Грань времени

«Ладно, это моя первая запись в дневнике, и я еще не совсем освоилась с этой штукой, но Кэтрин говорит, что записывать все, что мы делаем, – хорошая идея, и это намного быстрее, чем описывать вручную каждый день. Я бы предпочла делать это на своем компьютере, но, наверное, так лучше, и я быстрее привыкну к оборудованию. Этот месяц был каким-то невероятным во многих смыслах, и я не знаю, может быть, это пойдет мне на пользу. Такие перемены, которые я пережила всего за пару недель, могут нехило пошатнуть сознание. Может, если я буду изливаться здесь, то смогу избежать встречи с мозгоправом. Хотя у меня все еще бывают моменты, когда я думаю, что все это какой-то психический припадок и что мне нужно сходить ко врачу. Мама наверняка согласилась бы, если бы она была здесь».

А где мама в этой временной линии? С ней все в порядке? К сожалению, у меня нет телепатической связи с другой-Кейт, и она продолжает свой монолог:

«С чего же начать? Хорошо, на этой неделе я узнала о стабильных точках. Что они из себя представляют, как их установить, почему они важны. У Кэтрин есть огромная книга с ними, и некоторые из них находятся в моем ключе ХРОНОСа. А еще я могу создавать новые или, по крайней мере, смогу создавать новые через пару недель, когда Кэтрин решит, что я готова.

Сейчас я в основном просто изучаю историю, без перерывов и выходных. Мои уроки либо о будущем и об этом их ХРОНОСе, либо о прошлом – местах и временах, в которые забрасывало историков. Мы занимаемся этим почти месяц, и мне уже начинает надоедать».

Несмотря на то, что мое посвящение в ХРОНОС прошло в более сжатые сроки, я хорошо помню, как мне приходилось часами просматривать «Журнал стабильных точек» в попытках точно выяснить, когда и где была убита Кэтрин. Я поднимаю свою кофейную кружку в сочувственном жесте: «Прекрасно тебя понимаю, сестра. Плавали, знаем».

И вот тогда мне приходит в голову, что именно так я и должна думать об этой другой-себе на экране – как о давно потерянной сестре-близняшке. Это не я. Да, то же строение клеток, но другое сознание. Какие-то воспоминания были общими, но в то же время разными. Она не враг, но и не является мной.

Я просыпаюсь на диване, не в силах вспомнить, как там оказалась. Потом замечаю дневник, лежащий на полу. Мои веки снова опускаются, я все еще немного сонная. Кроме информации о том, что мама получила какую-то годовую стипендию в колледже Италии, я не узнала ничего особенного о той временной линии. Мое второе «Я» скучает, Кэтрин и Коннор иногда действуют ей на нервы, и она нервничает из-за поступления в новую школу осенью. Я все больше убеждаюсь, что она не в Батесде или где-либо в районе Вашингтона. Она упомянула, что собирается в какой-то торговый центр под названием Water Tower Place.

Затем я вспоминаю, что Трей будет здесь чуть позже чем через час, и тут же ощущаю прилив энергии. К сожалению, это беспокойство имеет два корня. Я одновременно с нетерпением жду встречи с ним и ужасно боюсь этого. Я уверена, что скажу какую-нибудь глупость, и Трей решит, что у нас ничего не выйдет. Я не ощущала ничего подобного в прошлом, а он точно не станет переживать, что скажет лишнего. Если отношения начинаются с того, что девушка в первые же минуты знакомства признается в любви, работа парня в значительной степени уже сделана, не так ли?

Я захожу в душ и делаю глубокие вдохи в попытке успокоиться, пока мою волосы. Я ужинала с Треем здесь, в этом доме, по меньшей мере дюжину раз. Не из-за чего волноваться.

Но, несмотря на это, я все еще немного волнуюсь. И впервые с тех пор, как я вручила ему конверт с диском, я задумалась, правильно ли поступила. Ведь я обещала Трею, что найду его, как только вернусь, но мне еще столько всего предстоит. Даже если крупицы наших отношений волшебным образом встанут на свои места и это снова будем мы, как долго это продлится? Сколько пройдет времени, прежде чем очередной сдвиг отберет эти воспоминания?

Я решительно загоняю эти мысли обратно в дальний угол своего сознания. Тот факт, что Трей приедет сюда сегодня вечером и я увижу его меньше чем через час, должен радовать меня, а не печалить. Я смываю шампунь, и маленький листочек, который, должно быть, запутался в моих волосах, скользит вниз по моей ноге. Он красного цвета, с золотыми крапинками, и я понимаю, что, должно быть, принесла его сюда с Дили-Плаза.

Я смотрю на этот лист, который летал в воздухе в день смерти Кеннеди, за десятилетия до моего рождения, как он кружится в ванне с пузырьками шампуня, устремляясь к сливу. Меня внезапно охватывает желание спасти его, но, прежде чем мои пальцы успевают ухватиться за него, он ускользает в слив.

* * *

– Кэтрин, может, принести тебе что-нибудь другое? Со вчерашнего вечера остался куриный салат.

Мы все уже несколько минут как поели. Кэтрин, в свою очередь, только ковырялась в тарелке, откусывая кусочки вялой лапши и отодвигая в сторону грибы и все остальное, что хоть немного хрустит.

– О нет, – говорит она. – Я не очень голодна, Гарри. Лазанья получилась прекрасной, несмотря на то что ее пришлось разогревать.

Трей опоздал всего на двадцать минут, что вовсе неплохо, учитывая то, что пробки в этой местности непредсказуемы. Он позвонил заранее, чтобы предупредить нас, что опаздывает, и очень сильно извинялся, так что со стороны Кэтрин было очень невежливо снова поднимать этот вопрос, даже косвенно.

Я бы могла списать это на ее непредсказуемые перемены в настроении, но сейчас я почти уверена, что это намеренно. Она считала, что с моей стороны было глупо давать Трею диск, и не слишком обрадовалась, когда я сказала ей, что приглашаю его на ужин. Любая секунда, которую я не провожу, уткнувшись носом в дневник или отыскивая ключи ХРОНОСа, по ее мнению, очевидно, потрачена впустую. И все же она могла бы быть вежливее.

Наверное, я могла бы ограничиться лишь сердитым взглядом, но, увидев лицо Трея – смущенное, немного обиженное, – уже не в силах была держать язык за зубами:

– Лазанья превосходна, Кэтрин. И, ради всего святого, это же лазанья. Она должна быть хрустящей по краям.

А потом я осознаю, что произнесла это пронзительно и злобно и что это вовсе не та картина, которую должен был наблюдать Трей, едва со мной познакомившись. Поэтому я улыбаюсь ей, надеясь выдать мои слова за шутку.

Она не улыбается в ответ, а просто отодвигает свой стул и говорит:

– Трей, было приятно познакомиться… снова. Пожалуй, я пропущу остаток вечера, потому что устала и подозреваю, что Кейт все равно рано или поздно придется снова нас познакомить. И, пожалуйста, постарайся не слишком задерживать Кейт. У нее завтра много работы.

А Трей, как всегда, максимально вежлив.

– Буду рад, миссис Шоу. Я обещал отцу, что буду к десяти, так что мне все равно придется уехать через час.

Это звучит довольно странно. Обычно мы закруглялись только к полуночи… раньше. Если у Трея и был комендантский час, он никогда не упоминал об этом, и в десять часов? Да уж. У меня такой комендантский час был в средней школе.

Я помогаю папе с подачей чизкейка. Коннор берет себе кусочек и уходит, вероятно, чтобы проверить, как там Кэтрин. Папа, Трей и я болтаем о Брайар Хилл, о том, нравится ли Трею его школа в Перу, и о рыболовной поездке в Коста-Рику, которую папа совершил несколько лет назад.

Я наблюдаю, как Трей рассказывает папе о рыбалке в Перу. Его волосы теперь немного длиннее и светлее, а кожа потемнела на несколько оттенков. Его нос чуть порозовел в некоторых местах, будто пару дней назад пострадал немного от солнечного ожога. Наверное, летом он обычно выглядит так. В прошлый раз мы не успели встретить лето. Мне хочется просто сидеть и смотреть на него, но я заставляю себя отвести взгляд, чтобы не выдать своей помешанности.

Я убираю посуду в раковину, а папа, оправдав себя неотложными делами, оставляет меня наедине с Треем. Ну, за исключением Дафны, но я даже рада, что она все еще здесь, потому мне внезапно становится очень неловко, и благодаря Дафне я могу занять свои руки, пока глажу ее по шерстке.

– Я сожалею о том, что сказала Кэтрин, – говорю я, – ранее.

Ну конечно, ранее, а когда еще? Сейчас ее нет в комнате. Он, должно быть, думает, что я идиотка.

– С моей стороны было невежливо так опаздывать, и она просто выразила неодобрение. Это не твоя вина.

– И не твоя.

Трей пожимает плечами.

– Нет, это была моя вина. Мне следовало выйти из дома пораньше. Просто папа хотел, чтобы я сегодня кое-что сделал, и это заняло гораздо больше времени, чем я ожидал. – Затем он тоже тянется погладить Дафну, и я снова осознаю, что для него все это так же необычно, как и для меня.

Нас сковывает та же неловкость, что и на предыдущем свидании. Мы смотрели фильм, что было вполне обыкновенно, но это был типичный фильм для свиданий, который никому из нас не нравился. Оглядываясь назад, я бы приняла его предложение выбрать фильм самой, ведь я лучше знаю, что понравилось бы нам. Мы держались за руки в кино, что было приятно, и он поцеловал меня на прощание, почти так же, как в ту первую ночь в другой временной линии, на крыльце – коротко, робко, немного застенчиво.

– Не хочешь выйти на улицу? – говорю я. – Уже довольно темно, но из патио должно падать достаточно света, чтобы поиграть во фрисби.

В его взгляде читается удивление.

– Хочешь поиграть во фрисби?

Я смеюсь.

– Ну, не совсем, но Дафна будет более чем рада. Раньше ты часто… то есть я имею в виду…

Я вздыхаю, теперь намного лучше понимая, почему Кирнану так трудно подбирать правильные местоимения, когда он говорит со мной.

– Конечно, – говорит Трей. – Звучит весело.

И это правда весело. Трудно не веселиться, когда Дафна так полна энтузиазма. Трей немного перегибает с броском, потому что еще не привык к ее диапазону, поэтому она все время возвращает фрисби мне, бросая на него косые разочарованные взгляды. И мне остается только гадать: помнит ли она его? Она тоже была в поле ХРОНОСа. Пытается ли она примирить два набора воспоминаний – один, в котором она только что встретила Трея, и другой, в котором он точно знает, как правильно почесать ей за ушком и как далеко бросать фрисби?

Трей снова бросает фрисби слишком далеко, и на этот раз он приземляется рядом с гаражом, проскальзывая под основание той ржавой качающейся скамейки, которую оставили здесь предыдущие владельцы. Фрисби застрял довольно плотно, и Дафну немного пугает то, что качели двигаются каждый раз, когда она пытается выхватить тарелку.

Я подбегаю, чтобы помочь ей, и Трей следует за мной. Он придерживает качели, пока я высвобождаю диск, а затем, после того как я бросаю его Дафне, тянет меня сесть на скамейку.

Этот поцелуй кажется намного более правильным. А Дафна на этот раз даже не притворяется надзирательницей, так что, вероятно, она помнит Трея.

– Ты был серьезен, когда говорил, что должен быть дома к десяти? – спрашиваю я, когда поцелуй прерывается. – Потому что мы могли бы посмотреть фильм или…

– Да, – отвечает он. – Мне правда нужно идти. Папа вообще хотел, чтобы я отменил все, потому что… ну, завтра рано утром мы вылетаем навещать мою маму. Она на задании на Гаити и хочет быть со мной на моем дне рождения, так что…

– Оу. Я не знала.

– И я не знал. Папа только вчера сказал мне. Решил устроить сюрприз, – голос Трея звучит теперь немного язвительно, и мне хочется спросить почему, но он продолжает: – Как бы то ни было, все было спланировано в самый последний момент, так что единственный самолет, на который мы можем успеть, вылетает в пять тридцать утра. Мне нужно встать около трех.

– Ох. Как долго тебя не будет? – я стараюсь говорить непринужденно, потому что не хочу показаться навязчивой девушкой, тем более что на самом деле я даже не являюсь его девушкой.

– Должен вернуться в пятницу, до начала занятий.

– А что ты будешь делать на Гаити?

– Ну, на самом деле мы не будем прямо на Гаити. Мама хочет отдохнуть. Сейчас у нее каникулы, так что мы встретимся с ней в Пунта-Кане, в Доминиканской Республике. Там довольно мило, но, честно говоря, я немного выбит из колеи. Я бы лучше остался в Вашингтоне. К сожалению, выбора нет.

– Я прекрасно тебя понимаю, члены моей семьи тоже навязывают мне путешествия. Мне предстоит еще несколько поездок, которые я предпочла бы пропустить, поверь мне.

– Так… ты правда была сегодня в Далласе 1963 года? Не привезла с собой никаких сувениров?

Возможно, мне это только кажется, но в его голосе слышится легкое сомнение, и я подозреваю, что когда он говорил «сувениры», имел в виду «доказательства». Я не удивлена, но делаю мысленную заметку продемонстрировать все ему когда-нибудь в ближайшем будущем.

– Никаких сувениров, – говорю я, хотя в голове у меня мелькает мысль о том листе, уплывшем сегодня в водосток. – Это вовсе не было похоже на экскурсию. Я познакомилась со своими бабушкой и дедушкой, хотя очень трудно думать о них как о бабушке и дедушке, когда они, кажется, были на шесть или семь лет старше меня. Я забрала их медальоны. И я стояла на печально известном травянистом холме. Возможно, я даже видела так называемого второго стрелка, но нам пришлось покинуть этот район, прежде чем появились какие-либо улики.

– Невероятно. Просто вау. – Он качает головой. – Куда отправишься дальше?

Я пожимаю плечами.

– Мы еще не решили. Наверное в Австралию времен Второй мировой войны. И совсем скоро мне, вероятно, придется отправиться в Советскую Россию. И в Джорджию, в 1938 год, но это перемещение будет непростым, поэтому я оставлю его напоследок.

– Значит, ты можешь отправиться в любое место, в любое время, когда тебе угодно?

– Если есть стабильная точка, то да, я могу. Стабильные точки установлены с ранних цивилизаций и до того времени, когда был создан ХРОНОС в конце 2100-х годов. Но я не уверена, что хочу знать так много о будущем. Когда все это закончится, я бы хотела снова жить нормальной жизнью. И каждый раз, когда я возвращаюсь назад во времени, есть риск повлиять на настоящее.

Он смеется:

– Видит бог, я не хотел убивать рыбку.

Я бросаю на него непонимающий взгляд.

– Гомер с тостером? Динозавры? Нед Фландерс – абсолютный господин и владыка мира? Ты, должно быть, шутишь! Неужели никогда не смотрела этого эпизода?

– Впервые слышу все это, значит, пропустила.

– Ох, вау, нам нужно исправить это прямо сейчас. Ты ведь смотришь «Симпсонов», да?

– Да. В основном старые эпизоды, которые крутят в обеденное время.

Честно говоря, в последнее время я вообще ничего не смотрела, потому что у Кэтрин нет телевизора, а наш старый телевизор стоит у папы в комнате. Но обычно я успевала на повторы почти каждый вечер, когда ужинала у папы, а иногда и у мамы, если мы не смотрели «Колесо Фортуны» вместо этого.

Трей театрально вздыхает:

– Слава богу. Я уже начал волноваться, что мое второе «я» влюбилось в человека, который не понимает моих шуток.

– Так нечестно. Я пропустила всего-то один эпизод, и ты уже сомневаешься во мне.

– Эй, это не просто какой-то эпизод. Это «Дом ужасов». Надо исправлять. – Он достает телефон и что-то набирает. – Секундочку, пытаюсь найти нужный. – И снова пауза, а затем он приглушенно бранится. – В Интернете есть только отрывки…

Спустя пару секунд он говорит:

– Все, нашел. Здесь не целый эпизод, но этого вполне достаточно, чтобы залатать эту зияющую дыру в твоем культурном образовании.

Я упираюсь локтем ему в ребра, и он смеется, обнимая меня. Мы смотрим видео, смеясь над одними и теми же моментами, и я понимаю, что именно по такому времени, когда мы можем просто быть вместе, делать что-то или вовсе ничего, я скучала больше всего. Предыдущие разговоры по телефону, наше свидание в кино и даже сегодняшний ужин – все это казалось постановкой, будто мы играли роли. Я впервые ощущаю, что этот Трей – мой Трей. Я впервые чувствую себя легко.

Мы почти досмотрели видео, как вдруг зазвонил его телефон.

– Это папа, – произносит Трей, хотя мы оба смотрим на экран, на котором огромными буквами зажглось слово «папа». Он встает с качелей и делает несколько шагов к дому.

– Да, папа. Что случилось?.. Да. Эстелла сказала мне. Я заеду в аптеку на обратном пути… Да, папа. Пять минут… Да, – его голос звучит немного резко. – Я все подготовил… Я же сказал, что сделаю это, нет?

Он слушает с минуту, потом говорит: «Хорошо» – и вешает трубку, качая головой.

Здесь что-то не так. Отец Трея был очень спокоен, когда я встретила его, и у меня не возникало чувства, будто он какой-нибудь деспот. Я вспоминаю все те ночи (многие из которых приходились на дни школьных занятий Трея), когда мы сидели за компьютером часами, задерживаясь допоздна, хотя в это время Трей уже должен был быть в постели.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, – бросает он, но это мало похоже на правду. – Просто в последнее время папа достает меня по поводу и без. Но сейчас он прав – мне, наверное, уже пора.

«Он доверяет мне». Помню, как Трей не раз говорил это о своем отце, и я не могу не задаться вопросом, что же произошло.

Мы подходим к фасаду дома, где припаркована его машина.

– А в твоем медальоне, случайно, нет стабильной точки для Пунта-Каны?

Я смеюсь.

– Сильно в этом сомневаюсь, если только поблизости не произошло какого-нибудь исторического сражения или еще чего.

– Очень жаль, – говорит он. – Я постараюсь позвонить тебе через пару дней. Может быть, сходим куда-нибудь, когда я вернусь?

Я киваю.

– Я не против.

Он быстро проводит рукой по макушке Дафны, так же быстро чмокает меня в щеку и уходит по тротуару.

Когда он садится в машину, у меня возникает странное ощущение, будто за нами наблюдают. Я оглядываюсь и понимаю – это, вероятно, оттого, что я стою почти там же, где стояла в тот день, когда Саймон пытался выхватить мой медальон. Я нахожусь за пределами защитной зоны, в нескольких сантиметрах от того места, где Трей ударил Саймона монтировкой по голове. В нескольких сантиметрах от того места, где исчезла Кэтрин.

Я быстро отступаю на четыре или пять шагов к крыльцу и машу Трею на прощание, когда он включает фары и отъезжает от тротуара. А потом примерно в полуквартале от него вспыхивают еще одни фары, и темно-синий фургон уезжает вслед за ним.

Это просто соседи выехали за галлоном молока или еще чего. Наверное.

Вот только я не помню, чтобы видела этот фургон раньше. И ощущение, что за мной наблюдают, исчезает вместе с фургоном.

4

Я провожу весь следующий день с моим Дорогим Дневником, и единственным важным достижением стало то, что мне удалось точно определить местоположение другой-Кейт – Чикаго. Это немного странно, потому что я никогда не была в современном Чикаго, только в версии 1893 года. Трудно представить, что горизонт, который я вижу за ее окном, – тот же самый, который я видела несколько месяцев назад.

Со временем дневник становится интереснее, наверное, потому, что другая-Кейт стала пропускать дни, а иногда и недели между записями. Так что теперь вместо бесконечных записей о ее тренировках и прочих ежедневных мелочах она садилась за отчет, только когда ей было что рассказать.

Я только собиралась нажать на следующую запись, как зазвонил мой телефон. В моей недавно урезанной социальной жизни есть только четыре человека, от которых я могу ждать звонка: мама, папа, Трей или «Извините, ошиблись номером». Я очень надеюсь на третий вариант.

Это вариант номер один.

– Привет, мам. Что случилось?

– А что-то должно было случиться? Неужели я не могу просто поговорить со своей любимой дочерью?

– Можешь, но что случилось?

Она смеется.

– Ладно, признаюсь. Так и есть. Не хочешь сходить на ужин в «О’Мэлли»?

Я уже собираюсь отказаться, потому что это был долгий день и я устала, но сейчас только пять часов вечера. Поскольку мама ничего не знает о моей второй жизни путешественника во времени, ей будет больно, если я откажусь. А в «О’Мэлли» есть луковые кольца. Огромные, жирные, сочные, очень, очень вредные луковые кольца с идеальным количеством специй.

Наверное, я слишком задумалась, потому что она продолжает отстраненно:

– Но если у тебя уже есть планы…

– Вообще-то, мам, звучит здорово. Встретимся там или в доме?

– Нет-нет. Я за тобой заеду.

– На чем, на твоем велосипеде? Со мной на заднем сиденье придется долго ехать до «О’Мэлли».

– Я сейчас возле проката авто напротив кампуса, и здесь стоит тот милый маленький синий «Мини-Купер» с откидным верхом. Помнишь его?

– Да…

– Что ж, он снова меня испытывает. Думаю, мне придется арендовать его на пару часов.

– О-о-кей, – тяну я с подозрительной ноткой в голосе. Это не похоже на маму. Мало того что она арендует машину (а с тех пор, как мы переехали в Вашингтон, она делала такое раз пять от силы), так она еще и едет сюда, к дому Кэтрин. Для нее это все равно что добровольно войти в логово зверя. Теперь я уверена, что что-то не так.

– Дай угадаю. Ты встретила мужчину своей мечты, и теперь сбегаешь, чтобы жить на уединенном острове на берегу Тихого океана, доверившись матери-природе.

Она снова смеется.

– Да. А еще я выиграла в лотерею. Ты свободна в полшестого?

* * *

Я доела свой кобб-салат, и в баскете, стоящем рядом с моей тарелкой, осталось два луковых кольца. Я поднимаю вилку и вонзаю ее в красно-белую клетчатую бумажную салфетку в нескольких сантиметрах от мизинца моей матери.

Она же прекрасно знает.

– Дебора Пирс, – говорю я самым строгим голосом, на какой способна, – вы в шаге от нарушения третьего параграфа, части второй Соглашения о луковых кольцах. Держите руки при себе, леди.

У нас с мамой есть договоренность насчет «О’Мэлли» – мы не делимся луковыми кольцами. Та, что не может держать в узде желудок и съедает все свои луковые кольца еще до основного блюда, должна смириться и терпеть.

К несчастью, глядя на эти последние два кольца в своей тарелке, я вспоминаю, как Трей угостил меня кольцами из «О’Мэлли» после моего первого тестового перемещения к мемориалу Линкольна и в наш последний день перед перемещением на выставку. Это, безусловно, напоминает мне и обо всем остальном, что происходит в моей жизни, о чем я не могу говорить с мамой.

Мама, будучи мамой, естественно, замечает изменения в выражении моего лица.

– Эй, я правда не собиралась красть твое луковое кольцо. Хотя я почти уверена, что тебе они положили больше, чем мне. Не напрасно ты, видимо, кокетничала с тем официантом.

Я поднимаю бровь.

– Я не кокетничала с официантом!

Она усмехается.

– Нет, и ты его даже не заметила. А он довольно симпатичный. Неужели все так серьезно с тем мальчиком, с которым ты встречаешься, что теперь ты даже не взглянешь на такого горячего парня?

Я не хочу сейчас говорить о Трее. Я рассказала ей правдоподобную полуправду о наших отношениях, сказав, что встретила его в Брайар Хилл, на вечере для новеньких учеников, и что мы встречались несколько раз. Все это более или менее являлось правдой, и поскольку мне пришлось опустить детали об альтернативных временных линиях, я не рассказала о том, что встреча наша произошла на его пороге и что мне пришлось убеждать его, чтобы организовать эту встречу.

Поэтому я протыкаю вилкой одно из моих оставшихся луковых колец и отправляю его на мамину тарелку. Я сделала это отчасти ради отвлечения внимания и отчасти потому, что они правда уже не выглядят так соблазнительно, после того как мои мысли обратились к Трею.

– Кто ты и что ты сделала с моей дочерью? – мама бросает на меня фальшиво-злобный взгляд, и на мгновение я замечаю в ней сходство с Солом. По какой-то причине я думала о нем только как об отце Пруденс или как о своем дедушке, но никогда не задумывалась над тем, что он и ее биологический отец. Я не должна удивляться, что в них есть некоторое сходство, но должна признать, что меня это немного пугает.

Я одариваю ее скованной улыбкой.

– На самом деле в Соглашении говорится, что любая из сторон может добровольно предоставить контроль над луковым кольцом другой стороне.

– Верно, но такого никогда раньше не случалось.

– Может быть, я просто повзрослела и решила, что мне приятно делиться?

– Хм. Только если ты не ждешь от меня взаимности.

– Договор остается в полной силе. И, по правде говоря, у меня был скрытый мотив. Я хочу поскорее доесть, чтобы ты, наконец, рассказала мне свою важную новость.

Она увиливала от этого разговора с тех пор, как подобрала меня. И я ошибалась, когда говорила, что она отважилась войти в логово зверя. Она позвонила в 17:40, спустя десять минут после того, как должна была подъехать к дому Кэтрин, и сказала, что опаздывает и мне нужно пойти к ней навстречу, иначе мы потеряем наш столик. В вечер четверга… в месте, где бронирование не рекомендуется, не говоря уже о его необходимости. Да, конечно, мам. Ты сохранила свой титул Королевы Избегания.