Оберег из Сычигорья

Сергей Фрейнд

Оберег из Сычигорья

Пролог

– Мама, а почему у дяденьки красные ногти?

Мальчик показал на руки сидевшего напротив мужчины. Небольшой парусный баркас шёл через озеро к соседнему баронству. Два десятка человек тревожно смотрели на приближающиеся тучи.

– Потому, что дяденька красного рода, – ответила мама.

– А что это?

– Ты чего, малец, вчера родился? – нервно засмеялся мужчина с красными ногтями, посмотрел на тучи и решил, что пронесёт. – Мамаш, вы откуда такие?

Женщина засмущалась и погладила худого сына по голове. Мальчик испуганно прижался к холщовой накидке матери.

– Мы уединённо живем. Он, кроме зелёных, других не видел.

– Сколько ему?

– Семь.

– Выглядит на три, – мужчина сунул руку за пазуху и вынул сухарь. – Держи, малец, поешь.

– Семь лет и такой хиляк! – загундосила старуха с голубыми глазами. – Дай-ка, покажу!

Она отобрала сухарь, достала из голенища нож и обратилась к присутствующим.

– Есть наши?

Двадцать минут назад баркас весело переговаривался и спорил. Посадский люд, едущий в соседнее баронство, радовался долгожданному отплытию. Но внезапные тучи омрачили настроение. Люди притихли. Штормы на озере были редки, но опасны. Налетит так, что не выплывешь. Никакие родовые силы не помогут. Наивный вопрос мальчика вывел публику из напряжения. Люди отвлеклись, лишь бы не думать о тучах.

С разных концов палубы встало четыре человека. У всех были голубые глаза. Бугай с помятым лицом, две женщины-торговки и однорукий мужик. Каждый держал по два-три предмета. Ремень, точильный камень, гребешок и прочие разномастные и разновесные предметы.

– Хоп! – крикнула старуха и кинула нож в сторону бугая.

Тот мигом швырнул камень в женщину, шляпу в однорукого и ловко перехватил старухин нож. Моментальное движение рукой и нож полетел обратно. Вся пятёрка стала быстро жонглировать предметами. Они летали через палубу с разной скоростью, но все голубоглазые ловко ловили их и перебрасывали дальше. Однорукий не отставал, пару раз демонстративно зевнув.

– Что, малец, понравилось? – закончила старуха и протянула мальчику сухарь.

Пацан ничего не ответил, но по широко открытому рту все догадались, что парень впечатлился. Он взял сухарь, продолжая пялится на старуху.

– В Сычигорье четыре рода. Мать твоя из зелёных, у неё зелёные глаза. Это значит, что когда наступает зелёный день, мама не устаёт. Замечал поди?

Мальчик кивнул.

– У меня голубые глаза. Мы принадлежим к синему роду. Наша родовая сила – ловкость. Сегодня синий день…

– Почему? – перебил мальчик.

– Что значит почему? Что за дурацкий вопрос?

– Хороший вопрос, чего возмущаешься? – вмешался мужчина с красными ногтями. – Правильно спрашиваешь. Никто не знает почему. Никто не знает как появляются родовые дни, как они чередуются. Если с восходом солнца твоя родовая сила заработала, значит, твой день. Сегодня синий день. Вон, видел, как синие ловко жонглировали? Они и прыгают высоко.

Старуха кивнула и подпрыгнула, легко повиснув на верхушке мачты.

– Хватит вам! – крикнул капитан. – Не видите, что ли?

Капитан показал красным ногтем в сторону тучи. Старуха спрыгнула вниз. Помолчав немного, она тихо продолжила.

– У зелёных зелёные глаза и выносливость в свой родовой день. Они не устают. И раны быстро заживают. Тут уже от человека зависит, но я сама видела, как пастуху бык переломал обе ноги. Вот так, – старуха согнула руку и пацан вздрогнул. – И чего? Через час пастух уже бегал! Заросло без царапинки. Повезло, что бык напал в зелёный день. А если бы…

Сверкнула молния и тут же ударил гром. Люди охнули. Баркас усиленно плыл к берегу, оставляя надежды на спасение. Все слушали монотонный рассказ старухи, цепляясь за рассказ о жизни на суше. Ещё недавно посадский люд проклинал капитана за опоздание, а теперь жаждал, чтобы он быстрей причалил к берегу.

– Я из синих. У меня голубые глаза и ловкость. Сам видел, на что способна в синий день. У скотника, – показала старуха на мужчину, – красные ногти. В родовой день у них возрастает сила. Скотник может поднять лодку со всеми нами и не крякнет.

– Правда, – кивнул мужчина с красными ногтями.

– Много-много лет назад в Сычигорье появились ворожба. Как появилась? Кто занёс? Никто не знает. Но с тех пор четыре элемента позволили людям создавать заклинания. Магию-то видел?

Мальчик радостно кивнул.

– Два раза!

– Да, ворожба дело дорогое, – усмехнулась старуха. – А ещё через много-много лет появились четыре рода. Красные, зелёные, синие и белые.

– А я зелёный, как мама?

– У тебя же не зелёные глаза. Сам решишь. Дети до шестнадцати не имеют родовых сил. В шестнадцать выбирают, к какому роду они хотят принадлежать. Тогда и появляется родовая метка.

– А зачем?

– Зачем род выбирать? Как зачем? – удивилась старуха. – Не видел, что ли? Это же здорово! Или ловкость, или сила, или выносливость. Знаешь, как в хозяйстве помогает? Или белые. Вон, видишь, у них белые волосы? Люди этого рода…

– Волна!

Крик капитана прервал старуху. Кто поопытней схватились за скамейки. Мальчик по испугу вцепился в маму, мама по незнанию прижалась к сыну. Волна ударила, баркас подскочил и тех, кто не держался подбросило вверх.

– Дура! Смоет же! – крикнул скотник, приземлившимся соседям. – Держись сильней и выживешь. Пацан, а ты под лавку лезь. Что за слабые руки у тебя? Совсем заморыш.

Мальчик спрятался внизу, мама ухватилась за скамейку. Следующие несколько волн были слабее. Баркас пережил первую атаку.

– Хорошо тем, у кого есть оберег, – мечтательно произнесла старуха.

– Начались сказки.

– А ты не знаешь, так не ворчи! – обиделась бабка и заговорила нарочно громче. – Есть в Сычигорье обереги, которые защищают своего владельца.

– Враньё.

– Дурак! – крикнула старуха однорукому. – Был бы у тебя оберег, не потерял бы руку. Не слушай их, мальчик. Они просто завидуют. Точно говорю, есть в Сычигорье обереги. Носишь с собой, и никакая опасность тебе не грозит.

– А как они выглядят?

– По-разному. Или камешек красивый, или ленточка, или веточка резная.

– Веточка у ней резная. Чего ты мелешь? Чего мелешь? – рассердился скотник.

Она даже на мгновение поднялся, но посмотрев на тучи, сел обратно и схватился за скамью.

– Ты хотя бы один оберег видела?

– Я?

– Ты, ты!

Старуха замялась, почмокала губами и пискнула.

– Видела!

– Тьфу! И врать-то не умеешь, – мужик с красными ногтями обратился к мальчику. – Ерунда всё это. Не может никакая деревяшка спасти хозяина в королевский день, когда магия запрещена. Только заступится оберег ворожбой, король тут же узнает и всё – нет ни оберега, ни хозяина! А? Что на это скажешь?

Старуха молчала.

– То-то же! И потом, какая польза от куска дерева? Грабят нас сторонщики. Как избавляемся? Правильно! Барон с воеводой напускают на них войско. Шмяк, и нет сторонщиков. А оберег твой что? Как он на разбойников пойдёт-то? Пока не нападут, он бесполезен. Нам нужно не ждать, а направлять руку правосудия на осиное гнездо, в котором…

Скотник не успел договорить. Очередная волна ударила о баркас. Люди удержались, но в этот раз волна проникла на палубу и всей мощью ударила по ближним скамейкам. Мальчика прижало к доскам, скотника со старухой прибило к матче, а женщине не повезло. Маму мальчика подхватило и вышвырнуло за борт.

– Мама!

– Сиди, дурак!

Скотник схватил пацана и не дал тому кинуться к борту. Матери не поможет, а сам погибнет. Волны лупили по баркасу, люди крепко держались, мечтая о береге. Паренёк тихонько хныкал, спрятанный под лавку твердой рукой с красными ногтями.

Через четверть часа удары прекратились, шторм затихал. Кажется, пронесло. Небо ещё чернело, но баркас уверенно шёл к спасительному берегу.

Поняв, что опасность миновала, каждый подумал о смытой за борт женщине. Жалости никто не испытывал, в Сычигорье это не принято. Посадский люд воспринимал погибшую, как жертву. Озеро забрало и успокоилось.

– Белые есть? – крикнул кто-то с мостика.

– А смысл? – ответила юноша с белыми волосами. – Сегодня не наш день.

Люди всматривались в воду, стараясь разглядеть смытую женщину. Помня о жертве, её вряд ли стали бы спасать, однако приличия соблюли.

– Видишь, внучок, – утешала мальчика старуха, – как вышло-то. Не повезло тебе. Был бы белый день, нашли бы. А сейчас они бессильны. Или оберег. Он бы тоже спас твою маму.

Баркас причаливал к соседнему баронству, потеряв по пути немного товара и молодую женщину, оставившую семилетнего мальчика сиротой.

Глава 1

– Насаждение культа силы ведёт Сычигорье к вымиранию. Ворожба в руках глупцов, поклоняющихся аморальным игрищам, только ускоряет терминальную стадию. А ведь когда-то в магических знаниях наши предки видели спасение. Надежду на очищение общества от дикости. Что в итоге? – мужчина в дорогой тунике и белыми волосами отпил из кружки и наигранно улыбнулся собеседнику. – Я делаю вид, что беседую. Хотя заворожил тебя твоим же собственным зельем, приготовленным для моего убийства.

Беловолосый мужчина и голубоглазый крепыш сидели за столиком посреди широкой улицы. Люди толпились вдоль главной дороги города, наблюдая за многочисленными столами. Разгорячённая ожиданием толпа высмеивала участников, бодрила знакомых и поголовно делала ставки. Бойкие мужички носились вдоль рядов, принимая деньги.

– Ты оказался прав, – мужчина в тунике продолжил монолог. – Я тот, кого вы искали. Я угроза вашей власти. Но не надейся, паралич не спадёт. Твои испуганные голубые глаза больше не увидят Сычигорья, – мужчина тяжело вздохнул. – Счастливчик.

Крепыш попытался посмотреть в сторону, но не смог. Зелье сработало, как и было обещано. Сначала моментальный ступор конечностей, потом фиксация зрачков на собеседнике. Через сутки ворожба спадёт, но времени у голубоглазого не было. Оставалась надеяться на чудо да злиться на собственную глупость. Обычная подмена тарелок. Надо же так оплошать!

– А теперь извини. Мне нужно подслушать, как твои главари будут действовать, если я выживу после ужина.

Мужчина по имени Тацит слегка повернул голову и стал прислушиваться к диалогу. Гул толпы и нервные смешки за соседними столиками не мешали Тациту. Его родовая сила была самой мощной в этом городе Сычигорья. Недооценка со стороны власти сначала спасла его от ворожбы приставленного к нему агента, поплатившегося за самоуверенность. Поленился выяснить родовую силу, и Тацит моментально учуял посторонний запах в тарелке с едой. А теперь родовой талант поможет узнать планы воеводы.

– Я его не вижу. Слишком много столиков сегодня.

– Не волнуйтесь, всё под контролем. Наш человек чрезвычайно опытен. Если решит, что Тацит опасен, то устранит тихо, подстроив под несчастный случай. Ужин храбрецов подходящее событие.

– А если Тацит захочет поговорить с нами? А если это вообще не он?

– Уважаемый воевода, вы же знаете агента. Решится на уничтожение только в крайнем случае. А пока мужчина по-прежнему знатный гость города, приехавший по своим делам.

Тацит Волиус Штамм слегка кивнул, удовлетворённый услышанным. Красивый мужчина средних лет привычно подслушивал планы своего убийства. Серьёзный взгляд, немного морщин и белые волосы, как метка принадлежности к белом роду. Тацит блистал дорогой туникой и уверенностью. Высокая стоимость одежды, как обязательное приветствие при общении с городской знатью, и прямой взгляд, закалённый в опасных путешествиях. Правда, характер мужчины тушил лоск. На одежде не было дорогих украшений, а на пальцах отсутствовали кольца. Роскошь тяготила Тацита, напоминая о голодном детстве. Мальчишкой он лопнул бы от злости, узнав, сколько еды можно накупить за стоимость одной лишь пуговицы с его туники. Но дело Тацита, ради которого его в очередной раз хотели убить, заставляло мужчину мириться с вынужденным показным богатством.

Пока всё шло по плану. Неприятно, что подозревают, но у воеводы есть сомнения. А единственный человек, кто раскусил Тацита, закаменел от собственного зелья. Мужчина первым из присутствующих уловил топот копыт и продолжил подслушивание.

– Сообщи стражникам у ворот, чтобы не выпускали белых из города. Скажи, недельная мера безопасности.

– Думаете, сбежит?

– Нет. Мне нужно знать, куда он сунется, если закроем выход.

«А вот это плохо. Нужно уходить, пока не перекрыли», – подумал Тацит, усилив чувства. Мужчина закрыл глаза и задержал дыхание. Гул толпы нарастал, теперь и остальные люди услышали топот приближающихся копыт. Спорщики за столами заулыбались чаще, кульминация близилась.

– Не жди месива. Если не погибнет, то затеряется в толпе. Иди, закрывай город для белых.

Тацит услышал, как человек воеводы стал удаляться. Ещё пару шагов и стражник бы скрылся, но Тацит успел настроиться на дыхание помощника. Теперь его можно будет отследить в любой толпе.

– Пора заканчивать, – Тацит открыл глаза.

Мужчина посмотрел в сторону трибуны, разговор на которой он только что подслушивал. Трибуна располагалось на другом конце улицы, но благодаря родовому таланту белых, Тацит мог кратно усиливать органы чувств. В то время, когда другие люди видели лишь маленькие силуэты властителей, мужчина различал каждую морщинку на их лицах, мог подслушать любой разговор и чувствовал аромат духов и запах пота.

По давней привычке Волиус Штамм перед уходом оценил обстановку. Быстрые движения глаз и настройка слуха под каждый голос. Нет, никто из представителей его рода не подслушивал. Во-первых, дар усиления такой силы, как у Тацита, редкость для здешнего города. Во-вторых, люди заняты ужином храбрецов.

Ужин храбрецов. Одно из многочисленных игрищ Сычигорья. Вдоль главной улицы выставляли вереницу столиков. За каждый садилось по два человека. Спорщики выкладывали на стол деньги, заказывали ужин и приступали к трапезе. С посадских полей в город гнали стадо голодных быков, копьями и кнутами доводя животных до бешенства. Быки выбегали на центральную улицу и крушили едоков. Задача спорщиков состояла в том, чтобы последними встать из-за стола. Кто первым струсит, тот терял деньги. Победитель забирал выигрыш себе. Сложность состояла в упорстве горожан. Многие ждали до последнего и победитель просто не успевал схватить деньги. Быки разносили столы, монеты падали на землю и доставались трактирщикам, в качестве уплаты за ужин. Люди гибли десятками, чем привлекали внимание горожан и посадских. А возможность поставить деньги возводила любые игрища в культ.

– Поздравляю, дорогой друг, вы выиграли, – Тацит встал. – Я первый покидаю стол. Жаль, что монеты достанутся не вам.

Толпа забурлила. За соседними столиками тоже поднимались проигравшие. В отличие от Тацита никуда не спешащие, а просто испугавшиеся. Толпа высмеивала их, кричала проклятья или радовалась выигрышной ставке. Быки неслись к повороту на главную улицу.

Зная, что скоро начнётся вакханалия, Штамм настроился на дыхание стражника и не спеша двинулся в сторону бокового выхода из города. Человек воеводы сначала дождётся прогона быков через главные ворота, потом отдаст приказ о закрытии, а лишь затем доберётся до бокового выхода. Времени должно хватить, незачем привлекать внимание излишней суматохой.

Тацит завернул в переулок и услышал, как быки врезались в первые столики. Крики покалеченных людей тонули в общем ликовании. Зрелище, как обычно, удалось.

– Зачем тебе столько, старая? Не поможет уже ничего такой морщинистой харе!

Двое охранников дружно загоготали. Перед боковыми воротами Тацит наткнулся на преграду. Любые игрища вызывали в баронствах Сычигорья массовый ажиотаж. Люди стекались в город со всех окрестностей, забывая на неделю или вечер, как в случае с ужином храбрецов, обо всём на свете. Бережно пересчитывали монеты, изучали участников и делали ставки. В том числе и стражники. Поэтому охранять вход в город во время прогона быков считалось среди бойцов наказанием. Ладно ещё главные ворота, можно насладиться видом разъярённых животных. Но сторожить пустоту лишившись развлечения – истинная мука. Поэтому парочка стражников сначала грустно молчала, изучая дорожную пыль, а увидев старуху, обрадовалась. Решили издёвками выплеснуть досаду от дурацкого дежурства.

– О, какие шикарные! – вскрикнул тот, что постарше, достав из телеги сапоги. – Любовнику везёшь?

– Да чтоб тебя понос пробрал, – ворчала в ответ женщина.

– Ха-ха-ха!

Старуха не злилась и понимала стражников. Она сама хотела поучаствовать ставочкой в любимых игрищах, но пропила все деньги ещё вчерашним вечером. Хорошо, что товары закупила заранее. Теперь нужно вытерпеть издёвки и отвезти заказы в родной посад.

За телегой старухи стояла колымага водовоза. Слабоумный юноша курсировал по знакомому маршруту. Тацит знал, что после старухи будут обязательные насмешки над водовозом, мычанием и растерянной улыбкой всегда веселившего стражников. Дело дрянь.

Тацит посмотрел на солнце и убедился, что оно почти зашло. Пользуясь оставшимися мгновениями, мужчина ещё раз настроился на человека воеводы. Быки выбежали из города, унеся десяток жизней. Приказ о закрытии выхода для белых был отдан. Теперь человек воеводы приближался к боковым воротам. Через три улицы он повернёт и увидит стражников, повозки и Тацита. Вот человек остановил лошадь. Тацит собрался подслушать диалог, но не успел. Солнце коснулось горизонта, день закончился. Родовая сила больше не действовала. Слух, зрение и обоняние Тацита Волиуса Штамма вернулось к обычному состоянию.

– Хомуты-то тебе зачем? Такую клячу, как ты уже не запряжешь.

– Головёшку тебе в ухо, злыдень.

Стражники продолжали веселиться, дурачок улыбался. Пора действовать. Тацит обогнул водовоза и направился в сторону выхода. Часть людей охрана не останавливала и пропускала кивком. Тацит уже жалел, что не пошёл раньше. Досмотр не занял бы много времени, мужчина был налегке. Но мысли о деле отвлекли Тацита, теперь придётся надеяться на безразличие стражников или скорость собственного бега.

Не спеша пройдя телегу старухи, Тацит подумал, что дело сделано, но услышал голос:

– Эй, уважаемый! Остановитесь.

Старший воин с красными ногтями и сам не объяснил бы причину остановки знатного человека. Возможно, отсутствие лошади или кареты, возможно, сам факт нахождения у ворот в момент чествования храбрецов, а скорее, по интуиции, основанной на опыте, воин решил окликнуть Тацита. Волиус Штамм подумал о бегстве, зная, что в драке с двумя подготовленными бойцами он проиграет, как вдруг обнаружил помощь. На городской стене крупными буквами кто-то написал: «Красный стражник с большим пузом боится заболеть. Кашляйте!»

Неделю назад подсказки ещё не было. Значит, грамотный человек заметил особенность охранника и решил помочь избранным. Умение читать и писать было привилегией для жителей Сычигорья. Разрешение на обучение грамотности выдавалось не всем, а самоучки жёстко наказывались. Поэтому мазня на стене не привлекла внимания ни охранников, ни их руководителей. Даже местный воевода не умел читать.

Тацит закашлял что есть мочи и обернулся.

– Что, прост… – опять кашель. – Что, простите?

Стражник с красными ногтями моментально отпрыгнул в сторону, чем вызвал приступ хохота у напарника. Ни один житель Сычигорья не мог умереть от болезни до наступления шестидесяти четырёх лет. Только через убийство, ворожбу или несчастный случай. А после достижения заветного возраста местный люд мог заразиться и умереть. Случалось это не часто, но страхи иррациональны. Стражнику с пузом на прошлой неделе пошёл шестьдесят пятый год. В отличие от старухи и большинства сверстников, храбрый воин, закалённый в битвах, до ужаса боялся подцепить простуду. Это вызывало хохот сослуживцев и помогло Тациту.

– Вон! Вон отсюда! – заорал стражник и отбежал в сторону.

Напарник продолжал смеяться, дурачок-водовоз улыбался, старуха отомщённо наслаждалась. Тацит не стал противиться шансу и спокойно вышел из города. В лесном схроне оседлал коня, оставленного накануне, и отправился в путь. Тацит не нашёл в городе то, что искал. Оставалось ждать информации от связного и вызова на дело.

– Опять ты со своими глупостями. Вы что, сговорились? Я же занят важными делами!

В просторном зале стоял голый мужчина. Толстое тело с жировыми складками и зелёные глаза, как принадлежность к зелёному роду. На массивной шее ожерелье, шириной в два пальца. Завороженная верёвка серого цвета, сделанная из королевских нитей, переплеталась с хвоинками, скреплёнными особой варкой. Нити мерцали, хвоя, отражая свет, переливалась. Ожерелье торжественно вручалось каждому барону, как знак милости короля и его согласия с выбором старейшин. Бароны носили ожерелья не снимая, демонстрируя статус. Серый мерцающий цвет от верёвки олицетворял делегированную власть короля, а хвоя была одним из четырёх магических элементов Сычигорья.

Барон Зелёной долины Бадьяр Широкий собирался в наступивший королевский день принять, как он выражался, «водицу и девицу», но внезапный порыв во время завтрака заставил барона скорректировать планы. Он позвал казнахрона Мортуса и заявил, что не собирается придаваться сладострастию. На этих словах барон поднял палец вверх и, сделав многозначительную паузу, добавил: «…без пользы дела». Поэтому Бадьяр Широкий приказал привести к нему во время купания двух случайных жителей города, чтобы те поведали королевскому наместнику о своих горестях. Казнахрон Мортус попытался отговорить Бадьяра, сетуя на то, что не баронское это дело принимать челядь во время столь интимной процедуры, но раззадоренный порывом Бадьяр только наорал на всех и перенёс «принятие купальни, девицы и моих верных подданных» на час позже.

И вот голый барон стоял рядом с большим чаном воды в окружении слуг и местной знати. На купании присутствовала почти вся верхушка города. В первую очередь, властная четвёрка. Четыре представителя каждого рода, занимающие управленческие посты города. Упомянутый казнахрон Мортус белого рода. Воевода Гидон, по прозвищу Навылет. Зельевариус и народница.

Кроме них в зале толпились четыре десятка самых богатых и влиятельных лиц города. Приглашения получили не все. Барон часто капризничал и обижался. Под обидой подразумевалось двух-, трёхнедельное отстранение «от тела королевского наместника». Причины обид за многие годы правления Бадьяра Широкого никто уловить не смог, но знать привыкла. Обиды всегда проходили и барон снова был приветлив.

Королевский день, так хорошо начинавшийся, испортил воевода. Гидон решил доложить о загадочных убийствах, чем привёл барона в раздражение. Любые, не идущие по его плану события, Бадьяр приписывал к глупостям. Поэтому он быстро пресёк доклад воеводы.

– Ради вас же стараюсь, – барон расставил локти и слуги, подхватив правителя, аккуратно, хоть и с большим трудом опустили того в широкий деревянный чан. – Другие пятнадцать баронов Сычигорья купаются в одиночестве. А я совмещаю заботу о теле вашего покровителя с заботой о простых людях. Не портите мне день, воевода Гидон. После, после разберёмся.

Бадьяр непроизвольно выпустил газы, на поверхности воды появились пузырьки и наложница барона, стоявшая рядом, захихикала.

– Ах ты моя хохотунья!

Барон тоже засмеялся, потрогал Эльзу Ветер за голую грудь и снова повеселел. После чего поднял руку и торжественно произнёс.

– Присовокупитесь!

Вынесли стулья и лохани. Расставив их по периметру помещения, слуги наполнили лохани водой и жестами пригласили знать. Толпа облегчённо засуетилась. Потирая уставшие от долгого стояния ноги, богачи города с удовольствием сняли обувь, уселись и опустили ступни в воду. Слуги, съёжившись в поклоне, просеменили к чану барона и замерли, выставив на вытянутых руках кружки. Бадьяр кивнул, слуги зачерпнули воду из чана и отнесли обратно. Добавляя воду, слуги произносили: «Милостью королевского наместника прими благодать и будь предан». «С покорностью принимаю и буду предан», – отвечала знать и кланялась. По окончании присовокупления перед бароном сидели преданные подданные. Большинство мужчин и несколько женщин. Властная четвёрка стояла рядом с чаном.

– Вводите, что ли, – почему-то обиженно промямлил Бадьяр и шлёпнул ладонью по воде.

Эльза опять засмеялась и барон тут же повеселел.

– Чего надулся, храбрый воин? – обратился Бадьяр к Гидону. – Сказано тебе, что сначала беды горожан, а потом уж твои заботы.

Воевода, по прозвищу Навылет, замешкался. Могучий воин, прошедший десяток войн, не любил, когда его не слушали. Однако на два управленческих поста из четырёх назначение делал именно барон. И барон же в любой момент мог снять воеводу и казнахрона. Над зельевариусом и народницей Бадьяр прямой власти не имел, поэтому разговаривал более почтительно. Но на Гидоне с Мортусом отыгрывался. Приходилось терпеть.