Полная версия
Потолок гравитационного колодца
Пока Кси и Эн наслаждались беседой друг с другом снаружи, Эдвард быстрым шагом прошел сервисный коридор и оказался в главном помещении. Здесь он и нашел их главную цель – подъемник, закрытый чехлом и ожидающий, когда его подсоединят к системе тросов и отправят в путешествие вниз. Вскоре вся группа расположилась в здании. Кси нашла комнату отдыха для гостей, расстелила палатку на полу и объявила привал. Внутри помещения температура была выше и скафандры стали давать намного больше тепла. Впервые за много дней, Кси почувствовала, что согревается. Доев удвоенный паек, она даже не заметила момента, когда отключилась.
Эдвард с Эном тоже уснули, но Эна мучали кошмары, и он вскоре проснулся. До того, как уснуть, он проверил сумку с припасами и понял, что пайков осталось ровно на один прием. Потом они останутся даже без этой скудной еды. Поэтому, покрутившись и поняв, что не уснет он стал будить Эдварда. "Отстань Эн, дай поспать" – сонно бормотал Эд. Эн разозлился, откинул защелки на шлеме Эда и впустил немного разреженного и холодного воздуха ему под забрало. Стекло тут же покрылось замерзшими капельками, а Эд мигом проснувшись откатился в сторону и стал закрывать шлем. Были бы у обоих силы, они бы непременно подрались, чтобы выпустить напряжение, но сейчас лишь гневно сверлили друг друга взглядами. Эд осторожно скользнул взглядом по спящей Кси, примеряясь, успеет ли выхватить игольник. Эн нахмурился. "Спокойно, Эд. Ты меня бесишь, а я – тебя. Но у нас сейчас общее дело. Если не хочешь голодать тут, нам нужно как можно скорее запустить подъемник." Эдвард тяжело поднялся, взял сумку с провизией, заглянул внутрь, чертыхнулся, кинул ее на пол и поплелся в сторону подъемника. Эн разумно решил не будить командира, подумав, что, возможно, пара лишних часов сна, пока они будут перебирать механизм подъемника, сделают её добрее.
Кси проснулась и вышла в главный зал как раз к тому моменту, когда Эн и Эдвард заканчивали с профилактикой механизма подъемника и готовили его к подключению к тросовой системе. На полу было разбросано множество шестерен из запасных комплектов. Она опустилась и взяла одну в руку. Тускло мерцающий металл сквозь потеки смазки. Тяжелая. Она взглянула на гондолу подъемника и мысленно взмолилась, чтобы все эти шестеренки сработали правильно и доставили их до земли. Почувствовав, что хочет взять что-то на память, она выбрала шестеренку поменьше и положила во внешний карман в скафандре. Ей выпала честь надавить на большую красную кнопку на приборной панели подъемного механизма. Платформа с гондолой подъемника поднялась и с громкими щелчками встала на свое место. Она повернулась к Эну, ожидая доклада. Он откашлялся и ровным голосом доложил: "Все системы функционируют нормально. Мы с Эдом вернули к его работе, и я оцениваю его как надежно работающий механизм. Но сенсоры, ближе к концу пути, сообщают об обрыве. Точно неизвестно так ли это. Я отключил системы безопасности, и мы можем отправляться хоть сейчас." Подошедший Эд кивнул, подтверждая его слова. Кси почувствовала, что нужно что-то сделать. Обняв одной рукой Эда, а другой – Эна, она притянула их к себе так, что их шлемы коснулись друга друга. Она не знала, что сказать. Просто они прошли вместе уже через столь многое. И отправятся снова в неизвестность. Она не хотела умирать, не показав, что они важны для нее. Эдвард улыбнулся и тоже обнял всех. Эн вдруг резко хлопнул их по спинам и повторил их объятия, только более жестко. Кси усмехнулась, подумав, что это в его стиле и, первой разорвав образовавшийся круг, громко сказала: "Сделаем это!".
Они пробыли здесь всего несколько часов, но уже пришло время уходить. Все найденные припасы и просто полезные вещи лежали на полу гондолы подъемника: несколько десятков метров троса, сумка с остатками аварийного запаса и кучкой найденных консерв, охотничий арбалет с болтами. С мягким скрежетом подъемник выехал за пределы горной станции и за обзорными окнами тут же появился бушующий снег. Внутри гондолы поддерживалось нормальное давление воздуха, поэтому впервые за много дней можно было снять порядком надоевший шлем скафандра. Кси сняла свой и посмотрела на ребят. Осунувшиеся лица с острыми чертами из-за истощения, мешки под глазами, а ведь она их помнила здоровыми и полными жизни, смеющимися на празднике в Обителе за день до отлета. Эн с хмурым выражением лица поставил шлем рядом с собой на пол и посмотрел Кси: "Думаешь сама лучше выглядишь?". "Хотелось бы надеяться"– подумала она, укладываясь спать под мерное поскрипывание подъемника.
Глава 2. Подземелья
О Бункере замолвите слово
Бункер никогда нельзя было назвать "Богом забытое место". О Нем здесь думали много и каждый – немного по-своему. Широко пропагандируемая позиция Паноптикума (официальное название: Администрация) заключалась в том, что Бункер – светское сообщество, в котором, однако, не запрещается принадлежать к Церкви Творца. Как говорилось в брошюре "Одобренное руководство по укладу жизни": "Собрания верующих проводятся с целью приобщиться к священным текстам и обсудить насущные проблемы". Все знали, что Церковь Творца существует только потому что является агентом влияния Паноптикума. Все служители еженедельно отчитывались обо всем, что узнавали от прихожан. Но это была лишь видимая и одобряемая часть айсберга религиозной жизни Бункера. Повсеместное вранье (официальное название: адаптированные факты) и сокрытие информации (гуманное молчание) Администрацией порождало много тревоги. Многие задавались вопросом о том, насколько сильно адаптированы факты жизни в Бункере и насколько широко простирается гуманное молчание? Каждый, рано или поздно, стоя в очереди на раздачу недельного запаса зубной и пищевой пасты, подавая запрос на ношение личного электронного гаджета или просто оставшись в уютной тишине гула работающей вентиляции личного отсека, задавался вопросом: "Бункер действительно существует? Или это адаптированный факт?". Люди постарше, заставшие Эвакуацию, верили в Конфликт, но понимали, что с тех пор как гермозатворы за ними закрылись, их везде окружает гуманное молчание. Многие из тех, кто плохо помнил Эвакуацию или родились уже здесь, не верили в Бункер. Нестыковки в официальной истории Спасения, бреши в пропагандистских лозунгах стали для них символом надежды о том, что гуманное молчание Администрации – признак чего-то хорошего. Началось это несколько лет назад и, хотя, пик популярности этой идеи прошел, до сих пор можно заметить детей у вентиляционных выходов с закрытыми глазами и мечтательным выражением на лице. Оставляющих у койки стакан с водой и плавающим поплавком и проверяющих утром на месте ли он? Многие из них мечтают о Корабле. Об огромном космическом транспорте, мчащемся на огромной скорости через врата к неведомой мечте. Считается, что если слушать шум вентиляционных выходов можно уловить вибрацию работающих ускорителей. А ночью, когда все спят происходит кратковременное переключение генераторов гравитации, из-за которого может взлететь вода из стакана или поплавок в нее погрузится.
Отдельным особняком стоят работники, поддерживающие работу Информационной Магистрали Бункера. Из-за того, что большая часть их рабочего времени уходила на борьбу со сбоями, замене старого и плохо работающего оборудования на еще более старое, но хотя бы сносно работающее, многие считали, что они находятся в симуляции. Одна из жарких технико-теологических дискуссий разгорелась из-за понятия кеша. В компьютерных технологиях, кеш – участок высокоскоростной памяти, куда можно записать те данные, которые часто используются, чтобы ускорить работу системы в целом. Если рассматривать жизнь в Бункере как симуляцию, то возник вопрос – кешируется ли она заранее или обновляется со временем? Для несведущего человека это может показаться абракадаброй, но переведем: записана ли судьба человека (кеш) изначально или эту судьбу можно изменить (обновить кеш)? И если второе, то когда кеш инициализируется, т.к. когда можно изменить свою судьбу?
Начало пути
Настоящее время
Четыре тридцать утра. Тихая, спокойная ночь. Темный отсек без освещения, виден контур кровати. Под покрывалом внезапно беспокойно перекатывается парень и встает, смотрит на часы. Внезапно он понимает, что все случилось ровно год назад.
Девятнадцать лет после Конфликта.
– Вставай, зараза, вставай! – Ган просыпается от того, что его яростно трясут за плечо и первым делом рефлекторно смотрит на часы на руке – четыре тридцать утра – полтора часа до его законного подъема. Пока он поднимался, откидывал одеяло и пытался понять, что Ирэ – интендант систем водного обеспечения – делает в отсеке, ворвавшийся мужчина успел обойти комнату и швырнуть первыми попавшими под руку вещами, заставив Гана начать собираться. Одеваясь, Ган лихорадочно пытался понять – неужели забыл, что сегодня дежурит где-то, и сам интендант разыскал отсек, чтобы отправить на какое-то мучительное и жестокое наказание? Вдруг накатило облегчение – вспомнил:
– Канна – выговорил Ган дрожащим голосом – Канна сегодня ночная дежурная!
– Да что твоя Канна может! У нас пятая гидропомпа встала! – гаркнул Ирэ и выбежал в коридор, начав орать на кого-то. Только сейчас до Гана дошло, что включена аварийная сирена номер три – два протяжных гудка и один долгий, что означало проблемы в системе очистки воды. Остановившаяся гидропомпа – это серьезная проблема. Это не только сниженные суточные нормы по потреблению воды в Убежище, как минимум на пару недель. Если её не включить хотя бы на минимальной мощности, коллекторная волна может затопить весь этот уровень вместе со всеми жилыми каютами. Такое уже было пару лет назад. Тогда его, сонного, вытащили с остальными из жилого отсека и все, буквально вплавь, спасались на верхних уровнях. Как чертовы крысы! Не все вовремя ушли из отсеков. Семьдесят восьмая авария в Убежище, связанная с летальным исходом. Выжившим, если они продолжали жить на этом уровне, выделяли отдельный отсек. Ган остался. Затем, на протяжении двух месяцев, весь уровень, двенадцатичасовыми сменами ликвидировали последствия той аварии. И вот снова.
Разозленный и проснувшийся, Ган выбежал из каюты, застегивая на ходу куртку. В коридоре Ирэ собирал парней из ближайших отсеков, формируя ремонтную бригаду. Но где техники, где инструменты? Мы что голыми руками будем работать? Обернувшись на Гана, Ирэ хищно посмотрел на него и вручил карточку уровня доступа инженера очистных систем. На карте неярко, но гордо светилась в темноте эмблема водоснабжения. Это значило одно – он за главного. Взяв карточку, Ган почувствовал, как спина сама выпрямилась, дыхание выровнялось, а зрение как будто расширилось – теперь он, хоть и ненадолго, принадлежит к тем, кто заправляет всем этим уровнем. "Бери этих болванов и бегите к гидропомпе. Кин проинструктирует!" – Ирэ исчез в темноте, побежав, очевидно, за техниками с оборудованием. Ган никогда не любил, когда на него орали и приказывали. Но сейчас, посмотрев в эти сонные, тупые, скучающие рыла, внезапно для себя, он стал орать так же как на него орали наставники и, построив бригаду в три колонны, погнал их на покорение гидропомпы.
Следующие часы немного размыло в памяти. Остались только отрывки. Он помнил дрожащую и перепуганную Канну, пытающуюся по колено в воде, в одиночку установить и запустить резервную помпу. Говорят, что горе сближает людей. Что ж, страх смерти с этим справляется не хуже. Тогда они впервые близко познакомились, и он до сих пор с теплом вспоминал, как она чуть не бросилась ему на шею, когда бригада вбежала в помещение с очистными сооружениями. Пришлось подключать все резервное оборудование и часть него нужно было перебрать под струями холодной воды, потому что дневная смена давно не меняла сальники, манжеты и прочие расходники. Несколько часов борьбы ушли на обеспечение приемлемого давления, когда наконец показался орущий Ирэ с техниками. Тогда Ган впервые был даже рад его крикам. Дальше потянулась долгая и нудная работа на несколько часов над переборкой очистной системы, замены поврежденных элементов, проверкой электрики и многого, многого другого. Не завтракая и обедая, они выполнили двухнедельную норму по профилактике водообеспечивающих систем, почистили и заменили все фильтры, протянули новые кабели, отрегулировали механику клапанов и затворов, перебрали отдельные модули работающей гидропомпы и предотвратили катастрофу. Наш уровень был изолирован из-за опасности аварии, и Ган со страхом ощущал себя смертником, стоящим рядом с глубокой пропастью. Все что и осталось четкого от воспоминаний об этом инциденте – ощущение страшной, бездонной пропасти.
Но сама авария стала для Гана социальным трамплином и он начав с никого не известного уборщика помещений смог получить направление в сектор гидропоники, находящийся выше водоочистных сооружений, чтобы работать в смежном отделе – регенерационной вентиляции, в котором требовался подвод воды из водоочистки и помощь ботаников из основных отделов гидропоники. Многие шутили, что в Бункере есть не только социальный лифт, но и социальный траваллатор в том смысле, что можно было много стараться, но ничего не получить взамен. Ган полежал немного, но решив, что не уснет, оделся и вышел из отсека. Он сохранил за собой право владения помещением в секторе водоочистки, потому что оно находилось далеко от соглядатаев Паноптикума и позволяло распоряжаться своим личным временем чуть шире, чем обычно дозволялась жителям Бункера.
Одно из этих преимуществ – можно быстро и легко попасть в Дно. Ган прицепил к одежде карту пропуска водоочистного сектора, с ней патрули обычно останавливали для проверки документов менее охотно, т.к. на своем секторе житель Бункера может найти миллион оправданий, почему был выбран именно такой маршрут для передвижения. Он легко проскользнул мимо ночных очередей у раздатчиков, обошел патруль через закрытый коридор, залитый ультрафиолетом кварцевых ламп, дезинфицирующих помещение, пригодилась карта пропуска и защитные очки, миновал зал гидропомпы и попал наконец к подъемнику вниз. Это немного странно звучало, но у Бункера было дно. И нет, из-под него не стучали. По крайней мере пока. Немногие были готовы там жить, вентиляция барахлила, освещение периодически гасло, а любые неполадки с верхних ярусов рано или поздно доходили до дна: потопы, крысы, тараканы, болезни. И сами они частенько становились очагом и разносчиком заболеваний. Но был и приятный момент: Паноптикум здесь почти не появлялся. И религия была здесь своя, хотя никто не мог сказать, в чем она заключалась. Дно было центром черного рынка. Любая валюта – официальные кредиты, серые кредиты, гильзы, любой бартер только приветствовался. Часто посещать было довольно опасно, но и без Дна жить было невыносимо. Официальная зарплата выплачивалась кредитными жетонами. Каждый жетон имел уникальный номер, каждую покупку или продажу нужно было обязательно фиксировать в системе, экономика была оптимизирована под то, чтобы почти все деньги уходили на пропитание и бытовые нужды. Если ты хотел купить что-то, о чем не хотел уведомлять Паноптикум, нужна была другая валюта. В обороте были серые кредиты – потерянные, украденные жетоны, с дублирующимися номерами или бракованные. Можно было расплатиться ими по курсу три серых за один настоящий. Для мелких покупок в ходу были гильзы, за десяток гильз можно было купить один серый кредит. Гильзы, вероятно, пропадали со складов, пунктов снабжения, утилизации, стрельбищ.
Паноптикум старался контролировать не только денежные отношения. Чем выше был социальный рейтинг, тем больше дружеских отношений мог зарегистрировать человек. Если камеры, множество которых снимали жизнь Бункера, регистрировали длительные неучтенные отношения, выписывался штраф, при рецидиве – дело доходило до суда. Отношения можно было зарегистрировать в любом общественном терминале, с помощью сервиса Системы Обязательной Регистрации Отношений (злые языки когда-то добавили Контролируемой Администрацией и теперь ее называют СОРОКА), если рейтинг тебя и друга позволял это сделать. Участие в системе рейтинга было добровольным, но без аккаунта в ней ты не мог ни работать, ни получать деньги, ни пользоваться общественными ресурсами. Как про себя отмечал Ган: "Этакая мышеловка, в которой даже на бесплатном сыре умудрились сэкономить".
Подъемник достиг Дна и Ган выбрался в знакомую затхловато-кислую атмосферу. Задерживаться у подъемника не стоило, тут обычно толкалось множество представителей мелкого криминала и он зашагал в сторону бара "Длинный носок". Держал его старик с таким же прозвищем. Сам он был из бывших армейцев и прозвище получил тогда же. После Эвакуации он сразу выбил себе, пользуясь влиянием, лицензию на ресторан и открыл его в максимально неудобном для Паноптикума месте. Говорят, что и Дно появилось благодаря ему. В "Длинном носке" можно достать что угодно: оружие, наркотики, запрещенную электронику. Встретиться с нелегальным другом, обсудить приватные темы, незаконно зайти в общественную электронную сеть Бункера, поднять рейтинг в СОРОКЕ, были бы деньги. Три дня назад отмечали двадцатилетие Конфликта, и хотя остальные сектора провели его в траурном молчании, в "Длинном носке" веселились как могли. Пока большая часть аудитории бара мучилась с похмелья, Ган арендовал комнату с нелегальным терминалом, подключился к сети и весь остаток ночи рубился в компьютерные игры. Когда на часах время доползло до девяти утра, он отключил терминал, отсыпал гильзы в качестве оплаты бармену и направился к подъемнику, чтобы вернуться на свой уровень. Канна, его зарегистрированный друг, помогла ему получить дополнительную нагрузку в виде социальной отработки – утренние часы помощи учащимся. Помимо прибавки к социальному рейтингу, он получал два часа доступа к легальному терминалу, подключенному к общественной сети. Он не был таким спецом как Крэй – друг которого он не мог зарегистрировать в СОРОКе, который проводил по шесть, а то и десять часов в сети за терминалами и компьютерами. С ним пока что приходилось тайком видеть в "Длинном носке". Он и так пожертвовал свои правом на владение одним электронным гаджетом четвертого класса, чтобы зарегистрировать в СОРОКе второго друга – Теро. Впрочем, ограничение удалось обойти вполне легально – купил в Дне механические часы, которые не считались цифровым гаджетом. Все они были выходцами с сектора водоочистки. Но у Крэя и Теро семьи имели социальный рейтинг намного выше и после той аварии перебрались в более комфортабельные сектора. Они остались друзьями и приглядывали друг за другом, насколько это было возможно.
Сегодня социальная отработка проводилась в начальной школе, Ган раздал листочки с заданиями и засел за терминал. Вскоре его отвлек детский голос:
– Что такое атмосфера, Ган? – недовольно пробурчал Крисс, наткнувшись на непривычное слово.
– Атмосфера окружает планету, защищая ее от вредного излучения и создавая условия для жизни. У нас, в Бункере – своя атмосфера – Ган невольно усмехнулся от невольного каламбура – температура, влажность, давление, состав, но она ограничена стенами Бункера. Там же, – он поднял палец вверх и отвлекся от терминала – наверху, она не ограничена чем-то твердым. Сила планеты, гравитация, прижимает атмосферу к себе, как воздушную подушку.
Ган расстегнул наручные часы, чтобы показать защитное стекло циферблата. если смотреть на часы сбоку, так, чтобы защитное стекло было еле видно, можно представить, что таким же образом массы воздуха защищают нас.
– Но нас же защищают горы! – поправил его Крисс.
– Защищали бы – переформулировал Ган – если можно было бы жить на поверхности.
Они вернулись, каждый – к своим задачам.
Ган задумался, откинувшись на кресле. "Жизнь в Бункере, не сахар" – подумал он. Это огромный подземный город построенный на случай обширного военного конфликта. И пригодившийся по прямому назначению – спасшему всех от ядерного, химического, бактериологического и Бог знает еще какого Холокоста, прошедшего на Поверхности. Но с каждым годом каждый из нас все больше чувствует, что заперт здесь, каждый год кому-то кажется проще прыгнуть в петлю или перерезать вены, чем терпеть это. К таким людям все сразу относятся презрительно, мол, не выдержал слабак. Но каждый, где-то глубоко внутри себя спрашивает: "А когда же мой черед?". Мы живем здесь, посреди бетона и стали, под мигающими лампами, вырабатывающими свой ресурс, над протекающими трубами и периодически замыкающей проводки. Посреди шумящей вентиляции, гонящей затхлый воздух из одной части Бункера – в другой. Здесь осталось не так уж много человеческого, но до сих пор получается что-то изобретать из того, что осталось.
Все Наставники говорят нам, что мы – последняя надежда человечества, ведь мы – выжившие за толстыми стенами Бункера, которые однажды выйдут за его пределы и снова станут господствовать на планете. Но здесь, в Бункере, мы не чувствуем себя царями. За каждым нашим шагом, за каждым вздохом и помыслом следят. Это призвано сделать нас крепче и сильнее. Быть быстрыми умом, сильными рукой и решительными в деяниях. Каждый из нас – единица сама в себе, как говорили в прошлом. Каждый из нас – воплощение всего человечества, причем мы должны включать в себе только лучшие качестве. Но чем проще в теории, тем сложнее на практике. Наши наставники видят то, что хотят видеть в нас, а мы скрываем все, что показывать им не следует.
Он – Ган, насмешливо названный отцом в честь древнего бога. Живет в секторе гидропоники и следит вместе с другими жителями этого сектора за ростом подконтрольной фауны. Население сектора поделено на три кольца жилищ: внутреннее, среднее и внешнее. Все, что ближе к центру, как правило лучше работает и меньше времени простаивает в ожидании техников для ремонта. До внешнего кольца жилищ, техники как правило не добираются, поэтому все жители кольца, включая Гана, привыкли чинить большую часть систем самостоятельно.
Часть продукции сектора готовят в пищу, другая часть участвует в переработки воздуха и отходов, есть производственные участки, назначение которых знает только Комендант. Ган отвечает за отдел Регенерационной Вентиляции и гордится этим, потому что без воздуха Бункер точно не выживет. График работы периодически позволяет высвободить свободное время и поэтому он совмещает еще несколько обязанностей, в том числе присматривает за одной из детских групп, живущих в секторе, в среднем кольце. В детской установлен общественный терминал, обеспечивающей доступ к электронной доске объявлений и примитивной электронной почты.
Сейчас Гана интересовал доступ к электронной доске объявлений и примитивной электронной почты. Когда-то давно была введена система аккаунтов, обязательная даже для детей, чтобы Старшие точно знали кто и что кому пишет. Но за годы пароли частично растерялись, большей частью разошлись по рукам и, обычно, каждый житель Бункера знал пятьдесят-шестьдесят паролей и мог достаточно безопасно подключиться откуда-нибудь и отправить открытым текстом письмо. Так как вся переписка читалась, на каждом секторе сложилась своя система шифрующих иносказаний. Никто не писал от своего имени, никогда не указывал реального адресата и никогда не писал прямо чего хочет. Это усложняло общение, но позволяло вести его достаточно приватно. Если бы Гану нужно было позвать девушку из чужого сектора на свидание, то сначала нужно было бы встретиться словно невзначай с кем-то из того сектора, переговорить с ним, выполнить его поручение, чтобы заслужить минимальное доверие и передать послание через него. Досками пользовались даже дети, для них на электронной доске объявлений вывешивали образовательные или просто забавные истории, сказки, рисунки. Электронные игры не поощрялись Паноптикумом. Единственное, что разрешила добавить Администрация – программу для рисования рисунков. Но у многих были близкие друзья – дети, которым показывали как втайне играть в простенькие игрушки, которые нам, в свою очередь, показали друзья-администраторы сетевой безопасности.
Привычно зайдя в то утро на электронную доску сообщений, Ган заметил странное сообщение. Если бы не адресат, он бы даже не обратил на него внимание. В поле отправитель стояло короткое число: 403159 и это при том, что стандартная форма вообще не дала бы ввести отправителя состоящего только из цифр. Но мало ли кто мог залезть в недры почтовой программы и отправить такое письмо. Гана оно привлекло потому, что это число было тем количеством очков, которое он набрал ночью в компьютерной игре. Об этом не могло знать много человек и, скорее всего, это был Крэй, с которым он не мог напрямую общаться. Текст был следующим:
"Когда Бог впервые вышел из моря, он был наг и не защищен. Он не знал купола неба и звезд и с приходом заката вернулся обратно."
"Как пафосно!" – подумал Ган – "Точно Крэй, написано в духе его апокалиптических проповедей. Но зачем так открыто указывать меня (Ган переводится как бог) – Бог, наг, явно складывается мое имя – Ган." Не успел он мигнуть, как терминал внезапно перезагрузился, а когда появилась оболочка операционной системы, то письма уже не было. Растаяло как мираж. "Небось, даже логи подчистил" – подумал Ган, завидую умениям Крэя управляться с техникой. Но это только настораживало еще больше. Крэй явно хотел встретиться в Дне этим вечером. Но вот только для чего? Он отключил терминал и прошел к двери мимо двух спорящих мальчишек с пластиковыми фигурками в руках: “Ты че?! Копака точно круче Таху! Он несколько ракшей заморозил!”