Возлюбленная Верховного Бестиара

Марина Индиви

Возлюбленная Верховного Бестиара

Глава 1

Алина

– Мамочка, мамочка, смотри, какая красивая!

Дочь бежала ко мне, показывая на раскрытых ладонях водяную лилию. Казалось, шесть лет должны были напрочь стереть из моей памяти воспоминания, оставшиеся в прошлом. И этот пруд, из которого я вытаскивала тонущую княжну, и все, что последовало за этим, но они остались. Правда, померкли, как чернила на письме многолетней давности. Словно все это было не со мной.

– Невероятно красивая, – подтвердила я, глядя на цветок, который дочь показывала мне. Снежана была бы моей точной копией, если бы не глаза. Темные, как ночь, что делало ее внешность немного колдовской, если не сказать пугающей. Что, впрочем, меня по большей части радовало.

В том самом затертом прошлом я бы никогда не порадовалась, если бы боялись моего ребенка или меня, сейчас же это было вполне естественно. Я привыкла к шепоткам за спиной, к попыткам меня отравить (всю еду и напитки я лично проверяла магией), к тому, что за этим следовало. Мне было все равно. Даже тогда, шесть лет назад у меня была цель. Сейчас и от нее осталось нечто весьма эфемерное.

Померкшее, как те самые выцветшие чернила.

– Ма-а-ам, – дочь вскарабкалась ко мне на колени, и я обняла ее, устраивая поудобнее. Легкий ветерок подхватил ее волосы, пощекотал ими мою руку в небрежной ласке. – А можно я сегодня не буду заниматься музыкой?

– Нет. Нельзя.

– Но ма-а-м…

– Снежана. – Мне достаточно было всего лишь спокойно сказанного имени, чтобы дочь притихла и надулась.

Скамейка, на которой мы сидели, стояла в тени, и только так можно было укрыться от жары, на которую это лето оказалось бесконечно щедрым. Столь же знойным, сколь лютой была зима, когда на свет появилась моя Снежана. Я назвала ее в честь той ночи, когда она родилась: вьюжной, непроглядной, обжигающе морозной. Ночи, когда я в последний раз вспоминала ее отца, мысленно повторяя его имя снова и снова, словно он мог услышать меня и прийти.

Но, разумеется, он не услышал и не пришел. К тому времени Богдан уже женился на Анне, Лазовия находилась на грани раскола, а Снежана родилась раньше срока. Просто потому, что я узнала о том, что Анна тоже беременна.

Моя магия, подарившая мне столько преимуществ, не исчезла с рождением дочери, и это стало нашим спасением. Без магии я бы не смогла осуществить все то, что задумала. Без магии я бы не стала той, кем я стала. Без магии я бы уже раз двести была мертва.

От собственных мыслей меня отвлек хлюпающий звук. Я вернулась в залитый солнечным светом парк и поняла, что Снежана сбросила лилию на гравий: помятый цветок, опрокинутый навзничь, лежал у моих ног.

– Ты сорвала ее, чтобы выбросить? – спросила я.

– Она мне больше не нужна! – капризно заявила дочь.

– Еще несколько минут назад ты называла ее красивой.

– Я не хочу заниматься музыкой! Эта Татьяна такая противная! И бьет меня по пальцам указкой, когда я неправильно играю ноты. – В глазах дочери заблестели слезы.

– Что? – переспросила я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Она тебя бьет? Почему ты не сказала об этом раньше?

– Потому что она сказала, что иначе я никогда не научусь красиво играть.

– Я поговорю с ней, – глядя дочери в глаза, произнесла я. – Если все так, как ты сказала, она больше никогда не будет тебя учить. А теперь подними лилию, цветок не виноват в том, что тебе больно. Вернемся во дворец и поставим его в воду.

Снежана тут же спрыгнула с моих колен и снова взяла цветок в руки. Отряхнув его лепестки от гравийной крошки, пробормотала:

– Прости, – и прижала лилию к груди. Осторожно, как драгоценность.

Слуги, ухаживающие за прудом, один из них как раз срезал цветок для моей дочери, смотрели на нас. Я чувствовала их взгляды всей кожей, привычно за все эти годы, но, стоило мне поднять голову и глянуть в их сторону, как все тут же уставились в землю. К этому я тоже привыкла.

– Прошу прощения.

Засмотревшись на них, я не заметила появления лакея, который пришел со стороны дворца. С обращениями ко мне были проблемы. Поскольку во дворце я была чуть ли не второй персоной после Михаила, обращаться ко мне как к простой девице не рисковал никто. Но и княжной я тоже не являлась, поэтому слуги предпочитали начинать разговор исключительно подобным образом. Алиной меня теперь называли лишь те, кому я позволяла и те, кому доверяла. Насколько это возможно.

Повернувшись к нему, я вопросительно вскинула бровь:

– Вас хочет видеть Верховный, – тот склонил голову. – Говорит, это срочно.

– Хорошо, – я поднялась, дала руку дочери. – Снежана.

– А я сегодня увижу папу? – запрокинув голову, она вопросительно посмотрела на меня. Ее пальчики дрогнули в моей ладони, или это моя ладонь дрогнула?

Для всех Снежана была дочерью Михаила. Даже для него самого.

– Посмотрим, милая.

Мне было не привыкать ходить быстро, но сейчас лакей торопился так, будто спешил на пожар. Еще и все время оглядывался, словно боялся, что мы испаримся или сбежим. Снежану я оставила на попечение няни, одной из тех, кому я доверяла достаточно, чтобы доверить дочь. После чего дворцовые коридоры, анфилады, по которым я сейчас могла ходить с закрытыми глазами, привели меня в кабинет Верховного.

Первый раз я переступала порог кабинета Михаила в Летнем дворце с дрожью во всем теле. Второй раз было проще. Сейчас же я шагнула в него, как в любую из комнат, едва взглянув на спешно поднявшегося секретаря.

Слуги затворили за мной двери, и Михаил обернулся. Время почти не властно над бестиарами, вот и сейчас он выглядел едва ли старше того дня, когда мы с ним впервые встретились. Разве что стали в волосах теперь было больше. Он выглядел раздраженным, и он был в ярости, я чувствовала это благодаря магии, как если бы он сейчас мне в этом исповедовался.

– Проходи, – Верховный кивнул на кресло, – располагайся.

– К чему такая срочность?

– Сейчас все узнаешь.

Узнала я гораздо быстрее, чем ожидала. Едва успела сделать шаг, как двери в кабинет распахнулись снова. К кинжалам взглядов я привыкла, но не ко всем. Некоторые ощущались особенно остро, вот как сейчас. Обернувшись, я на миг утратила дар речи, чувствуя, как сердце в груди замирает и становится куском льда.

Потому что прямо напротив меня стоял Богдан.

В каких-то нескольких метрах. Сейчас это расстояние казалось для меня столь же коротким, как один шаг. Я провалилась в наше прошлое быстрее, чем успела себя остановить, снова чувствуя себя влюбленной девчонкой. Беззаветно, бесконечно, наивно. Верящей в то, что у нас все получится, и столь же безжалостно отрезвленной.

Уже в настоящем. Ледяным взглядом.

В нем было столько ненависти и презрения, что в них можно было утопить всю Лазовию, обе части некогда великой державы. Что уж говорить об одной хрупкой женщине, но именно сейчас я вспомнила, что больше ей не являюсь. Я больше не та юная девочка, а он – не тот, кого я любила. Не тот, кто достоин моей любви.

Поэтому взгляд я вернула ему сполна, не без наслаждения отметив, как полыхнули его глаза. Бездной.

Я бы спросила у Михаила, зачем я здесь, но мне и без того все было ясно. Его игры и самого Верховного я знала, как свои пять пальцев. Он наслаждался интригами, наслаждался причиненной им болью в той же мере, как и своей властью. Для него первое было неотделимо от второго, а второе – от первого, и еще одной его слабостью была месть. Сейчас это была месть Богдану за то, что однажды он посмел меня у него забрать. Как ему это удалось, я не знала, да и зачем? Ему точно так же просто нужна была игрушка, от которой он с легкостью отказался ради своей Анны.

– Прошу, располагайтесь. – Даже ярость и раздражение сейчас уступили в его голосе место удовлетворению и самодовольству. Что в очередной раз подтвердило: я в своих выводах не ошиблась.

Я опустилась в кресло рядом со столом Верховного, не обращая внимания на оставшегося за моей спиной мужчину. Несмотря на то, что могло показаться, что я вовсе на него не смотрела, я уловила все. То, насколько резкими стали его черты, насколько мощнее стала фигура. Богдан всегда отличался мужественностью, но сейчас я видела перед собой мужчину, которого мне еще не доводилось знать.

Зачесанные назад волосы, едва достающие до широких плеч. Жесткая линия подбородка, опущенные углы губ, пока еще едва заметная морщинка между бровями.

Я словно впитала его новую внешность в себя, чтобы запечатлеть в никогда не написанной картине.

– Зачем она здесь? – Богдан задал вопрос, который не задала я.

Словно мог ударить еще больнее своим пренебрежением и разговором обо мне в третьем лице, как если бы я их не слышала или была мебелью.

– Алина поднимает мне настроение, – заметил Михаил. – На всех важных переговорах. Насколько я помню, между вами тоже осталось множество приятных моментов. Или ты не рад ее видеть?

– Я предпочел бы, чтобы ее здесь не было, – холодно произнес Богдан.

– Интересы, по которым мы сегодня здесь собрались, наши общие, дорогой племянник. Поэтому повторяю, садись. Чем быстрее мы все обсудим, тем лучше.

Я слышала каждый его шаг, как удары моего сердца. То ли оно отсчитывало их, то ли Богдан впечатывал его в пол ударами подошвы своих сапог. Снова и снова.

«Возьми себя в руки, – мысленно приказала я себе. – Соберись. Ради Снежаны».

Это сработало. Мысли о дочери всегда возвращали меня в реальность, напоминая, зачем мое сердце бьется на самом деле. Для кого. Ради чего. Поэтому когда Богдан опустился в соседнее кресло, я спокойно встретила его взгляд. Так я встречала всех визитеров Михаила: как давних знакомых. С толикой ненавязчивого интереса и женского внимания, льстящего самолюбию любого мужчины.

Любого, но не Богдана. Его глаза сузились, Бездна в них полыхнула сильнее. Я воспринимала ее влияние, но уже не так остро, как когда-то. Моя внутренняя сила, сила, живущая во мне, подчинялась только своим законам. Неизученная магия, которую я познавала и раскрывала сама, о которой делала заметки, понятные только мне. Скрытую невидимыми рунами, которые я сама себе нанесла.

– Согласен, – коротко произнес Богдан. – Поэтому жду от тебя предложений.

Михаил опустился в кресло и, сцепив пальцы на столе перед собой, посмотрел на него в упор.

– Как ты сам понимаешь, раскол ослабил Лазовию. Несмотря на то, что уровень твоей и моей армии и наша сила до сих пор внушает большинству уважение, существуют некоторые… правители, которые придерживаются иного мнения. Моя канцелярия донесла, что уже предпринимаются определенные действия, и в ближайшее время нам можно ожидать нападения.

– Фьерция? – равнодушно поинтересовался Богдан.

Угадал. Но не совсем.

– В коалиции с Хьердарром и Терданией. Наша сила многим не дает покоя, племянник. Если нам сейчас не объединиться, кровопролитной войны не избежать. Войны, которая будет идти на наших землях. Когда-то на наших, но, Богдан, – Михаил выждал паузу, потом продолжил: – Сначала они перейдут наши границы, потом подойдут к твоим. Да даже сейчас, говоря «наши»… ты же любишь Лазовию. Неужели позволишь проливать кровь тех, кто доверился мне? Просто потому, что они выбрали не тебя? Ведь эти границы условность, и мы оба это прекрасно понимаем.

Рука Богдана обманчиво-расслабленно лежала на подлокотнике. Слишком расслабленно. Я помнила, сколько силы в этих руках, и в точности так же я помнила этот жест. Когда в расслабленности кроется сила опасного хищника перед прыжком. Каким ты сейчас стал, Богдан? Неужели таким же, как сидевший напротив Верховный?

Я прервала опасные мысли раньше, чем они успели мной завладеть. Да и не мне судить этих мужчин, особенно сейчас, когда я по уши погрязла в дворцовых интригах.

– Согласен, – наконец, снова произнес Богдан. Говорил он так, будто ему не хватало слов или было их для нас жалко. – Что ты предлагаешь?

– Начнем с того, что мы с Катериной нанесем вам официальный визит. Организуете в нашу честь бал. Пусть информация о нашем примирении слегка охладит умы тех, кто считает, что нас сейчас можно взять голыми руками. Проведем военный совет, соберем командующих на твоей территории.

– С чего вдруг такая щедрость? – Богдан усмехнулся, но веселья в его глазах не было.

Только холод и жесткая пустота.

– Считай, это жестом доброй воли и моего к тебе расположения. Знаком того, что я больше не держу зла. – Михаил поднял руки вверх и добавил. – Того, что я не держу камня за пазухой и готов признать свои… некорректные слова и поступки в прошлом.

Мне это не понравилось. Верховный никогда не признавал ошибок, и причин делать исключения сейчас я не видела. Разве что все действительно настолько плохо, и его прижало так, что он готов на союз с Богданом на его условиях. Но насколько тогда все плохо на самом деле?

– Жест доброй воли, говоришь? – жестко произнес Богдан. – Что же, тогда ты наверняка не откажешь еще в одном.

– Спрашивай. Все, что в моих силах… – Михаил не договорил, но разведенные руки явно намекали на предполагаемую широту жестов.

Богдан кивнул и повернулся ко мне. Чтобы, глядя мне в глаза, произнести:

– Отдай ее мне насовсем, дядя.

Глава 2

Алина

Он не мог этого сказать! Или же мог? Несмотря на то, что свою выдержку я тренировала и взращивала вместе с магией – годами, меня захлестнула волна гнева. Истинного, горячего, как кровь. Того, что с трудом поддается контролю. Я вцепилась в подлокотники кресла, и это помогло мне пережить следующий удар. Когда Михаил ответил:

– Хорошо. Забирай.

Я никогда не тешила себя мыслью, что нужна ему. В определенном смысле, конечно, была нужна: как трофей, как знак превосходства над тем же Богданом. Как игрушка, как секретное оружие, как развлечение, но не более. Поэтому сейчас внутри меня все перевернулось – я знала, о чем это. Знала, к чему. Только это и помогло промолчать. Это, а еще нежелание показывать свои чувства перед Богданом, который совершенно этого не достоин.

– Правда, с одним условием. В Северной Лазовии люди свободны, и Алина – если я тебе ее подарю сейчас, вряд ли захочет остаться рядом с тобой. Я прав? – На меня посмотрели в упор, и я пожала плечами.

– Если бы у меня был выбор, я бы не согласилась даже сидеть рядом с ним, – произнесла холодно.

Отметила, как у Богдана дернулся кадык.

– Твоя игрушка слишком многое себе позволяет.

– Да, она такая, – Михаил усмехнулся. – За это и нравится.

Они говорили обо мне так, будто я была вещью, и если со стороны Верховного для меня это было привычно, то со стороны Богдана… Я подавила желание наступить ему на ногу, когда буду вставать. Глупый жест: все равно его сапог переживет нападение моего каблука, а я себя выдам. Выдам, что мне не все равно. Что его слова по-прежнему способны причинить мне боль.

– Поэтому, – Верховный подвел итог, – я отпущу ее с тобой, но принадлежать она по-прежнему будет мне. До тех пор, пока мы не подпишем наше с тобой соглашение, не объединим наши армии и не определим дальнейшие условия нашего… сотрудничества. После я отдам ее тебе со всеми бумагами, и поступай как знаешь. Если не передумаешь, разумеется.

Богдан усмехнулся.

– Ничего не делаешь без условий?

– Считаю это справедливым началом нашего с тобой перемирия.

Какое-то время в кабинете царила тишина, и, поскольку окна были плотно закрыты, нарушало ее лишь мерное тиканье напольных часов. Да биение моего сердца: мне казалось, оно колотится со звуком самого большого колокола.

– Согласен, – подтвердил Богдан.

Это теперь его любимое слово, что ли? Я плотно сжала губы, чтобы не выдать своих чувств неосторожно брошенной фразой. Рядом с ним я словно на вулкане находилась: постоянно надо было думать о том, что говоришь, как двигаешься, как смотришь. Обычно у меня с этим трудностей не возникало, но сейчас…

– Вот и замечательно, – Михаил поднялся. – Я распорядился приготовить тебе покои. Лучшие во всем дворце, и твоему сопровождению тоже. Пусть прошлое останется в прошлом, племянник.

Богдан поднялся следом за ним.

– Я не рассчитывал задерживаться на ночь.

– Понимаю, но мы с Катериной уже приготовили ужин в твою честь. Надеюсь, ты нас уважишь.

Богдан коротко кивнул и вышел, и только после я смогла перевести дух. Чем дальше он становился, тем привычнее становилось быть собой. Той, которая выжила и смогла защитить дочь, той, которая привыкла просчитывать каждое свое действие на несколько ходов вперед.

– Не по нраву тебе такие события? – Михаил обошел стол, сел на него и, скрестив руки на груди, посмотрел на меня.

– Мне все равно.

– Не верю.

– Мне все равно, потому что я знаю, чего ты хочешь. Чтобы я докладывала о каждом его шаге в Северной Лазовии.

– Никогда в тебе не сомневался, – усмехнулся Верховный, потом подался вперед и сжал пальцами мой подбородок. – Кто бы мог подумать, что из дворовой девки получится… такое.

Даже не знаю, комплимент это был или оскорбление, но здесь мне действительно было все равно. Я улыбнулась: привычно, настолько изученной и много раз отыгранной ролью, что сама начала верить в искренность этих улыбок.

Если поначалу я изображала мстительную недалекую особу, чтобы Михаил расслабился, то спустя уже пару месяцев начала переключать и его внимание, и свой образ. Я училась, получала самые разносторонние знания, в том числе в экономике и в политике. Понимая, что наивная мстительная, якобы на все согласная девчонка ему быстро надоест, я превратилась в интересную собеседницу и достойного оппонента в дискуссиях.

Я научилась обходить острые углы, не замечать когда-то важных вещей и защищаться. Может быть, той Алины, которая когда-то верила в любовь, сейчас и не стало, но осталась та, что никогда не забывала, ради кого это все.

Поэтому сейчас я положила кончики пальцев поверх его, и, когда он убрал руку, произнесла:

– Я сделаю все, как обычно. Но у меня тоже есть одно условие.

Михаил приподнял брови, а я продолжила:

– Снежана поедет со мной.

Верховный посмотрел на меня в упор. К его пристальным взглядам я привыкла, поэтому сейчас не отвела глаз.

– Ты хочешь, чтобы я отпустил свою дочь к нему? – уточнил он, и голос его стал еще более холодным и жестким.

Михаил поверил в то, что Снежана его дочь, почти сразу. Мне всего лишь пришлось сказать, что Богдан отказался от меня так легко по этой причине. У Верховного не возникло сомнений на этот счет: по всей видимости, он тоже слишком хорошо знал племянника. Того племянника. Ну а то, что Снежана родилась раньше срока, стало подтверждением моих слов.

Можно сказать, нам всем повезло. Как бы цинично это ни звучало.

– Ты так и не назвал ее своей официально, а в мое отсутствие ее будет некому защитить. Зарина хорошая девушка, но у нее не хватит сил противостоять Катерине или тем, кого она подошлет. Не говоря уже о твоих старших дочерях.

Княжны чуть ли не шипели когда видели меня, а Снежану – особенно. Возможно потому, что при всем его безразличии, жестокости и черствости, Михаил проводил с ней гораздо больше времени, чем с ними. Что неудивительно: я была его любимой игрушкой, а Снежану от себя отпускала в исключительных ситуациях. Особенно когда она была маленькой и до того, как все окончательно убедились в том, что со мной лучше не связываться.

Произошло этот в тот день, когда старшие дочери Михаила решили, что могут безнаказанно поиздеваться над моей. В том, что из Марии и Василисы не получится ничего хорошего, было понятно сразу, но того, что они решат приблизиться к моему ребенку и напугать ее до полусмерти, я даже представить себе не могла.

Поэтому когда вошла в свои покои и обнаружила ревущую тогда еще совсем маленькую Снежану, любимая кукла которой в искромсанном платье и с обрезанными волосами валялась на полу, а еще перепуганную няню, на чьей щеке алел след от недавней пощечины, я, пораженная, замерла. Тогда еще меня что-то могло поразить. Заставить застыть.

– О, явилась, – насмешливо произнесла Мария. Та самая, которую я вытащила из воды. Именно она держала в руках ножницы, Василиса просто стояла, скрестив руки на груди. – Лучше забирай свое отродье и убирайся отсюда по-хорошему. Как тебе предлагала мама!

Катерина предлагала мне побег. Как-то спустя год после рождения моей дочери явилась и сказала, что может его организовать. Что Михаил меня никогда не найдет, и я смогу жить припеваючи вдали от него.

Как бы ни было велико искушение, увы. Я растеряла всю свою наивность по дороге в этот период жизни, поэтому прекрасно знала, что Катерина либо сразу сдаст меня мужу, либо меня действительно никто не найдет. Но уже по другой причине.

Поэтому ей я вежливо отказала. Настолько вежливо, насколько могли общаться жена и любовница в высшем сословии, но сейчас вежливости во мне не осталось ни капельки. Только защитные руны спасли меня от раскрытия магии, когда я увидела плачущую дочь и этих великовозрастных девиц, издевающихся над ней.

– Пошли вон, – холодно произнесла я, шагнув к княжнам вплотную.

Василиса попятилась. Она никогда смелостью не отличалась, да и в целом – обладая гораздо более приятной внешностью, пасовала перед напором сестры, из-за чего выглядела ее непривлекательной тенью. Что же касается Марии, она вскинула голову и насмешливо поинтересовалась:

– А то что? Или забыла, что бывает, когда мы жалуемся папеньке?

Должно быть, это стало последней каплей, потому что во мне в тот момент не осталось даже чувства самосохранения. Я толкнула княжну к стене так резко, что она приложилась головой, а потом, под визг Василисы, выхватила из рук ее сестры ножницы и срезала ей несколько прядей. После чего прижала острие к ее лицу и сказала, с совершенно безумной улыбкой:

– Тебе несказанно повезло, что ты не порезала кукле лицо, Мария.

Я отшвырнула ножницы и с силой толкнула девицу к двери.

– Ты даже не представляешь, что с тобой сделают! – завопила она и первой выбежала из покоев, Василиса побежала следом.

Я же подхватила плачущую Снежану на руки, прижала к себе. В этот момент мне было совершенно все равно, что со мной сделают, я просто чувствовала отчаяние дочери, ее беззащитность. Зарина чуть ли не в ноги мне бросилась:

– Простите, пожалуйста! Они пришли… я не могла… Так, как вы… Я попыталась отнять куклу, но…

– Все хорошо, милая – я гладила плачущую дочку по голове, прижимая ее к себе, – все хорошо. Они больше тебя не тронут. Никто никогда тебя больше не тронет.

Только после этого я посмотрела на Зарину и покачала головой:

– Ты ничего не могла сделать.

Но, судя по всему, пыталась. Пощечина на ее щеке до сих пор пылала красным, и даже за эту смелость, за эту попытку защитить моего ребенка я почувствовала к этой девушке глубочайшую нежность.

– Но я благодарю за то, что попыталась.

За мной действительно пришли, спустя буквально полчаса. В кабинете у Михаила стояла зареванная Мария, белая как мел Василиса и красная от гнева Катерина.

– Она должна за это ответить! – жена Верховного сорвалась на крик. – За то, что…

– За то, что защитила двухлетнюю дочь от взрослых девиц, которым нечем заняться? – перебила я ее. – Настолько, что они приходят к малышке, чтобы искромсать любимую игрушку у нее на глазах, напугать до полусмерти, ударить няню, которая пытается ее уберечь?

Катерина явно такого не ожидала, поэтому осеклась, я же шагнула к ней и, глядя в глаза, произнесла:

– Если ваше воспитание настолько хромает, что ваши дочери не гнушаются ничем, то Снежану я буду защищать даже ценой своей жизни.

Михаил мне тогда ни слова не сказал, кроме как:

– Ты свободна.

А вот после моего ухода крики в кабинете стояли такие, что их, должно быть, слышал весь дворец. Я не слушала. Я вернулась к Снежане с Зариной и весь вечер провела с ними. Судя по тому, какими ненавидящими взглядами меня награждала Катерина при встречах после того случая, досталось им знатно.

Мне было все равно. Снежану я готова была защищать ценой своей жизни всегда, и сейчас ничего не изменилось. Должно быть, Михаил тоже это вспомнил, потому как сейчас нахмурился:

– Считаешь, я не в состоянии защитить свою дочь?

– Считаю, что со мной ей будет лучше. Да и Богдан гораздо быстрее расслабится, когда поймет, какое у него преимущество.

Я играла на всех его слабостях, на которых могла. Зная, что разлуки со Снежаной просто не переживу, а даже если и переживу, мне будет не до чего. Верховный, кажется, тоже это понял, потому кивнул:

– Пожалуй, ты права. Пусть будет так.

В этот момент я мысленно облегченно вздохнула. И, хотя расслабляться было рано – я не представляла, что меня ждет в Северной Лазовии, я знала, что справлюсь со всем. Так было всегда, и так будет впредь.