Полная версия
Припарка мертвому. Книга седьмая
Время шло. Дед ругался, не решаясь, впрочем, ко мне приблизиться, стражники ожидали подкрепления, повешенный боролся за лишний глоток воздуха. Бледные лица первых зевак начинали аккуратненько выглядывать из-за углов.
То, что доктор прописал.
В отличие от своей обычной тактики «устроить переполох и сбежать», к «заказу» своих бывших… пленников… друзей… детей, в общем – черте знать кого, я подошел бережно и ответственно. Прислушался к просьбам и рекомендациям Якова и Мидори, просмотрел карты, составил план, по которому и наметил маршруты.
Для начала я облетел все крупные и мелкие населенные пункты, везде выполняя одну и ту же программу – медленный и торжественный облёт прямо по границе. Этакий круг почёта, совмещенный с резкими рейдами внутрь – на покрытых черепицей крышах домов я оставлял разные интересные надписи, выполненные очень устойчивой краской, выданной мне под это дело. Эффект был сногсшибательным, благодаря наличию у меня такой дрянной особенности как «Зло во плоти», как только переступалась граница поселения, то сразу же каждый страж порядка, имевшийся у этого города и села, тут же получал огромную, красную и зловеще пульсирующую точку на своей Системной мини-карте.
И начинал сильно нервничать.
В целом, после того как я совершил торжественный облёт всех двенадцати основных участков, можно было вполне сворачиваться и с чистой совестью улетать по своим делам – народ везде и всюду тут же начинал неистово мандражировать, паниковать, искать защиты и ответы на вопросы…
…но я привык ко всему подходить ответственно – даже к безответственному поведению. Что я показал смущенным и испуганным жителям новой империи? Лишь неведомую угрозу. А нужно было – эгоистичного Бесса с вызывающим поведением, негодяя и бузотёра. Поэтому пришлось импровизировать, совсем уж плюнув на собственный Статус. А что ему, болезному, теперь будет-то?
Процесс возвращения к истокам для любителей «настоящих людей» я начал с деревень. Люди там живут обычно куда более обидчивые и ранимые, а также склонные к пересудам, суеверию и сплетням, посему оскорбить их чувства и вызвать тревожность было задачей достаточно простой. Трижды я удачно своровал невест с запоздавших аж до зимней хляби свадеб, перенеся неистово орущих девок в соседние села, четырежды это провернул с уже замужними женщинами, но помаститее, под горячую руку шли жены старост, кузнечихи и мельничихи. Задумка в этом плане была простой как тапок – женщины, пока вернутся домой, надумают страстей и историй столько, сколько я б в жизни не совершил.
Впрочем, это мелкое хулиганство никак бы не потянуло на серьезный общественный резонанс, но к счастью, у меня была подходящая идея.
В каждом из сёл, в каждой из деревень, я сжёг кабаки – вечером, издевательски неспешно, сопровождая деяния нотациями о вреде пьянства. Сначала проходил внутрь, принимая редкие и несмелые тычки копьями стражи на голую кожу, защищенную «Железной рубашкой», выгонял хозяев и посетителей, разрушал бочки в подвалах, а затем уже поджигал. Когда народ увидел, что я не только жгу сокровенное, но и заботливо наблюдаю за тем, чтобы пламя не перекинулось на соседние постройки – он впал в настоящее неистовство.
Меня проклинали и пытались закидать камнями, а из-за того, что брошенные предметы под влиянием гравитации возвращались в толпу – злились еще сильнее.
Когда еще местные обнаружат, что вода в колодцах приобрела новый и не самый хороший вкус, то их восторгу вообще не будет предела. Мидори щедро отсыпала мне камешков, представляющих из себя растворяющийся в воде минерал – совершенно безвредно, но на неделю вкус у воды такой, как будто ее в болоте черпали.
С городами… было всё сложнее.
Как можно быстро и решительно поставить на уши целый город с едва ли не сотней тысяч жителей, не причиняя ему при этом существенного вреда и не опускаясь до совсем уж грязи, вроде похищения младенцев?
Я долго думал на эту тему, в конечном итоге самокритично признав, что задача не по силам. Ни один Бесс, каким бы могущественным он не был, не способен быстро и решительно довести до ручки баснословное число смертных. Самых разных смертных! Аристократию, купеческое сословие, промысловиков, мастеровых, военных, рабочих…
Это было просто невозможно. Как минимум – в сжатые сроки.
Поэтому я поручил задачу самим людям.
Сделать это оказалось совсем несложно – каким бы ни был мир, большинством разумных правит жажда к халяве. Стоит рассыпать над городом тысячу золотых, а потом чистосердечно признаться в нескольких не самых богатых районах, что спрятал в укромных местах мешки с еще одной тысячей золотом, как очень здоровый для индивидуума и совсем нездоровый для общества энтузиазм тут же овладевал массами. Ладони избранных светились белым светом, подтверждая мою правоту, голодные животы бурчали, а в фантазиях явно цвели кабаки, бордели и роскошная жизнь.
Упоминать о том, что эти самые мешки с золотом не только спрятал, но еще и собрал назад, я не стал. В любом деле должна быть небольшая интрига.
Тысяча золотых Пана – сумма внушительная для смертного. Даже я, помнится, за деньги втрое меньшие, половину Колиса пробежал на своих двоих. А уж для гражданина стихийно образованной империи, испытывающей очень серьезный дефицит продовольствия… весьма и весьма желанный прибыток. Тем более, что надо-то? Просто найти. Захотелось Бессу повеселиться, вот он, скотина вечная, деньгами и швыряется. Где швыряется, а где и прячет.
Найдем!
Эффект был… ярким. В каждом из пяти городов люди искали, искали и еще раз искали. Со всем тщанием, старанием, и, разумеется – последствиями. Кто-то, уставший от поиска мешка золота, «находил» вместо него сундуки чужого дома, кто-то дрался за интересную в плане перспектив территорию, а кому-то вполне хватало не поделить одну из тысячи золотых монет, выброшенных мной в качестве рекламы.
Желанный моими неживыми информаторами резонанс пошёл. Страх, жадность, конфликты… но тут я переиграл сам себя. Смертные слишком увлеклись «золотой лихорадкой», забыв о том, что им полагается возмущаться. Пришлось вернуться к откровенному, вызывающему и наглому дуракавалянию.
Поэтому я сейчас и вешал брадобрея-содомита.
Конечно, я над ним свечку не держал, посему в отчетливом нарушении законов природы, морали и этики мне этого полного, напомаженного и расфуфыренного мужика упрекнуть было никак нельзя. Но Кирн Джаргак не судья по этике поведения, а тот, кого в последние мои годы жизни на Земле было принято называть важным словом «инфлюэнсер». Столь малозначимый для социума субъект, как брадобрей, вполне годился в жертвы. Найти баристу или менеджера холодных звонков в фэнтезийном городе ведь явно сложнее?
Сидя на помосте и ковыряя в зубах острием арбалетного болта, я не давал себе погрузиться в иллюзии ни на волосок. Да, я нахожусь в государстве, спроектированном совершенно неживым и совершенно нечеловеколюбивым мозгом. Участь всех проживающих в нём смертных – страдать из-за крахов и обвалов, вызванных искусственно раздутой и вредоносной идеологией. Серого кардинала, стоящего за плечом императора, совершенно не волнуют их жизни, более того, сама империя обречена. На разруху, бедность, дробление.
…но рухнуть она должна была по сценарию, а не по желанию местных бывших царьков, желающих вернуть хоть часть утраченной вместе с родиной власти. Должны были прийти бессмертные – кто ради увлекательной игры «жизнь с людьми», кто ради спокойствия, кто из-за высочайшей востребованности в своих высочайших навыках.
Не сейчас даже – лет через пять, когда местное кипящее болото успокоится и бал вновь начнет править закон рынка. На распаханные пашни, на стабилизировавшуюся инфраструктуру, на крепнущие ручейки золота. Империя рухнет так или иначе – либо из-за Бессов, либо из-за отсутствия внешних угроз. Последнее я сейчас и симулирую. В личных целях, по воле нежити, над которой преобладают императивы, навязанные ей Системой.
Экая загогулина.
– Дед, а дед, – обратился я к никак не желающему сдаваться в борьбе с арбалетом старику, – У тебя это… машинка старой конструкции. Примитивная очень, у таких начальный импульс слабый для болта. Ты, когда целишься, градуса три-четыре ниже бери, отдачей машинку твою задирает сильно, вот болт криво и летит.
– Да шоп ты сдох, окаянный! – не выдержала душа старика. С усилием подняв над головой примитивное стрелковое оружие, дед шарахнул его в пыль, плюнул сверху и попытался пнуть ногой. Последнее он сделал определенно зря, заработав ушиб и начав ругаться уже не на меня и своевольный самострел, а просто, ради искусства.
Продолжающиеся богохульства пенсионера великолепно работали на боязливых любопытствующих, я наблюдал всё больше и больше лиц с разных концов площади. Фэнтезийный парикмахер тоже показывал чудеса изворотливости и выживаемости, продолжая время от времени вырывать у законов физики дополнительный глоток воздуха. Бросив на него мельком взгляд и оценив оставшийся ресурс выносливости организма, я решил, что доводить дело до печального итога не обязательно.
Подойдя к повешенному сзади, я перерезал веревку, опустив дрыгающееся тело на доски помоста и, зафиксировав оное тело с помощью хвоста, принялся прикидывать, как будет ловчее перерезать захлестнувшую шею часть петли, дабы толстяк гарантированно выжил. Бранящийся дед замолчал и подковылял поближе, силясь разобрать, что именно я делаю с местной звездой высокого парикмахерского искусства.
…именно этот момент выбрали городские маги, чтобы выскочить на площадь едва ли не в строевом порядке для слитного залпа импульсами из копье-посохов.
Времени среагировать у меня, стоявшего в согнутой позе, практически не было. Нет, оно было, еще как было, но я потратил более десятка секунд пялясь на этих оригиналов и совершенно не веря в то, что они запустят разрушительные импульсы, детонирующие в радиусе двух метров при попадании, прямиком по двум гражданским.
Запустили.
Взлететь я успел. Резко, с прыжка, насилуя свою энергетику, показывающую в городских пределах жалкие двадцать очков. Даже недоповешенного с собой умудрился утащить, благо тот и так был обвит хвостом. Судя по хрусту, правда, у бедолаги выдержали не все ребра.
А вот виселица и дед такого экспромта сил самообороны не пережили, превратившись в облако обломков с каплями крови.
Вися в десятке метров над площадью и слушая, как стонет пострадавший от осколков парикмахер, недобровольно прикрывший меня снизу от взрывов, я нехорошим взглядом обвел людей с копье-посохами.
Восемь индивидуумов. Не стража, конечно, совсем не военные. Нет у этой империи такой роскоши. Свободные жители. Один лысый здоровяк средних лет и два парня, едва начавшие бриться – определенно алхимики, все трое в измазанных фартуках. Еще троих опознать по профессии не вышло, самые обычные морды и наряды, а вот последние двое определенно были близки к знати – богатые, совсем не рабочие одежды в полдень, надо же. Метки преступников, кстати, светились как раз у молодых парней в измазанном платье – именно недорослями не повезло раньше всех попасть по старику, остальных случай миловал.
А вот я – не буду.
Материализовав одну из цепей в инвентаре, я передоверил толстяка ей, аккуратно и быстро опуская его на брусчатку и не отводя глаз от потерявшихся магов. Те, столпившись в кучку, напряженно смотрели на меня, дергаясь от истеричных воплей молодых, внезапно осознавших, что они натворили. Богато одетые волшебники, явно обладая куда более качественным оружием, чем их коллеги, успели сделать по мне залп, но безнадежно опоздали. Я применил «Путь Ветра», моментально возникнув в некомфортной близости от «защитников» города.
В своё время, путешествуя со своим другом, мастером-оружейником по имени Эдвард Эйнинген, мне пришлось провести многие часы, слушая о его выводах по магическому оружию. В Начале волшебник, неважно, смертный или нет, представлял из себя универсальный и уникальный инструмент по оперированию магией. Двух одинаковых наборов заклятий и приёмов встретить было невозможно, что заставляло относиться к владеющим таинствами с опаской и настороженно.
Копье-посох всё изменил. Правильнее было бы сказать, что сделал он это вместе с Системой, заставляющей себя чувствовать в городах в полной безопасности, но всё-таки всему виной можно назначить этот предмет. Мощный и удобный инструмент, быстро переводящий накопленную разумным ману в быстрый, дальнобойный и очень разрушительный импульс. Коэффициент полезного действия копье-посоха был куда выше, чем у подавляющего большинства боевых заклятий. Никаких сложных схем, никаких экзотических песнопений или жестов, никаких ритуалов – посох берет строго дозированную часть маны владельца и посылает ее сжатым мощным импульсом в цель. Не так часто, как хотелось бы, древко с специальной сердцевиной из металла остывает минимум двадцать секунд, да и резерв уходит быстро, но это не проблемы, когда одного попадания хватит убить даже слона.
Смертных, торопящихся жить, такой инструмент устраивал и расслаблял куда серьезнее, чем Бессов.
Из города я улетал, оставляя за собой площадь, в центре которой стонали восемь магов с посохами в задницах. Богато одетым за сообразительность и решительность я их даже запихал острой и широкой частью вперед.
Просто за деда.
Что я делаю со своей жизнью, принципами и установками? Всё летит к черту, рассыпаясь как карточный домик. Социальные механизмы, устав работать вхолостую, теперь заменились секундными импульсами, воплощающими желания раньше, чем я как следует успеваю обдумать последствия. Сила… даёт право, но совершенно лишает колеи, в которой когда-то на планете Земля, в стране, называемой Россия, выросло моё сознание. Может, так и появляются маньяки? У людей просто щелкает что-то в голове и их психика, одетая в приличный «костюм» цивилизованного человека, разрывает тесную им "одежду" в клочья, и, тряся первичными и вторичными признаками, наслаждается своей кратковременной свободой?
Запутавшись в рефлексиях, я поймал лицом задницу какой-то уж совсем неторопливой птицы, сочтя это за намёк свыше – «много будешь думать, настанет жопа».
Отплевавшись от птичьего пуха, я заглянул в Статус, рассматривая появившиеся там пометки о новых правонарушениях – связанных с насильственными методами, воровством, пытками и издевательствами. Конечно, как слону дробина, но все равно неприятно. В дополнение к этим совершенно обоснованным грехам, Система еще грубо упрекнула в необоснованных, продемонстрировав, что мне за последние несколько дней в жертву принесли пару десятков животных и троих разумных. Последнее серьезно царапнуло по душе – серьезно? Достаточно было всего лишь десять минут нести ахинею с помоста ярмарки в нищенском районе Краста, чтобы теперь какие-то идиоты резали невинных, упоминая меня?
Мерзость.
В четвертом городе шли пожары и погромы, из города тянулись редкие крытые телеги и множество пеших с узлами за спинами. Рассмотрев ручейки людей, большая часть которых направлялась на север Колиса, к экватору, я решил, что здесь никаких дополнительных усилий уже не нужно.
Последний город в моем плане был самым крепким орешком. Его жители и правительство были одни из первых, кто пришел под сень новой империи, кто благоразумно склонился… скрывая за пазухой кирпич. Этим кирпичом были они сами – бывшие жители и подданные страны Хатморан, умудрившиеся сохранить очень и очень многое. Сейчас качество жизни у смертных этого города было выше, чем даже в столице. Расположение самого Морана, как назвали город его новые обитатели, тоже было весьма удобным… особенно для будущей столицы будущей страны.
Или империи. Как повезет.
Что до меня, так это всё представляло из себя огромную болезнь пятой точки в ее наиболее безобразном варианте. Местный падишах демонстрировал не только невероятную прозорливость и амбиции, но еще и страсть к дисциплине. Никаких волнений по поводу «золотого дождя», никаких разборок в поисках якобы оставленных мной кладов. Тишь, гладь, да благодать, густо усеянная точками соглядатаев из стражников, сидящих и стоящих на крышах домов.
Осадное положение.
Под большими хлопьями густого обильного снега, передо мной лежал город, готовый к сюрпризам. Один народ, одна нация, один правитель. Возможно, мне стоило начать свою подрывную деятельность именно отсюда, но даже сейчас, глядя на хмурые и пустые улочки с высоты, я понимал, что требовался определенный опыт, полученный мной ранее. Займись я этим городом сразу, с наскока, то, скорее всего, просто не оценил бы его готовности, из-за отсутствия понимания "что делать и куда смотреть".
Что делать – опять не представлялось ясным. Идеи были – сбросить на дворец, скромно считающийся особняком губернатора, камень. С высоты в три-четыре километра каменюка весом под 2 тонны вполне натворит делов. Повторить Краст, разрисовав волшебным кастетом дома в разные цвета и пользуясь уже имеющейся дурной славой? Просто убить местного правителя открытым наглым штурмом?
Каждый из вариантов вызывал множество вопросов – либо на стадии реализации, либо при расчете последствий. Я задумчиво стоял в нескольких сотнях метров от городских ворот на системной границе и чесал репу.
Что делать? Яков на брифинге сам признался, что не уверен вообще, можно ли нанести этому городу моральный ущерб. Я закурил, прикидывая, не сдаться ли? Все-таки, несмотря на все обилие вываленной нежитью на меня информации, практической пользы и интереса она для меня несла минимум – только закрашенные на карте Пана области, где точно не может прятаться Нихон.
Прилетевший мне в спину удар махом выкинул все посторонние мысли из головы.
Влетая головой вперед в границы города, я успел только коротко порадоваться тому, что «Железная рубашка» теперь на мне всегда, больше ни на что времени не хватило. Тройная желтая вспышка вокруг, взрыв… и полёт продолжается, но по низкой дуге и вбок. Только ошалело вскочив и задав стрекача на всех четырех конечностях в сторону города, я через несколько секунд понял, что было совершено две ошибки.
Первая – мне нужно было любым способом выйти из границ города, вернув свои характеристики на максимум. Но, к несчастью, этот маневр требовал полного разворота моей массивной, хоть и жилистой туши, что было чрезмерно рискованно.
Вторую ошибку допустили атакующие – в меня стреляли очень большими и очень яркими парализующими импульсами, на которые Кирну Джаргаку было практически плевать.
Грубо говоря – меня напугали и подбросили.
В городские ворота я влетал как раз в тот момент, когда осознание ошибок полностью вошло в мою не совсем умную голову. Стоящие на воротах воины успели что-то заорать мне вслед, как раздавшийся звук очередной детонации миниатюрного желтого солнца поставил на них крест. В лучшем случае на время. Не уверен, что таким слонячьим импульсом вообще можно стрелять по простым смертным.
Обретя уверенность, я драпанул по улочкам города, вырывая от усердия пальцами рук и ног булыжники из мостовой. Петлять между домов, прыгать через людей, совершать неожиданные рывки? Было и не один раз. Тактика была насквозь знакомой и даже местами родной, посему я, несмотря на чудовищно просевшие характеристики, почувствовал себя уверенно и спокойно. Да и что они могут сделать неэффективным оружием?
Зря.
Кто бы не стрелял в меня из парализующей пушки для драконов, он явно не исповедовал путь «не работает – возьми другое». Стезей этого разумного, хоть в разумности я сразу же испытал огромные сомнения, был девиз «Не работает – значит мало». А у него… или нее… было много.
Вокруг бегущего меня вспыхнуло теплое желтое солнце.
…затем пришли грохот и удар. Один, второй, третий. Меня буквально вмяло в бывшую мостовую, точнее даже в яму, возникшую на месте вполне приличной секунды назад дороги. Выплюнув почти килограмм пыли и ошалело мотнув головой, я сделал то, чего приличный беглец бы не сделал никогда – взмыл свечкой над возникшим пылевым облаком и припустил прочь по воздуху, лихорадочно щурясь по сторонам, в поисках новой уютной дороги, защищающей от безумцев с огромными пушками.
Со страшным грохотом меня сбило в полете и, закрутив, вбросило в какой-то сарай. Шум разрывов продолжился, неизвестный мне агрессор просто не парился, лупя по городу из своих пушек так, как будто у него их была сотня. Сарай смело враз, но его крыша, спровоцировавшая разрыв очередного импульса, позволила мне в длинном прыжке покинуть конструкцию.
Начались салки по городу. Из сарая я вылетел, испытывая уже не тревогу, а любопытство и азарт. Хотелось узнать, что за безумец на меня набросился и как у него получается бабахать огромными шарами парализующих заклятий так, как будто перегрев стволов вообще не имеет значения. Хотелось устроить этому экскурсию безумцу по городу, чтобы с блеском выполнить, хотя уже, скорее, завершить задание Якова.
А вот потом можно и Зов к Матери.
Этот план потерпел крах. Спустя десяток минут увлекательных и разрушительных догонялок по городу, я, потерявший от разрывов любой намек на одежду и даже пару цепей, выскочил на небольшую площадь с лавками, совсем крохотную, где столпившиеся смертные совсем не ожидали парализующей бомбардировки.
Или мне так показалось. Резко обернувшаяся ко мне фигурка ребенка в плаще с капюшоном, сверкание сиреневых глаз, вспышка чудовищной, выворачивающей мир боли. Тьма.
Глава 6 Урок для хитрой гайки
Изредка в жизни каждого человека бывает, что он находит своё существование нестерпимым… но вынужден терпеть. Зубная боль, роды, травмы… мало ли чего вообще. В бытность мою человеком, сам испытал лишь пару раз зубную боль – такую, что хотелось лезть на потолок, повыдергивать все зубы плоскогубцами или вообще повеситься. В бытность мою бессмертным всё стало куда веселее – я периодически теряю конечности, ломаю кости себе и другим, про кожу и говорить не стоит, с меня её как-то резали в промышленных объёмах на бытовые нужды.
Но… эта боль была куда терпимее, чем боль смертного человека. Жизнь Бесса – это вечная готовность получить травму и вечное понимание, что абсолютно любое плохое физическое состояние лишь вопрос времени.
Так я думал ровно до того момента, как моим мозгам «включили свет».
Иначе происходящее назвать было сложно. Не полноценная потеря сознания, а ступор и шок, постепенно отходящие на задний план, чтобы окунуть меня в океан боли. Не к знакомой, той, которую быстро локализуешь, оцениваешь, начинаешь привыкать, а к совершенно иному её типу, ранее неведомому.
Далеко не сразу я понял, что практически безболезненное ничто, из которого меня вытянуло в текущий кошмар, было всего лишь зашкаливающим уровнем болевых ощущений.
Предложи мне Система прямо сейчас умереть, я бы согласился, не думая ни секунды.
Увы, предложений столь милосердного характера не было. Я сам по себе втискивался назад в нечто, причиняющее мне же совершенно лютую боль. Это жгло, морозило, царапало, дергало за нервы, отравляло, воспалялось, умирало и жило одновременно. Усложнялось и менялось, дополняясь мутными звуками и силуэтами, но оставалось таким же невыносимым.
Какое-то время спустя мешанина из поступающих на чувства сигналов начала систематизироваться, разделяться на потоки, вызывая ощущение узнавания. Это… звук. А вот это, мутное, неподвижное, но с яркими пятнами – то, что я… вижу?
Вижу. Глазами. Глаза – видят. Уши – слышат. Было что-то еще, кроме зрения, обоняния и боли, но я никак не мог вспомнить. Но стараюсь. Постепенно аморфная страдающая куча, бывшая мной собиралась воедино, структурировалась, вспоминая, что и где должно лежать.
Моё тело неподвижно висело внутри чего-то, напоминающего кристалл. Не слишком-то и прозрачный кристалл, более всего напоминающий гроб. Большего сказать было нельзя – материал, из которого состояло это образование, внутри которого я висел «солдатиком», было не так уж и прозрачно. Впрочем, тратить время на любопытство я не стал.
Зов.
Ничего.
Зов. Зов. Зов. Зов.
Понимая, что всё сделал правильно, с некоторой уже обреченностью открываю системные логи.
– «Матерь не слышит отмеченных меткой «Гнева богов»»
Нарвался. Зарвался. Попался.
Неожиданно материал кристалла рывком теряет мутность, становясь практически невидимым. Снаружи на меня пялится миниатюрная брюнетка с шикарным бюстом и сиреневыми глазами, одетая настолько легко, что проще назвать голой, чем придумывать новый термин. Сиреневые глаза рассматривают меня с великим удивлением. Рядом с красоткой в воздухе парит на перепончатых крыльях темно-красная фигурка рогатого и хвостатого человечка, сильно напоминающая каноничного демона.