Полная версия
Припарка мертвому. Книга седьмая
Правда, «вечность» этого самого покоя изредка нарушалась к вящему неудовольствию успешных женщин, но они воспринимали это как неизбежное зло. Если ты сам, своими руками создал себе уязвимое место ради комфортной жизни, то иногда нужно будет прислушиваться к словам тех, кто может это уязвимое место уничтожить? Пусть даже и за совершенно неприличные суммы.
Сейчас, правда, ситуация была насквозь дурной – мало того, что будущий «заказчик» нарушил условия встречи, не снабдив девушек подробностями, так еще и неизвестный «плюс один» к агонизирующему под столом мужику совершенно не спешил появиться!
Тело Бесса всхлипнуло и затряслось как под высоким напряжением после того, как Творец Боли 302-го уровня вновь перевела на мужчину свой возмущенный взгляд.
– На самом деле, я давно тут, – раздался низкий грудной голос еще одной женщины, чей силуэт начал неторопливо проявляться в реальности, – Мне просто понравилось, как вы обращаетесь с этим засранцем. Но, думаю, если продолжите… он испортится. Это не в наших интересах, да, девочки?
«Девочки» молча наблюдали за тем, как еще одна женщина проявляет себя в реальности. В отличие от их нарядов, представляющих из себя три довольно скромных матерчатых заплатки, держащихся неведомо на чем, новоприбывшая совершенно пренебрегла одеждой.
– Этта… – выдохнули бессмертные, опуская поднятые в защитных стойках руки и изумленно переглядываясь.
– Собственной персоной… и без всяких аватаров! – задорно подтвердила богиня, аккуратно пиная носком ноги бессмысленно мычащее тело лежащего на полу Бесса. Развлекшись, она подняла взгляд на девушек, – Ну, что? Попробуем поймать одного интересного орка?
Глава 4 Мертвые иллюзии
Вынув изо рта трубку, я наблюдал за опускающимся невдалеке дирижаблем. Бедолагу, несмотря на его внушительные размеры и старую основательную конструкцию, сильно трепало ветром. Еще бы, сажать такую махину на крошечный островок в совсем уж нелетную погоду. Непогода ярилась, волны шумели, разбиваясь на морозящие всё и вся капли, швыряемые ветром по сторонам, но деревянный великан, тяжело поскрипывая, всё норовил умостить своё седалище на промерзший песок острова.
Нормальный разумный давно бы уже откинул копыта на этом крохотном островке, а мне непогода не причиняла совершенно никакого беспокойства. Слишком высокая выносливость, слишком высокие характеристики – к сожалению, всех стараний зимнего океана не хватило, чтобы отвлечь от грустных мыслей.
Нападение на род лояльно ко мне расположенных рабовладельцев-гномов было, наверное, самым идиотским поступком, который можно было совершить в моей ситуации. Отверженный, преследуемый, ненавидимый, я благородно истребляю рабовладельцев, освобождая почти три сотни их невольных «гостей».
Скрипнув зубами, я сплюнул, вспомнив, как одетые в «домашнее» гномы разлетались от ударов моих дубинок-кирок.
И сплюнул еще раз, когда перед внутренним взором промелькнули их освобожденные «гости», решившие вернуть часть долга за гостеприимство женщинам и детям рода Закугга.
Поступок был неразумный. Совершенно неразумный, с какой стороны на него не глянь. Что изменилось-то, в итоге? Все представители нечеловеческих рас, которым совершенно некуда было идти, так и остались сидеть в подземном городе, в ожидании, пока бывшие владения рода Закугги не посетят уставшие ждать клиенты, товарищи и друзья. Не думаю, что их положение улучшится. Зато вот мое – однозначно ухудшилось, в угаре резни я совершенно не подумал о том, чтобы брать с бывших пленников обещание ничего не рассказывать.
Итог – мои будущие отношения с преступным миром Пана вполне могут не состояться… в мирном ключе.
Эх, Кирн… слишком легко ты влез в шкуру варвара, крушащего всё, что тебе не по душе.
Наверное, потому что меняется угол зрения. При взгляде на монументальные своды гномьего города, не возник трепет, не возникло ощущение грандиозности творения какого-то общества. Вырыть такой? Не так уж и сложно. Десять-пятнадцать лет. После той малины преступников, где Коэн радостно отмечал свое возвращение в родные пенаты, я уже смотрел на всё это монументальное и обширное как на вызов своим личным способностям. Смогу?
Смогу.
А значит, они не так уж много и стоят, эти достижения.
Впрочем, плюсы у моего решения тоже были, но почти все утешительного характера. Бегая за паникующими или огрызающимися встречным боем гномами Закугги, я очень хорошо поднял уровень своего «Чувства Объема», позволяющее ощущать мне все в определенном радиусе, повысил уровень своей «Целительной Медитации», заращивая неглубокие дырки от арбалетных болтов, и приобрел несколько уровней в странном умении «Духа Воина», которое оказалось куда эффективнее при охоте на почти безоружных хозяев глубин.
Слабое, практически незаметное усиление.
С другой стороны, одним из освобожденных мной пленников стал целый маркиз, да еще и со своим старшим сыном. Оба человека, бывшие к тому же действительными носителями своих титулов, содержались у гномов уже несколько лет – Закугга вели переговоры с Империей Настоящих Людей, но… весьма неудачно. Гномы хотели не денег, а признание Императором легитимности границ владений их рода, на что «настоящие» ксенофобы идти вовсе не горели желанием. Однако время шло, границы Империи всё приближались к границам владений пленного маркиза, что здорово повышало шансы на получение желаемого низкорослыми хитрованами.
Но тут случился я со всеми вытекающими из гномов последствиями.
Маркиза Сажарра Хэголльского вместе с его наследником я совершенно безвозмездно доставил до границ с Империей, попросив «всего лишь передать кому-нибудь из верхов, что Кирну Джаргаку хочется мирно поговорить». Судя по садящемуся дирижаблю, впечатленный чернотой моего Статуса маркиз решил выполнить эту совершенно необременительную просьбу.
На палубе снизившегося старичка возникла машущая мне фигура в чём-то напоминающим дождевик, определенно сигнализируя приглашение на борт.
Что же, посмотрим, кто и зачем соизволил прилететь на встречу.
Внутри пузатого и поскрипывающего чудища я с изумлением уставился на две фигурки, невозмутимо расположившиеся в капитанской каюте. Такого поворота не ожидалось совершенно. Максимум, что я предполагал – это увидеть мелкого военного чина, который поинтересуется, чем вызвано удовольствие им иметь меня у своих границ и что конкретно им нужно сделать, чтобы перестать такое удовольствие получать… Но настолько старые знакомые, да еще и от лица империи ксенофобов…?
– Сначала важный вопрос, – мелодичным, но суховатым голосом произнесла крохотная хрупкая девушка с бледно-серой кожей. Она подняла руку, и ее маленькая ладошка с крохотными пальчиками засветилась неярким светом, – Соломон, ты планируешь как-либо вредить нам или Империи Настоящих Людей?
– Таких планов не было, – пожал плечами я, глядя на ее тихо стоящего напарника. Тот, с совершенно спокойным выражением лица, держал на обеих ладонях сложные магические круги заклинаний, явно предназначенных для атаки меня любимого. Видя, что погашать он их и не думает, я решил дополнить свой ответ, – Пока вы не нападете на меня или не попробуете ограничить мою свободу, я не буду атаковать вас или империю.
Круги погасли, а на лицах моих собеседников возникло нечто, отдаленно напоминающее улыбки. Мимический социальный долг, не иначе.
Хотя, насколько я знал, те из немертвых, что получались из моего остывающего бренного тела, вполне могли испытывать эмоции.
– Яков, Мидори, – искренне улыбнулся я после того, как сбросил плащ анонимности, – Рад вас видеть.
***
Двое немертвых, когда-то проживавших со мной и Митсуруги в славном городе Вавилон, остались точно такими же, какими я их запомнил. Спокойные, рассудительные, совершенно не склонные к авантюрам. Последнее читалось на их телах и одежде – чуть сухая мертвая плоть не носила на себе шрамов и увечий, которые могли бы остаться за последние сорок лет бурной жизни, а одеяния обоих почти истлели. На высказанную мной версию о том, что они, удрав из Вавилона, засели в подвале, где и провели время с 55-го до 93-го года, Яков ответил еще одной пародией на улыбку. Я практически угадал.
Все эти годы они действовали из тени. Сначала соединяя разрозненные жалкие группки ненавистников бессмертных и нелюдей, объединяя ресурсы, создавая идею. Потом – растя того, кто смог бы выступать их лицом и голосом, а впоследствии – руководящей рукой.
Императора.
Да уж, эта парочка не разменивалась на мелочи. Хотя что им, бессмертным?
– Я много времени посвятил размышлениям, пытаясь найти ответ на вопрос – «Почему именно Мертвый Анархист? Почему именно этой особенностью оделила тебя Дикая Магия?» – Яков, мой бывший труп, «отродье Соломона», мерно расхаживал по каюте и разглагольствовал, – Разумеется, что ответ в виде абсолютной случайности дара меня не устраивал. Ты был… противоположностью самого термина «анархия». Спокойный, сдержанный, рациональный. Ищущий свою нишу. Правила, которым можно следовать, оставаясь в комфорте. Эгоистичный.
– Эгоизм? – поднял я бровь, наслаждаясь жутко терпким дымящимся варевом, которым меня угостила Мидори. По утверждениям крохотного лича, этот совершенно ядовитый для смертных продукт должен был обладать достаточной концентрацией токсинов, чтобы немного расслабить бессмертного с сотней в Выносливости.
– Мы пять лет наблюдали за вами, Кирн, – тихо проговорила неживая копия Митсуруги, – Ментальный контроль усложняется в геометрической прогрессии, когда разумного заставляют делать что-то нехарактерное. Ты же выглядел вполне довольным тем, что обхаживаешь Ай как домашнего зверька. И при всем твоем «заботливом» поведении, тебе было совершенно плевать на то, как девушка жила бы дальше без тебя. Эгоизм.
Гм, обидно, когда тебе делают психоанализ головного мозга двое немертвых.
– Но мы ошиблись, перепутав эгоизм с трусостью, – тут же усугубил мою обиду Яков, – И ленью. Ты пытался закрыться от этого мира, пользуясь правилами старого. А когда это не получилось…
– …вторую часть истории познал на себе весь Пан. В частности – Колис, – забила в крышку гроба моего самоуважения последний гвоздь маленькая немертвая, – И продолжает познавать. Чередой бесконечных разрушений.
– Вы… читаете мне мораль? – не поверил своим ушам я.
Мораль мне не читали, скорее наоборот, пытались навести на простую в общем понимании мысль. Узнав в самом начале о моих планах и мечтах сделать из Нихона безжизненную пустошь, пара неживых собеседников упорно склоняла меня к мысли, что если я и добьюсь поставленной цели, то после – ничего не изменится. Яков уверенно постановил, что я продолжу разрушать всё, что попадётся под руку просто потому, что у меня это получается. Возразить ему было нечем, да и не больно хотелось. Кто будет думать о счастливом конце, когда впереди столь сложная задача?
Дирижабль тем временем тяжело, как беременная поросенком утка, взлетал выше облаков. Кроме ласкового журения за геноцид, разруху и анархизм в рамках самообороны, у несладкой парочки было ко мне вполне определенное дело, из-за которого они и выбрались из подвалов имперского дворца впервые за много лет.
Им пришлось рассказать целую историю.
Колис был выбран парочкой этих неживых анархистов по целому ряду удачных признаков – наименее населенный континент, несерьезное количество нечеловеческих рас, удивительно мало бессмертных. Самое то, чтобы на базе ксенофобской секты создать государство смертных. Буквально всё играло Якову на руку – большая часть Колиса представляла из себя холодные, но богатые ресурсами земли, разрабатывать которые было удобно как раз тем немногим бессмертным. Обычные люди были на вторых и третьих ролях, вынужденные мириться с превосходством и необходимостью Бессов.
Но тут, в совершенно мирно и постепенно строящийся план Якова в грязных сапогах влезли Гильдии, желающие обладать Мириадой. Затем, после первичного бардака, вмешались те, кто желал обладать всем Колисом… ну а под занавес пришел я, случайно поставив точку на последнем оплоте цивилизации континента – Красте. Мидори и Яков вместе со своим сыном форсировали план, положив основу не малому государству, свободному от чужаков, а целой северной империи – и неожиданно преуспели. Смертные, напуганные войной титанов, бросали свои дома, нарушали присяги, снимались с места целыми королевствами, чтобы примкнуть к тому полюсу силы, который обещал хоть какую-то стабильность.
И Империя Настоящих Людей выполняла взятые на себя обязательства. Пришедшие получали кров, пищу, работу. Надежду на будущее.
Разумеется, за счет того, что само это образование, как и сам континент, уже ни для кого интереса не представлял, но инерция таких процессов чудовищна – и длится годами.
Но… начались проблемы.
Если ты строишь нечто на основе оппозиции, то после победы нужен новый смысл жизни. Новая идея. Или… хотя бы подогрев старой.
ТАК далеко не заглядывал даже Яков. План, рассчитанный на столетия, был завершен менее чем за год. Империя бурлила, разрасталась, выстраивалась новая инфраструктура. Начались внутренние беспорядки из-за тотальной нехватки продовольствия. А уж когда жители страны поняли, что они «победили» …, выстроенная Императором пирамида командования начала давать сбой за сбоем. Страну, представляющую из себя гремучую смесь десятков самых разных народностей, начало трясти.
И тут, в это чудовищно сложное время появляюсь из ниоткуда я и… уничтожаю род Закугга – последний оплот нелюдей в горах возле границ Империи. Злодеев, рабовладельцев, бандитов и воров – одну из последних опор идеологии «настоящих людей», уже начинающих погрязать в междоусобицах и бандитизме. Разумеется – ввиду отсутствия других врагов. Цитадель зла была повержена, народ поднял в тавернах кружку пива за неизвестного героя и… стал обсуждать соседский город, жители которого как-то чрезвычайно регулярно получают караваны с пшеницей в то время, как они – нет. Скорее всего, это тоже происки нелюдей, необходимо сходить к соседям, провести ревизию, изъять излишки.
Сказать, что император был на меня зол – не сказать ничего.
Точнее – не так. Для приемного сына Якова и Мидори я, после эпопеи с Крастом, в ходе которой полгорода утонуло в проклятиях, оставленных одним из его основателей, стал настоящим дьяволом во плоти. Злой и разрушительной, а самое главное – безнаказанной силой, которая натворила дел и ушла дальше, танцуя и напевая неприличные частушки. Последствия же сделанного превратили весь Колис в кипящий хаос. О, император тогда уже с удовольствием бы обменял свою жизнь на мою. В знак протеста, разумеется.
Сейчас, когда я снова выскочил из ниоткуда, сюзерен близлежащего государства очень жалел, что не обладает ядерной боеголовкой. Для него я стал эталоном бессмертного – того, которого бывший человек, ныне ставший вампиром, искренне и глубоко ненавидел. Мне, наверное, даже стоило бы поблагодарить судьбу – по словам сухо хихикающей Мидори, несмотря на жесточайшую нехватку ресурсов, денег и кадров, правитель несколько часов посвятил нервным размышлениям над вопросом – нельзя ли как-нибудь вывернуться и послать Кирна Джаргака хотя бы на десяток лет в забвение?
Естественно, что любящие родители не могли пройти мимо страданий сына, которого они собственными руками превратили в вампира.
Сладкая парочка мертвецов решила, что отпрыску стоит понервничать посерьезнее.
– Кирн, ты действительно крайне невовремя разобрался с гномами, – качал головой в так собственным словам Яков, – Ситуация чрезвычайно напряженная, империя готова развалиться от малейшего дуновения ветра. А это не та судьба, которую мы ей готовили. Государству нужен враг. Пугало. Мы просим тебя стать таким врагом.
– У меня сразу столько вопросов возникло, – хмыкнул я, забивая курительную смесь в трубку, – Почему я? Что вы предлагаете? Что мне за это будет? И самый главный – а вам-то какое дело до разумных? Чтобы ты, Яков, создавал социум и заботился о нем вместо того, чтобы разрушить? Что-то новенькое.
Восставший мертвец встал из-за монументального капитанского стола, сейчас заваленного кипами исписанных пергаментов. Он не спеша подошел к позеленевшему иллюминатору, выполненному из меди, и начал рассматривать проплывающие под брюхом дирижабля облака. Его маленькая напарница, одетая по случаю путешествия в многослойное, хоть и очень заношенное кимоно, мирно продолжила сидеть в кресле, даже умудрившись принять полусонный вид.
– Создавая свое, мы обрушили десятки царств, – отстраненно проговорил он, – Империя нашего сына тоже рухнет. Но разрушать тоже можно с умом. Нужно – с умом. Тебе эта концепция чужда, очевидно.
– Не демонизируй меня… и я не пошлю тебя в жопу, – миролюбиво предупредил я мертвеца, указывая пальцем на свой чёрный Статус и признаваясь, – За единственный раз, когда я сыграл обезьяну с гранатой, было получено вот это. Все остальные разрушения, что приписываются Джаргаку или Соломону – ложь, ибо продукт самообороны. Или случая.
– Ты свято уверен в том, что в пределах самообороны можно всё, – еле слышно прошептала Мидори, закрыв глаза и откидывая голову на спинку кресла, – Даже не так. Соломон полагал себя уязвимым, поэтому был осторожен. Джаргак же глубже проникся правилами этого мира, поэтому без зазрения совести ищет легкие пути – даже если они идут по чужим головам.
Ее слова задели во мне какую-то угрожающе зазвучавшую струнку. Я позволил этому звуку облечься в слова и вырваться наружу:
– Вопрос самосохранения – всегда был одним из приоритетов разумного, – проворчал я, начиная прикидывать, как сподручнее покинуть старых неживых знакомых, – А я уже устал выслушивать обвинения о том, что, видите ли, слишком небрежен в попытках защитить свою жизнь и свободу от посягательств обществ, превосходящих мои возможности на порядки. Ладно бы я покушался на чужое имущество или волю, ладно бы навязывал кому-либо своё мнение и диктовал как жить. Так нет же! А какое оправдания у вас, мои случайные дети? «Мы разрушаем, потому что это в нашей природе»?
– Мы созидаем, разрушая! – наставительно поднял палец вверх так и не обернувшийся Яков.
Почему-то это разозлило еще сильнее.
– Вы нашли дело своей жизни, молодцы, – аплодисменты изобразились вяло, но сами собой, – Даже преуспели. А я еще не сделал ни шага по направлению к своей цели. Только терпел неудачи и выживал. Поэтому, если вы не против, давайте вернемся каждый к своим делам.
Объяснять им огромную разницу в мировоззрении между бессмертными и теми, кто родился в этом мире, я не хотел. Чересчур жестоко, особенно по отношению к тем, чье существование так ограниченно и неестественно. Ни Яков, ни Мидори не смогут понять чувств бывшего человека, жившего в совершенно другом мире и по другим правилам, как и не смогут понять пренебрежения к этому миру.
Искусственному. Ненастоящему. Созданному из мириадов нулей и единиц, управляемому разумом, созданным человеком. Но им не являющемуся.
Соломону хотелось жить. Он искренне и по-детски думал, что поймал синюю птицу удачи за хвост, набредя на Митсуруги Ай. Мелкая наивная японка. Её большие голубые глаза и дурацкие розовые волосы были якорем, помогающем глубже обмануться Паном. Принять его.
Забыться.
Кирн Джаргак уже жил другим. Стрелянным, пуганым, одиноким.
Но лишенным иллюзий.
– Я же тебе говорила, – взгляд почти бесцветных глаз девушки-лича устремился к ее хозяину-партнеру, – Бесполезно взывать к человечности и самопожертвованию у того, кто от них избавился целенаправленно. Лучше поговорим о деле.
Лысый мертвец, на теле которого сквозь бледную кожу можно было рассмотреть каждую мышцу тела, сел за стол и воззрился на меня.
– Раз ты так целеустремлен, мы предлагаем тебе разовую акцию, – произнес он, скрещивая пальцы рук, – Мы предоставим тебе карту страны, на которой будут отмечены областные центры, где сильнее всего назрело недовольство существующим положением вещей. Твоей задачей будет нанести… несерьезный, но громкий ущерб. Продемонстрировать то, что ты умеешь лучше всего – несдержанного никакими законами могущественного бессмертного, решившего поразвлечься. Хулигань, оскорбляй, удивляй, поражай, надсмехайся – яви смертным то, против чего они когда-то сплотились настолько, что бросили свои дома и царства. Напомни им.
– А взамен… – наконец-то обратилась Мидори к главному, – Мы поделимся с тобой нашими записями. Наблюдениями. Выводами. Аналитика по воздушным межконтинентальным маршрутам. Допросы шпионов смертных, пришедших к нам вместе со своими правителями. Закупки ингредиентов. Хроники наблюдений за бессмертными.
– Точного местоположения Нихона мы не знаем… но зато мы точно знаем, где его не имеет смысла искать. А это очень и очень немалая часть планеты, – пояснил мне Яков.
Я задумался. Предложение было хорошим, даже отличным. Запороть такое задание было практически невозможно – знай себе летай, делай людям весело и успевай еще и сделать ноги, когда они совсем развеселятся. В награду же целая куча действительно полезных знаний, часть из которых вполне удастся реализовать, если будет такая нужда.
– Кроме того, мы всё выдадим авансом, – поставила точку в моих раздумьях лич.
После этого оставалось лишь согласиться.
Материалов у мертвецов, занятых всю свою жизнь добычей и анализом сведений, поставляемых смертными, было много. Очень много. Кроме этого, я выяснил, что Яков и Мидори летели сюда, явно уверенные, что мое согласие будет получено – трюм старика-дирижаблика был забит различными предметами, вполне могущими пригодиться для издевательств над разумными в особо крупных масштабах. Отобрав некоторые из них, я договорился с живыми мертвецами о том, где на территории империи будет выгружено остальное.
– Никакой импровизации, никаких твоих магических предметов, никаких громких речей от «Предвестника Краста», договорились? – занудно спросил Яков раз эдак в десятый.
– Меньше всего нам нужно, чтобы по всей стране вспыхнули культы, как там, – скривила своё личико Мидори, – Хотя… это будет неизбежно. Но если ты правильно себя подашь, Кирн, если продемонстрируешь, что действительно являешься лишь полоумным Бессом, а не провозвестником смерти и демоническим послом – то это пойдет только на пользу твоему имиджу. На пользу всем нам.
– За «полоумного Бесса» прям спасибо, – кисло поблагодарил я неживую ехидну, – Так-то у меня были проблемы с самоопределением.
– Всегда пожалуйста, дорогой родитель, – неживая важно кивнула, сохраняя выражение мыслящего кирпича на лица.
– Готовьте успокоительное «внучку», – пообещал я напоследок, поднимаясь в воздух с открытой палубы старого дирижабля, – Оно ему точно понадобится.
Неторопливо снижаясь к темно-зеленому пятну огромного леса, я продолжил задаваться одним вопросом – а у меня вообще получиться сделать так, чтобы никто серьезно не пострадал?
Ну, война план покажет.
Глава 5 Оскорбление чувств
– Что я делаю со своей жизнью?
Вопрос был задан риторически, а может даже и самому себе. Возможно, даже оба варианта были бы беспросветно верны, но ответило мне совершенно постороннее лицо. Хотя я совсем не был уверен в том, что лицо, только что выстрелившее в меня из арбалета, можно считать посторонним. Ведь на самом деле-то как? Человек тебя убить хочет, старается, прикладывает силы (иногда и все) – так к левым разумным не относятся.
А вектор эмоций? Это дело десятое.
– Да какая у тебя жизнь, убивец! – прокряхтел старый дед, занятый бесплодными попытками вновь натянуть тетиву старого арбалета. Пышные седые усы фэнтезийного пенсионера стояли дыбом, шея и щеки налились нездоровым багрянцем, решимость сквозила в каждом движении, несмотря на совершенную тщетность в попытках достигнуть результата. При этом всём, седоусый еще и пытался общаться, – Ты пошто его-то жизнь гробишь?!
– Его? – Я обернулся, не прекращая вертеть в руках пойманный арбалетный болт. Восседал я на помосте городской виселицы, спиной к занятому сейчас агрегату. В веревке болтался повешенный – низкий дородный мужичок с шикарной лысиной. Занимался он этим делом очень активно – ноги, обряженные в тесные штаны, неистово месили воздух, пальцы судорожно дергались в попытках пролезть под петлю, лицо выражало мучительные гримасы. Вздохнув, я пояснил сердитому деду, – За мужеложество висит. За одежду непристойную… Ну и за то, что брадобрей, вестимо.
Старик, плюнув на арбалет, с оханьем распрямился и принялся изощренно ругаться, ни грамма меня не боясь. Душу он отводил долго и упорно, в основном упирая на то, что не мне парикмахеров на городских виселицах вешать, а если вешать, то сразу – так, чтобы человек не мучался. Я тихо сидел и слушал, продолжая крутить болт в пальцах, иногда понимающе кивая на особо залихватских оборотах. Последним занимался не я один, еще целый десяток городской стражи, стоящей могучей кучкой в дальнем уголке площади, проделывал тоже самое.