Магические Перпендикуляры 4. Занят войной и любовью

– Вашброть! – умоляюще зашипел Корягин. – Дозвольте…

– Лежать! – шикнул на него я, и пальнул второй раз.

В это время бабахнула первая граната.

Ого! Как проняло! Аж притормозили.

– Огонь! – крикнул я, и тут же раздались две очереди.

Предполагалось, что Кондрат займётся теми, кто ближе, а припозднившиеся достанутся Титу, потому как у него пулемёт помощнее, ну, и подальнобойней, но сейчас они оба поливали свинцом передний (ближний к нам) край. И надо сказать, хорошо так поливали. Всадники превращались в пешеходов, живые – в мёртвых, и всё это за какие-то секунды.

Я послал в гущу событий ещё две гранаты, а потом…

Блин! Ну, я тоже хотел пострелять, вот только противник наш оказался не столь отважен, как ожидалось: храбрые батыры бескрайних полей доблестно улепётывали, сверкая подковами своих скакунов.

Не-е-ет!!! Ну, я так не играю!

Со злости я выпустил им вслед весь рожок.

– Вашброть! – крикнул Кондрат. – У меня не стреляет.

Я взял его РПК и отстегнул бубен. Бывает так, что в горячке боя молодые солдатики забывают перезарядиться. Патроны в магазине закончились, а новый никто не ставит, вот автомат и не стреляет. Или, как у нас, пулемёт. Случается такое и у опытных бойцов, но это уж совсем редко. Так. Диск полный. Перезарядился. Передергиваю затвор… Ага! Вот вам и разгадка!

– Боец Шапошников! А патрон в патронник кто досылать будет? Господин поручик?

Я снова воткнул диск на место и, перезарядив, поставил на предохранитель:

– Прекратить огонь!

Пулемёт Корягина тоже замолчал. Я уже хотел было сказать, что это я не ему, но оказалось, что мой приказ тут совсем не при чём, просто у бойца закончились патроны в коробе. Неплохо отстрелялся.

Пока Тит вставлял новую ленту, Борислав Гаврилович развернул строй и уже повёл своих драгунов в атаку, догонять убегающих. На мой взгляд, напрасно, потому что сейчас они нам закроют наш сектор обстрела. Хотя… легкораненых стоит добить. Во избежание, так сказать… не лечить же их, в конце-то концов?! А спешенных, можно и в плен.

Из-за поднятой сотнями лошадиных копыт пыли я не мог видеть, что происходит возле реки у Дерюгина, поэтому прислушался.

Такое впечатление, что там стреляли все. На фоне беспорядочной стрельбы мушкетов, хорошо различались и пулемёты, и дробовики, и даже винтовки. Что же у них там за рубилово идёт?

В целом мы здесь свою миссию выполнили, и, теоретически, можем покинуть эту свою миссионерскую позицию. Вряд ли Усов сейчас на нас выведет вторую погоню. Там уже, по-моему, батыры для контратак поиссякли.

Подождём.

– Матвей! Чалый! – позвал я.

– Слушаю, Вашброть!

– Скажи-ка, братец, а овражек вот этот, он что, до самого посада идёт?

– Да почитай, что и так, – развёл руками тот.

Очень интересно.

– И что, получается, мы по нему сейчас можем тихо-тихо, незаметно для остальных дойти до самой линии нашей обороны?

Матвей почесал в затылке:

– До самой-то, навряд ли. Там за полверсты чесночком присыпано – наружу вылазить придётся.

Чесночком? Чеснок – это же от вампиров! Или я что-то путаю? На просьбу пояснить, Чалый откликнулся и коротко, хотя и очень даже подробно, просветил бестолкового пластуна. Оказывается чеснок – это не травянистая сельскохозяйственная культура из семейства огородно-грядочных, а такая хитрая железяка, которую как не кинь на землю, она всё равно одним шипом кверху торчать будет. Против конницы сильно помогает.

Тем временем стрельба возле реки начала стихать. Надеюсь, победили наши.

Так. А что там у Усова?

Насколько я мог разглядеть происходящее в бинокль, поле боя осталось за драгунами. В том смысле, что басмачи свинтили, а тех, кто по разным причинам подзадержался, сейчас обрабатывают… Опаньки! А чего это их там так много? Наших.

Это, наверное, вторая полурота к ним присоединилась.

– Матвей, дружище, метнись до капитана, спроси, мы ему ещё нужны, или можем уходить?

Чалый вскочил на коня и умчался.

Пользуясь минуткой передышки, начал всматриваться в левый фланг. А как не беспокоиться, там же мои люди? И мои пулемёты. Большая их часть. И лучшая, кстати.

Та-а-ак, вон люди с двустволками за спиной, а вон с пулемётами в руках… Блин! Не видно кто, где. Шесть, семь, восемь…

– Вашброть! – раздался голос Матвея. – Яво благороть господин капитан велит Вам ранитых добить.

– Чи-и-иво??? Усов мне велит? Охренел что ли? Ранитых сам, пускай, добивает!!!

– Вашброть, у ёво у самого поранитых хватат, вот он и хотел, чтоб, значится, Вы… Они пленных погонють, а Вы, значиться, поранитых кончите, – изложил мне суть положения дел Чалый, и от себя с нескрываемым восхищением добавил: – Уж больно оно ловко у Вас получатся!

Я прокашлялся и, стараясь говорить внятно и членораздельно, произнёс:

– Матвей! Передай его благородию капитану Усову Бориславу… Гавриловичу, что патроны мои слишком дорого казне обходятся, чтобы я ими кого-то там добивал. Так что, пускай, они там сами потрудятся. Сабли-то у них есть?

Вопрос был риторическим и ответа не требовал, но Чалый, похоже, принял его на свой счёт:

– Знамо дело, есть! Как не быть?!

– Вот пускай, и воспользуются! А я сейчас на левый фланг, посмотрю, как там мои люди справились. Ситный!!! По коням!

– Вашброть! – крикнул мне Чалый. – Вы эта… напрямки не езжайте! Тама того… местечко одно иметца…

– Что? Чесноком приправлено? – усмехнулся я.

– Точно так! Вы луччей вот тута, до самой засеки… а тама за ей уж и туды!

Ну, а чего? Всё понятно: «Тута до засеки, а за ей – туды!» Захочешь, не собьёшься. Я оглянулся. Вся моя команда уже сидела в сёдлах. Я перекинул АКС за спину и тоже прикинулся кавалеристом.

Что ж, значится, тута до засеки, а тама… а тама в распоряжение господина майора.

Глава пятнадцатая

– Ай да Кукушкин!!! – воскликнул Полозов, когда мы приблизились к башне. – Ай да молодец!!! Давай, поднимайся. Твои уже все здесь.

Опаньки! Мои уже все там?

На самом деле, конечно, не все. Возле башни столпилось немало народу, но своих я в толпе разглядел. Ни Данилыча, ни Трофима, ни Харитона среди них не было. Значит, это именно они, те самые «все», которые там, с майором.

Как только мы подъехали, внимание присутствующих обратилось на нас:

– А вона те, какие с Сявкиной канавки!

– Ты поглянь, и у йих пулестрелы!

– Ну-к, покаж, чаво там за чудо!

Я спрыгнул на землю и первым же пинком выбил из головы у одного из местных мысль о возможности рассмотреть «скорострел» Шапошникова в собственных руках. По рядам прошёлся недовольный шёпоток.

– А ну, не балуй! – прикрикнул Ситный. – Он тя враз зашибёт!

– Кто старший? – грозно выкрикнул я.

– Ну, я, – шагнул вперёд недовольный сержант.

– Почему не на позициях? Что, война уже закончилась? Никто не нападёт?

– Вашброть, – услышал я голос Русанова. – Им их высокобродие тут велели обождать.

Резерв? Понятно. Я обвёл всех недобрым взглядом. Похоже, что слова «вашброть» и «враз зашибёт» свою роль сыграли, потому что солдатики малость назад подались.

– Корягин, Шапошников! За мной! Ситный, вы пока здесь побудьте. Заодно служивым про военную тайну напомните. И ЧТОБ НИКТО НИЧЕГО ТУТ НЕ ТРОГАЛ!!!

Я дождался, пока Тит с Кондратом спешатся, и мы двинули по лестнице на верхний ярус острожной башни.

Все трое левофланговых пулемётчиков были уже здесь. Тут же находился комендант острога и пятеро его подчинённых. Их я легко опознал по незнакомым рожам и поношенным мундирам. Что поделать, чем дальше от центра, тем хуже снабжение. Так ведь это везде так. Отправленные сюда Бабкин, Горшенев и… этот… Блин! Степан! Который на марш-броске рупь хотел выйграть, тоже были здесь. Степан снайперам запасные магазины снаряжал, а то у них и без того дел по горло.

– Ну, молодец! Прямо слов нет, какой молодец! – восхищался Полозов. – Я ведь, брат, и не слышал про такие-то, – он показал на пулемёт в руках Данилыча.

Я принял строевую стойку, чтобы по всей форме, ну, или как получится, произвести доклад о выполнении боевой задачи:

– Ваше Высокоблагородие…

– Видел! Видел! Всё видел! Мы тут, понимаешь, до последнего сомневались. А ты вишь чего! Молодец! – обнимая меня за плечи, проговорил майор.

И тут я понял, чего не хватает:

– Егор Силыч, а Синюхин-то где?

– Николай-то? Да где ж ему быть? – Полозов показал рукой на скопление наших неподалёку от реки. – Вон там. Пожинает, понимашь, плоды, – и, понизив голос, засопел мне в ухо: – Мне тоже таких скорострелов надобно. Хорошо бы с десяток. А то вишь оно как! Неспокойно тут стало. Достанешь?

И вот что ему ответить? Вопросик-то не на один миллион.

– Посмотрим. Не от меня зависит.

Ну, вот. Почти не соврал.

– А пушки ваши где? – поинтересовался комендант.

Рассказывать ему про подствольник или нет?

– Извините, господин секунд-майор, не могу ответить ввиду полной секретности.

Кобылин недовольно нахмурился и отошёл на пару шагов.

– А что тут у Дерюгина приключилось? Мы там слышали беспорядочную стрельбу, но рассмотреть ничего не смогли.

Полозов пристально посмотрел на меня:

– Что приключилось, говоришь? Хха! Сейчас я тебе расскажу!

Всё, безусловно, по плану пойти не могло. Началось, вроде бы, как и задумывали. Дерюгин со своими подъехал, пострелял, дождался погони и драпанул восвояси. Поучить его хорошим манерам отправилось сотни три степных батыров. Наш Усов в это время с басурманами ещё рубился. Потом Данилыч с Пеньковым и Кашиным за пару минут погоню только что не уполовинили. Ещё пока степняки не доехали до рубежа открытия пулемётного огня, по ним довольно сноровисто работали снайперы. Это майор отдельно отметил:

– В такие дали, понимаешь, да так метко! Чай ведь на версту били! А я в бинокуль твой смотрел. И вот что ты думаешь? Как не стрельнут, так непременно кто-нито да навернётся с лошадёнки-то. Десятка три положили. Да кабы не полсотни!

Я тут каких-то особых чудес не увидел: в такую плотную массу, куда ни стрельни, всё равно попадёшь, но этого я, понятное дело, вслух говорить не стал.

– Тут вишь, как ты и опасался, с центру подмогу им выслали. Синюхин, значится, на перерез им с двумя взводами пошёл. Глядь, а уже и за Усовым-то погоня. И йим оттуда ж из центру Усову-то на перехват сотни четыре скачут. Ну, и Горин с Паклиным тоже, стал быть, на выручку Бориславу, как и сговаривались… А тут у тебя там чего-то ка-а-ак бахент! Да сразу и во второй раз! Ну и они, которые с центру, значит, прям секунды не думая, развертаются и взад! Только их и видели! Тут Дерюгин чего учудил, развернул своих, и давай сам в степняков-то палить. Они вроде как назад, а тут уже Синюхин их к реке прижал. Они к реке. А там по ним Дерюгин палит с двустволок-то с твоих. А реку-то её же в раз-то не перескочишь, у них там столпотворение. Они опять назад, а тут Синюхин. Ну, в общем сам посмотри, – и Егор Силыч снова указал на место, где сейчас наш ротный разбирался с остатками незадачливых преследователей Дерюгина.

Там, собственно, никто уже не стрелял. Драгуны сбивали в кучу немногочисленных выживших степняков. Я посмотрел направо и поинтересовался:

– А там что было?

Полозов поморщился:

– Да там не особо-то и видно было. Оно как бахнуло-то, так вы там тоже из скорострелов своих палить затеяли. Горин с Паклиным, значится, туда. Усов вроде как тоже развернулся. Да что ты ко мне пристал? Вон поглянь, не видно же ничего!

Действительно, тут все главные события происходили метрах в семистах от башни, и и хорошо с неё просматривались, а до нас никак не меньше двух с половиной километров, да ещё и Усовский отряд закрывал прямую видимость на происходящее. Вот и выходило, что понаблюдать за действиями собственных подчинённых у Егора Силыча попросту не вышло. Ну, хоть на наших посмотрел.

Между тем войска возвращались в острог.

Дерюгин вернулся первым и доложил, что в ходе выполнения операции потерь не имел. И у Спиридоныча тоже даже раненых не оказалось. А вот Усов, к сожалению, этим похвастаться не мог. Шесть убитых и четырнадцать раненых.

На фоне потерь у степняков это, конечно, не так много, но ведь и этого могло бы не случиться. Ни к чему было геройски рубиться со степняками в их лагере: подъехали, как Дерюгинцы, постреляли, свалили.

Погиб подпрапорщик Бусанов, а поручику Капустину сильно порубили левую ногу. Но это всё мы узнали почти через час, когда рота Усова вернулась в острог, приведя восемь десятков пленных.

Синюхин тоже привёл пленных в острог. Целых пять дюжин. И вот на кой чёрт они тут нужны? Этих же уродов охранять надо. А какими силами? А если сейчас вторая атака на нас будет? Тогда что?

Нет, понятное дело, прямо сейчас второй атаки не произойдёт. А кто поручится за завтрашний день? Я поинтересовался у наших старших офицеров, за каким, так сказать, иксом им понадобились пленники, да ещё в таком количестве?

Ответов оказалось на удивление много. Во-первых, пленных можно и даже нужно допросить и выяснить, какого хрена они ни с того, ни с сего решились на подобные действия. Во-вторых, за пленных можно получить выкуп от их родных. В-третьих, пленных можно обменять на угнанных в неволю соотечественников. В-четвёртых, если пленников, да ещё в таком количестве предъявить начальству, то с него, с начальства, можно стребовать подкрепление, новые ружья, как у меня, а если повезёт, то и скорострелы. Насчёт последнего я сильно сомневался и, по большей части, вслух, на что комендант острога мне резонно заметил:

– Пушчёнку какую выделют, и то хлеб.

И, наконец, в-пятых, ежели высокому начальству предоставить столь обширные доказательства своей ревности к службе, то оно, начальство, и чином пожаловать может. Может. Это я на своём примере дважды прочувствовал.

Согласен, аргументов «За» достаточно, только теперь всю эту сволочь как-то содержать придётся. Кормить, поить, охранять. Мы их, кстати, когда в тыл отправлять собираемся?

Оказалось, что когда с остальными закончим, а то, не ровён час, по дороге свои отобьют.

А когда мы с ними закончим?

А вот сейчас перегруппируемся и в погоню.

Ба-а-али-и-ин!!! Но ведь у нас опять получается, что основные силы уйдут непонятно куда, а в остроге под слабенькой охраной останется полторы сотни бандосов. Или я чего-то недопонимаю?

Да. Так и есть. Недопонимаю. Не-е-е… не совсем так чтобы… Ну, то есть…

Короче, слова: «А вот сейчас перегруппируемся», не следует воспринимать совсем уж буквально: «сейчас» – это не в смысле «прямо сейчас», и даже не после обеда, это… Это в более широком… понимании… Это значит, сейчас разберёмся, и уже тогда…

– Всё, Кукушкин!!! Иди отсюда! А то умный очень! Нужен будешь – позову!

Следуя прямому приказу начальства, я во главе своей группы направился в расположение. Точнее в избу, в которую нас определили на постой. Степана, как не стрелявшего, я отправил к командиру роты, для связи. Остальным – чистка оружия.

Я бы на месте майора Полозова по горячим следам допросил бы пленных с пристрастием третьей степени. А кого-нибудь выборочно и с четвёртой степенью. Эх, жалко Федулина нет – он бы и до шестой степени разошёлся, а то глядишь, и вовсе до десятой.

Только я разложился свой АКС почистить, как вдруг…

– Вашброть! – выкрикнул запыхавшийся Степан. – Его Высокобродие к себе кличут.

Надо же, Кукушкина высокое начальство к себе вызывает. Интересно, по какой такой надобности?

А всё просто: пленных-то допрашивать надо.

– Егор Силыч! Я-то чем помочь могу? – вопросил я, состроив майору наивно-удивлённый фэйс. – Я ж по-ихнему ни бильмеса не понимаю.

Полозов хищно сощурился и в полголоса проговорил:

– У них, Кукушкин, страшные легенды о тебе ходят.

– Обо мне?! – изумился я.

– Ага! – радостно согласился он. – Говорят, будто ты жутко страшный шаман. Будто как кинешь камень, так он словно пушечная граната взрывается.

Майор посмотрел на меня и, приблизившись, почти в самое ухо прошептал:

– Правда? Ай, врут? Чего ты такое кидал-то в них?

Я секунд пяток соображал, что к чему, а потом честно ответил:

– Так ведь гранаты и кидал. Только не пушечные, а ручные.

– Эк! – озадачился майор.

Я достал и продемонстрировал оружие страшного шамана.

– Скажи на милость! – пощёлкал языком Полозов, потом посерьёзнев спросил: – А она того… ни это… не бабахнет часом?

– Не сейчас, – уклончиво ответил я.

– А когда? – тут же поинтересовался майор.

– Когда надо будет, тогда и бабахнет.

Полозов оглядел гранату и проговорил:

– Понимаю. Поджечь надобно.

– Типа того, – кивнул я и напомнил – Только это… Вашвысокобродие, Вы про допрос говорили.

Егор Силыч как будто встрепенулся и, оторвав заворожённый взгляд от гранаты начал:

– Они, Кукушкин, тебя шибко боятся. Говорят, что ты – дух лесной. Из леса выскочил, весь зелёный, пятнистый, разбушевался, камнями начал кидаться, как из пушки стрелять, и море народу ихнего поубивал. Так что давай, постращай их ещё маленько!

Я задумался. Не сказать, чтобы глубоко, но пара несильно оригинальных идей меня всё-таки посетила:

– Постращать, оно, конечно, можно, вот только отчего же маленько? Давайте хорошо постращаю. Основательно.

Заинтригованный майор тут же уточнил:

– Гранату бросить в них собрался?

Я почесал в затылке:

– Можно и гранату… а можно… Да! А можно я из них пяток другой перестреляю?

Полозов скривился:

– Двоих-троих еще, куда ни шло, а пятерых …

Опаньки! Я думал, будет сложнее. Думал, майор про права пленных разглагольствовать начнёт, всякие женевские конвенции приплетать станет. Ан нет, проще всё: главное – не лишковать.

– Егор Силыч, Вы тогда ненавязчиво так с десяточек совсем уж бесполезных с краешку приготовьте. Я двоих-троих показательно пристрелю, а там уже от желающих душу облегчить, отбоя не будет.

Майор посмотрел на меня как на дурака:

– Да на кой ляд оно нам надо, чтоб эти засранцы прямо тут и облегчались?! Да ещё с душком! Ну, обгадятся они, и что?

Не туда у нас куда-то пошло…

– Да это я образно. Испугаются и сразу кинуться рассказывать всё, что знают и не знают!

Полозов скривился:

– Ага! Что не знают – напридумывают. Это нам как раз очень кстати выйдет!

– Так мы же их по одному допрашивать станем, если, где расхождения в показаниях, значит, врут. Вот и всё.

– Ну-ну, – пробурчал майор. – Жди здесь, позову.

Ждать пришлось минут десять. Полозов пришёл по мою душу лично:

– Пошли. Басурманов пужать будешь.

Басурмане уютно располагались, сбившись в кучу посреди большого загона для свиней под прицелом полусотни драгунов, окружавших загон. Один из драгунов что-то вещал пленным на их языке. У нас имеется собственный переводчик? Однако!

Заметив наше появление, толмач указал на меня и громко выкрикнул какое-то слово. Наверное, это означало нечто совсем уж суровое, потому как степняки сбились ещё плотнее, а на некоторых лицах явственно читался неподдельный ужас.

– Оскалься по-жутьче, – шепнул мне Полозов.

Я оскалился. Толмач снова что-то выкрикнул на басурманском. Толпа пришла в движение, и из неё одного за другим вытолкнули троих степняков, экипированных поприличнее остальных.

– Ну, вот! – обрадовался майор. – Давайте их ко мне! По одному.

Начали мы с того, который был ранен. Мало ли, истечёт кровью, да помрёт… А вдруг он какие-то важные секреты знает?

Позвали Сметанина. Подпоручик распорол пленному рукав. Рана, представшая нашим взорам, на смертельную не тянула. Помереть не помрёт, но…

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался Полозов.

Курбаши со страдальческой рожей кивнул.

– Как тебя зовут? – задал второй вопрос майор.

– Жамбыл-ага.

– Позвольте я, – решил я перехватить инициативу.

Полозов удивился, но не отказал, сделав рукой приглашающий жест. Я состроил безумно суровую гримасу и спросил:

– Кто я такой, знаешь?

Пленник поморщился и кивнул:

– Знай. Ты русский шаман.

Очень хорошо. Продолжаем. Я показал на раненую руку:

– Болит?

– Болит, – кивнул степняк.

Я достал аптечку с «боевыми» коктейлями и, выбрав нужный шприц-тюбик показал пленнику:

– Если сейчас уколю – боль пройдёт. Понял?

Тот кивнул.

– Колоть? – на всякий случай уточнил я.

Он снова кивнул. Я осторожно взял его руку и сделал укол. Курбаши поморщился, но вытерпел. Полозов посмотрел на меня в недоумении:

– Эт зачем?

– Сейчас всё поймёте, господин майор.

– Ежели и вправду боль сымает, то лучше кому из наших кольнул бы свою микстуру. Тому же Капустину. Того гляди, без ноги останется!

К Капустину действительно тоже надо будет потом зайти, а сейчас мы демонстрируем пленному вражескому, пусть и полевому, но всё же командиру свои «магические» способности.

– Ну, что? Болит? – поинтересовался я у подопытного.

– Мало-мало, – слабо улыбаясь проговорил тот.

– Значит так, Жил-был-яга, сейчас мы тебя станем спрашивать – говори правду. Правду скажешь – в живых оставим. Станешь врать – я тебе тогда вот это вколю.

Я показал ему другой тюбик (кажется, тоже с обезболивающим).

– Знаешь, что это?

Курбаши помотал головой.

– Это зелье правды. Тогда ты уже врать не сможешь, но за это я тебе потом вколю это.

Я показал третий тюбик:

– И тогда ты сгниёшь заживо. Сначала ноги отвалятся, потом руки. Потом глаза вытекут.

По лицу пленника пробежала тень испуга. Я решил развить успех и показал четвёртый тюбик:

– А от этого ты сгоришь изнутри. Десять дней будешь гореть. Пить будешь хотеть, а вода тебе не поможет. Да и не даст тебе её никто. А могу сделать, чтобы ты месяц горел, или два…

Я выдержал драматическую паузу и поинтересовался:

– Так как, хочешь попробовать меня обмануть?

Жил-был-ага энергично замотал головой. Я повернулся к Полозову:

– Он весь Ваш, Ваше Высокобродие!

Из сведений, полученных от Жил-был-агакалки, выходило, что мы почти победили. Победили, потому что подкреплений к степнякам уже не придёт, а почти, потому что тот отрядец из двухсот человек, который на ночь глядя куда-то свинтил, в действительности был направлен к нам в тыл и вот-вот должен напасть.

– Так что, господин майор, – обратился я к Полозову. – Я пойду, предупрежу наших, да и сам тоже подготовлюсь.

Ответить командир мне не успел. В дверь влетел заполошенный драгун и, задыхаясь, выдал:

– Вашвысокоброть! Степняки!

– Чего с ними? – строго спросил майор.

– Нападають! Сзаду!

Мы с Полозовым переглянулись.

– Много? – поинтересовался я.

– Могёть, две сотни, могёть, три.

Вот, пожалуйста, не соврал Жил-был-бек. Не зря на него обезболивающее перевели. Поднявшись, я поинтересовался у майора:

– Так я пойду?

– Да, пожалуй, – почти буднично ответил тот. – А мы тут ещё побеседуем.

Я приблизился к пленнику и, глядя ему прямо в глаза произнёс:

– Смотри у меня. Узнаю, что врал – год изнутри гореть будешь! А снаружи гнить.

Глава шестнадцатая

Пока я ещё только бежал к избе, в которой располагалась моя группа, характерные звуки боя уже возвестили, что атака на наши позиции началась. С тыла. Очень надеюсь, что Андрон Феофаныч там надёжных людей поставил. Да им и надо-то всего до нашего подхода продержаться.

Они продержались.

Собственно степняки не шибко-то и нападали: устроили небольшую разведку боем и отступили. Странно. Если их отправили нанести по нам удар с тыла, то чего они тогда не нападают? Отвлекающий манёвр? Слабоватый какой-то… Ждут, когда мы на них побольше сил оттянем? Не исключено. Хотя, хотя, хотя…

Они же не знают о нашей утренней вылазке. Значит, про то, что главного наступления теперь уже не случится, тоже не знают. Ага! Получается, они тут типа оттягивают наши силы от переднего края, искренне полагая, будто бы ослабляют его перед ударом своего основного отряда. Недолго им осталось так заблуждаться: мы уже здесь. Мы – это я и моя группа.

С тыла наши укрепления, если их так можно назвать, вызывали серьёзные сомнения в своей неприступности, но и количество нападающих устрашало несильно. Сотни две, может быть, две с половиной сотни всадников гарцевало на «безопасном» расстоянии метрах в трёхстах от нашего заднего переднего края. Они выкрикивали что-то наверняка обидное и постреливали в воздух.

Точно. Выманивают нас на себя.

Я расположил пулемётчиков по обе стороны от себя и распределил цели. Начинать стрелять они должны были по моему зелёному свистку, то есть сразу же после первого же взрыва на позициях противника.

Степняки – народ непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от них ждать. Эти вот после первых очередей своих раненных и безлошадных предоставили нашим заботам, а сами ломанулись назад. Удивительно само по себе не это, не прошло и пяти минут, как батыры диких степей предприняли новую атаку на наши позиции.