Кольцо Уракары

Владимир МИХАЙЛОВ

КОЛЬЦО УРАКАРЫ

Глава 1. Странное слово «уракара»

(день событий первый)

На улице в полуденный час сентябрьского дня было приятно. Солнце пригревало ласково, армагские чинкойи, что выстроились в две шеренги вдоль тротуаров, источали, как и обычно, едва уловимый, но очень внятный и какой-то интимный запах; почему-то каждому казалось, что они пахнут именно для него и ни для кого другого. И хотя по проезжей части и над ней скользило и катило немало машин, воздух в расщелинах между домами производил впечатление первозданно чистого, не пропитанного духом горячих моторов. Я как-то слышал, что именно эти, уже лет десять тому назад завезенные с Армага тоненькими саженцами и как-то очень быстро выросшие деревья, их длинные, покрытые голубоватым пушком листья как бы фильтровали, очищали и облагораживали удушливую городскую атмосферу, которую издавна кто только не проклинал. Хотя непонятно было, откуда это удушье бралось при нынешнем уровне цивилизации; скорее всего оно было лишь воображаемым, унаследованным от мнительных предков. Так или иначе, оздоровляющие свойства армагских иммигрантов никем не оспаривались, и каждый, выйдя из дому, начинал дышать бодрее и глубже, чем в стерильном воздухе жилья. Видимо, эта благородная миссия и обеспечивала сохранность пришельцев из отдаленного мира, что при наших теллурианских нравах и обычаях было почти невероятным. Миссия, а вовсе не окружавшие каждый ствол заборчики из нержавеющих прутьев с овальной пластинкой на каждом: «Б.М. Альфред. Зеленый свет» – так называлась фирма, имевшая городской подряд на озеленение и, судя хотя бы по этим вот насаждениям, исправно его выполнявшая.

Да, столичные улицы стали уютными и приятными настолько, что даже не хотелось уходить с них, чтобы заняться делами, которых у каждого хватало. Или почти у каждого. Я, к сожалению, в это число не входил, находясь, как говорится, в простое и всем существом своим ощущая подступившее вплотную безденежье. Дома это ощущение угнетало; но стоило выйти из подъезда, глубоко вдохнуть воздух – и тяжесть сваливалась с души, начинало чудиться, что все обойдется, уехавшая на заработки Лючана (именно так зовут мою жену) подмолотит хоть сколько-нибудь, а там, глядишь, высшими силами востребуются и мои способности: как-то само собой, без всяких усилий с моей стороны найдется дело, соответствующее моим теперешним интересам, не такое, как прежние мои занятия, жестокие и грубые, – и мы снова заживем весело и безмятежно, как встарь.

Такие вот настроения возникали днем на улице. И я шлялся по городу вдоль и поперек, пока все нараставший голод не погнал наконец меня домой, где еще оставались кое-какие остатки съестного. Я возвращался к пенатам своим, вовсе не ожидая, что приближаюсь не только к своему жилью, но и к событиям совершенно неожиданным, достаточно интересным и еще более – неприятным и опасным.

Хотя приближение чего-то необычного можно было заподозрить уже по тому, как на этот раз встретил меня мой домашний Вратарь, в былые дни не раз оказывавший мне неоценимую помощь.

– Привет, – заявил он, едва я возник в прихожей. – Тебя тут искала женщина.

Вообще-то женщины не тоскуют по моему обществу. Не то чтобы у меня было что-то против них; напротив, напротив. Но я давно уже принципиально не завожу интрижек на стороне. Однако это могла быть заказчица; сейчас я был готов заняться даже составлением приворотного зелья (что считаю не самым достойным занятием), чтобы только дождаться возвращения Лючаны, не начав пропитания ради распродавать свое барахло, мне более не нужное и уже отложенное в темном чулане. Тем более что в какой день и даже месяц вернется жена – мне, да и ей самой было совершенно неясно, как и то, в какой точке великой Федерации, иными словами, Галактики она сейчас находится. Даже ВВЛК – вневременная связь по личному коду – порой не может пробить канал в Просторе, и тогда приходит пора молчания. Такое же не раз случалось и со мною – мы с Лючаной издавна были коллегами и работали в паре, пока на меня не снизошло то, что я считал благодатью, Лючана же называла просто ленью. Хотя я полагал, что она слишком упрощает проблему.

– Женщина? Ну и что же она сказала? Готов поспорить – ей нужно отыскать пропавшую болонку.

– Она сказала…

Тут Вратарь включил запись, и я услышал несколько слов, приводить которые не стану по соображениям приличия.

– И все?

– Обещала зайти позже.

– Покажи ее.

Любой человек, стучавшийся в мою дверь, оставлял, хотел он того или нет, свое объемное изображение в памяти Вратаря.

Сейчас оно возникло на стене прихожей, превратившейся в экран, являвшийся, условно говоря, лицом моего охранителя.

Женщина была для нетребовательного вкуса ничего себе. По облику – лет под тридцать. Черты лица правильные, я бы даже сказал – красивые, но выражение – надменно-холодное. И сердитое к тому же. Длинные черные волосы, слегка подвитые на кончиках. Стройная фигура. Строгий костюм. На плече висит сумка, по объему не уступающая чемодану. И достаточно увесистая – судя по тому, как глубоко ремень вжимался в плечо.

Болонка? Вряд ли. Такие дамы если и держат собак, то бойцовых пород.

– Убери. И сохрани.

Вратарь повиновался. Спросил только:

– Ты дома?

Мы с ним на «ты»; дружим давно – с тех пор, как я установил его в намного лучшие времена. И он будет последним, что я продам, когда не останется другого выхода.

– Дома.

Подумав, я добавил:

– Но режим – строгий.

– Ясно, – откликнулся он и умолк, погасив свою физиономию.

После чего я направился жарить себе яичницу.

Но не успел даже вынуть сырье из холодильника, как Вратарь принялся активно мешать мне:

– Эта женщина снова вошла в дом.

(Одна из его камер сверху следит за подъездом. Роскошь, теперь уже ненужная, но я не отказываюсь от нее: такие штуки помогают мне сохранять хоть какое-то самоуважение. Все кажется, что я для кого-то все еще обладаю каким-то значением, не всегда положительным, и потому нельзя пренебрегать предосторожностями).

На этот раз те же слова, что давеча женщина, произнес я сам.

– Впустить?

– Если у нее все в порядке. Строгая проверка, забыл?

Очень уж не нравилась мне написанная на ее лице жесткость. С такими дамами бывает труднее разговаривать мирно, чем с мужиками. Слишком они эмоциональны.

– Ясно. Строгая проверка.

А она уже звонила у двери.

Cидя в моей приемной (она же по совместительству гостиная, кабинет и столовая в торжественных случаях), я внимательно наблюдал за поведением нежданной гостьи в проверочном тамбуре – так называлось у меня то, что обычно обозначают как прихожую. Дама виднелась сразу на четырех экранах: фронт, тыл и оба фланга. Никакое скрытое действие посетителя при таком обзоре не укрылось бы от наблюдателя – от меня. Тем временем она вела переговоры с Вратарем. Голос визитерши соответствовал облику: был слишком резок для дамы приятного облика. Вратарь же оставался, как всегда, вежливым и спокойным: гиперсхемы не ведают страстей.

– Цель вашего визита, мадам?

– Она конфиденциальна. Беседа с глазу на глаз.

– Прими, – негромко проговорил я в микрофон.

– Вас примут, – тут же отозвался Вратарь. – Будьте добры оставить сумку здесь.

Ее брови взлетели вверх, потом гневно сошлись над переносицей:

– Но она может мне понадобиться…

– Будьте добры оставить сумку…

Женщина поджала губы. Дыхание ее участилось. Я походя отметил: у гостьи некоторые проблемы с коронарными сосудами. В ее возрасте – рановато… И состояние печени оставляет желать лучшего. Но это – ее проблемы: она ведь не к врачу пришла. Она же тем временем пристроила свой багаж в шкафу, который тоже был частью контрольной системы. Уважая женские тайны, я не стал включать режим просмотра содержимого. Пусть секреты остаются при ней – за исключением тех, конечно, которыми она захочет поделиться со мною. Что же касается самой гостьи, то Вратарь просмотрел ее без моей подсказки. Оружия не обнаружил, в том числе и нетрадиционного. Ну а врукопашную она со мною вряд ли сладит – если даже очень захочет. Что касается гипновнушений, то моя защита от них просто непробиваема.

– Впусти, – скомандовал я, погасил экраны и устроился за столом поудобнее.

Она вошла, и мне показалось, что температура в комнате сразу же поплыла волнами: жаркая полоса сменялась морозной, еще и еще раз. Я привстал даме навстречу (порой я бываю галантен) и указал на кресло, предназначенное для посетителей. Его начинка давала неплохую информацию о том, как меняется состояние гостя во время разговора и к каким его действиям следует быть готовым. Сердцебиение, потливость, уровень адреналина и прочая физиология. С материями более тонкими – теми, с которыми электроника не справляется, она для них слишком примитивна, – я при необходимости разбираюсь без помощи аппаратуры.

Но женщина не стала садиться; она остановилась рядом с креслом, оперлась локтем на его высокую спинку. Я сделал вид, что это меня ничуть не удивляет, и решил вести разговор в сугубо официальном ключе:

– Итак? Чем могу вам помочь? Вы уверены, что вам следует обратиться именно ко мне?

Прежде чем ответить, гостья обвела комнату взглядом. Я ожидал какого-то признака удивления: большинство попавших сюда удивлялись, ожидая совершенно другого. Эта же лишь изобразила намек на улыбку – или скорее усмешку: линия ее губ, несомненно, выразила нечто, очень похожее на презрение. Дама вроде бы сохраняла полное спокойствие, только жилка билась под кожей на длинной, красивой шее. Выражение глаз не изменилось – как бы матовых, непроницаемых для большинства людей, странно неподвижных в незыблемом спокойствии. Обладатели таких глаз легко убивают. Но и их, бывает, тоже.

– Поп! – сказала она. – Надо же!

Она была не права: духовным лицом я ни в коей мере не являюсь. Но я не стал разубеждать ее. Пусть думает, как ей угодно.

– Мадам, повторяю вопрос: чем могу вам помочь?

– Вы? Думаю, что ничем.

Вот тебе на!

– В таком случае, что привело вас…

Она не позволила мне продолжить:

– Вам не кажется, что то, что вы пытаетесь сделать, так же безнравственно, как раздевать незнакомую женщину, даже не спросив ее согласия?

Между тем я всего лишь попытался войти в ее сознание, притом самым деликатным образом. Она, однако, ощутила это. Значит, имела неплохую подготовку. Дама-профессионал? Ну а почему бы и нет? Во всяком случае, ее попытка разобраться в моих мыслях, только что предпринятая, могла бы и увенчаться успехом – если бы я заранее не принял меры. Ладно, посмотрим, к чему это нас приведет…

– Прошу извинения, – сказал я. – Застарелая привычка, знаете ли. Мне просто показалось, что с вашей стороны последовало приглашение. Извините за ошибку. Итак – чего вы от меня хотите?

Она немедленно отчеканила:

– Мне нужно переговорить с Веригой.

– Очень хорошо. Может быть, вы объясните, кто это такой и почему вы ищете его там, где его нет и никогда не бывало?

На сей раз она выслушала меня до конца. И объявила:

– Вранье. Он здесь. И наверняка со своей группой.

– У меня не странноприимный дом, мадам. И я не сдаю комнат.

Она лишь мотнула головой, словно лошадка, отгоняющая слепня. Волосы всколыхнулись и снова упали на плечи.

– Детский лепет. Вы должны дать мне увидеться с ним. Это очень важно для всех. Я должна остановить его, прежде чем…

Тут вместо того, чтобы остановить его, она умолкла сама. Видимо, решила, что не должна обогащать мои запасы информации.

– Мадам! Я даю вам слово…

Неожиданно она усмехнулась снова:

– Слово Разителя, да?

Я сделал усилие, чтобы сохранить на лице выражение невозмутимости. Копаться в чужом прошлом и выуживать из него какие-то обрывки, на мой взгляд, так же непристойно, как нюхать грязное белье, которое носили не вы.

– Вот именно. Слово Разителя. Его всегда бывало достаточно для кого бы то ни было.

Похоже, она слегка заколебалась.

– То есть вы утверждаете, что его тут действительно нет?

– И не только это. Могу повторить еще, что я никогда не только не встречал человека с таким именем, но и не слышал о нем.

– Он изменил имя? – подумала она вслух. – Это не было предусмотрено.

– Если вам станет от этого легче, – предложил я, – могу показать вам все углы и закоулки моей скромной обители. Надеюсь, своим глазам вы поверите?

Женщина, так и не назвавшая своего имени, на моих глазах вдруг как-то опала, словно из нее выпустили воздух.

– Жаль… – пробормотала она скорее себе самой, чем мне. – А я надеялась… – Тут же она снова взяла себя в руки, выпрямилась, нахмурилась: – Обещайте, что, если он у вас все же появится, вы не сочтете за труд немедленно сообщить об этом мне. Меня можно найти…

Я выставил ладонь, словно защищаясь от ее слов:

– Я не даю обещаний такого рода и не принимаю подобных поручений. К вашему сведению, я давно отошел от дел, мадам. Могу обещать только, что о вашем визите тоже не станет известно никому, если вы только не выскажете иных пожеланий.

– Выскажу. Никому, кроме Вериги. Ему – да. Сейчас я ухожу. Но если вы солгали…

– Проводить вас, мадам? – прервал я ее.

– Я найду дорогу, – ответила женщина надменно.

Она и в самом деле нашла. Я снова включил обзор, чтобы увидеть, как она уходит и не оставит ли после себя чего-нибудь этакого: свертка или коробочки c зарядом и детонатором. Хотя, конечно, будь у нее в сумке нечто подобное, Вратарь вместе со шкафом не преминул бы поднять тревогу.

Уже в дверях женщина повела лопатками под облегающим жакетом – словно ощутила мой взгляд, хотя смотрел на нее лишь глазок камеры. Но не обернулась.

Дверь за женщиной закрылась. А я остался сидеть, пытаясь собраться с мыслями, даже и не вспоминая о планировавшейся яичнице.

Верига. С чем его едят? Полное отсутствие ясности.

Заказ, между прочим, сорвался. Может быть, следовало предложить посетительнице разыскать этого типа и взять солидный аванс? Черт, как мне сразу не пришло в голову? Хотя – нет, все правильно: та жизнь прошла и не вернется. Аминь.

Так или иначе, я не стал относить странный визит к разряду серьезных событий. И снова стал печально рассуждать о плачевной ситуации, в какой находился и выход из которой все не подворачивался. Хотя я знал, что это, конечно, не так. Просто спасительная волна однажды вынесла меня на бережок, и я обсыхал на нем, в то время как мутная, грязная, изобилующая мелями и водоворотами река жизни продолжала струиться совсем рядом, неся людей неизвестно куда.

Так что когда зуммер местной связи, не ВВ, заворчал, я подумал было, что это просто ошибка – кто-то случайно залез на мою частоту. Я в этот миг находился в медитации: не знаю лучшего способа уйти от неприятных мыслей и переживаний.

На втором звонке мой на-все-руки-Вратарь вступил в разговор: любезно сообщил звонившему, что здесь – жилье имярека (у меня нет оснований скрывать свое имя), что названный имярек в настоящее время отсутствует и если у звонящего есть желание что-то сообщить, то пусть выкладывает, информация со временем будет доведена до сведения хозяина. Прервав медитацию, я благосклонно слушал, как умная схема отваживает того, кто, надо полагать, небрежно сработал на клавиатуре. В ответ я ожидал либо извинения за неточность, либо пары теплых слов, вызванных к жизни досадой на самого себя, после чего должен был последовать отбой. Я уже заранее великодушно простил его за ошибку.

И естественно, все получилось совсем не так.

Вместо извинений из аппарата донеслись слова, сказанные на диалекте то ли Симоны, то ли Стрелы-Второй – в общем, какой-то галактической Обояни. Я не филолог, и орфоэпические особенности разных углов Федерации меня не беспокоят, важна информация – та, что заключена в словах, а еще больше – в недомолвках и многозначительном молчании. То, что нежданный собеседник безбожно путал глухие согласные со звонкими, меня не смущало.

– Уфажаемый Раситель, неопхотимо срочно перековорить с вами. Меня совут токтор Ферика. Мы только что припыли с Синеры…

Синера, конечно! А не Симона. А на Стреле с согласными все в порядке, вот гласные они глотают не разжевывая. Шпециалист!

Стоп.

Ферика?

«Токтор Ферика»?

А если перевести это на нормальную теллурианскую фонетику – что получится?

Доктор Верига, вот что.

Верига.

Так-так-так-так-так. Уже интересно. Что он там?

– …сейчас находимся в терминале-три…

Терминал-три? Cтранновато. Прежде всего это означает, что прибыл он кораблем, вместо того чтобы воспользоваться вневремянкой. Уже это не назовешь нормальным. Далее: борта с Синеры приходят обычно куда? На Экваториальную платформу. Значит, летел он не рейсовым, а чартерным. Если он, конечно, прямо оттуда. Чартерный рейс – удовольствие не из самых дешевых. Видно, его действительно припекло. И даже не его, а их. Он ведь сказал: «Мы прибыли».

– …прозьба тоштаться нас. Посвоним через два часа. У нас дело категории «Анни».

Анни! То есть – аннигиляция. Категория высшей угрозы. Кому? Что грозит? Или, точнее, кто?

Прежде, заслышав такой сигнал – вопль о помощи, – я уже мчался бы сломя голову на выручку. Теперь – не то. Разитель отошел от дел. Но если где-то людям и в самом деле грозит серьезная опасность и они обращаются ко мне – вправе ли я умыть руки? Тем более что этого самого Веригу уже искала дама, и намерения ее были, похоже, не самыми миролюбивыми. Искала тут, у меня. Так что я уже как бы замешан.

А кроме того…

Я ощутил, как во мне возникает вдруг некая надежда. В комнате явственно запахло отбивными. Аромат хорошего заказа.

– Алло! Верига! Постойте, не отключайтесь…

Обстановка на первый взгляд такова: тут их начали искать еще до посадки корабля. И конечно, продолжают. В чем дело – я, понятно, не знаю, но чутье подсказывает: оно из разряда необычных. Значит: чем меньше они наследят, тем лучше. Для них.

– Я дома, но у меня мало времени. Вы можете приехать быстрее? По вневремянке?

– Это пыло пы нешелательно. У нас свой транспорт. Так лучше.

(Его дикий акцент резал мне слух. Более не стану воспроизводить его.)

Ну да: на вневремянке надо удостоверять свою личность. Иными словами – назвать свой Личный Код, ЛК: номер, который присваивается человеку при рождении и сопутствует ему до самого конца. Один из без малого триллиона; примерно столько людей насчитывается сейчас во всех обитаемых мирах. Эти же не хотят нигде светиться. Ясно: потеря времени – выигрыш скрытности. А может быть, и не только ее.

– Понял. Что у вас: скользун? Коляска?

– «Бриз». Агрик. Так что мы даже не выйдем на улицу.

Ну, что же: «Бриз» – средство достаточно быстроходное.

– Жду. Меня можно найти…

– Ваше местонахождение нам известно.

Вот так. И отключились.

Через секунду-другую я поймал себя на том, что пытаюсь разглядеть координаты звонившего на дисплее, на котором они так и не появились. Этот Верига (вдруг стало чудиться, что я когда-то давно уже встречал это имя, вот не помню только – где) и в самом деле заботится о сохранении конфиденциальности.

Ладно. Так или иначе, остается достаточно времени, чтобы довести до конца медитацию. Вернее – начать с начала.

Улегся. Теплею. Тяжелею. Астральное тело отделяется, оставляя плоть бездвижной, лишь редко, равномерно дышащей. Ухожу…

Поднимаюсь по крутому склону, не щадя локтей и коленок. Во плоти никогда бы не отважился на такое. Первый слой облаков остался далеко внизу, сейчас предстоит пробиться через второй сквозь густой туман, в котором не различаешь даже собственных пальцев, судорожно вцепляющихся в малейшие неровности стены, теперь уже почти вертикальной. Но миную второй слой неожиданно быстро. Вот и вершина. Пятачок, на котором устоять можно, но растянуться, чтобы отдохнуть, никак не удастся; сюда поднимаются не для отдыха. Над головой – густая, темная синева и пристальные, немерцающие звезды. Редкий случай: нет ветра, штилевой воздух кажется непроницаемым, как сама скала. Но это меня радует: благоприятный признак. Намек на то, что я, возможно, добирался сюда и не зря.

Теперь – последний этап: полет.

Облака, пик, сама планета – все остается далеко. Уношусь ввысь. Хотя теперь это уже не высь – неопределенное направление.

…………………………………………………

– Я тебя звал несколько раньше. Ты опаздываешь.

– Прости, – смиренно отвечаю я. – Иногда приходится и задержаться – для важного разговора. Но мне по-прежнему необходимо если не увидеть тебя, то хотя бы услышать.

– Что тебя волнует?

– Ничего. Просто – услышать…

– Тогда помолчи.

А я и сам не решился бы сказать еще что-нибудь.

– Говорят о вечности, – слышу через какое-то время (тут его течение не ощущается). – И о конце света. Он будет, будет. Но не раньше, чем исчерпаются все комбинации, возможные в рамках этого творения. Для вас – это еще очень долго. Для Него – впрочем, для Него время вообще не существует.

Я не решаюсь спросить. Но после паузы Посвященный говорит и сам:

– Это не первое творение. Но еще неясно – будет ли последнее. Возможности множатся, я вижу все больше…

Снова пауза. И наконец:

– Не забываю о продвинутых. Но двигайтесь, двигайтесь. Смысл этого творения – в развитии. А я увижу. Да, и вот еще что.

Я почувствовал, как изменился настрой его мыслей, которые он вколачивал в меня напрямую, без помощи слов.

– Тебе предстоит серьезное дело. Его надо выполнить. Конечно, лучше не переходить известных тебе границ. Не падать слишком низко. Но тебе придется возвратиться в себя – прежнего, каким ты был не так давно. И пока будешь оставаться таким – не обращайся к нам. Жестоко, но иначе нельзя. А уж если…

Так и не закончив, он ушел – я сразу почувствовал, что он оказался вне моего восприятия.

Пора было возвращаться.

Медленный переход в нормальное бытие. Одновременно оживает таймер мика, упрятанного где-то глубоко в моей голове микробиокомпьютера, без которого в наше время не живет ни один человек.

У меня остается еще полчаса. Хватает на легкую гимнастику и на приведение жилья в относительный порядок. Даже на то, чтобы стереть пыль с бросающихся в глаза плоскостей.

Едва успеваю закончить эту работу, как Вратарь деликатно звякает, чтобы привлечь мое внимание к экрану внешней камеры. Той, что уютно пристроилась наверху, на крыше. Она исправно показывает, как на площадку мягко садится «Бриз» – маленький агрик третьего класса, рассчитанный на четырех седоков. Это означает, что гость прибыл.

Вернее, гости: их трое – недаром Верига употреблял множественное число, когда потревожил меня звонком. Против королевского недуга – пунктуальности – прибывшие обладают явным иммунитетом: пришли на десять минут раньше. Но при первом знакомстве излишняя придирчивость вряд ли пойдет всем нам на пользу.

– Строго проверь, – говорю я. – И впусти, если все в порядке.

(Я поймал себя на том, что стал применять такие меры предосторожности, какие принимал в добрые старые времена. Где мои сколько-то там лет? И что это: интуиция – или признаки маразма?)

Пока перед дверью и потом в тамбуре происходила процедура проверки, я последним взглядом прошелся по комнате и (на всякий пожарный) занял позицию, на которой меня нельзя будет увидеть сразу, когда дверь укатится в стену. Предосторожность, по сути, можно было бы назвать излишней: если они пройдут проверку, то смогут действовать разве что врукопашную – а этого я не очень боюсь. Однако же интуиция подсказывала мне именно такой образ действий.

Заняв позицию, я не без любопытства оглядел все четыре монитора – те самые, что показывали прихожую. Вратарь (для гостей это сейчас лишь табло, рисующее слова команд) выдает первое указание:

«Будьте любезны (я – сторонник вежливости во всех случаях) поместить все имеющееся у вас оружие в шкафчик справа».

Как и ожидалось – секунды нерешительности. Троица переглядывается. Один – тот, что справа, – покачивает головой. Еще секунда. Средний – видимо, это и есть доктор Верига, – чуть пожав плечами, достает откуда-то из-за пазухи оружие и кладет на указанное место. Дистант класса «миди», предпоследняя модель – температура в точке поражения не более двух тысяч Цельсия, предел – сто двадцать метров, емкость батареи – триста импульсов, или шесть минут непрерывного действия. Щечки рукоятки потемнели от ладони владельца; значит, машинка служит не только в качестве театрального реквизита.

Такие же инструменты выкладывают с явной неохотой и остальные двое. Похоже, они опасаются серьезных неприятностей.

Табло Вратаря мигает. И возникает следующее воззвание:

«Вынужден напомнить: ВСЁ оружие».

Снова переглядки. Пожимание плечами. Кто-то даже вздыхает. В конце концов к лежащим на тумбочке дистантам прибавляются три пулевых безадресных пистолета (оказывается, где-то они еще в ходу!), три синерианских кинжала – голубой мерцающий металл, золотистые, слегка выгнутые рукоятки, – и всякая мелочь: звездочки, ручки, трубочки с иглами и т.д. В общем, взвод не взвод, но десантное отделение (прошлого века) можно было бы вооружить. Да, неуютно чувствуют себя провинциалы на Теллусе, надо полагать. Интересно, как вооружились бы они для визита на Армаг?