Мастер по случаю. Мемуары о работе в колледже

Алина Алихрамова

Мастер по случаю. Мемуары о работе в колледже

Кораблю, чтобы остаться у берега, нужен якорь.

Иначе приливная волна может унести его

и разбить о камни, каким бы большим он ни был.

Человеку во время бурных волн невзгод, как и кораблю,

тоже необходим какой-то якорь.

Тот, который удержит его на плаву в бушующем море жизни.

Таким якорем для меня однажды стала

работа мастером производственного обучения в колледже.

История 1. Страшное матерное слово

После того как я 1 сентября 2019 года устроилась работать мастером производственного обучения в колледж химических технологий, в моём словаре появилось страшное матерное слово из трёх букв – «КХТ».

До этого я не использовала такие слова в своей речи.

Как только я пришла на работу, мой непосредственный руководитель провела со мной инструктаж. За полчаса она успела наговорить так много всего, что мне стало страшно… Прошло несколько лет, и большую часть сказанного я уже забыла. Но одно я помню, будто это было вчера:

– Что бы ни происходило, – в какой-то момент сказала она, – у нас в КХТ ни в коем случае нельзя материться! Это запрещено.

– Я не матерюсь, – робко ответила я.

– Ну это ты ещё со сварщиками не работала, – заметила старший мастер. – Они тебя быстро научат.

И ведь действительно научили. От широты своей души, не иначе.

Как я вообще туда попала? Мне бы и в страшном сне не приснилось, что я буду мастером у группы юных сварщиков в училище. Ой, простите, в колледже. Да ещё продержусь там целых три года – до самого выпуска группы. Это я-то, интроверт-невротик?!! Хм, что за… странная фантазия?!

А началось всё с того, что мне несказанно повезло…

Предыстория

Супер! Наконец-то повезло! – подумала я, когда в конце декабря 2018 года моему сыну дали квоту на бесплатное прохождение МРТ в нашем городе. Врачи если и давали заветный талончик, то часто приходилось ехать в другой город.

Талон на МРТ я тщетно выпрашивала у врача уже 3 года, с тех пор как в 10 лет эндокринолог назначила моему сыну МРТ головного мозга. Конечно, магнитно-резонансную томографию можно было сделать и в коммерческой клинике. Но стоимость этого обследования на тот момент составляла почти половину моей зарплаты, поэтому платно мы его делать не планировали.

Моя зарплата после вычета всех налогов была чуть выше прожиточного минимума. У мужа зарплата была аж в 2 раза больше, поэтому совместного дохода нам хватало только на еду, коммунальные платежи, лекарства и оплату городского транспорта. Одежду муж себе покупал в магазинах секонд-хенд со скидкой от 70%. Себе я одежду не покупала: у меня с матерью был общий размер. Вещи для сына я обычно брала в благотворительной организации, и это было совсем непросто. Туда только отнести старые вещи легко, а вот попробуй взять… Однако это уже отдельная история.

И вот неожиданно такой приятный сюрприз к Новому году! Прямо подарок от Деда Мороза.

К назначенному времени мы прибыли в частную клинику. Чистое светлое помещение, запах свежести и никакой очереди. Сына проводили на обследование. Ждала я не слишком долго, минут через сорок он вернулся. Ещё минут десять мы ждали распечатку результатов. Наконец вынесли снимки и заключение. Шелестя довольно тонкими листами – на качестве бумаги здесь почему-то сэкономили – я быстро просматривала текст. Взгляд зацепился за слово «новообразование».

– Это что, у него опухоль? – заторможено спросила я медсестру.

– Со снимками обратитесь к своему специалисту. Врач объяснит вам всё и назначит лечение, – равнодушно сказала она.

Посмотрев на меня, она смягчилась и добавила:

– Да вы не волнуйтесь, опухоль-то крошечная, милипизерная такая, всего полтора сантиметра. Совершенно нет причин для беспокойства.

К детскому неврологу можно было попасть, получив талон у педиатра. Несколько талонов на приём выдавались в начале каждого месяца. Желающих было много, и талоны разбирали быстро – в течение двух-трёх дней. В конце месяца, как сейчас, талонов уже не было. На платный приём денег перед Новым годом было откровенно жаль. Поняв, что в ближайшее время к специалисту я не попаду, решила погуглить диагноз сына.

– Ок, Гугл. Что такое «глиома»?

Как обычно, появилось множество ссылок, а внизу – рубрика «похожие запросы». Чтобы получить более точный ответ, иногда стоит переформулировать запрос. Просматриваю варианты, обнаруживаю запрос – «Сколько живут с глиомой?». А вот это уже интересно.

Открываю ссылку, читаю: «В настоящее время пациенты с глиомой живут до 5 лет. Такой длительный срок жизни обусловлен развитием современной науки и техники… Бла-бла-бла… и так далее и тому подобное…»

– Чё?!! Ему же только 13 лет. Мой сын, получается, в лучшем случае доживёт только до 18? Ааааа!

Статью я прочла несколько раз, но так и не смогла понять, по какой причине люди с глиомой не живут дольше пяти лет. Такая неопределённость вселяла надежду. Но впоследствии ни один врач – ни невролог, ни нейрохирург, ни онколог не сказали мне, что с моим сыном всё будет в порядке. Скорее, наоборот. Наши медики обычно настроены решительно: врач сказал – в морг, значит, в морг. Перестраховщики.

Под Новый год мне позвонил отец из реанимации: с ним случился инфаркт. Счастье, что выжил. Обычно мы не общались, но ему в больнице срочно понадобился хотя бы минимальный набор пациента: посуда и тапочки. Его привезли из района на скорой помощи с одним полисом. Я быстро собрала всё необходимое. Пришлось занять тарелку на работе, чтобы успеть в больницу в часы посещения. От помощи коллеги потеплело на душе – до этого у нас не складывались отношения.

В палату реанимации меня пропустили беспрепятственно. Отец лежал на кровати: худющий, весь какой-то скрюченный, с кожей воскового цвета. Пуловер на нём с неожиданным разрезом сбоку покрывали пятна запекшейся крови. Видимо, врачи «неотложки» подключали аппарат для реанимации, не тратя время на раздевание. Мы с отцом никогда не были эмоционально близки, но в тот момент мне стало сильно «не по себе».

Увидев меня, он обрадовался и слабо улыбнулся.

– Здравствуй. Где твоя жена? – спросила я у него. Отец не ответил.

Около тридцати лет назад мой отец развёлся с моей матерью и женился на любовнице. Брак по любви продлился несколько лет и стоил ему жилья. В итоге отцу пришлось переехать жить из города в соседний посёлок. Тем не менее, устав жить один, в 60 лет он снова женился, и снова по любви.

С трудом разговорив отца, я узнала: его жена ещё осенью уехала в Москву проходить медицинское обследование. Возвращаться в посёлок городского типа, где жил мой отец, она не торопилась. Известие об инфаркте супруга тоже не сильно повлияло на её планы. Хотя она всё же пообещала моему отцу по телефону, что приедет после новогодних праздников.

Время посещения больного в реанимации ограничено. Я ушла, пообещав отцу прийти к нему завтра. Мои новогодние праздники разнообразились походами к отцу в больницу. Начинался 2019 год просто превосходно.

Однако всё было не так уж и плохо. Никто ведь пока не умер.

После новогодних праздников мне всё же удалось попасть к неврологу. Выяснилось: никаких лекарств моему сыну не назначат, потому что лечения в его случае не существует – заболевание генетическое (сейчас это очень модно). Пока нужно всего лишь проходить МРТ несколько раз в год. И показывать результаты нейрохирургу, конечно же.

Если опухоль продолжит расти, потребуется операция на головном мозге. Последствия такой операции непредсказуемы: человек может стать "овощем". Ведь никто не гарантирует нормальную работу мозга и нервной системы после хирургического вмешательства. Но если не сделать эту операцию вовремя, опухоль продолжит давить на мозг, и мой сын, скорее всего, станет инвалидом или умрет.

На приём к нейрохирургу нужно было ехать в Республиканский медицинский центр. Делать МРТ требовалось там же, чтобы снимки остались в базе клиники. Хорошая новость: по направлению от нейрохирурга МРТ делают бесплатно. Деньги будут нужны только на дорогу до города Казань и обратно. А это раза в три меньше стоимости МРТ с контрастом у нас в городе. Плохая новость: перед МРТ каждый раз нужно почти неделю сдавать анализы и мне, и сыну – по документам нас «кладут в больницу».

На моей работе не так давно произошла реорганизация. На кафедре я осталась единственным сотрудником на полную ставку: с 8 до 17 часов пять дней в неделю. Отпрашиваться куда-либо с работы каждый раз было той ещё нервотрёпкой. Поход в поликлинику с ребёнком, по мнению начальства, не являлся уважительной причиной. Немного лояльнее относились, если к врачу нужно было мне самой. Видимо, выглядела я доходягой.

Перед каждым обследованием в Казани я с ужасом думала: как же мы будем сдавать все эти анализы? Если какого-то анализа не будет хватать, МРТ делать не станут. Там и так каждый день длинная очередь – люди едут со всей Республики.

В общем, как новый год начался, так он и продолжился: с посещением различных больниц, нервотрёпками и подарками Деда Мороза в виде бесплатных МРТ.

Первое же обследование в Казани показало, что опухоль за 3 месяца выросла на пол сантиметра. Зная, что обхват головы человека снаружи в среднем около 59 см, понимаешь, что места под черепом не так уж и много.

Участковый невролог посмотрела снимки, и они ей не понравились. Не то что бы они мне самой нравились – что хорошего в выросшей опухоли? Но, конечно, я поинтересовалась, в чём же дело? Оказывается, в центре опухоли было уплотнение. И сейчас это уплотнение оформилось в своеобразный «скелет», окрепло и подросло. Логично предположить, что скоро опухоль ускорит свой рост, наращивая на этот «скелет» объём. Время до операции пошло.

В конце весны мой муж неожиданно остался без работы. Хозяин закусочной, в которой муж работал поваром, вдруг всё бросил и уехал в другой город. Закусочная закрылась. Зарплаты в ближайшем будущем не предвиделось. Поскольку жили мы в основном на зарплату мужа, стало понятно, что придётся залезать в сбережения.

У нас в жилищном кооперативе «Триумф – НК» лежал небольшой вклад под хороший процент (мы откладывали деньги на отпуск). Каждый год летом мы его забирали и уезжали на юг. Осенью снова вносили минимальную сумму, и до весны подкладывали деньги. На отпуск хватало. В прошлом году большая часть вклада осталась нетронутой. Расходы на отпуск были меньше – муж с нами на юг не поехал.

– В этом году придётся забрать деньги без процентов. Срок-то не вышел, – пожаловалась я мужу по дороге в офис «Триумфа».

– Ну, что поделаешь? Деньги-то нужны. Вам скоро снова в Казань ехать, – мрачно заметил муж.

– В Казань-то много не нужно, на дорогу уйдёт не больше трёх тысяч. А вот летом нам всем троим в Москву надо будет поехать – на консультацию к генетику и генетический анализ крови сделать сыну. Хорошо если анализ бесплатно сделают, как обещали. А если платить заставят? Он не меньше тридцати тысяч стоит, а то и пятьдесят. Генетические анализы вообще дорогие, а тем более в Москве…Ещё где-то ночевать надо будет. Туда-обратно за день вряд ли успеем, даже на самолёте. Значит, ещё нужны будут деньги на хостел и на дорогу до Москвы туда и обратно на троих.

– А мне зачем ехать? Вдвоём поедете, вот и сэкономим.

– Ты – носитель заболевания, врач захочет тебя осмотреть, расспросить. Ты там нужен будешь.

За размышлениями незаметно дошли до места. В офисе «Триумф –НК» было необычно многолюдно. К трём сотрудницам вели длинные очереди. Пожилые люди переоформляли вклады на второй срок: им обещали более выгодный процент. Семьи пайщиков ожидали консультаций по вариантам жилья. Но большинство людей пришли, чтобы закрыть вклад и забрать свои деньги.

Примерно через час ожидания в общий зал вышла директор «Триумф – НК» Анисимова – женщина лет пятидесяти пяти с тщательно уложенной залакированной причёской – и объявила:

– В настоящее время все средства кооператива «Триумф-НК» вложены в жилищный фонд, свободные деньги появятся только после продажи квартир пайщикам. Сейчас вы можете продлить договор или открыть новый вклад под более выгодный процент. Надеюсь на понимание.

– Хорошо, спасибо, – сказал мой муж. А очередь загудела, и люди толпой обступили Анисимову, ещё на что-то надеясь.

– Пошли отсюда! – предложила я. – Как говорится, встретимся в суде.

Высказывание в стиле: «денег нет, но вы держитесь» обычно не предполагает других вариантов. Стало ясно, что денег в ближайшие несколько месяцев не предвидится.

В то время я не умела скандалить. Не сказала бы, что и сейчас умею. Но раньше я вообще считала, что скандалить, а тем более прилюдно – недопустимо. А мой муж с окружающими всегда старался быть «хорошим». «Плохой» в нашей семье обычно была я. Кому-то ведь нужно было отстаивать интересы семьи.

Мне удалось записаться на бесплатную консультацию к юристу. От него я узнала, что вкладчики подают в суд на жилищный кооператив «Триумф – НК» еще с прошлого года. Надеяться, что в кооперативе нам добровольно отдадут деньги уже давно не стоит.

Однако и в суд мы сейчас подать не могли. Услуги юриста по подготовке документов для суда, услуги адвоката в суде и сами судебные издержки стоят денег, которых у нас нет. Мда. С судом я, похоже, погорячилась.

Теперь и консультации врачей в Казани и Москве становились для нас проблемой. Моей зарплаты хватало, чтобы оплатить все коммунальные услуги, городской транспорт и школьное питание сыну. На еду денег уже не оставалось. После потери работы муж время от времени находил подработку. На эти деньги мы и питались. Деньги были небольшие, и доход был непостоянный. Оставалось порадоваться, что хоть у меня была постоянная работа. Хотя бы выселение из квартиры нам не грозило.

Ворох мелких проблем на фоне неизменно плохих новостей постепенно «давил» на психику. До этого жизнь была стабильной, привычной, более-менее удобно устроенной за много лет. Теперь она, казалось, пошла трещинами, и рассыпалась песком, куда ни ткни.

В какой-то момент у меня пропало желание жить. Словно что-то резко выключилось внутри. Мне стало всё глубоко безразлично. Я переходила улицу на «красный» свет, не замечая светофора, и не обращая внимания на сигналы машин. К счастью, пешеходных переходов со светофорами на моём пути обычно не было. На автомате ходила на работу, и даже что-то там делала. Что я делала дома, не помню. Скорее всего лежала, и смотрела в потолок. Где-то умудрилась подхватить вирус, и не лечилась, естественно. Мне было всё равно.

Ковида тогда ещё не было, поэтому в пневмонию заболевание перешло только месяца через полтора. Да я бы и тогда к врачу не пошла, но у меня что-то стало болеть в груди. Особенно ночью. Несильно, но спать я не могла. А утром надо было как-то идти на работу, и весь день работать с документами (в то время я фактически была документоведом). В общем, промучившись пару ночей, я все же пошла в поликлинику. Боль я переношу довольно плохо, даже небольшую.

Дежурная врач сразу отправила на рентген, и через час готовый снимок показал пневмонию. Средняя такая пневмония, даже не двусторонняя. Где-то четверть лёгкого поражено. Очень странно. Обычно при пневмонии ничего не болит. По ощущениям я думала, что у меня там уже воспаление сердца началось.

Врач объяснила: боль у меня из-за того, что нервы в грудине воспалились от пневмонии. И это очень хорошо. Иначе я бы ещё долго ничего не чувствовала, а потом стало бы слишком поздно.

Умереть можно от любой пневмонии: не только от атипичной или ковидной.

В больницу я ложиться пока отказалась, и врач назначила анализы и антибиотики. На повторный снимок и приём меня записали через три дня, чтобы не пропустить ухудшение болезни.

Наконец-то я дома! Пока никого нет, можно спокойно подумать. Я ведь почти подошла к точке невозврата. Вопрос: я действительно хочу умереть прямо сейчас? Если да, то это уже легко устроить. Достаточно просто и дальше не лечиться.

Конечно, если я умру, болезнь сына станет уже не моей проблемой. А чьей проблемой она станет? Кто будет ездить с сыном на приём к врачам в Казань и делать МРТ каждые три месяца? Туда ещё записаться надо за два месяца до приёма и кучу анализов сдать. Мой муж, который обычно ничем подобным не занимался?

Если муж всё же ходил с сыном в поликлинику, то с трудом объяснялся с врачами. Часто он просто звонил мне и передавал врачам трубку. Сейчас он пока не работает. А когда будет работать как всегда по четырнадцать часов каждый день, кроме воскресенья? Он сможет всем этим заниматься? Вряд ли.

Ну тогда, наверное, это сможет делать моя мать – пожилая женщина, убитая горем? Совсем не смешно. А ведь если упустить момент, не удалить опухоль, когда она сильно вырастет, мой сын станет «овощем» или умрёт.

Нужно как-то «завязывать» с этими играми в самоубийство. Сын ведь пока жив. Знать бы ещё, как это сделать…

Для начала нужно вылечиться. Я сходила в аптеку. Антибиотики оказались недорогими, и таблетки я купила. А вот в успехе этого лечения уверена совсем не была. Я давно не принимала антибиотики: на многие из них мой организм просто не реагирует. При серьёзных заболеваниях положено сдавать анализ на чувствительность к препаратам. Однако их просто назначают методом «научного тыка». И меняют так же, не проверяя, если антибиотик не подошёл. При мне одному ребёнку в больнице раза четыре так меняли лекарство. Не знаю, чем закончилось дело, нас с сыном тогда выписали.

Дома я старалась всегда держать запас интерферона и бактериофага на один курс. Сын, как и я, с антибиотиками с детства «не дружит».

При первых признаках простуды я сразу капала интерферон, и болезнь быстро отступала. Но бывало, что капли не помогали. Болезнь продолжала развиваться. Тогда приходилось долечиваться бактериофагом. Препарат был дорогим, но очень эффективным.

Сейчас часть пустого места в холодильнике занимали лекарства. Удобно иметь запасы! Покупаешь, когда есть деньги. Применяешь, когда понадобится. Итак, всё необходимое для лечения у меня есть. Но поможет ли?

Все верующие знают простую истину: лечит врач, но исцеляет только бог. «На тя, Господи, уповах, да не постыжуся вовек…» – сказано в псалме Давида. Пришла пора просить о помощи Бога.

Обычно мне очень тяжело просить о чём-то других. Даже Бога. Особенно Бога.

Бог и так даёт всё, что тебе нужно. В конце-концов, он дал тебе разум, чтобы ты мог сам решать свои проблемы. И если ты просишь о чём-то особенном, то берёшь на себя дополнительные обязательства. Очень часто выполнять их настолько нелегко, что проще обойтись без излишеств.

Но сейчас мне позарез, как воздух, нужна была уверенность в моём выздоровлении. Я уже слишком долго посылаю сигналы, что не хочу жить. А Бог всё же часто даёт человеку желаемое.

Два дня я интенсивно лечилась, а в перерывах читала вслух всевозможные молитвы из молитвослова. Даже те, которые раньше казались мне унизительными. На третий день я пошла в поликлинику делать контрольный снимок лёгких.

Мрачные мысли одолевали меня, пока я ждала описания снимка после рентгена.

В больницу ложиться не хотелось. Если госпитализируют, придётся лишний раз напрягать своих близких – в больнице всё время что-то нужно. Да и вообще, я терпеть не могу больницы: слишком часто лежала в них с маленьким сыном.

Наконец, мне выдали описание снимка. Читала я его уже по дороге к кабинету врача. На пол пути остановилась посреди коридора, собираясь с мыслями. В глубине души, после стольких усилий и лекарств я ожидала улучшения. Пусть даже небольшого. Но, конечно, я надеялась, что затемнение сектора лёгкого сократится вдвое, или даже до сегмента. А тут…

На снимке лёгкие были чистыми, как будто пневмонии никогда и не было.

Я никогда не слышала о том, чтобы от пневмонии вылечивались за три дня. С детьми, которые лежали с моим маленьким сыном в больнице, такого точно ни разу не произошло. Это же настоящее чудо!

Однако врачи к чудесам относятся очень просто. Терапевт написала в карточке: «Пневмония не подтвердилась. Острый бронхит.» Ну, разумеется. До этого пневмония на снимке была, сейчас её там нет. Какой из этого нужно сделать вывод? Правильно, это была галлюцинация!

С трудом долечившись за несколько дней, на которые врач открыла мне больничный, я вышла на работу. Всё равно скоро отпуск.

И в Казань, и в Москву для обследования сына мы всё же съездили. В отпуске. В Москву, как и собирались, поехали всей семьёй. Деньги нам на дорогу дала моя мать.

Главной проблемой у нас было – где остановиться. Потому что даже на хостел денег уже не было. Какие могут быть варианты? Можно остановиться у друзей, родственников или знакомых. Друзей и знакомых у нас в Москве не было. Однако в Туле жила сестра моей матери, тётя Эмма. От Москвы до Тулы можно доехать на автобусе часов за пять. Ещё чуть дальше, в Тульской области, жили мои родственники со стороны отца. Я не общалась с ними уже больше двадцати лет.

Моя мать часто общалась со своей сестрой. У них были очень тёплые отношения. Мы поздравляли друг друга на праздники. Каждый год хотя бы раз мама старалась приезжать к ней в гости.

– Конечно, остановитесь у тёти Эммы, – уверяла меня мама. – Мы же родные люди.

Тем же вечером моя мама ей позвонила. Тётин ответ неприятно маму удивил. Тётя Эмма была категорически против нашего ночлега у неё. Заночевать после визита к врачу в Москве нам было по-прежнему негде.

Мои тёти со стороны отца были старше меня примерно лет на пятнадцать. За своё детство я им жутко надоела – так они мне говорили. Их заставляли со мной нянчиться каждое лето, примерно с моих пяти лет. Меня просто оставляли на месяц у бабушки, а потом забирали. Когда я подросла, чтобы понимать, они постоянно говорили мне гадости о моей матери. Часто грозили высказать моей маме всё, что они о ней думают. Однако почему-то никогда не высказывали. С подросткового возраста я просто перестала там появляться. Мне бы и в голову не пришло просить кого-нибудь из них о ночлеге.

В детстве я дружила с кузиной со стороны отца. Постоянно приходила к ней, когда приезжала в Северо-Задонск. А приезжала я туда каждое лето до начала 90-х.

Мы не помогли ей, когда она с девятилетним братом остались сиротами. Кузине было 18, но работы с нормальной зарплатой у неё не было. Как и надёжной профессии. Она недавно закончила музыкальное училище.

Вообще-то о помощи нас тогда никто и не просил. Потому что помочь нам в то время было нечем. Родители развелись, и отец в моей жизни не появлялся. Шли 90-е годы. Маме зарплату то не платили, то вообще увольняли с работы. Я училась на дневном отделении в институте, и не работала. Зарплату мало где платили. А там, где платили, я работать не собиралась: проституция всё же не выход из положения.

Хотя о помощи кузина нас и не просила, но всё же надеялась. Говорят, отец на поминках младшего брата разливался соловьем:

– Я не оставлю племянников в беде, – обещал он.

Болтун. Что ему племянники? Ему и до дочери не было дела.

На свою свадьбу через несколько лет кузина меня звать не стала. И я поняла, что обиду она всё-таки затаила. Вряд ли теперь, спустя 25 лет она захочет меня у себя видеть. Тем более не одну, а с мужем и сыном.

Неожиданно для себя, я ей позвонила. Удивительно, но кузина обрадовалась моему звонку. Сказала, что было бы хорошо увидеться. И согласилась принять нашу семью у себя дома на несколько дней.

Итак, в нужный день мы прибыли в Москву, и у нас всё получилось! Врач с нами побеседовала. И генетический анализ сыну сделали бесплатно, как и обещали. После обеда мы уже катились в гости к кузине.

Получается, можно было попасть к врачу и успеть вернуться обратно поздним вечерним поездом, без ночёвки в Москве. Опытные люди, видимо, так и делают. Но мы уже напросились в гости к кузине, и она нас ждёт. К тому же у меня появились грандиозные планы: я решила навестить всех своих родственников в Тульской области. Всех, кто захочет нас видеть, конечно. Это не так сложно, как может показаться. Родные отца и матери живут в двух соседних городках. Ну и тётя Эмма живёт в Туле. К ней мы тоже заедем на обратном пути.

Поездка вышла очень удачной. Кузина приняла нас душевно. С родственниками мы встретились, многие были рады меня снова увидеть. Были и те, кто не захотел встретиться. Однако большинство с удовольствием приглашали нас в гости. Те самые тёти, которым я надоела в детстве, предлагали нам у них переночевать. А тётя Эмма дала нам денег на обратную дорогу.

Всё детство, лет с пяти мой сын мечтал побывать на Красной площади в Москве. Его мечта исполнилась только сейчас. Зато теперь он мог сравнить между собой сразу два Кремля: Московский и Тульский. Мы побывали и тут, и там.