(Не)обнимашки… по наследству

– Милочка, что с тобой? – подозрительно спросила она.

– Ничего…

– А чего зарёванная такая?

– Упала… когда в чулане прибиралась…

– Как там можно упасть?! Пьяная что ли была?

– На верхней полке пыль вытирала – со стула упала…

– Надеюсь, ничего мне там не перебила?

– Нет… Я там всё прибрала…

– А где это Вадим Петрович? Ты его не видела? – уставилась хозяйка на Таню.

– Я не знаю…

– Смотри у меня! – погрозила пальцем «барыня».

Вскоре явился и Вадим Петрович. С объятиями кинулся к супруге:

– Душечка, как отдохнула?

– Что это ты такой возбуждённый? – прищурилась та, оглядываясь на стоящую в дверях Таню.

– На меня нашло такое вдохновение! Я наконец-то закончил картину!

– Ну-ну…

Глава 22

С этого дня художник стал всячески избегать любых встреч с девушкой. Он словно боялся, что та чем-нибудь выдаст себя или не дай бог во всём признается своей хозяйке.

Но Таня слишком дорожила этой работой, понимая, что если хозяйка её выгонит, то идти ей будет некуда.

Гром грянул спустя три недели, когда Таня вдруг поняла, что беременна. Сначала она всячески скрывала своё интересное положение, благо, что токсикоза и всяких сопутствующих беременности «прелестей» не было. Видимо, надеялась, что всё рассосётся само собой. Не рассосалось…

Спустя три месяца хозяйка заметила изменения в Таниной фигуре.

– А не многовато ли ты ешь? – однажды хмуро спросила она девушку. – Вон как раскабанела!

Надо что-то делать, размышляла Таня. Была бы она в своём городе – снова бы отправилась к той бабке. Здесь же она даже не знает, к кому обратиться за помощью. Да и поздно, наверное, уже… Надо бы выловить Вадима Петровича. Пусть найдёт ей врача… или хотя бы бабку. Но тот всячески избегал встреч с девушкой наедине.

Таня уже готова была упасть «барыне» в ноги и сознаться во всем, но её планам исполниться не довелось.

Однажды утром она, как обычно, отправилась на рынок за молоком и творогом. Когда же она вернулась, то путь ей преградили два дюжих милиционера, стоящих у ворот:

– Девушка, вы куда?

– Туда…

– Зачем?

– Я здесь работаю… то есть… по хозяйству помогаю…

– Не положено!

– А что случилось?

– Не положено!

«Заладил, как попугай», – сокрушённо подумала Таня, отошла в сторону и села на лавочку. Вскоре к ней подсел представительный мужчина в костюме, сунул под нос красную корочку в развёрнутом виде, живо спрятал её в карман, так что Таня даже не успела ничего прочитать, и стал задавать вопросы. Давно ли она знает Вадима Петровича? Заходила ли она в его мастерскую? Приходил ли кто к нему? Знает ли она, чем он занимался?

«Нет, нет, нет», – на всё отвечала девушка, раздумывая, что же такого криминального было в тех картинах, что ими заинтересовались органы?

Спустя пару часов из дома под конвоем вывели Вадима Петровича, посадили в милицейскую машину. В другую машину загрузили картины. Машины укатили. О происшествии напоминали лишь открытые настежь ворота да распахнутая дверь.

Таня робко вошла в дом. От идеального порядка, созданного Таниными руками, не осталось и следа. Кругом царил хаос из-за разбросанных вещей, вываленных из всех шкафов.

В кресле сидела осунувшаяся, вся в слезах, Надежда Васильевна. Комната была пропитана стойкими запахами валерьянки и валокордина.

– Надежда Васильевна, что случилось? – робко спросила у хозяйки Таня.

– Арестовали Вадима…

– За что?!

– Я не знаю. Пришли, перевернули всё вверх дном, забрали все картины, а Вадима увели…

«Как же, не знает, – подумала Таня, – просто не хочет говорить».

А Надежда Васильевна действительно даже не догадывалась, чем занимается её муж! Она знала лишь то, что он пишет картины на заказ, что ему за это неплохо платят. Разговоры о том, что художники – нищий народ, она пропускала мимо ушей, полагая, что это относится только к лентяям и бездарям.

Ей нравилось быть замужем и за мужем, не переживать о завтрашнем дне, не считать копейки. Вадим её обеспечивал всем необходимым, ни в чём ей не отказывал, а в ответ на это она не лезла в его дела. При этом она становилась ревнивой до безобразия, если замечала интерес муженька к любым особам противоположного пола. Поначалу она закатывала ему жуткие сцены ревности, но Вадим быстро раскусил супругу и научился скрывать свои похождения на сторону, откупаясь дорогими подарками.

Но если интрижки с барышнями были лишь «выхлопами» его безудержной сексуальной энергии, то к своей работе он подходил с огромным мастерством. Он не просто писал картины, как полагала супруга, а делал великолепные копии. Копию картины знаменитого художника он выдавал за оригинал и продавал коллекционерам по баснословной цене.

Он мог с лёгкостью, копируя манеру какого-нибудь живописца, написать картину и выдать её за малоизвестный вариант шедевра. Но сколько верёвочке не виться – конец всё равно будет. Который и привёл к такому печальному результату.

– Как ты понимаешь, прислуга теперь мне не нужна, – вздохнула Надежда Васильевна.

– А деньги?

– Какие деньги?

– За этот месяц…

– А денег нет! Всё ироды забрали! Подчистую! – нарочито громко всхлипнув, произнесла хозяйка.

– А мне что теперь делать?

– Ох, не знаю! Мне бы твои проблемы! Видишь, какой беспорядок!

– Так давайте я приберусь, – предложила Таня.

– Я же сказала – не надо! Ступай уже себе с богом. И тряпки свои забери! Да смотри, чужое не прихвати!

Хозяйка ревностно проследила, чтобы Таня, ненароком или специально, не стащила что-нибудь из её вещей, а после, подталкивая девушку в спину, выпроводила её за ворота:

– Ступай-ступай!..

Глава 23

Таня понуро брела по улице, от переживаний еле переставляя ноги. Что ей теперь делать? Куда податься? Домой ехать – вот мать «обрадуется»! На вокзал идти – милиционер всё равно на ночь на улицу выставит, ещё и пристанет с расспросами… Кому она нужна, да ещё с пузом!

Так, размышляя о своей незавидной судьбе, Таня не заметила, как ноги принесли её на рынок. Бойко шла торговля. Практически все прилавки были заняты яблоками, картофелем, луком и помидорами. Только один прилавок выделялся своей пустотой.

За ним стояла темноволосая женщина средних лет с броской, благодаря яркой косметике, внешности. Засунув руки в карманы рабочего синего халата, накинутого на бордовое кримпленовое платье, женщина изрыгала проклятия в адрес какого-то Ахмета, который опять где-то пьянствовал всю ночь, а теперь лежит за ящиками, словно мешок с картошкой, и лыка не вяжет!

– И что, мне теперь самой всё это тягать?! – возмущалась дама, скорей всего, хозяйка этого овощного добра.

– А ты что пялишься? – зло прикрикнула она на Таню. – Иди, куда шла!

Таня растерянно попятилась, запнулась о мешок с картошкой, прислоненный к прилавку, плюхнулась на него.

– Госпо-о-оди! – всплеснула руками женщина. – Ещё одна пьянь! Что за день такой!

– Я не пьяная… Я работу ищу… – вздохнула Таня.

– Работу? – женщина оценивающе оглядела Таню с ног до головы, остановила взгляд на чемодане. – Приезжая что ли?

– Да…

– Что здесь делаешь? В гости к кому или как?

– Или как…

– Конечно же и жить тебе негде! – подытожила хозяйка овощей. – Торговать умеешь?

– Не пробовала.

– Но считать-то можешь?

– Да. В школе-то училась…

– Ладно. Возьму тебя вместо Ахмета – посмотрю ещё, как работать будешь! Спать будешь тут же, в подсобке. И смотри: ни одно яблочко не должно пропасть! Проворонишь – вычту из твоей зарплаты! Поняла?!

– Ой, спасибо! – обрадовалась Таня. – Я буду стараться! Вот увидите!

– Ладно, спасибом сыт не будешь. Пойдём, свой чемодан пристроишь, да халат тебе дам.

С этого дня Таня стала одновременно продавцом, грузчиком и уборщицей, так как вечером нужно было привести в порядок рабочее место, а мешки с мусором и гнильём оттащить к мусорным контейнерам.

К вечеру она с ног валилась от усталости, но старалась не показывать виду, чтобы хозяйка её не прогнала. А ещё она всячески прятала начавший расти живот. До какого-то времени ей это удавалось, так как бесформенный халат скрывал очертания фигуры. Но правда наружу всё-таки вылезла.

Однажды хозяйка застала Таню за переодеванием.

– Боже! – воскликнула она. – Ты никак пузатая? Ещё этого мне не хватало! Нет-нет, иди-ка ты, милая, куда подальше, подобру-поздорову!

Никакие уговоры, что она, Таня, сильная, не помогли. Ладно хоть, что хозяйка честно заплатила Тане за работу, но наотрез отказалась держать её хотя бы ещё один день.

…По обрывистому берегу Таня спустилась к речке, которая протекала через весь городок, подхватывая нечистоты ближайших частных домов и унося их дальше, в неизвестном направлении. В нос ударил мерзкий запах тины и гнилья.

Но ещё гаже было у девушки на душе. Таня покосилась на свой живот, скривилась, словно от сильной зубной боли. Но зуб можно вылечить. В крайнем случае – удалить. А куда девать приплод, которым наградил её похотливый художник? И ведь опять на те же «грабли» наступила! В первый раз хоть удалось избавиться от «плода любви», а что делать с этим?

Таня уже сейчас испытывала ненависть к тому существу, который сидел в ней и всячески отравлял ей жизнь.

– Ненавижу его. Ненавижу… – шептала Таня, прикидывая в уме, как можно избавиться от ребёнка.

То, что срок уже большой, и ни один врач не возьмётся, она уже поняла. К той бабке ехать далеко, да и бесполезно. Значит, нужно своими силами попытаться избавиться от нежелательной беременности. Как? Нужно попробовать потаскать тяжести! Ведь именно это запрещено беременным!

Оглядевшись по сторонам, Таня увидела невдалеке от неё поваленное от старости дерево, толстый ствол которого наполовину погрузился в прибрежный ил.

Девушка подбежала к дереву, обхватила обеими руками ствол и стала с остервенением дёргать его вверх, пытаясь оторвать от земли. Но кроме заноз, вонзившихся в ладони, да грязи, облепившей обувь, весомого результата она не получила.

– Ты что это, девка, творишь?! – прервал Танино занятие женский голос.

Таня вздрогнула, задрала голову. На краю откоса стояла немолодая женщина в выцветшем платье и с удивлением смотрела на девушку.

– А вам какое дело? – огрызнулась та.

– Мне-то – никакого! А вот ты зачем невинную душу погубить хочешь? Вижу, что дитёнок у тебя будет!

– Мой «дитёнок», – передразнила её Таня, – что хочу – то и делаю с ним!

– Ох, девка, неладное ты говоришь, – вздохнула женщина. – Не боишься, что бог тебя покарает?

– А бога нет! Разве не знаете?

– Для кого нет, а кому он очень даже помогает! Давай-ка, поднимайся сюда! Нечего там грязь месить!

Таня, озлобленная на весь белый свет, нехотя подняла чемодан и полезла наверх. Оказавшись рядом с женщиной, она, поджав губы, стала разглядывать незнакомку.

Это была довольно пожилая женщина с изборождённым многочисленными морщинами лицом. Седые волосы забраны под лёгкую косынку. Тонкие губы поджаты, словно копируя Танину гримасу. Лишь глаза цвета выцветшего неба были наполнены такой добротой, что напряжение, в котором пребывала Таня последние несколько часов, неожиданно сменилось истерикой.

– Ну-ну… полно тебе! – стала успокаивать Таню незнакомка. – Пойдём-ка, милая, со мной! Но сначала давай познакомимся. Меня зовут Валентина Семёновна. Но ты можешь звать меня просто баба Валя, ведь ты мне аккурат во внучки годишься! А тебя как звать-величать?

– Таня…

– Татьяна, стало быть? Хорошее имя! Что же ты, Танюша, по оврагам с пузом скачешь, брёвна, как на лесоповале, таскаешь? – приступила к расспросу баба Валя, схватив девушку под руку, словно переживая, что та даст дёру, и чуть ли не насильно потащила за собой.

Таня, всё ещё всхлипывая и шмыгая носом, полным слёз и соплей, угрюмо молчала.

– Ну, не хочешь пока говорить – твоё дело! Только от этого тебе, милая, легче не станет. От молчанки и сердце, и душа твои окаменеют, а ты – ещё больше ожесточишься. А так, поделишься, глядишь – и помогу тебе, чем смогу…

«Ой, а не намекает ли бабка, что сможет мне помочь от беременности избавиться?! – с надеждой подумала Таня и спросила:

– А вы можете… ну… это… убрать?..

– Ты, девка, ополоумела?! Ладно. Об этом потом поговорим. Мы пришли!

Глава 24

Баба Валя жила в бревенчатом приземистом домике с хорошо сохранившимся деревянным крыльцом и двустворчатыми окнами. Навес над крыльцом был обшит железом, а входная деревянная дверь была украшена декоративной резьбой. Всё говорило о том, что когда-то здесь жил рукастый хозяин, а облезлая краска выдавала его теперешнее долгое отсутствие.

В доме было две комнаты – зал и маленькая спаленка. Кухней служила пристройка, которую Таня сначала приняла за сени. В комнатах с минимумом мебели было чистенько и уютно. Сразу было видно, что баба Валя любит чистоту и не терпит беспорядка.

– Ну, что встала? Проходи! – скомандовала баба Валя, забрала у Тани чемодан, занесла его в маленькую комнатушку. – Вот здесь и будешь жить!

– Да нет… У меня и денег очень мало! – стала отнекиваться Таня. – Их, наверное, и не хватит, чтобы вам заплатить!

– Я что-нибудь говорила про деньги?!

– Нет…

– На нет и суда нет!

– Зачем же вы меня приютили? – удивилась девушка.

– Зачем… – задумалась баба Валя. – Видимо, пришло время долги отдавать. Грех на мне. Убийца я!

Услыхав такое признание, Таня попятилась…

– Да ты не бойся! – успокоила её женщина. – Перед законом я чиста. А вот перед божьим судом… Ладно, слушай… Была я молода, вот вроде тебя, и полюбила молодца. А он воспользовался моей любовью да доверчивостью, наобещал с три короба, мол, женится на мне, ну я, дура, и растаяла. На сеновал к нему стала бегать.

– Зачем на сеновал?

– Ну и глупая ты, хотя сама уже вон… Свидания у нас на сеновале были. Миловались мы с моим Гришей ночи напролёт! Ну и домиловались… Понесла я. А он как узнал, что у меня от него ребёночек будет, собрал свои манатки – и был таков!

– Уехал?!

– Скрылся в неизвестном направлении. А куда мне с пузом-то? Батя если бы узнал – прибил бы на месте! Ну, я и нашла одну сердобольную повитуху – она мне дитятку и вытравила. Да, видно, срок уже для этого неподходящий был, потому что закончилось всё очень плохо! Нет, сначала-то я радовалась, что избавилась от позора. Даже замуж вышла. Только то вмешательство боком вылезло – стала я бесплодной. Муж мой сначала успокаивал меня, потом это его стало бесить. Завёл на стороне зазнобу – и ушёл к ней! Вот и живу я теперь много лет одна. А тебя увидела – поняла, что господь мне послал тебя для искупления содеянного. Так что, оставайся у меня. Денег я с тебя не возьму, а захочешь по хозяйству помочь – буду только рада!

С этого дня Танина жизнь круто изменилась. Девушка даже не ожидала, что может получить столько тепла от совсем незнакомого человека!

Баба Валя оказалась доброй и сердечной женщиной. Она стала опекать Таню, словно родную внучку, переживая за её здоровье и душевное состояние. Если с Таниным здоровьем было всё в порядке (сказывалась молодость), то настроение девушки у женщины вызывало серьёзные опасения. И не напрасно.

Таня так и не смогла полюбить зародившуюся в её чреве жизнь. Ребёнок напоминал ей о насилии, и она до мельчайших подробностей помнила тот злополучный день, когда художник так безжалостно надругался над ней. Но делать было нечего. Живот рос, оставалось совсем немного до появления малыша на свет.

– Танюша, ты не переживай! Вырастим ребёночка! А ты живи здесь. Я тебя пропишу, а то негоже малышу и молодой мамочке быть беспризорниками! А умру – домик тебе достанется. Не ахти какой, но крыша над головой будет!

Таня согласно кивала, а в голове зрел грандиозный, по её мнению, план. Она не собирается растить ненавистного ей ребёнка. Она оставит его бабе Вале! Хочет замаливать грехи – вот пусть и замаливает! Главное, чтобы она ни о чём не догадалась.

Последние недели беременности пролетели незаметно, и в положенный срок Таня родила дочку.

Баба Валя каждый день навещала Таню в роддоме, таская ей молочко и творожок с рынка да мёд с дорогущими грецкими орехами, чтобы у молодой мамочки хватило молока для малышки.

Вот только Таня совершенно не хотела кормить ребёнка! Принесут ей свёрток, она с ненавистью глянет на красное кричащее личико младенца, брезгливо возьмёт девочку на руки и держит до тех пор, пока медсестра её не унесёт.

– Что это она у тебя всё время кричит? – удивлялись медсёстры.

– Молока мало… – вздыхает Таня, переживая, как бы они не заметили, распирающую от избытка молока грудь.

Но у тех и без неё было полно забот. Заберут малышку, накормят сцеженным другими мамочками молоком – и все дела!

В день выписки баба Валя уже с утра была на ногах, обивая пороги роддома и боясь пропустить такое важное событие – выписку внучки. Она так привыкла к Тане, что и вправду стала считать новорожденную своей внучкой. А как же иначе?

– Ой, Танюша, радость-то какая! – причитала старая женщина, бережно прижимая к груди свёрток с малышкой. – Как дочку-то назвала?

– Никак…

– Ох!.. Как же так? Нельзя ребёнку без имени! Ну, какое тебе имя нравится?

– Мне всё равно…

– Давай тогда назовём девочку как твою маму! – предложила баба Валя, полагая, что такой вариант точно понравится Тане! И была очень удивлена, просто озадачена, увидев, как злая гримаса перекосила Танино лицо:

– Не будет этого!

– Ты за что же так на маму осерчала? – участливо спросила баба Валя, уже в который раз пытаясь вызвать молодую женщину на откровенность.

– Было за что… – буркнула Таня.

– Ну и ладно… Давай тогда Лизонькой назовём! Очень мне нравится это имя!

– Пусть будет Лизка… Мне всё равно!

…Нежелание Тани кормить ребёнка баба Валя заметила в первый же день, когда молодая мать по обыкновению попыталась изобразить кормление.

– Ты что это, девка, ребёнка загубить хочешь? Он-то в чём виноват? А ну-ка, рассказывай! – приказала она. – Теперь уж точно не отстану!

Да и Тане надоело хранить тайну появления Лизки на свет. Сначала она хотела рассказать обо всём кратко, в двух словах, но вдруг разоткровенничалась и выложила всё: и как росла без материнской любви и ласки, и про первую несчастливую любовь, и побег из дома. Но самым тяжёлым был конец её истории, когда речь зашла о художнике…

– Ох, бедная ты бедная!.. – вздыхая, протянула старая женщина. – Как ты намыкалась… Ну ничего, теперь всё будет по-другому!

«Это точно! – подумала Таня. – Надо только дождаться, когда Лизка сможет обходиться без сиськи!»

А Лизонька как будто чувствовала, что нечего надеяться на материнское молоко, поэтому уже в полгода рубала за обе щёки и кашу, и борщ, и картошку, которыми подкармливала её баба Валя.

И вот настал тот день, которого так ждала Таня.

Глава 25

Пока баба Валя ходила на рынок за молоком, Таня быстренько прошерстила все тайники (недаром она внимательно следила, куда старая женщина прячет часть своей пенсии), выгребла почти все сбережения, оставив лишь крохи. Затем покидала в чемодан всё самое необходимое.

Подошла к кроватке, на которой спала Лизка, сладко причмокивая, засунув в рот палец вместо соски.

– Ну что, Лизка, пока, – вздохнула Таня, в последний раз оглядела комнату, схватила чемодан и выскочила за дверь. Там она, воровато оглядываясь, огородами-огородами, чтобы никому не попасться на глаза, устремилась в сторону станции.

Она летела навстречу счастливому будущему, в котором не будет этого крикливого ребёнка – жуткого напоминания о том, что сотворил с ней художник.

…Валентина Семёновна ещё издали услышала истошный плач Лизоньки. Когда она вбежала в комнату, от увиденого у неё чуть сердце не остановилось! Девочка лежала на полу возле кроватки, в истерике била ножками об пол, на её лбу отсвечивала сине-красными оттенками огромная шишка – результат неудачного падения.

– Боже мой! Лизонька! – всполошилась баба Валя, подскочила к малышке, подхватила её на руки и стала качать. – А-а-а… ну всё, маленькая, тише-тише!..

Девочка судорожно всхлипывала и никак не могла успокоиться.

– Где же твоя мать? – опомнилась старая женщина. – Вот непутёвая! Разве можно такую кроху оставлять одну, без присмотра?! Таня! Танюша!!!

Но так как Таня не появлялась, в душу бабы Вали стало закрадываться сомнение. Встревожившись не на шутку, женщина, не выпуская малышку из рук, кинулась в маленькую комнатку, распахнула старенький шкаф и ахнула. Таниных вещей не было…

– Сбежала… – прошептала баба Валя. – Ну как же так? А ребёнок? Ребёнок-то так же?..

Но оказалось, что это были ещё не все потрясения этого дня. Сердце у старой женщины тревожно ёкнуло, когда она увидела сдвинутую чуть в сторону кружевную салфетку, служившую украшением этажерки, а заодно – и тайником для нескольких рубликов. Конечно же, под салфеткой денег не оказалось…

Охнув, женщина кинулась к шкафу, одной рукой стала лихорадочно скидывать с полок аккуратно сложенные вещи. Когда нутро полки опустело, но денег баба Валя так и не нашла, она поняла, что Таня просто-напросто её обокрала, оставив «в утешение» свою дочь.

Валентина Семёновна давно подозревала, что Тане ребёнок не нужен. Но она надеялась, что со временем у той проснётся материнский инстинкт и она полюбит малышку. Не вышло…

– Таня, Таня… как же ты могла… – шептала женщина. – Ведь это же твоя кровиночка! Чем ты думала, когда забирала у меня последние деньги?!

Малышка уже почти успокоилась. Она, положив головку на плечо бабы Вали, спала, лишь изредка всхлипывая. Что нельзя было сказать о старой женщине. Сердце её, не выдержав стольких волнений, вдруг стало работать с перебоями. В груди зажгло, стало трудно дышать.

Крепче прижав к себе девочку и боясь упасть, Семёновна, пошатываясь, вышла на улицу. Задумалась на минуту, а затем потихоньку направилась к соседнему дому, в котором жила крикливая и склочная Серафима.

Вообще-то Валентина Семёновна ни с кем из соседей не общалась. Одни казались ей чванливыми и высокомерными, других она презирала за любовь к «зелёному змию», а третьи – напрочь игнорировали её саму, считая бабкой не от мира сего.

Но сейчас баба Валя интуитивно чувствовала, что дома, вдвоём с малышкой, ей оставаться нельзя ни на минуту!

Она постучалась в дверь соседки.

– О! Какие люди! – протянула Серафима, увидев на пороге свою старую соседку с девчонкой на руках.

– Серафима… – задыхаясь, проговорила Валентина Семёновна. – Что-то нехорошо мне… Подержи девочку…

– Ещё чего?! У неё мать есть! Кстати, где твоя Танька? К кавалеру небось утопала?

– Я не знаю, где она… – начала было баба Валя, но сердце её вдруг сильно ухнуло и резкая боль сдавила грудь… – Сбежала Танька… ребёнка бросила… Серафима, возьми Лизку, что-то мне поплохело…

– Может, «скорую» вызвать? – испугалась Серафима.

– Вы…зо…ви… – прошептала баба Валя, заваливаясь по стенке набок.

Серафима только и успела выхватить из рук падающей женщины ребёнка.

Глядя на лежащую на пороге бабу Валю с широко раскрытыми остекленевшими глазами, она поняла, что та мертва…

…Вскоре приехала милиция. Хмурый милиционер засвидетельствовал смерть. Тело бабы Вали труповозка увезла в морг. С помощью той же Серафимы с трудом нашли Лизочкино свидетельство о рождении. В графе «мать» была указана Метецкая Татьяна Павловна. В графе «отец» – прочерк. Свидетельство было выдано Метецкой Елизавете Семёновне 1962 года рождения.

– Надо же… Валентина девчонке-то своё отчество дала… – хмыкнула Серафима.

Милиционер долго не отпускал Серафиму, пытаясь выудить из неё хоть какую-нибудь информацию, по которой можно было бы найти непутёвую мать. Но Серафима мало чем смогла ему помочь, ведь она ни с Валентиной, ни с Танькой не общалась.

Приехали женщины из органов опеки. Собрали все детские вещички, забрали ребёнка и уехали.

Так Лизочка оказалась в детском доме.

Часть 2. Лиза

Глава 1

Шёл 1970-й год. Все советские дети хором славили дорогого Брежнева за их счастливое детство. Впрочем, это так и было. Детки, которые росли в семьях, действительно были окружены заботой и лаской. У них было всё то, что нужно маленькому человечку: одежда, игрушки, книги, друзья. Но самое главное – они не испытывали недостатка в материнской любви!

Но Лизка ничего этого не видела. Она росла в обычном детском доме, которые в советское время «славились» отнюдь не образцовым содержанием детей-сирот. Конечно, были и показательные детские дома. Но Лизке не повезло.

Её детский дом был чуть ли не одним из худших в области. Известно, что рыба гниёт с головы. Так было и в этом случае: директор детского дома Нинель Николаевна на пару с завхозом несли из детдома всё, что можно. А склочный и вздорный характер директрисы способствовал огромной текучке кадров. Никому не хотелось за мизерную зарплату вытирать сопливые носы и подтирать попы детдомовским ребятишкам.