Босс навсегда

– Да что ты скажешь! Высаживай меня! – орёт Назаров. – Я тебя! Да ты у меня!

– Вам теперь только в ФСБ остаётся звонить. Заявите о похищении. Пусть бля, перехватчики высылают.

Роман откидывается на спинку, но не спускает взгляда с губернатора. Тот берёт перевернувшуюся при взлёте бутылочку виски, откручивает крышечку, нервным движением открывает выдвижной ящик стола и достаёт стакан. Выливает в него содержимое и одним глотком выпивает. Крякнув, он поднимает глаза на Рыкова:

– Я бы на твоём месте сейчас не шутки шутил, а за жопу свою переживал.

– А я бы на вашем месте, заткнулся и послушал, что я скажу, – не выдерживает Роман и грозно сдвигает брови.

– Да ты! – ревёт Назаров, вскакивая с кресла, но ремень не даёт ему встать и он снова отваливается на спинку.

– Мы же теперь всё, не братья больше, как я понял. Только это же не меня в администрацию президента вызывают. Меня-то никто уволить не может. И я могу вообще туда не ходить, меня просто один человек, который боится, что его выпнут за херовую работу, попросил поддержать. Но теперь надобность отпала, верно?

– Да я, блядь, губернатор! А ты коммерс сраный! Мне твоя поддержка в хер не упёрлась. Чего ты там поддержать-то можешь! Штаны свои поддержи! – снова кричит Назаров, но уже не так неистово, постепенно сбавляя обороты.

– Насте скажите, пусть самолёт отпустит, там же пассажиры ждут, – опять вклиниваюсь я.

– Подождут, блядь!

– А вас случайно, – продолжает Рыков, – ОБЭП не дёргает по связям с сургановским «Зонексом»? Есть там такой подполковник Данилкин, знакомое имя?

Губернатор крякает.

– Но это за прошлые дела, когда я к этому отношения не имел. Это теперь «Зонекс» под мой контроль перешёл, а то что раньше было, меня не касается. Но если дружбе конец, то и выплатам в фонды тоже. Зачем мне проблемы с ОБЭПом, так ведь? Разбирайтесь сами со своим Сургановым. Кстати, где он, помните? Так что, Сергей Михайлович, сами видите, кому надо за жопу переживать. Не знаю, чего вы так разгневались. Из-за Острякова что ли?

– Сейчас, подожди, Насте позвоню… Настя! Отбой! Отпускай самолёт, пусть без меня летят.

Назаров кладёт телефон на стол рядом с собой, расстёгивает верхнюю пуговицу и ослабляет узел галстука.

– Да, – говорит он, внезапно меняя тон и становясь похожим на обиженного ребёнка, – из-за Острякова. Ты мне пообещал, что поставишь его директором, а сам вот Дарью Андреевну предпочёл.

Я напрягаюсь.

– Извиниться надо перед Дарьей Андреевной. Некрасиво повели вы себя. А про Острякова я уже говорил сто раз, и сейчас повторяю. Я его поставлю, когда мы все свои дела закончим. А сейчас мне ваш распильщик на хрен не нужен. У меня там мой собственный кризисный управляющий. А Острякова я могу пока замом коммерческого поставить. Пусть осмотрится, разберётся что к чему, а в генеральные после…

– Ставь коммерческим! Прямо сейчас.

– А Бажакина куда? – вступаю я. – Вы меня извините, но я его сейчас не могу уволить. Он прекрасно знает предприятие и без него я, как без рук буду. Новый человек пока войдёт в курс дела, полгода пройдёт. Мы не можем себе этого позволить. Тем более, сейчас идёт напряжённая работа по реструктуризации. В лучшем случае можем ввести должность заместителя коммерческого директора. Для вхождения в курс дела самое то, мне кажется.

– Смотри-ка, дерзкая какая. То сидела белая, как полотно, то вдруг перечить начинает, – широко улыбается Назаров, будто и не было никакого приступа бешенства, минуту назад. – Дарья Андреевна, не в службу, а в дружбу, дай мне две бутылочки вот таких, а то мне вставать тяжело.

– Даш, дай ему большую бутылку, пожалуйста.

Я сижу с краю, и мне не сложно, но я вообще-то не стюардесса, пусть бы этот боров сам себя обслуживал. Я чувствую себя уже гораздо лучше, но ничего, кроме неприязни, испытывать к Назарову не могу.

– Не-не, две маленькие.

Я встаю и подхожу к холодильнику. Достаю две маленькие, на один дринк, бутылочки виски и возвращаюсь к столу. Протягиваю Назарову. Он перехватывает мою руку одной рукой, а второй забирает свои бутылочки, но руку не отпускает. Он тянет меня, пытаясь усадить в соседнее кресло справа от себя.

– Садись-садись, посиди с дедушкой, дедушка не обидит, не бойся, а то, что вспыльчивый, так это от жизненного опыта.

Я бросаю короткий взгляд на Рыкова. Он недоволен, но не делает никаких предостерегающих знаков.

– Смотри, как он тебя вымуштровал, без разрешения к чужим и подходить нельзя, да?

Я сажусь в кресло напротив того места, где сидела до этого. Моя ладонь покоится между толстых ладошек Назарова.

– Ну, Сергей Михайлович, я же не солдат на плацу, чтобы меня муштровать. Просто Роман Григорьевич лучше вас знает, вот я и смотрю на него, а то вдруг вы наброситесь на меня, душить начнёте или ещё чего.

– Красотка, – говорит он, поворачиваясь к Рыкову. – Откуда столько везения, Роман Григорьевич? Да ещё и палец в рот не клади. Красивая, дерзкая, заводами управлять умеет. Далеко пойдёт, если из-под твоей защиты не выйдет. Но без тебя пропадёт. Враги сразу набросятся, а у неё много их будет, это уж точно.

Да уж, врагов я себе умею находить… Долго он ещё руку мою держать собирается? Сидеть так неудобно. Он снова поворачивается ко мне.

– Но я тебя в обиду не дам, если что. Ты меня держись. Лады? Ну, не дуйся ты, чего смотришь, как мышь на крупу? Давай мириться.

Куда что подевалось? Только что грозный и разгневанный властелин вдруг превратился в милого, но хитрожопого дедушку, который думает, будто его нелепые уловки могут провести внуков.

– Мы не ссорились.

– Ссорились-ссорились. Это я так ссорюсь. Насмотришься ещё. Нервишки, понимаешь, шалят, работа нервная больно. Ну давай, рассказывай.

– Я с вами не ссорилась, Сергей Михайлович, просто вы оскорбляли меня и пытались унизить без малейшего повода с моей стороны.

Зря я так, отольются когда-нибудь мне слова мои слезами горькими. Я выдёргиваю свою руку из лап губернатора и возвращаюсь на своё место напротив, рядом с Романом. Он накрывает мою руку своей и чуть заметно пожимает.

И от этого прикосновения я вдруг невероятно ободряюсь, будто он сказал мне, что я молодец или так держать, или что мы команда и вдвоём стоим против целого мира. Или может даже этим движением он даёт понять, что гордится мной, что любит меня и что я самое прекрасное, что у него было. Словами он такого никогда не скажет.

Наши глаза на мгновенье встречаются и его губы трогает едва уловимая улыбка, подтверждающая все эти предположения. В груди становится тепло, и я чувствую прилив нежности и думаю уже не о губернаторе, а о том, что будет, когда мы приедем к Роме домой.

– Да ладно, я же извинился, – говорит Назаров.

Ох бесит меня этот человек. Истеричный лицемер. То орёт, унижает, а теперь вдруг сюсюкает. От такого жди удара в любую минуту. Верить вообще нельзя.

– Нет, не извинялись. Вы меня мышью назвали.

– Ух ты какая, – умиляется Назаров, глядя так, будто я действительно его несмышлёная внучка, сказавшая какую-то милую глупость. – Ну, чего ты ждёшь-то от старика? Мы ж теперь в одной связке будем работать, так что зло друг на друга нельзя держать. Или что, хочешь прям, чтобы сказал «извините» да может ещё на колено встал?

– На самом деле, мне важно понимать, если мы договоримся о нормальных отношениях, то вы не будете нарушать эти договорённости и позволять подобных высказываний в мой адрес.

– Вот и славно. Хорошая девочка.

– Поэтому я бы хотела услышать ваши извинения.

– Что!? Ах ты девчонка!

7. Добро пожаловать в мой мир

– Да хватит, уже! Извиняйтесь! – вступает Рыков.

Губернатор замолкает и несколько секунд переводит взгляд с меня на Романа и обратно.

– Спелись! Сладкая парочка. Вдвоём на старика набросились, – говорит он примирительно, расплывается в широкой улыбке и шутливо грозит толстым пальце. – Ладно. Шучу я. Без проблем. Можно и извиниться. Почему бы и нет. Простите, Дарья Андреевна, великодушно. Был неправ. Вёл себя по-уродски. Больше не повторится.

Глаза его становятся злыми и не предвещают ничего хорошего. Но мне сейчас море по колено, я же с Романом, и он на моей стороне.

– Хорошо, Сергей Михайлович, тогда давайте забудем былое и пойдём в светлое будущее с чистыми сердцами, – говорю я.

Он выливает содержимого бутылочек в стакан. Потом этим стаканом салютует нам и молча вливает в себя виски.

– Вы, Сергей Михайлович, всем сообщите что Дарья Андреевна находится под моей персональной защитой, – замечает Рыков.

– Не боись, не тронем твою Дарью Андреевну, – с угрозой и вызовом в голосе отвечает Назаров, – Но Острякова моего давай прямо сейчас коммерческим ставь, а Бажакина выгоняй к херам.

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что Бажакина не отдам, но Рыков чуть сжимает мою руку и я молчу. Ничего, всё равно добьюсь своего.

– Мне с проблемами области бороться надо, – продолжает Назаров, а не вашей внутренней кухней заниматься.

– Один из наших губернаторов, борясь с проблемами в своём регионе, по неосторожности попал в список Форбс, – выдаю я всплывшую в голове шутку.

Ну кто меня за язык тянет! Назаров сейчас взорвётся ведь.

– Блядь, Рома, ты попридержи бабу свою! Я тебе мальчик что ли? Делом займитесь. Оба. Подумайте лучше, что за подлянку нам сегодня товарищ Протоков подготовил и как вы с этим справляться будете.

– Справимся Сергей Михайлович. Мы-то, в отличие от вас, своё дело знаем.

– Ты смотри поаккуратней, Ромка, опять зарываешься. Чем на этот раз не угодил тебе?

– А тем, что злостный преступник Сурганов находится не в тюрьме, а на свободе, под подпиской о невыезде. Да ещё и в Москву укатил, пакости нам с вами готовит.

– Да, крыть нечем, прав ты Роман Григорьевич прав. Но это из Москвы бояре ваши так наших ребят вздрючили, что вариантов не осталось. Что же, в петлю лезть из-за твоего Сурганова?

– Так он не только мой, но и ваш тоже. Протоков-то через него был завязан, вы как ребёнок маленький. Своё он обратно не отыграет, но обязательно будет пытаться. И кто знает, что ему от отчаяния в голову придёт.

– Мне кажется, Рома, что он уже ничего не сможет сделать. Конец ему. А вот Протоков этот дохера из себя строит, а сам просто кусок дерьма. Ну да ладно, вы люди молодые, сами смотрите, а нам старикам, не грех и вздремнуть. Всю ночь ведь не спал. Он откидывает спинку кресла и закрывает глаза. Через некоторое время я тоже начинаю клевать носом.

– Пойдём, положу тебя, – говорит мне на ухо Роман. Он подводит меня к дивану и достаёт из шкафчика подушку и плед. Я с радостью вытягиваю ноги, а он заботливо меня укрывает.

– А ты? – шёпотом спрашиваю я.

– Спи-спи, я поработаю немного. Он наклоняется ко мне и целует в висок, а потом садится в кресло рядом, достаёт ноутбук и погружается в документы.

* * *

В аэропорту нас ждут два автомобиля. Они подъезжают прямо к трапу самолёта. Водитель открывает дверь и я усаживаюсь на заднее сиденье. Роман подходит и становится рядом. Он наклоняется ко мне.

– Дарья, ты молодец. Хорошо этому борову поддала, – он легко пожимает моё колено. – Ты как, нормально?

– Нормально. За тебя вот только переживаю. Столько всего навалилось в последнее время…

– Навалилось? Да ты что, это моя обычная жизнь, ничего особенного. У меня таких Сургановых и Назаровых по пять штук на дню. Я уже привык давно, что вокруг сплошной экстрим и постоянно изменяющаяся ситуация. Каждый день то одно, то другое. Добро пожаловать в мой мир.

То есть… Это что, у него действительно каждый день такой?! А я думала, творится что-то экстраординарное. Так ведь никаких нервов не хватит. С такой-то жизнью характер у него ещё даже ничего…

– Смотри, – говорит Рома. – Водитель сейчас отвезёт тебя домой. Мне надо с Назаровым съездить бумаги подписать. Но это ненадолго. Ты располагайся пока, тебя там встретят. Можешь отдохнуть немного, позавтракать, в бассейне поплавать. А я приеду и будем на совещание собираться. В общем так. Короче, скоро увидимся.

Мы едем минут двадцать по шоссе, пока не сворачиваем на узкую дорогу и упираемся в шлагбаум. Он открывается автоматически, и мы двигаемся дальше, и ещё довольно долго едем через сосновую рощу. Наконец, подъезжаем к воротам. К нам подходит охранник и, заглянув в машину, пропускает дальше.

Дом Рыкова оказывается современным сооружением из стекла и бетона с огромной территорией и красивым садом. Есть и другие постройки, но рассмотреть всё я не успеваю.

Водитель достаёт из багажника мои вещи и несёт в дом. Меня встречает приветливая женщина лет шестидесяти. Водитель оставляет мой нехитрый багаж и сразу исчезает.

– Доброе утро, – говорит она, – я Татьяна Павловна. Я здесь, можно сказать, по хозяйственной части. А вы Даша?

Она смотрит на меня во все глаза с нескрываемой радостью, на лице сияет улыбка.

– Доброе утро. Мне очень приятно, – я тоже улыбаюсь. – Да, я Даша.

– Ну пойдём скорее. Устала с дороги? Идём сразу на кухню.

Татьяна Павловна ведёт меня через просторный холл, обставленный современной мебелью. Красиво. Как в журнале «Архитектурный дайджест».

– Здесь туалет, ванная гостевая. Можешь руки помыть. Ставь здесь свою сумку. Я тебя сейчас завтраком накормлю. Ой, – спохватывается она, – вас, конечно, простите.

– Я совсем не против, Татьяна Павловна. Называйте меня на «ты», так даже лучше будет.

Она улыбается и кивает. Мы проходим на кухню. Огромная, красивая, оборудованная по последнему слову техники. Металл, натуральный камень, дерево.

– У меня есть блинчики, сырники, йогурт, омлет, яйца пашот, ветчина, тосты, свежий сегодняшний хлеб, мёд, сыр, итальянские помидоры, взбитые сливки, кофе и чай. Подавать всё? – она смеётся.

Какой у неё добрый и заразительный смех. Я тоже смеюсь вместе с ней:

– Столько мне и за неделю не съесть. Я бы выпила кофе с молоком и съела парочку сырников.

Я сажусь за стол и через мгновенье великолепные сырники уже лежат на тарелке передо мной. Сейчас же появляется сметана, несколько джемов, кофе и ещё много всего. Татьяна Павловна тоже садится за стол, но ничего не ест, а просто смотрит на меня с немым восторгом. Это выглядит немножко странным.

– А вы не составите мне компанию? – спрашиваю я.

– Я уже завтракала. Я чай с тобой попью. Да ты ешь, не смущайся, ешь!

– Ох, какие сырнички у вас замечательные, у меня бабушка точно такие же делала.

– Так я тебе ещё подложу. Ромочка тоже их обожает.

Ромочка… Так странно слышать о нём от другого человека, что он не Рыков, а Ромочка…

– А я знала, что ты мне понравишься. Не могла не понравиться, – продолжает улыбаться Татьяна Павловна.

– Спасибо, – я немного смущаюсь. – Вы мне тоже очень нравитесь.

– Да, я-то что, главное, чтобы у вас всё ладно было. Уж сколько я ему говорила, не дело это взрослому мужчине и одному всё время. Дочь выросла, постоянной заботы не требует, ну а без жены как? А вы уже заявление подали?

Я не сразу соображаю, что она имеет в виду. Заявление в ЗАГС. Лицо заливает краска. Как ей сказать, что на сегодняшний день наши отношения дошли пока до двух раз занятий любовью…

– Нет, – мотаю я головой.

– Нет? Ну и ладно, какие ваши годы, – бодро говорит она, но я понимаю, что страшно разочаровала её своим ответом. – Я тогда тебя в гостевой комнате размещу, раз вы ещё не жених и невеста.

Она грустно вздыхает.

– Но ты не переживай, это я так, по своему разумению, а Ромочка, может, по-другому решит.

– Вы меня простите, пожалуйста, а кем вы приходитесь Роме? Вы его мама?

Она машет руками:

– Что ты, мамочка его в Балашихе живёт. Я здесь работаю. Давно уже. Как эта кикимора бросила его с ребёнком, так я здесь и приросла. Я и раньше работала, но с тех пор уже безвылазно здесь нахожусь. За Аринкой ходила, да и за Ромочкой тоже. Может, ещё детки будут.

Я снова краснею. Тонкий намёк на толстые обстоятельства, как бабушка говорила.

– Жена его, та ещё оторва. Исчезла, пропадала неизвестно где, а потом здравствуйте, вот и я.

– Что?

– Да, такой вот она человек. Ни стыда, ни совести. Захотела ушла, захотела вернулась.

У меня внезапно земля уходит из-под ног. Как это вернулась?! Это что, шутка такая?! Или я что-то не поняла? Такое чувство, будто кто-то сжал шею и я не могу нормально дышать. В голове набирает обороты маятник, делая редкие махи, сопровождаемые низким гудящим звуком.

– Подождите… Она что, нашлась?

Глаза Татьяны Павловны делаются испуганными, словно она сболтнула что-то лишнее и поняла это.

– Да вы не волнуйтесь, я знаю про первую жену, – говорю я, как можно мягче, – так что всё нормально, вы не выдали никакой тайны.

– Да что ты, что ты, Дашенька, какие тайны! Разве я могу знать какие-то тайны? Я ведь только мою да убираю. И готовлю ещё. Ты доедай спокойно, а я пока побегу комнату твою проверю. Ничего не убирай. Оставь всё, как есть.

Да какое доедай? Меня аж в жар бросает. Что я здесь вообще делаю, если в любой момент сюда может войти его жена?!

8. Тени прошлого

Да нет, быть этого не может. Напутала что-то Татьяна Павловна и сама перепугалась, и меня напугала. Блин, эти жёны уже начинают доставать. Ты их в дверь, они в окно, надо уже все их скелеты получше запереть по шкафам, чтобы больше не выглядывали.

Сама не знаю, с чего я так разволновалась. Ведь глупость же. Я встаю из-за стола и, немного повозившись с краном, мою тарелку и чашку. Ладно, где моя комната? Вообще-то, я не думала, что меня поселят отдельно, но ладно… Может быть, так даже лучше…

Я прохожу через холл и оказываюсь в огромном зале с бассейном. Здесь большие окна, через которые открывается чудесный вид на сад и долину, лежащую в далеке в окружении сосняка. Место для дома выбрано идеально.

Я стою и смотрю в окно, но мысли снова возвращаются к Ирине Рыковой… Вот же таинственная незнакомка…

– Любуешься? – раздаётся голос Татьяны Павловны.

Я оборачиваюсь.

– Да. Красиво у вас тут.

– Это точно. Пойдём, я твою комнату покажу.

Мы поднимаемся на второй этаж.

– Здесь спальня Ромочки, там его кабинет и комнаты Аринушки, – объясняет Татьяна Павловна. – А вот эта твоя. Заходи.

Мы входим в довольно просторную и светлую спальню. Лишь бы её с Ирочкой делить не пришлось. Тьфу… Комната обставлена, как гостиничный номер и выглядит симпатично.

– Тут у тебя своя ванная, – говорит Татьяна Павловна, открывая дверь и щёлкая выключателем. – Гляди, вот халат, купальник абсолютно новый в упаковке, если захочешь поплавать. В общем, обживайся и делай что хочешь. Я буду на кухне. Если понадоблюсь, зови.

Она убегает, а я решаю выбросить из головы Ирину. Вот приедет Рыков, тогда и спрошу… Я звоню Лидии Антоновне, узнать, как бабушка. Там всё в порядке. Ну хоть что-то… Решаю поплавать. Купальник, на удивление, приходится впору. Я достаю из шкафа шлёпанцы и халат и иду к бассейну.

Какое удовольствие оказаться в воде. Я сбрасываю всё напряжение, накопившиеся за последнее время. Плыву, и неприятные мысли отступают, отдавая место спокойствию и умиротворению. Голова прочищается. Вот всегда бы так.

Мне становится хорошо, и я погружаюсь в себя, отсекая внешний мир. Поэтому шумный всплеск, раздающийся вдруг рядом со мной, выводит меня из равновесия и заставляет недоуменно озираться. Я становлюсь на дно и протираю ладонями лицо.

– Ах вот ты где!!! – весело кричит Роман и плывёт ко мне.

Не часто увидишь его в хорошем настроении. Он пересекает бассейн в несколько размашистых движений и обхватывает меня руками. Крепко прижимает к себе, пытаясь поцеловать, но я отстраняюсь, выворачиваюсь из его объятий и шутливо хмурю брови.

– Что не так, чего ты? – спрашивает он.

– И правда, а что собственно не так? Давайте плавать и плескаться втроём. Где там твоя первая?

– Чего?

Он смотрит на меня, явно не понимая, о чём я говорю.

– Я бы хотела кое-что уточнить про твою жену.

– Бля-я-я-я…Опять про жену? Что на этот раз? Сойка на хвосте новость принесла?

– Ты уверен что она не вернулась после пятнадцатилетнего отсутствия?

– Ты прикалываешься что ли?

– А, увиливаешь от прямого ответа? Так она что, вернулась?

Я говорю вроде как шуткой, но смотрю прямо в глаза.

– Да с какого хера?! Я тебе сейчас, паспорт покажу и её свидетельство о смерти.

– Да или нет?

Он в сердцах бьёт ладонью по воде и окатывает меня брызгами.

– Ах ты!

Я тоже брызгаю на него. Это я ещё с детства отлично умею. Роман снова захватывает меня в свои объятия, а я брыкаюсь и мотаю головой, как свежепойманная рыбина, этакая огромная горбуша.

– Так да или нет? – повторяю я.

– Нет, конечно! Что тебе опять в голову взбрело?!

Я коротко пересказываю свой разговор с Татьяной Павловной.

– И вот из-за этого шухер? Серьёзно?! Просто Татьяна имеет категорический запрет обсуждать с кем бы то ни было вопросы семьи. Тебя она похоже включила в ближний круг, а потом чего-то испугалась. Нет, это всё та же давняя история. Просто запомни, всё давно в прошлом! Ирина была той ещё сукой! Она и раньше уходила не сказав ни слова, а потом, когда деньги заканчивались, возвращалась.

– И что, ты её…прощал?

– Нет, просто разрешал ей вернуться. Дважды. Семьи у нас уже не было, так что прощением это нельзя назвать. Но я думал, для дочери так будет лучше. Ошибался, конечно… Арина тяжело воспринимала её исчезновения. Тогда я сказал, что если она снова решит уйти, то уже не вернётся. Поэтому, когда она опять исчезла, я долгое время её не искал… Короче, она больше не возвращалась. И если ты и дальше будешь ревновать к теням из прошлого, ни к чему хорошему это не приведёт.

Он смотрит мне в глаза.

– Ты поняла?!

– Ну так… вроде…

– Тогда иди сюда.

Он прижимает меня к своей груди, и вместе с облегчением и радостью, от того что мои опасения оказались напрасными, я чувствую яркое возбуждение. Его мокрая кожа, натренированное мускулистое тело и жар, с которым он меня обнимает, заставляют живот почувствовать тянущую сладость. Мы целуемся, я чувствую его вкус вместе со вкусом воды, а ещё волнение, и желание, и дрожь…

– Сейчас нам с тобой придётся уехать, – шепчет Роман мне на ухо. – Но когда вернёмся, немедленно продолжим, и тогда тебя уже ничто не спасёт, и я вдоволь наслажусь твоим телом. Думаю, даже, несколько раз. Да, точно, не меньше трёх или даже четырёх.

– Нам уже пора? – спрашиваю я с сожалением.

– Да.

– И во сколько будет это судьбоносное совещание?

– Его перенесли на завтра.

– Перенесли? Так зачем тогда ехать?

– Чтобы пообедать с Протоковым. Поговорив с ним до совещания, мы значительно облегчим себе задачу.

– Ладно, – делаю я вид, что ни капли не разочарована. – А вечернее мероприятие?

– А вот его придётся посетить. Но не переживай, тебе понравится.

– Посмотрим. И как мне одеваться?

– Надевай деловое платье, разумеется. А розовое возьмём с собой. Подгорный сумел забронировать тебе время в самом крутом салоне красоты. Туда очередь на несколько месяцев вперёд расписана. Они тебе сделают всё что захочешь. Я не знаю, как это всё называется, но, я так понял, причёска и макияж – это самое малое из всего, что тебе там устроят. И платье наденут и коготки подпилят. Ну, в общем…

– Ого, я может и уходить от них не захочу.

– Тогда я применю к тебе мягкую силу своего убеждения, и ты не устоишь.

– Я и сейчас бы не устояла, хотя в данный момент твоя сила очень даже твёрдая.

Его возбуждённый член всё это время упирается в меня и игнорировать его у меня не получается. Роман приподнимает меня за попу, я обвиваю его ногами, и обнимаю за шею. Мы снова целуемся.

– Розовое, ты уверен? – спрашиваю я, когда он отрывается от меня.

– Ты про что?

– Про платье. Точно уверен?

– Да, а что с ним не так?

– Когда ты меня в нём увидел, мне показалось, что ты меня разорвёшь на куски.

– Просто ты была так прекрасна, что я не смог бы это выдержать. Кстати, туфли ты привезла?

– Те, что ты в прошлый раз купил? Их больше нет.

– Как это?

– Когда от Лозмана бежала, потеряла.

– Ну что за подлый человек этот Лозман! До сих пор одни неприятности от него.

* * *

Когда мы подъезжаем к ресторану, у Романа звонит телефон.

– Отменил встречу, – говорит он, закончив разговор. – Протоков. Сказал, не может. Договорились пересечься вечером, на этом балу благотворительном. Вот же он мутный тип. Там вопрос-то за пять минут закрыть можно, а он всё крутит, крутит…

– Я правильно понимаю, что весь сыр-бор из-за того, что Протоков боится лишиться отчислений от компании, перешедшей к тебе от Сурганова?

– Да, в общих чертах. Но знаешь что, давай мы сейчас не будем говорить о делах. У нас найдутся темы поинтересней, к тому же здесь так вкусно, ты даже не представляешь.