
Полная версия
Бесконечное путешествие: Начало
Всё было в чёрно-белых тонах, блеклое и бесцветное. Парящая над землёй сфера оказалась источником света. И вокруг неё, едва перебирая ноги, ходили странные фигуры, сплошь безликие и полупрозрачные. Они время от времени останавливались, кланялись перед деревянными тотемами, а потом, надевая на тело различные безделушки, продолжали своё шествие.
«Кто это? Что они делают?» – спрашивал Эрик, вглядываясь всё тщательнее.
«А разве ты не видишь? – зазвучал голос в голове. – Они думают, будто свет защитит их, но этим губят себя. Посмотри на них. Они понастроили себе тотемы, они боготворят яркую зарю, страшась мрака больше, чем собственной смерти. Они отвергают тьму, ведь их всю жизнь учили жить на свету… учили те, кто сам ничего не умел. И теперь остались они, продолжая нести своим глупым детям единственно известные им знания. И они боятся тьмы, они ничего не знают о ней, поскольку всегда страшились переступить через границу своего страха, сделать шаг во тьму и узреть, как она невинна, как много знаний таит, и как она обнажена перед открывшимся ей разумом. Ведь тьма прячет в себе истину, которую свет беспощадно слепит… и слепит он своих проповедников, даруя им лишь ложную красоту», – в конце своей речи Легион говорил о тьме как-то совсем иначе, придавая ей более метафорический смысл.
«С чего ты вообще это взял?»
«С чего я взял? А ты не видишь? Они избегают тьмы, потому что она им неизвестна. Они даруют собственную любовь лишь светлому дню, тем самым проявляя бестактное неуважение к ночи, видя в ней лишь плохое и не впуская в свой разум. Они вовсе не осознают факт того, что тихая и блаженная тьма несёт в себе тайные знания и вечный покой, в котором когда-то давно находилась ещё не рождённая Вселенная. Именно в колыбельном мраке Вселенной пылают яркие звёзды, которых вечная ночь приютила в свой тёмный и безграничный космос. Светила, испускающие свои вспышки, выглядят на фоне космоса подобно детям, которые, прежде чем заснуть, включают свет, опасаясь, что из тёмного угла выскочит их же фантазия. Но фантазия, будучи лишь последствием живого разума, никак не связана с тьмой. Не она дарует безумие и боль. Всё это порождают лишь жизни, отказавшиеся из-за собственного страха неизведанности принять в своё сознание ночь, тем самым свихнувшись от своего же существования и склонив самих себя к сумасшествию. Они считают тьму злом, они боятся её неизведанности. А там, где для всякого наступает неизведанность – неприменимо всё кажется опасным. Как и тебе, Эрик, казалось до того, как я показал тебе способ избавиться от неверного восприятия. И, как я уже говорил: страшна ни тьма, а жизнь, что в ней таится. То, что живёт во тьме, само по себе такое же создание, как и те, кто живут на свету».
«Но почему ты сначала отзываешься о тьме лишь как об отсутствии света, а потом как о каком-то месте тайных знаний?»
«Потому, что между этим есть тонкая грань, которую ты ещё не скоро поймёшь, – ответила коса. – И эти. Эти, – коса акцентировала своё внимание на существах, бегающих вокруг источника света. – Разница в том, что свет ослепляет безумием своих проповедников, и они уже не способны видеть ничего более, кроме белого сияния – желанного и иллюзорного. Они заточили себя в страхе перед тьмой. Глупые путники, не сумевшие пройти это место. И отныне они обречены на вечное пребывание здесь. Тебя тоже могла ждать подобная участь… Но тебе повезло, ведь я оказался с тобой».
«Но погоди. Может, их удастся спасти? – подумал Эрик, ступая ближе к свету. – Они же не виноваты, что забрели сюда, а теперь мучаются от невозможности выбраться», – он сделал ещё один шаг на встречу свету.
«Они не способны ступить во тьму, чтобы выбраться из оков своих предрассудков. Они не могут отказаться от собственных иллюзий, боятся внутренней правды, обманывая самих себя. Ты не поможешь им, не поможешь тем, кто даже не ведёт борьбы с собственным невежеством, а лишь давно сломлен чужой тупостью и своим приобретённым неумением думать».
«Хочешь сказать, что им уже нельзя помочь? Но я не могу просто стоять и спокойно на это смотреть», – он совершил очередной шаг.
Создания, завидев парня, сразу схватились за палки, и зашипели, выставив оружие остриём вперёд.
«Видишь, – опять начал Легион, – они боятся тебя. Они думают, будто всё, что выходит из тьмы, желает им навредить. И даже если ты попытаешься вразумить их, то тем самым захочешь отобрать у них ту иллюзию, которую они давно воспринимают за истину».
«Но почему ты ничего не сделаешь?! – возмутился Эрик. – Меня же спас».
«Ты оказался открыт для прозрения, ещё не засохший в умении думать. А их же рассудок давно замурован в стене скудоумия. Нельзя помочь всем, как бы ты не старался. И знаешь, что самое смешное? Знаешь, а? Даже если бы я отобрал бы у них ту иллюзию, в которую они верят, в которой они заперли себя, то убил бы их этим. Ведь они уже не смогут жить без своих воззрений, и попросту передохнут от осознания, что на протяжении всего своего жалкого существования их вечно обманывали».
«Погоди, но при чём тут это? Если ты сможешь показать им, что тьма не враг, то они, перестав её бояться, уйдут отсюда».
«Есть две тьмы. И если первая лишь отсутствие света, то вторая – отсутствие знаний об истине. Через неё-то они и не пройдут. Покажи ребёнку существование смерти, и тем самым окунёшь его во вторую тьму. И он не переживёт чудовищной правды», – с абсолютным безразличием прошептала коса.
«Но как же. Неужели нет каких-то способов?» – Эрик всё ещё не терял надежды, не веря в то, что узники этого вагона никогда отсюда не выкарабкаются. Он не мог спокойно знать, что, когда выберется из этого вагона, то другие в нём останутся навсегда.
Создания прыгнули в сторону Эрика, размахивая копьями, и парню пришлось отступить обратно во тьму, чтобы не быть раненным.
«В мире всегда есть и будут такие, покуда мир плескается в безумии. Ты просто никогда не замечал этого за преградой своих очков. Всех не спасёшь. Смирись с этим, иначе сам станешь одним из тех, кто утопает в своём бессилии».
Эрик было хотел что-то ответить, но не смог, будто потерял возможность говорить. Он наблюдал за этими созданиями, пятился назад, и действительно осознавал, что вряд ли сможет им помочь.
«Да. Да-а-а, – шептал Легион в голове. – Ты правильно думаешь. Ты же не можешь помочь сам себе… и никогда не мог, как и никто вокруг. Именно поэтому вы все существуете в бездне собственной беспомощности, слушая лишь сумасшествие бородатых детей, обезумевших, но искренно верящих, что они мудрецы, что они своими наставлениями могут помочь другим… но они такие же ничтожества, высокомерные и глупые. Знаешь, что самое смешное? Что реальные мудрецы даже… – Легион на мгновение замолчал, потом издал хриплые смешки, – …даже не собираются никому помогать, ведь знают, что их никто не станет слушать».
Эрик уже не замечал голоса в голове. Он лишь продолжал пятиться назад, всё глубже погружаясь во тьму. И вдруг упал прямо в тамбур, сам не успев понять, что только что покинул вагон.
Халексион, сидящий неподалёку, встал и подбежал к Эрику.
– Эй, ты в порядке? – спросил серый, принявшись осматривать парня.
– Да, – безразлично ответил Эрик, ещё не оправившийся от увиденного.
– Нет, точно что-то не так. Да ты весь бледный, – Халексион попытался уложить Эрика, чтобы тот отдохнул.
– Нет, не надо. Всё хорошо, – он, приходя в себя, ответил уже более нормально. – Просто… скажи, как ты прошёл этот вагон?
– Я? Ну, там было всё легко. Темно, да и только. Я просто шёл, но не чувствовал никакой опасности. Если бы кто-то там скрывался, то я бы понял. А так… просто темнота. Чего её бояться? – пожал он плечами.
– Так легко? – ошарашено спросил Эрик, вопросительно пялясь на Халексиона.
– Да. А что? – серый, медленно отвечая, смотрел на Эрика с долей осторожности. – А ты как прошёл?
– Я? – переспросил он. – Ну… точно так же, как и ты.
– Тогда почему ты такой бледный?
– А, не обращай внимания. У меня такое бывает, – выкрутился он отмазкой.
– Тогда, если всё хорошо, будем следовать дальше?
– Да, – ответил парень, осматривая помещение тамбура.
Эта комната была на вид мрачной и заброшенной, окутанная сыростью атмосферы и неприятным хладом ветра. Помещение широкое в обе стороны, но протяжённостью похвалиться не могло. Самое главное, что бросалось в глаза на фоне общей затхлости – врата, устремлённые десятиметровыми размерами до потолка. На каждой из двух дверей барельефы с изображениями: чудовища и ребёнка на одной, и скелета и старика на другой. Общее у объёмных рисунков – там и там, за спинами изображённых, пугающе нависали бесформенные нечто; но если долго вглядываться, то они медленно, едва заметно для глаза, обретали определённые формы тела.
– Какой неприятный рисунок, – поёжился серый. – Я смотрю на него и мне кажется, что оно пялится на меня в ответ.
На стенах, где гнилые и пахнущие плесенью обои словно соскоблённые на половину, виднелись глубокие царапины, иногда покрытые по контуру спорами мелких грибов. Высотой под десять метров арочные окна пропитались пылью столь сильной, из-за чего едва пропускали свет. Стёкла настолько изуродованы грязным месивом, что служили своеобразной призмой, преображая проходящие через них лучи в подобие чёрно-белых, позволяя тем самым осветить помещение тоскливыми тонами, которые лишь сильнее нагоняли тревожности этому месту.
Плиточный пол содержал на себе гравюры, слегка спрятанные в объятиях застывших луж какого-то известняка, гипса или цемента. А в дальнем углу, ютясь в полумраке рядом с окном, находились три застывших скелета, покрытых паутиной и грибами. Один из них стоял на коленях, разведя остатки рук в стороны, у одной из которых свисала кисть. Второй скелет обнимал колени третьего, закрывшего лицо.
– Эрик, как думаешь, кто это?
– Кто-то вроде нас? Неудавшиеся путники?
– Что? Нет, я про двери, – Халексион окинул взглядом загадочные изображения.
– А, ты об этом. Не знаю. На этом поезде достаточно странностей. И эту я уж точно не объясню. Лучше давай уже покончим с этим, – парень, желающий поскорее закончить этот долгий путь, подошёл к дверям, взявшись за ручки.
– Интересно, что там будет… – сам себя спросил Халексион.
– Вот и узнаем. Всё равно гадать можно вечно.
Ловкое движение вниз, и ручки поддались, пошли вниз, как кнопка тостера. В толще дверей едва заметно зазвучали сотни шестерней, щёлканье других деталей, приводящих внутреннее устройство в действие. В механический хор резко вмешался скрип громоздких засовов, тяжело двигающихся в недрах врат.
По бокам гигантских створок друг за другом начали вылезать огромные, но до ужаса худые руки, исчисляясь десятками. Они, поблёскивая металлическим покрытием, одна за другой, выдвигаясь из потайных настенных люков, хватались за определённую часть дверей. Через некоторое время всё затихло на пару секунд, но в следующий миг нечеловеческие усилия дюжины конечностей заставили врата поддаться их напору и постепенно отвориться.
Что же оказалось за ними? Эрик многое себе представлял, но никак не мог подумать о столь простом. Всего лишь коридор, оканчивающийся тупиком. Причём его дизайн был настолько преисполнен минимализмом, что больше походил на внутреннюю часть какой-нибудь мраморной коробки, отполированной до блеска.
– И всё? Я ожидал большего, – облегчённо сказал Халексион, всматриваясь в помещение.
– Знаешь, я с уверенностью могу сказать, что тут точно будет что-то очень плохое. Слишком всё спокойно, – поёжился парень. – Явно затишье перед бурей. Я уже просто не верю этим вагонам. Обязательно что-нибудь кошмарное, даже не смотря на простой вид.
«Легион, – Эрик мысленно обратился к косе. – Ты меня слышишь? Что это может быть? – спросил он, но не получил никакого ответа. – Ты что, не слышишь меня? Легион?» – Эрик тщетно пытался дозваться Легиона, но в голове не звучал голос косы.
Серый посмотрел на Эрика.
– Выбора у нас нет.
«Легион, ну хватит молчать! Ты же поможешь мне, да?» – парень надеялся, что оружие ответ ему, но оно продолжало молчать, оставляя своего носителя в неведении.
Эрик, осознав, что ответа он вряд ли добьётся, понял, что сейчас может полагаться только на себя и Халексиона. И он надеялся, буквально мысленно молился, чтобы этот вагон не оказался слишком опасным.
Парень, пробежавшись взглядом по белому коридору ещё раз, вздохнул и ступил через порог. Глубоко в душе Эрика терзали сомнения и самые неприятные предположения касаемо открывшегося коридора. Эрик думал, вспоминая, что оказавшийся под завалами Лин, кажется, велел им идти дальше. А если это правда, то это означает отсутствие опасностей. Но парень толком не помнил слова Крауса, который остался под завалами. Он велел, как помнится Эрику, идти без него. Или же уходить с арены и просто ждать у входа в вагон? Сейчас парень, уже ни в чём неуверенный, не мог сказать наверняка.
– Выбор не велик… – шепнул Эрик, делая шаг.
Мраморный пол оказался необычайно тёплым для босых ног. Парень прошёл вперёд ещё несколько метров, дойдя до поворота, и обнаружил разветвление в три коридора. Они оказались такими же гладкими, без единой царапинки. И никаких источников света вокруг. Пространство само по себе светилось.
Халексион, немного понаблюдав, ступил следом.
– Ты чувствуешь что-нибудь необычное? – с удивлением спросил Эрик, смотря на серого.
– А что я должен чувствовать? – насторожился Халексион.
– Эта… мощь. Прилив сил, – он посмотрел на свою раненную руку, – будто бы вся слабость ушла, – и размотал окровавленные бинты, обнаружив, как рана, полученная им во время безумного боя, стремительно зарастает. – Ты это видишь?!
Удивлённый Эрик начал идти к серому, чтобы показать чудесное исцеление руки, но, совершив два шага, его кожа в месте былой раны разорвалась, обнажив запёкшуюся кровь.
– Да что за… – от внезапности Эрик отскочил назад, с грохотом шлёпнувшись на пол, и его рана мгновенно зажила.
Халексион, поражённый увиденным, подбежал к парню, помогая ему подняться.
– Ты в порядке? Не ударился?
– Да, – ответил тот, и вдруг ощутил странные изменения, но ещё не понял, какие именно. – Ты ничего не замечаешь? – спросил он серого. – Мой голос… он будто стал выше.
– И вправду, – заметил Халексион. – У тебя и лицо помолодело.
– Может… это место как-то влияет на тело, восстанавливая его?
– Вероятнее всего, – серый огляделся, заметив исчезновение тупика, на месте которого теперь находился перекрёсток. – Лабиринт, – понял Халексион. – А я уже обрадовался, что будет легко.
– Только давай ни как в прошлый раз. А то ты шагнул во тьму, а меня оставил.
– Я не сам это сделал. Меня что-то подтолкнуло, – пояснил он, и заметил, как Эрик с задумчивость посмотрел на него.
– Мда, – выдал парень после недолгой паузы. – Учитывая таинственность поезда, – он поднялся с пола, – и его вагонов – этот лабиринт может оказаться сущим кошмаром. Ты только что видел мою руку: как быстро исчезла рана, стоило мне сделать пару шагов вглубь, – Эрик взглянул на место раненного пореза, где сейчас уже даже шрама не осталось.
– Я даже не могу предположить причину такой регенерации, которая вдруг начала действовать в обратную сторону, когда ты пошёл к выходу. Предлагаю аккуратно продвигаться, например… – серый начал выбирать взглядом один из трёх коридоров, – …направо.
– Почему именно туда? – Эрик посмотрел в выбранный Халексионом коридор, но не увидел в нём никакого отличия от других.
– Не знаю. Наугад выбрал. Это же лабиринт. Любой поворот может оказаться верным.
– Ладно, пусть будет правый.
И они оба аккуратно и не спеша, чтобы легче прислушиваться к возможным опасностям, зашагали по выбранному пути. Белый мраморный пол, стены и потолок были настолько гладкими и однотонными, будто их минуту назад полировали сотни рук. Когда путники продвинулись метров на десять вглубь, то Эрик ощутил дуновение ветра и запах кладбищенской земли. Он, напрягшись от столь резких изменений атмосферы, зачем-то обернулся назад, и увидел, как та развилка, от которой он уходил вместе с Халексионом, обрела мрачный вид. Мраморный пол потускнел, став серым, покрылся трещинами, пропитался едкой слизью, а куски стен медленно крошились и падали на пол. Развилка будто состарилась, обрела вид руин, разваливающихся прямо на глазах.
Но самое неприятное оказалось то, что в следующие секунды трещины, словно обретя собственный разум, начали, подобно змеям, ползти в сторону путников. Пол на их пути мигом старел, зарастал плесенью и чернотой, а стены вместе с потолком начинали крошиться и частично обваливаться.
– Бежим! – крикнул Эрик, дёрнув за собой Халексиона.
Оба резво метнулись вперёд, слыша, как позади них всё зловеще рушится, вырастают и сразу разлагаются растения. Бежали они недолго, преодолев сто метров и немного запыхавшись. Их встретила следующая развилка, на этот раз ведущая в коридора, один из которых в считанные секунды становился более гладким и новым, а другой не претерпевал никаких изменений.
Подверженные страху они на миг растерялись, бросившись кто куда.
– Стой, не туда! – резко остановившись, спохватился Эрик, когда серый метнулся в другой поворот
Парень уже развернулся и собирался броситься за Халексионом, но резко ощутил недомогание в груди. Он упал на колени, принявшись очень нездорово кашлять. Затем кашель наполнился хрипами, а зубы стали болезненно ныть. Зрение как-то странно помутнело, и всё перед взором расплывалось. А трещины всё приближались, уже дойдя до развилки, и разделились, направившись одновременно по коридору за Халексионом и за Эриком.
Чем ближе они подступали к парню, тем сильнее он чувствовал слабость в теле. Ноги постепенно переставали его слушаться, суставы одолевала боль, а кожа покрывалась морщинами. Волосы тускнели и выцветали, превращаясь в седые. Эрик, поднявшись с колен с большим усилием, посмотрел на свои руки и ужаснулся. Он начал понимать происходящее, но эта мысль изо всех сил выдавливалась из разума нахлынувшем страхом, который заставил уже не парня, а старика пытаться убежать от надвигающегося нечто. Эрик в считанные секунды подвергался неведанной метаморфозе. Он старел так быстро, что ему начинала казаться нереальность этих минут.
Но ему очень повезло, ведь всего в десяти метрах находилась ещё одна развилка. И когда он даже не добежал, а доковылял до неё, скрипя суставами и роняя волосы с лысеющей головы, где кожа чуть ли не трескалась от высыхания, то в бессилии рухнул. Его спасло, должно быть, чудо, потому что надвигающаяся аномалия очень скоро исчезла. И в месте, где она проползла секунды назад, разруха преображалась обратно в первоначальную новизну. Кроме Эрика, сгорбленного и дряхлого, пытающегося справиться с одышкой и болью во всём теле.
– Эй! – раздался знакомый голос.
Эрик, слыша и чувствуя хруст в шеи, медленно повернул голову в сторону источника звука и увидел Халексиона, застывшего в шоке.
– Кто ты?! – настороженно крикнул серый.
– К-к-кто? Эт-т-то я, – прокряхтел дряхлый старик, понимая, что пепельнолицый не узнал его.
Резко наступила абсолютная тишина, как в вакууме, а после сменилась сиплым рыком, придавленным шипением.
Халексион, резко посмотрев налево, и узрел там нечто жуткое, поскольку преисполнился страхом, который заковал на его лице выражение ужаса. Он, явно убегая от кого-то, резко бросился в один из коридоров, исчезнув из поля зрения парня. Но всё сразу затихло. Любые намёки на надвигающуюся опасность пропали.
Эрик, опираясь дрожащей рукой о стену, поковылял дальше, мысленно проклиная это место и свою беспомощность перед сложившейся ситуацией. И вдруг, сделав очередной шаг, он почувствовал, как боль уходит, морщины разглаживаются, а тело наполняется приливом сил.
– Да что же творится в этом лабиринте, – испуганно спросил он сам себя, обретая первоначальную молодость.
– Майн друг! – картаво крикнул Лин.
Парень, узнав голос, принялся яро осматриваться, увидев появившийся из неоткуда коридор, а в нём стоящего Крауса.
– Мастер Лин! – обрадовался Эрик, бросившись к скелету, но тот к неожиданному удивлению, мотнув головой, скрылся в одном из коридоров.
Эрик, не понимая, как его так могли только что броситься, побежал к месту, где только что стоял скелет. Но, оказавшись там и глянув в коридор, куда ушёл Лин, Эрик ничего не обнаружил.
– Майн друг! – вновь раздался голос.
Парень обернулся, вновь увидев контролёра.
– Мне видится, дошли вы к лабиринту временному. Признаюсь, не успел о нём предупредить, но вскоре вас догнал, за вами поспешил вступить, не допустить произойти плохому!
Эрик только собирался подойти к нему, как ощутил приятное спокойствие, растекающееся по всему телу.
– Не смейте двигаться, майн друг! Ступать сейчас небезопасно. Вас уничтожит тот недуг, что обитает здесь негласно!
– Что за недуг? Почему вы сразу не сказали о нём, а сказали идти без вас!
– Я приказал с арены убегать и, замерев у врат, меня недолго ожидать!
– Что?! Чёрт возьми, я так и думал! И зачем мы только полезли сюда! – он разозлился, только теперь вспомнив, что, когда Лина завалило обломками, он велел не идти без него. – И что? Что теперь делать? Стоп. Вы же здесь, значит, вы поможете? Вы же знаете это место!
– Оно есть так! Вы правду льёте этими словами. Ну а теперь бежим. Отсюда выберемся с вами!
Эрик, только услышав это, не раздумывая метнулся за Лином, который сразу же побежал в один из коридоров, ведя за собой парня. Краус кричал, веля не отставать, и нёсся так быстро, что Эрик едва за ним поспевал. Он настолько сосредоточился на беге, что не замечал ничего вокруг, и вскоре споткнулся о неровность в полу и грохнулся на пол, проехавшись по нему и ободрав кожу до жгучих ссадин.
Контролёр, услышав падение Эрика, резко затормозил. Их обоих разделял перекрёсток из коридоров. И когда Лин развернулся и собирался было бежать обратно, то вместо этого командным тонном громко произнёс что-то невнятное.
По коридору, который пересекал тот путь, по которому бежали парень со скелетом, наполнился той самой аномалией, что, подобно стене, не позволила Лину подойти к Эрику. Аномалия стала преградой, отделяющей их друг от друга.
Отрезок пространство перед Краусом стремительно старел и чуть ли не разваливался. И нечто яро зарычало далеко позади Эрика. Парень, застыв от услышанного, вздрогнул, обернулся, увидев в двести метрах от себя здоровенную тушу: мерзко обтянутый чёрной кожей скелет, передвигающийся на шести худосочных лапах. Тварь, раскачивая безликой головой на длиннющей шее, неслось по коридору, преодолевая перекрёстки. Оно пересекало ползающие на её пути аномалии, которые никаким образом не воздействовали на монстра.
Лин, понимая, что Эрика сейчас могут сожрать, сорвал со своего рукава одну из роз, запустив её со всей силы в сторону парня. Бутон, сияя алым светом, пролетел мимо Эрика и взорвался прямо на пути монстра, образовав после детонации тысячи красных нитей. Они, подобно паутине, преградили путь твари. И когда та прошла сквозь преграду, будто через лазеры, то с грохотом рухнула, рассыпавшись на куски, и начала быстро разлагаться.
– Я не могу пойти за вами! – кричал Лин, которому не позволяла пройти находящаяся перед ним аномалия. – Вставайте и бегите сами! – закончил он, и двинулся дальше, вскоре скрывшись за поворотом, побежав искать другой путь к Эрику.
Парень поднялся с пола, терпя жгучую боль по всей кожу. Он побежал обратно, пройдя мимо поражённого монстра, чувствуя, как из того валит отвратный смрад. Вскоре Эрик, двигаясь по коридору, нашёл поворот, свернув туда, и увидел пробегающих младенцев, которые, ступив на границу треснувшего пола, начали стремительно уменьшаться, обращаясь в эмбрионы.
Эрик, узрев мрачное зрелище, попытался выкинуть из памяти только что увиденное; мысленно успокаивал себя, стараясь не думать об этом, и продолжал идти, постоянно петляя в лабиринте. И когда он вышел из очередного коридора, вновь свернув, то увидел, как мраморные стены резко обрываются, сменяясь на привычный готический интерьер поезда.
– Выход! – выкрикнул он от радости, увидев открытые двери и лежащие на полу лепестки роз.
Эрик подумал, что это точно следы, оставленные Краусом. И куски грязи на земле – отпечатки ног Халексиона.
«Значит, они уже выбрались, а меня даже не стали искать?! – подумал он, злясь, что его бросили. – А, к чёрту, неважно!» – он выкинул из головы ненужную злобу, и поспешил пройти через открытые двери.
И когда Эрик ступил через порог, то не успел услышать за спиной слабо различимый знакомый голос, окликнувший парня по имени.
И вот он очутился в вагоне, первым делом почувствовав прохладу, витающую в воздухе и буквально ползающую по коже, забираясь под одежду и пытаясь собой охладить тело. Эрик обернулся и обнаружил, что двери неведомым образом захлопнулись.