Полная версия
Босс навсегда
Давай не будем. Я и не хочу о делах. Меня сейчас дела меньше всего интересуют…
Мы с наслаждением едим прозрачную уху с тремя видами рыбы – осётром, белугой и чавычей. На горячее Рыков выбирает кровавый стейк из мраморной говядины, а я беру маленького французского цыплёнка, жареного на сливочном масле. У него хрустящая золотистая корочка и нежный вкус, и лежит он на бледно-зелёном пюре из горошка. Я набрасываюсь на него, как ястреб.
– Проголодалась?
– Да.
Так непривычно видеть его расслабленным и не зацикленном на работе.
– Это что, – говорит он, – вот когда отдыхать поедем, о делах даже думать забудем. Это запрещено будет. А вот море, белоснежный песок, прогулки под парусом и бесконечный секс будут разрешены.
– Прямо бесконечный?
– Да.
– Тогда, может быть, я начну снова думать о делах.
– Не начнёшь, – смеётся он, – тебе понравится.
– Обещаешь?
* * *Мы заезжаем в магазин и Роман покупает мне пять пар обуви на разные случаи жизни. Выбирает снова он, и я стараюсь особо не возражать, хотя удаётся это с трудом. После этого он везёт меня в салон, а сам уезжает.
Я остаюсь довольна причёской, макияжем и маникюром и пребываю в приподнятом настроении. Мне помогают надеть платье и к приезду Романа я оказываюсь полностью готовой. Он входит, и я не могу отвести от него глаз. В смокинге, белоснежной рубашке, бабочке и лаковых туфлях он выглядит безупречно.
Он подходит ко мне и долго рассматривает, а потом качает головой. Сердце в испуге подпрыгивает. Что не так?
– Ты прекрасна, – говорит он и наклонившись, чуть касаясь, целует меня в шею.
Мурашки, огоньки, электрические токи, горький миндаль, бабочки… И всё это лишь от одного лёгкого поцелуя.
– Дресс-код мероприятия довольно строгий, так что нам сегодня полагаются бриллианты, – говорит он и протягивает мне бархатную коробочку.
Я открываю и теряю дар речи. Это небольшая, но невероятно красивая бриллиантовая подвеска на цепочке из белого золота. И прекрасные серьги.
– Это же стоит целое состояние. Я не могу это взять.
– Можешь, конечно. И возьмёшь!
– Нет, даже не подумаю! – говорю я и тянусь за подвеской. – Поможешь застегнуть?
* * *На таких мероприятиях я ещё ни разу не бывала. Шампанское, утончённые закуски, блеск бриллиантов, красавицы, старающиеся перещеголять друг друга марками платьев и весом украшений. Во всём этом я совершенно несильна. Но мне здесь нравится.
Нравится, потому что мы здесь вдвоём с Романом, и я вижу, как он на меня смотрит и, в кои-то веки, выглядит беззаботно и счастливо. И это так необычно и очень приятно…
Рома оказывается весьма популярен. Здесь кажется не найдётся ни одной дамы, которая бы не поздоровалась с ним и не бросила на меня изучающий и не всегда дружелюбный взгляд. Ну да, жених он завидный, должно быть.
– Ну как тебе здесь? – спрашивает Роман, наклонившись к моему уху.
– Неплохо, – отвечаю я голосом скучающей светской львицы и едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.
– Неплохо? – игриво переспрашивает он и одна его бровь ползёт наверх. – А может уединимся вон там, за портьерами?
– Фи, – морщусь я.
– А что, в Версале вот за такими же точно завесами знаешь что творили.
– Даже представить боюсь. Так что лучше дождусь возвращения домой.
В этом платье и с этими чудесными украшениями, я чувствую себя просто королевой. Я бы весь вечер при каждом удобном случае ловила своё отражение со всех поверхностей, но не могу оторвать взгляд от кавалера. Он неотразим. Широкоплечий, высокий, мужественный, голубоглазый, он действительно привлекает внимание.
Рыков только и успевает здороваться с разными людьми жать руки и перебрасываться дежурными фразами. Я здесь никого не знаю, но замечаю смутно знакомое лицо, мелькнувшее в гуще людей.
– Ром, как ты думаешь, а Сурганов может здесь появиться?
– Сурганов? Здесь? Думаю, ему сейчас не до балов. А почему спрашиваешь?
– Да, показалось. Наверное, просто тип лица похожий или борода.
– Точно показалось. Пойдём, съедим что-нибудь вкусненькое. Там как раз и Протоков трётся.
Я ещё не голодна, но послушно иду за своим принцем. Мы подходим к длинному столу, полному яств. Протоков, стоящий у другого конца стола, замечает нас. Роман кивает ему и, повернувшись к угощениям, по-хозяйски начинает накладывать на тарелку небольшие закуски.
Я беру два малюсеньких бутербродика с икрой и две фруктовые корзиночки. Поворачиваюсь, чтобы отойти от стола и практически натыкаюсь на женщину лет сорока. На ней ярко красное облегающее платье с огромным декольте. Она смотрит на меня в упор, а я смотрю на неё.
Смотрю и понимаю, что где-то уже видела эти большие, по-детски наивные глаза. Её лицо выглядит очень знакомо. Роман тоже поворачивается, но пока ещё смотрит в сторону Протокова.
Тут он замечает эту женщину, стоящую буквально в двух шагах, и я вижу, как меняется его лицо. Из расслабленного и почти весёлого, оно снова превращается в жёсткое и волевое. Глаза сужаются, а челюсти крепко сжимаются. Они явно знакомы.
Губы дамы растягиваются в широкой улыбке:
– Ромка! – говорит она. – А ты неплохо выглядишь, хоть и постарел. Зато пташечка с тобой вон какая молоденькая, правда простовата для тебя. Ну здравствуй, что ли? Вот, решила вернуться.
– У вас снова деньги закончились? – спрашиваю я.
Я уже знаю, кто это – человек, чьё свидетельство о смерти я держала в руках несколько часов назад.
– Что? – переспрашивает она. – Деньги закончились? Очаровательно. Да разве ж они могут у меня закончиться, пока жив мой муж? А вот у тебя они, скорее всего, так и не начнутся.
Это Ирина Рыкова. Больше нет никаких сомнений.
– Рома, ну ты что, не рад что ли? Скажи хоть слово-то. Смотри, кто здесь со мной.
В это время к ней подходит высокий загорелый мужчина лет пятидесяти. Он худощав и лицо его кажется злым. Он бросает на Романа быстрый острый взгляд и отворачивается. Но этого мгновенья достаточно, чтобы заметить злобный огонь, вспыхивающий в его глазах, когда он пересекается взглядом с Рыковым.
– Ирина, – говорит он, – пойдём, сколько тебя ждать?
Он берёт её под руку и увлекает за собой. Она оборачивается через плечо и лучезарно улыбается:
– Скоро увидимся.
Рыков провожает их пристальным взглядом.
– Рома, – говорю я, – это она?
Он поворачивается ко мне:
– Да, это моя бывшая жена. Нам придётся уйти. Я должен сделать одно важное дело, и как можно скорее. Идём.
В этот момент к нам подходит Протоков.
– Роман Григорьевич, – легко склоняет он голову, – вы хотели поговорить.
– Извините, Эдуард Германович, я вынужден идти. Я не отказываюсь от разговора, но сейчас мне очень надо уйти.
Роман берёт меня за руку и я успеваю заметить, как Протоков несколько раз обескураженно хлопает глазами. Мы спешим к выходу, пробираясь сквозь толпу весёлых и беззаботных людей. Рома на ходу достаёт телефон и велит водителю подъезжать.
Мы пролетаем через большой бальный зал, оказываемся в фойе и спускаемся по лестнице. Выйдя через большие красивые двери, мы торопимся спуститься по мраморным ступеням крыльца. Я едва поспеваю и отчаянно стараюсь не оступиться и не наступить на подол платья.
Мы уже идём по дорожке и я вижу подъезжающий автомобиль, когда слышу за спиной мужской голос:
– Рыков! Рыков, не так быстро!
Дальнейшее происходит как в замедленном фильме. Я оборачиваюсь и в грузном бородатом человеке в смокинге узнаю Сурганова. Его глаза горят, а лоб закрывает пластырь. Его лицо искажается гневом и, как в дурной постановке, он начинает дико хохотать. В свете фонарей капельки слюны, вылетающие из его рта, кажутся похожими на безумный фонтан.
Он медленно вынимает руку из внутреннего кармана, и я вижу зажатый в ней пистолет. Его ствол направлен на Романа. Я поворачиваю голову, Рыков выглядит уверенно и спокойно. Он, так же медленно, выкидывает руку и задвигает меня себе за спину.
– Сдо-о-охни! – кричит Сурганов и его голос растягивается, как застрявшая магнитная плёнка.
Затем следует яркая вспышка, и он вдруг нелепо кренится и неспешно падает на ступени, и катится вниз. В тот же момент Роман дёргается всем телом и валится к моим ногам.
В моих глазах темнеет, ноги отказываются держать меня и последнее, что я вижу – это мелькающие огни и кружащийся, переломанный и искажённый мир.
9. Бунт на корабле
Первое, что я вижу, когда открываю глаза, это обеспокоенное лицо Рыкова, склонённое надо мной. В памяти вспыхивают события вечера и мне становится страшно. Но вот же он, рядом… Значит, всё хорошо, значит он жив.
Я хочу заговорить, но язык не слушается. Может быть, мы оба умерли? Во рту очень сухо и страшно хочется пить. Рома угадывает моё желание и подносит к губам пластиковую трубочку, торчащую из стакана. Я делаю несколько жадных глотков и мне становится легче.
– Ты живой? – хриплю я.
– Ага, – кивает он. – Со мной всё хорошо.
– А со мной что?
Я поворачиваю голову и осматриваю помещение. Это больничная палата. К руке тянется пластиковая трубка капельницы.
– С тобой тоже всё хорошо. Ты упала в обморок. Нервы не выдержали. Но сейчас уже всё в порядке. Врач сказал, что мы сможем поехать домой сразу как ты проснёшься.
– А что мне капают?
– Просто физраствор.
Ладно. Значит Сурганов его не застрелил… Но я помню, что Роман упал после выстрела.
– Расскажи, что произошло.
Роман берёт меня за руку. Он сидит на краю моей кровати и держит меня за руку. Как мило.
– Этот идиот стрелял из музейного револьвера, но что-то пошло не так. Оружие взорвалось у него в руке и сам он получил серьёзные ранения. Сейчас лежит в реанимации, и шансы не очень высокие. Он, оказывается по психиатрии имел диагноз.
– Но ты упал, я помню. И кровь была.
– Да, от взрыва полетели осколки и один из них выбил кусок мрамора с крыльца. Этот кусок ударил меня по голове.
Роман поворачивает ко мне голову левой стороной и я вижу небольшой аккуратный шов.
– Ничего страшного. Главное, тебя не зацепило. Как ты себя чувствуешь?
Он наклоняется ко мне и легко и нежно целует в висок. Я закрываю глаза.
– Да хорошо вроде.
– Голова не кружится?
– Нет. Надо встать, тогда ясно будет.
– Погоди, не вставай пока, я схожу за врачом.
Он уходит и через несколько минут возвращается с доктором. Тот разрешает мне подняться, просит закрыть глаза и дотронуться кончика носа, проверяет пульс, мерит давление и, наконец, говорит, что мы можем уходить и что я в полном порядке.
Когда мы выходим из больницы, уже начинает светать.
– Ну и видок у тебя, – говорю я. – Сразу видно, вечеринка удалась. На голове шрам, бабочка на боку, смокинг весь в пятнах крови.
– Удалась, не то слово. Видела бы ты себя. Волосы всклокочены, платье перекручено, рука залеплена, но бриллианты на месте.
Мы начинаем смеяться, сначала тихонько, потом погромче и, наконец, хохочем во весь голос, глядя друг на друга.
– Нам сегодня ещё предстоит давать показания полиции, но это не сейчас, можно и позже.
– Куда ты так торопился вчера? – спрашиваю я.
– Да, – машет он рукой. – Поспешишь, людей насмешишь. Надо было проверить кое-что. Сегодня всё спокойно сделаю. Сейчас отвезу тебя домой и поеду на совещание, а потом и этим делом займусь.
– Ты что, меня на совещание брать не хочешь?
– Нет. Тебе надо отдохнуть, прийти в себя.
– Но я прекрасно себя чувствую.
– Нет. Я сказал, нет.
– Но без меня тебе будет гораздо труднее. Я все цифры в голове держу.
– Хватит. Я уже решил.
– А я решила иначе. Давай, рассказывай про жену свою. Где она?
– Не знаю.
– Начинается.
– Где она, я не знаю, а историю, с ней связанную, я тебе обязательно расскажу, только чуть позже.
– Блин, да сколько у тебя историй, связанных с ней?
– Надеюсь, это последняя.
Подъезжает машина и мы едем домой.
– Я поеду с тобой, – говорю я тоном, не терпящим возражений.
– Посмотрим, – отвечает он. – Ты точно хорошо себя чувствуешь?
* * *Приехав домой, я принимаю душ и падаю в постель. Пара часов для сна у меня есть, надо отдохнуть. Не думала я, что вчерашний день вот так закончится. Планы были романтические, а действительность оказалась боевой, с выстрелами и ранениями…
Проснувшись, я чувствую себя довольно бодро. Ко мне заглядывает Роман.
– Как ты?
– Неплохо.
Он подходит, наклоняется надо мной и заглядывает в глаза.
– Не передумала ехать?
– Нет, конечно!
Он наклоняется ещё ниже и меня обволакивает его запах, тонкий и едва ощутимый, но такой волнующий и приглашающий. Я чуть раскрываю губы и Роман меня целует. Его поцелуй оказывается лёгким, но очень нежным, что я моментально зажигаюсь, включаясь в круговорот флюидов. Но сейчас не время. А когда уже будет время? Уже вон стрелять начали. А чего дальше ждать? Огнемётов, землетрясений или, может быть, конца света?
– Тогда бегом завтракать, – тихонько говорит Роман и проводит большим пальцем по моим губам. – Через полчаса выезжаем.
* * *Роман сам садится за руль и мы выезжаем. Пока есть время, я набираю Бажакина, оставшегося за меня, чтобы узнать всё ли в порядке на фабрике. Хотя, если бы что-то случилось, он бы уже давно сам позвонил. У нас разница во времени три часа. У них уже день в разгаре.
– Алло! – слышу я в трубке развязный мужской голос. Это явно не секретарь коммерческого директора.
– Простите, с кем я говорю?
– А ты-то сама кто?
– Это Розанова!
– Ах, Розанова? Ты, блядь, вовремя свалила, сучка! Продала народ. Чтоб ты сдохла!
В трубке раздаются гудки.
– Не поняла… – говорю я.
– Что там? – спрашивает Роман.
– Может не туда попала?
В этот момент телефон в моей руке начинает звонить.
– Розанова, – говорю я.
– Даха! Ты в Москве?
Это Вадечка. Я его не предупредила, что улетаю. Не до того было.
– Да.
– У нас здесь бунт, бля! – задорно кричит он в трубку. – Хорошо, что тебя нет!
– Чего у вас там?
Я включаю телефон на громкую.
– Забастовка! Там народ вскипел типа, что планируют комплекты закрывать и будут массовые сокращения!
– Да бля-я-я-ядь! – выдыхает Рыков.
– А, Рома, здорóво! В натуре, тут трэшак конкретный! Заводоуправление оцепили, Бажакина взяли в заложники, грозят его голодом морить. Там бабы детей приволокли. Кричат, что зарплату плохо платят, производство закрывают. Будут письмо президенту сочинять. Открытое. Короче, подтягивайтесь! Тут реальный беспредел намечается.
– Кто из руководства продолжает работать?
– Да тут бардак полный. Не знаю я.
– Давай, быстро пройди по всем. Узнай, кто в каком положении, работает ли производство.
– Не, всё остановлено. Это точно. Тут приходят материалы и их тоже не разгружают нихера и продукцию не отгружают. Заводоуправление заблокировано. Пипец, короче. Губера требуют, а его типа нет в городе.
– Блядь! Ладно. Иди к забастовщикам и скажи, что можешь поддерживать связь со мной. Ты не мой представитель! Ты понял? Ты всего лишь прямая телефонная связь.
Вадечка отключается.
– Сука! Это что за херня! Кто устроил? Ну, блядь, Протоков, ну сука.
– Может, не он.
– А кто? Кому ещё надо так давить на нас?
– Люди сами могли организоваться. Работу терять никто не хочет.
– На совещании об этом ни слова, поняла? Не хочу, чтобы Назаров на себя одеяло перетягивать начал.
– Мне кажется, людям надо пообещать, что сокращений не будет.
– Нет, так нельзя. Сейчас пообещать, а потом, всё равно, сократить? Ты как это представляешь?
– Нет конечно, пообещать и выполнить обещание. У меня есть план по развитию производства мебельных комплектов.
– Ты в уме, Розанова? Головой ударилась?
А не зря ли я у него в доме остановилась? Он что, вот так планирует со мной отношения строить? Приказы отдавать? Нет, что-то я не понимаю в этой жизни…
– Головой-то, вроде, ты ударился. Вон и шрам имеется. Сейчас такое начнётся, ты сам-то подумай.
– Я сказал, ни звука про забастовку и про свои сраные планы! Это Протоков мутит, отвечаю! Я с ним перетру и сразу исчезнут менты с хвоста и забастовка в момент прекратится. Ясно тебе?!
– Ясно. Но если забастовка идёт не от Протокова, то ситуация может стать гораздо хуже.
Как он может так со мной говорить! И неужели не понимает, что не прав. Упёрся в свою идею, а она уже устарела. Так можно было сделать, продавая завод Сурганову, а теперь надо перестраиваться.
– Почему ты не слушаешь умные мысли, Рома?
– Какие? Умные? Кто тебе сказал, что они умные? Делай то, что я тебе говорю. Не вздумай меня подставить на совещании. Ты поняла?! Поняла, я тебя спрашиваю?
Я отворачиваюсь к окну и не отвечаю…
* * *Мы долго едем по окраинам жилых микрорайонов и вдруг заезжаем во двор. Обычный двор, обычные дома, обычные хрущёвки.
Я вопросительно смотрю на Романа. Что мы здесь делаем?
– Посиди минутку. Я быстро.
Не дожидаясь ответа, он выходит и подбегает к дому, набирает код на двери и заходит внутрь. Странно… Что он может делать в таком месте. Это явное несоответствие его образу. Старая машина, старый дом… Он мог бы купить целиком весь микрорайон… Может кто-то из родственников здесь живёт.
Проходит несколько минут. Я рассеянно скольжу взглядом по фасаду… Облупившаяся штукатурка, разномастные балконы, остеклённые кому как в голову взбредёт, разные окна, пластиковые, деревянные, на любой вкус.
Вдруг взгляд задерживается на старом, никогда не видевшем ремонта окне на втором этаже. Какое-то неясное движение за ним привлекает моё внимание… Нашёлся, вот ты где… Это же Роман! Он подходит к окну и, уперевшись руками в подоконник, замирает, глядя во двор.
Я не могу хорошо разглядеть выражения его лица, но мне кажется, он страшно зол. Мне вспоминается, как он вот так же стоял у бильярдного стола, когда примчался освобождать меня из рук Сурганова.
Вдруг из темноты комнаты к нему приближается неясный силуэт. Этот человек, остановившись за спиной Романа протягивает руки и обнимает его за грудь. Я вижу только копну тёмных волос и руки на груди Ромы. И эти руки, вне всяких сомнений, женские.
Это видение длится лишь мгновенье. Роман отступает от окна и исчезает в полумраке комнаты.
10. Никаких баб
Это что вообще? И как мне теперь себя вести? Бррр. Я трясу головой. Рыков, ты со своими сюрпризами хотя бы перерывы делай… А может, это мне специально показали? Как-то даже дышать тяжело стало…
Он появляется минут через пять. Злой, как собака. На меня не смотрит, брови нахмурены, челюсти сжаты, настоящий терминатор.
– Всё нормально? – тихо спрашиваю я.
– Да! – резко выдыхает он.
Ого, ну ладно если так. Желания задавать вопросы больше нет. Вероятно, поняв, что был излишне резок, он решает добавить:
– Забрать кое-что надо было.
– Не забрал?
Он поворачивается и бросает на меня хмурый короткий взгляд.
– Не забрал пока.
Ладно. Я не думаю, конечно, что это было романтическое свидание. Он же не совсем отмороженный, привозить меня на амурную встречу с посторонней бабой, да и времени он потратил не так уж много, но прояснить ситуацию было бы неплохо. Хотелось бы понимать, что там за прекрасная дама… Третья бывшая жена, наверное. Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но он меня опережает:
– Давай мы сейчас не будем об этом думать, а сосредоточимся на рабочих моментах, хорошо?
Не думать? А как не думать, если ты с бабами обнимаешься прямо на глазах у восхищённой публики? Но рот я всё-таки закрываю и так, сосредоточившись на рабочих моментах, мы едем на Старую площадь.
– Можно уже говорить? Это очень рабочий момент, – подаю я голос, когда мы подъезжаем к администрации.
– Можно, – угрюмо соглашается Роман.
– Надо как можно скорее лететь домой. Если сейчас проблемы с забастовщиками не решить, потом только хуже будет.
– Я скажу тебе, что надо делать. Нужно как можно скорее закрыть вопросы здесь. И сейчас мы с тобой этим займёмся. А потом уже остальные проблемы разрешатся сами собой. Ты помнишь свою задачу?
Я ничего не отвечаю, только смотрю на него пылающим взглядом.
– Вот и молодец. Пойдём, сделаем это!
* * *Совещание в администрации длится бесконечно долго. Время еле тянется, зачитываются нудные доклады, написанные казённым языком. Стоило вообще ради всего этого лететь сюда? Вернее, ради Назарова. А он нервно ёрзает на стуле и то и дело бросает недовольные взгляды на Романа. Тот не реагирует и выглядит абсолютно спокойно…
Слово предоставляют Протокову. Он тоже долго и нудно зачитывает по бумажке, особое внимание уделяя нашему региону, говорит о том что недопустимо в текущей ситуации проводить сокращение рабочих мест и указывает наше предприятие как печальный пример хищнического отношения к бизнесу.
– Дарья Андреевна, как новый директор, объясните, пожалуйста, как затеянная вами оптимизация согласуется с последними указами президента об увеличении числа рабочих мест.
Я краснею и включаю микрофон.
– В настоящее время мы заканчиваем проведение подготовительных работ по наращиванию мощностей для производства мебельной панели.
– Ну вы, пожалуйста, не юлите. Панель вы наращиваете, а мебельные комплекты полностью закрываете. Так скажите, сколько человек будет сокращено по итогам вашей оптимизации?
Протоков выставляет меня алчной капиталисткой и, практически, палачом трудового народа. В конце концов он спрашивает:
– Скажите, положа руку на сердце, как лично вы думаете, было бы лучше для завода сохранить производство мебельных комплектов?
Конечно, да. Ещё как! Я не просто думаю так, я в этом абсолютно уверена. Это было бы лучше не только для людей, но и для бизнеса. Потребовало бы больше инвестиций, но результат был бы несоизмеримо больший. Я поворачиваюсь и смотрю на Рыкова. Он, как ни в чём не бывало, перебирает бумаги.
И что мне делать? Как выбрать между ним и убеждениями? Скажи я то, что думаю, и это будет означать предательство, а я не хочу его предавать. Но и тех, кто сейчас отчаянно бунтует на заводе, зная что завтра не сможет найти работу, я тоже предавать не желаю. Ну вот, и ты мне устроил цугцванг, Рома. Только ты терял деньги, а я должна потерять сердце… Что же оно так ноет…
– Я полагаю… – я прикусываю губу, – что сейчас… мы движемся в единственно возможном и верном направлении. Только панели могут спасти завод и стабилизировать ситуацию. Так что, мы всё делаем верно.
Ну вот я и выбрала тёмную сторону. Я будто падаю в бесконечную пропасть. Что ж так худо-то…
– Тогда объясните нам, пожалуйста, почему прямо сейчас на предприятии происходит забастовка? Я бы сказал, настоящая стачка! Может быть вы не в курсе? Ситуация требует немедленного решения! Председатель правительства уже взял её под личный контроль. Думаю, на происходящее обратит внимание и президент. А вот губернатор Назаров, как мне кажется, должен внимательнее относиться к проблемам вверенного ему региона. Да и вам нужно быть сейчас на заводе, а не на совещании.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.