отец – бывший военный, а мама психиатр. Они найдут в себе силы успокоиться и включить холодную голову и оценить риск как низкий. Ведь я со Штормом.
Кое-как успокоив сама себя, я решаю налить ещё горячего чаю, чтобы согреться. Чайник стоит на буржуйке, значит, прилично тёплый должен быть.
Ориентируясь наощупь, нахожу кружку и пакетик. Заливаю и возвращаюсь на место, стараясь не шуметь. Шторм спит крепко, но тем не менее, лучше постараться не разбудить его. Ему явно не понравится.
Снова усаживаюсь на диванчик и подбираю под себя ноги. С наслаждением допиваю чай, а потом, отставив кружку, чувствую, как меня начинает клонить в сон. Сладко зевнув, я расслабляюсь и позволяю себе задремать.
Вот только уснуть глубоко у меня не получается. Едва только грань реальности смазывается, сквозь сон я слышу какой-то шорох. Негромкий, шуршащий, но я вдруг от него вскидываюсь и прислушиваюсь, затаив дыхание.
Сердце бьётся как-то слишком медленно, будто вот-вот замрёт. Ровно до момента, когда шорох повторяется. А потом пульс взрывается и начинает частить так, что дыхания не хватает.
Ночь, кромешная темнота, лес. И даже если это просто мышь под полом, что вероятнее всего, моё восприятие и фантазия выкручены на полную.
Мне! Страшно!
Да охренеть как!
Все эти мыши, барсуки, белки, крысы, ежи, совы – они прекрасны, если наблюдать за ними через экран или во время экскурсии. Но сейчас, в темноте и тишине, я совсем-совсем не хочу увидеть никого их них.
Да и что греха таить, в такой обстановке какие только страхи не накрывают. Даже иррациональные про всякое потустороннее. психика человека склонная к магическому мышлению и допущениям.
– Тихо, Лиса, ты ж не ссыкуха какая-то, – говорю себе негромко, но в голове это звучит голосом папы. – Ещё Шевцовы каких-то там мышей не боялись.
Но расслабиться никак не выходит. Мышцы сводит в спазме, дыхание сбивается. И уж точно ни о каком сне не идёт и речи. А с перепугу ещё и в темноте неясные тени мерещатся.
А Шторм спит себе и в ус не дует. Вот уж кому по барабану.
Остатки моей самообладания сдувает, словно пыльное облачко, когда за окном слышится вой. То ли волки, то ли ветер… А потом где-то прямо у дома резко и громко хрустит ветка.
– Да мать твою! – вскакиваю с дивана и едва не падаю, запутавшись в покрывале.
От дивана до кровати каких-то полтора-два метра. Но расстояние это кажется огромным, и я ни за что не решусь вернуться на диван.
Шторм всё равно спит. А мне нужно как-то привести нервы в порядок. Успокоиться.
Сжав в руках своё покрывало, я крадусь к кровати. Замираю возле неё, внимательно вглядываясь в темноте, спит ли Руслан. и лишь когда убеждаюсь, что его дыхание всё такое же ровное и размеренное, осторожно ложусь рядом. Подтягиваю колени и накрываюсь покрывалом.
Словно по волшебству расслабляюсь. Страхи отступают, будто сами боятся этого крепкого и сильного мужчину, что лежит рядом со мною. Я прикрываю глаза и концентрирую слух на его дыхании. По телу разливается тепло, мышцы тяжелеют, а веки закрываются сами собой. Я даже не замечаю, как засыпаю, не тревожась ни от шорохов, ни от скрипов. Так и не успев завести будильник часов на пять утра, чтобы улизнуть на диван до того, как Шторм проснётся…
* * *Просыпаюсь я от хлопка двери и пыхнувшего в лицо холода. Едва раздираю глаза и приподнимаюсь на локте. Мне требуется несколько секунд, чтобы память восстановила события вчерашнего дня, и ещё несколько, чтобы осознать, что встать раньше Шторма и сбежать на диванчик у меня не получилось.
Поверх моего покрывала я укрыта ещё одним одеялом, а кровать рядом пустует. Сам же Шторм, скинув кроссовки, с охапкой сухих веток в руках проходит к буржуйке.
– Доброе утро, спящая красавица, – ухмыляется, глядя на мой сонный вид. – Вставай, завтракать будем.
– Ты что уходил и оставлял меня тут одну? – хмурюсь, а внутри благодарю Бога, что не проснулась раньше и не обнаружила себе в этой хижине в одиночестве. От паники бы всё затряслось внутри.
– А сильно хотела идти за дровами по холодрыге? Ок, в следующий раз разбужу.
Закатываю глаза на его иронию и падаю снова на подушку. Понимаю, как неумолимо приближается момент, когда мне придётся одной выйти из сторожки, чтобы между какими-нибудь деревьями неподалёку вообразить уборную.
Одно радует – на улице ярко светит солнце. Может, медведи и волки не очень любят в солнечную погоду гулять возле охотничьих домиков?
Лежи – не лежи, а вставать надо. Выползаю из постели, умываюсь из чайника и выхожу на улицу, бросив Шторму, что по делам надо отлучиться и сбегать я не собираюсь.
– Да я и не переживаю, знаешь, – усмехается.
Ха-ха, очень смешно же.
Выхожу на крыльцо и глубоко вдыхаю. Кажется, будто лёгкие так разворачиваются, что им в грудной клетке тесно становится. Воздух – непередаваемо великолепный. Холодный, но вдыхать его одно удовольствие. Вроде бы немногим больше двух часов езды от города-миллионника, а как отличается. Таким не надышаться. Кажется, даже вкус на языке особенный появляется. Тут, в лесу, в отличие от города, ощущается, что весна вот-вот вступит в свои права, в самом воздухе ощущается пробуждение природы.
А звуки! Шорохи, щебетание птиц, где-то упала шишка с сосны на прошлогодний пожухлый валежник. И совсем всё это звучит не так страшно, как ночью.
Когда я, сделав все свои утренние дела, возвращаюсь в домик, на столе меня уже ждёт запаренная овсяная каша в железной миске и чай с бутербродом.
– Садишь и ешь, – кивает Шторм на свободный деревянный стул. – Суп на обед с тебя. Сейчас поедим и пойдём чуть вверх к точке связи. После дождей в лесу много грязи и ручьёв, но тебе повезло – я сапоги резиновые нашёл в шкафу. Великоваты, конечно, будут, но ты носки те вязанные поддень.
– Много благодарна, – поджимаю губы, но каша, к удивлению, будоражит аппетит. Уж прилично я проголодалась. – Всегда мечтала пошляться по лесу в огромных сапогах.
– Можешь тут остаться, – пожимает плечами, откусывая кусок бутерброда. – Закрою тебя, а к вечеру должен вернуться.
– Вот ещё, – по телу дрожь проходится, стоит лишь представить, что он и правда меня тут на целый день закроет.
Доедаем мы молча. Я стараюсь не смотреть на Шторма, но взгляд так и магнитит к нему. Мне казалось, я столько знаю о нём. Буквально всё. Папа ведь говорил про его детство с мамой, а я подслушивала. И наблюдала-наблюдала-наблюдала за ним везде, где только можно: в интернете, в прессе, через разговоры родителей, даже пробиралась тайно на тренировки и подглядывала. Имена всех его девушек знала и каждую в душе ненавидела. Его соперников. Его приятелей.
Конечно, как уже взрослый человек, я понимала, что не могу знать о нём всё, но какая-то подростковая уверенность сидела. И вот именно сейчас и приходит понимание, что я его совсем не знаю. Я знаю образ, который создала и влюбилась ещё своей детской влюблённостью. Но насколько реальный человек ей соответствует?
И сейчас у меня как раз есть возможность узнать это.
Глава 10
За полчаса, пока мы ели, на улице не сильно потеплело. И совсем не расстраиваюсь, что на мне большие охотничьи сапоги размера на четыре больше, благо носки тёплые под ними, и тёплая мужская куртка на плечах. Видок, конечно, так себе, не гламурный, но зато тепло. Для прогулки по лесу в качестве заложницы беглого заключённого – самое то.
– Ты бы шапку натянула, – замечает Шторм. – Нос красный от холода.
– А ты прям сама тактичность, – кривлюсь, закрываю ладонями рот и нос и дышу, пытаясь согреть его. Он – моя ахиллесова пята. Стоит только немного замёрзнуть, сразу краснеет кончик. Родители в детстве зимой всегда мне шарф до самых глаз натягивали, стоило температуре опуститься до нуля или подняться ветру.
– Так мне тебя вернуть невредимой надо.
– Так, может, не стоило тогда и похищать?
Шторм закатывает глаза, демонстрируя, что желания обсуждать это у него нет.
Ну и ладно. Подумаешь.
Но капюшон я всё же натягиваю.
Сегодня солнечно. В лесу, конечно, это не явно ощущается, но учитывая, что деревья ещё не оделись в листву, то света достаточно. А если поднять голову, можно увидеть голубое небо.
После дождей и схода снега с гор почва под ногами пружинит. Где-то грязи больше, где-то, где чуть повыше, ступать более твёрдо.
Шторм шагает уверенно, будто ходит тут не впервые. На телефон не поглядывает – знает, что связи тут ещё нет, видимо.
Попетляв между деревьями, мы выходим на узкую лесную тропу. Я иду сзади. Молчу. Наверное, я должна злиться, что он потащил меня по лесу бродить, но порчему-то не чувствую негатива. Ни в сторону Шторма, ни в сторону самой прогулки. Неожиданно для самой себя понимаю, что мне тут хорошо. Я не особый любитель лона природы, но здесь и сейчас, пока ноги шагают по лесной тропке, в голове становится как-то легко и свободно.
– Ух ты, что это? – окликаю Шторма, заметив сбоку в деревьях странные каменные сооружения.
Они выглядят необычно. Небольшие коробочки-домики с большой плоской плитой-крышей, в одной из стенок идеально круглое отверстие, будто вырезанное при помощи современной техники. Домиков этих несколько. Они выглядят древними и будто затеряны в деревьях, словно спрятались, прикрывшись мхом.
– Это дольмены, – отвечает Руслан, приостановившись и повернувшись туда же, куда и я. – До сих пор неизвестно, зачем они тут. Склоняются к тому, что это древние захоронения черкесов. А ты приезжая?
– Нет, я родилась в Краснодаре. Родители приезжие.
– Странно тогда, что не слышала про это место.
Я, собственно, вообще мало что знаю про Краснодарский край. Отдыхать мы с родителями по большей части летали то в Турцию, то в Индонезию или Таиланд. Ну в Сочи пару раз и в Анапу. Хотя мама не раз говорила отцу, что хочет и на местные небольшие курорты съездить, чтобы тихо и людей поменьше.
В ответ я пожимаю плечами, и мы идём дальше. Поднимаемся сначала немного вверх по склону, потом спускаемся.
– А разве связь не будет лучше, когда мы находимся выше? – спрашиваю Шторма.
– Связь будет лучше там, где есть вышка. Она ниже.
Он не особенно многословен, поэтому я продолжаю следовать за ним молча. Наблюдаю, рассматриваю всё вокруг, стараясь не отстать.
С удивлением отмечаю про себя, что лес, хотя ещё не оброс новой листвой, фонит зелёным. Присмотревшись, замечаю, что стволы и большие ветви опутаны каким-то растением с мясистыми насыщенно-зелёными листьями, из-за чего лес не кажется рыжим и пустым.
Мы идём ещё достаточно долго. Я устаю и уже просто пялюсь Шторму в спину. Широкую, с резким огроменным разворотом плеч. А он знай себе шагает в одном темпе. Годами натренирован, ему такая физическая нагрузка – сущая мелочь. В отличие от меня.
– Давай передохнём, – прошу его жалобно. – Я устала. И голова уже шумит.
– Это не твоя голова, – усмехнувшись, отвечает на ходу, не сбавляя шага. – Скоро отдохнём.
Я начинаю прислушиваться. Монотонный гул и правда мне не кажется. И чем дальше мы идём, спускаясь по тропке вниз, тем сильнее он становится.
И когда мы, обогнув большой валун, выходим на большую поляну, я понимаю, откуда был этот шум, заполняющий лес. А точнее, вижу глазами.
Вид, который открывается мне, просто потрясающий. Дух захватывает в прямом смысле.
Передо мной поляна, на которой уже зеленеет молоденькая травка и синеют глазки первоцветов. А над этой поляной с высоты скалистой горы мощным потоком обрушивается самый настоящий водопад. Сильный, быстрый, с облаком белых брызг.
Внизу он образует маленькое озерцо-блюдце, которое уходит в реку, огибающую поляну.
– Боже… – говорю потрясённо. Слышно плохо даже себя саму, шум воды заглушает. – Это невероятно красиво.
– Летом, когда всё зелено, ещё красивее, – Шторм останавливается рядом.
Я привыкла видеть на его лице напряжение, злость, ярость. Привыкла наблюдать, как он сосредоточивается в бою, как направляет, концентрирует на противнике все свои чувства и эмоции. Один только взгляд клинку подобен. А сейчас… сейчас он другой. Совсем. Стоит рядом, расслаблен, смотрит на великолепную картину природы с восхищением. Так смотрит, будто очень скучал по этому месту, будто давным-давно знаком с ним.