Однажды разбитое сердце

8

Время шло.

Дни становились холоднее.

Листья меняли свой окрас.

На углах улиц появились яблочные киоски, где продавались пироги, пирожные и другие угощения в честь сезонного урожая. Каждый раз, проходя мимо такого киоска и улавливая сладковатый фруктовый аромат, Эванджелина думала о Джексе и своем долге перед ним, и ее сердце билось, как скачущая галопом лошадь, порываясь выскочить из груди. Но, похоже, Джекс забыл о ней, как и говорил Отрава.

Люк тоже не вернулся, а лавка диковинок так и не отворила свои двери.

Эванджелине удалось убедить Агнес позволить ей работать в подпольной книжной лавке ее отца. Там была не такая волшебная атмосфера, как в лавке диковинок, но зато ей было чем себя занять. Хотя зачастую она чувствовала себя под стать какой-нибудь из тех пыльных потрепанных книг на задних полках магазина. Томов, которые некогда были весьма востребованными, а теперь никому не нужны.

Она до сих пор не потеряла своей известности, чтобы мачеха могла не колеблясь вышвырнуть ее на улицу, но Эванджелина боялась, что однажды это произойдет. Скандальные полосы разнесли слух, что ее поцелуй превращает джентльменов в камень. И с тех пор ее имя появлялось лишь мельком и изредка. Кутлас тоже начал забывать о ней, как и говорила Агнес.

Но Эванджелина не теряла надежды.

Ее мать, Лиана, выросла на Великолепном Севере и воспитывала дочь на местных сказках.

На Севере сказки и реальные исторические факты трактовались как одно и то же, потому что на всех вымышленных и истинных историях лежало проклятие. Некоторые сказки нельзя было записать, не вспыхнув ярким пламенем, другие не могли покинуть пределы Севера, а большинство историй менялись всякий раз, когда их сказывали, с каждым пересказом становясь все менее и менее реалистичными. Поговаривали, что каждая сказка с Севера брала свое начало как правдивая история, но со временем проклятие северных историй исказило легенды, оставив в них лишь крупицу правды.

Одной из сказок, которую Лиана рассказывала Эванджелине, была «Баллада о Лучнике и Лисице» – романтическая история о хитрой крестьянской девушке, которая обладала даром превращаться в лису, и о молодом лучнике, который полюбил ее, но злые чары вынудили его выследить и убить возлюбленную.

Эванджелине нравилась эта история, потому что она тоже была лисой[5], хотя и не из тех, кто обладает способностью оборачиваться в животное. Возможно, и лучник вызывал у нее симпатию тоже. Эванджелина снова и снова упрашивала маму рассказывать эту историю. Но поскольку на этой балладе лежало проклятие, каждый раз, когда мама приближалась к финалу, она вдруг забывала, о чем говорила. Ей так и не удалось рассказать Эванджелине, поцеловал ли лучник свою девушку-лису, жили ли они с ней долго и счастливо до конца их дней, или он убил возлюбленную, запятнав их историю смертью.

Эванджелина всегда просила маму поделиться, чем, по ее мнению, закончилась история. Но мама всегда отказывалась.

«Я верю, что существует гораздо больше возможностей, чем счастливый или трагический финал. В каждой истории кроется потенциал для безмерного количества концовок».

Мать Эванджелины повторяла эту мудрость так часто, что она вросла внутрь девушки, укоренившись в самом сердце ее мировоззрения. Послужила одной из причин, по которой Эванджелина выпила яд, превративший ее в камень. И дело было вовсе не в том, что она отличалась бесстрашием или героизмом, – просто Эванджелина смотрела на мир с большей надеждой, чем другие люди. Джекс говорил, что единственный шанс обрести счастливый конец – это уйти; что если она выпьет яд, то останется статуей навек. Но Эванджелина не могла поверить в это. Она знала, что у ее истории может быть безмерное множество концовок, и ее вера в это не изменилась.

Ее ждал счастливый конец.

Колокольчик, подвешенный над дверью книжной лавки, звякнул. Дверь еще даже не открылась, но колокольчик, видимо, почувствовал, что входит кто-то особенный, и потому подал знак немного раньше.

Эванджелина затаила дыхание, надеясь, что войдет Люк. Ей хотелось бы избавиться от этой привычки. Но та надежда, благодаря которой Эванджелина продолжала верить, что ее ждет счастливый конец, и порождала мысли о том, что однажды Люк возвратится. Казалось совершенно неважным, сколько недель или месяцев минуло с тех пор. Всякий раз, когда звонил колокольчик книжной лавки, в ней теплилась надежда.

Она знала, что некоторые люди могут счесть ее излишне наивной, но невероятно трудно разлюбить кого-то, когда больше некого любить.

Эванджелина проворно спустилась по лестнице, на ступенях которой стояла, и поспешила мимо нескольких посетителей, изучавших ассортимент среди торговых проходов лавки. Последним человеком, вошедшим в дверь, оказался вовсе не Люк, но и этот визит оказался неожиданным.

Марисоль никогда не навещала Эванджелину в книжной лавке. Марисоль, по правде говоря, никогда не выходила из дома, она почти не покидала пределов своей комнаты, и потому сейчас ей было явно не по себе оттого, что она сделала и то и другое в один день. С каждым шагом она все сильнее сжимала перчатки в руках.

Учитывая, что книжная лавка была своего рода местом тайным, снаружи она выглядела весьма непривлекательно. Лишь неприметная дверь с ручкой, которая, казалось, вот-вот отвалится. И все же, переступив порог, можно было почувствовать некую магию. Атмосферу той самой магии создавал сумеречный свет, разбавленный сиянием множества свечей, бумажная пыль, витающая в воздухе, и бесконечные ряды необыкновенных книг на покосившихся полках. Эванджелина с трепетом относилась к этому, но Марисоль пробиралась меж стеллажами так, словно все они в одночасье могли рухнуть прямо на нее.

За последние несколько месяцев молва о Проклятой Невесте стала частью здешних легенд. Свадьбы в садах больше не проводились, а если церемония нежданно отменялась, то переносить ее на другой день считалось приметой дурной. Поскольку Марисоль редко выходила в свет, в ней перестали узнавать истинную Проклятую Невесту, но Эванджелина заприметила, с какой опаской другие посетители косятся на сводную сестру из-за ее боязливости. Разговоры стали тише, а покупатели старались избегать Марисоль.

Эванджелина с улыбкой на лице устремилась к ней, надеясь, что Марисоль не обратит внимания на эти слегка недружелюбные взгляды.

– Что привело тебя себя? Нужна книга? К нам только поступила партия кулинарных книг.

Марисоль довольно решительно покачала головой.

– Наверное, лучше мне ни к чему не притрагиваться. Люди могут подумать, что я прокляла книги. – Она бросила испуганный взгляд в сторону двери, откуда поспешно выходила пара.

– Они уходят не из-за тебя, – заверила ее Эванджелина.

Марисоль недоверчиво нахмурилась.

– Я надолго не задержусь. Я пришла, чтобы только отдать тебе это. – Она протянула искусно оформленный лист дорогой красной бумаги, украшенный витками сусального золота и запечатанный красным сургучом с видневшимся на нем символом. – Увидев, как его принесли, я подумала, что это, должно быть, нечто важное, и хотела убедиться, что мама не скроет от тебя письмо. – Марисоль наконец смогла выдавить из себя улыбку, и поднявшиеся уголки губ сделали ее слегка лукавой. – Я знаю, что не смогу никогда восполнить те недели, что ты провела в камне, но это хотя бы что-то.

– Я ведь говорила, что ты мне ничего не должна.

Эванджелина почувствовала уже знакомый укол вины. Каждый день она испытывала искушение поведать Марисоль правду, но каждый день ей не хватало мужества. За то время, что Эванджелина трудилась в лавке, а Марисоль скрывалась в своей комнате, девушки не сблизились. Но сводная сестра по-прежнему была для нее самым близким человеком.

Когда-нибудь Эванджелина расскажет сестре правду, но пока она не могла этого сделать.

А Марисоль даже не дала ей шанса. Как только протянула Эванджелине красный листок, исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив Эванджелину открывать таинственную записку в одиночестве.

9

Эванджелина в очередной раз прочла письмо императрицы, когда ее небесная карета приземлилась на блистательно чистой дворцовой территории. Весь прошедший день она потратила, пытаясь понять, что за предложение хочет обсудить с ней императрица, но так и не смогла придумать, о чем идет речь. Марисоль тоже не имела ни малейшего представления. Когда Эванджелина вернулась домой и пересказала содержание записанного на красной бумаге послания, сводная сестра неоднократно повторила, как она за нее рада, но выглядела при этом встревоженной.

Если приглашение Эванджелины было таинственным, то новая императрица казалась еще более загадочной.

До того, как Эванджелина обратилась в камень, наследником престола был другой человек: молодой парень, прозванный Его Прелесть. К сожалению, она выяснила, что во время Недели Террора Мойры вновь заявили о себе, убив этого незадачливого короля. Новая императрица и ее младшая сестра – которую люди прозвали Истребительницей Мойр, – противостояли богам и богиням Судьбы, чтобы спасти империю, убив одного из них и доказав, что теория Эванджелины была верна – Мойры на самом деле не бессмертны. Они не старели, но могли умереть.

Большинство жителей города обожали сестер за их победу над богами и богинями Судьбы, но некоторые все же считали, что новая императрица и сама была одной из Мойр. Статьи скандальной прессы утверждали, что она умеет читать мысли, а ее избранник – пират, покрытый паутиной шрамов.

Эванджелина знала, что верить этим слухам не лучшее решение. Но мысль о чтении мыслей все же вызывала в ее душе беспокойство. Эванджелине не хотелось, чтобы императрица прочла ее мысли и изведала, что она – вовсе не спасительница, в которую все так веруют.

Эванджелина теребила пуговицы своей кремовой накидки, почувствовав внезапный прилив жара к телу, когда вышла из кареты и направилась вслед за дворцовым слугой по обрамленной цветами дорожке к двери с золотой ручкой в форме колибри.

Слуга поклонился, распахнув дверь.

– Ваше величество, мисс Эванджелина Фокс прибыла.

Он отступил в сторону, приглашая ее пройти в сад, изобилующий сказочно-зелеными деревьями, кроны которых были усыпаны цветами кораллового, розового и персикового оттенков, навевающими Эванджелине мысли о нежных поцелуях на щеках.

– Добро пожаловать!

– Так приятно наконец-то познакомиться с тобой, Эванджелина!

– Твои волосы и впрямь божественны!

Императрица и ее сестра, принцесса Донателла, разом защебетали, словно порхающие над их головами колибри.

– Мы не были уверены, что тебе придется по вкусу, потому заказали всего понемногу, – объявила принцесса. С голубыми лентами в белокурых локонах и озорным выражением на прекрасном лице, она представала совсем не в том образе, какой складывался в голове Эванджелины при мысли о дерзкой и самоотверженной Истребительнице Мойр из скандальных газетных полос.

– У нас есть ежевичный крем, террины из сезонного урожая, тыквенный пудинг, ореховые тарталетки и чаи всех видов и вкусов. – Принцесса махнула рукой в сторону многоярусной башни из разноцветных заварочных чайников, из которых клубился розоватый пар. Если сестры-правительницы пытались произвести на нее впечатление, то у них это прекрасно получилось.

Эванджелина и сама почувствовала себя принцессой, когда наконец-то сняла накидку и заняла место за их утопающим в яствах столом.

– Как восхитительно. Спасибо, что пригласили меня.

– Мы так рады, что ты смогла присоединиться к нам, – воскликнула императрица. Она была молода – по всей видимости, возраста Эванджелины, хотя трудно было сказать наверняка, ведь ее темные волосы пронизывала густая седая прядь. На ней было рубиновое платье с открытыми плечами и изящные кружевные перчатки, а улыбка – такая сладостная, что Эванджелине с трудом верилось в то, что они с нетерпением ожидали встречи. – Мы хотели встретиться с тех самых пор, как услышали о твоем героическом поступке во время Недели Террора.

– Но также мы хотим просить об услуге, – добавила принцесса.

Императрица смерила взглядом свою сестру, которая, очевидно, отклонилась от сценария.

– Что? Я уверена, она умирает от любопытства. Я просто пытаюсь спасти ей жизнь. – Принцесса протянула руку через тарелку сестры и взяла квадратик бумаги кремового цвета с медным тиснением.

Чернила с металлическим отливом мерцали, словно еще не высохли – «или же к ним прикоснулась магия Севера». Эванджелина старалась не делать поспешных выводов и почти сразу потерпела неудачу. Она надеялась, что здесь ее поджидает счастливый финал, но при взгляде на это приглашение практически невозможно было представить, какой путь мог к нему привести.

– Обычаи Севера несколько отличаются от наших, – мягко поведала императрица. – Наследный принц не может полноправно взойти на трон, пока не женится, и устраивать бал для поиска невесты – одна из их древнейших традиций.

Эванджелина знала об этой традиции, что посчитала за очередной знак. Ее мама рассказывала о Нескончаемой Ночи. Будучи еще совсем ребенком, Эванджелина воспринимала ее как самую романтичную вещь, о какой она только слышала. Тайные бальные залы строились по случаю события в лесах, где приземлились падающие звезды, отчего все вокруг было овеяно частичками волшебства. Лиана Фокс говорила, что существуют особые виды магии, встречавшиеся лишь на Севере, и даже воспоминания о них не способны были добраться южных краев. А затем поведала Эванджелине о том, как каждый вечер на протяжении всей Нескончаемой Ночи принц наблюдал за ходом торжества из укромного уголка, выбирая пять девушек, чтобы подарить им танец. Ночь за ночью он следовал одному и тому же распорядку, наблюдая и приглашая дам на танец, пока не находил идеальную невесту.

– Я всегда надеялась, что Нескончаемая Ночь окажется правдой, – призналась Эванджелина. – Но никогда не была полностью уверена.

– Что ж, это правда, и мы хотим, чтобы ты отправилась на нее. – Императрица сделала глоток чая, когда колибри опустила лепестки персиковых цветов в ее чашку. – Мы бы и сами приняли участие, но я не считаю разумным покидать империю так скоро после коронации и…

– На Севере находится кое-кто, с кем я не хотела бы встречаться, – вклинилась принцесса.

– Телла, – выругалась императрица.

– Что? Это правда. – Принцесса повернулась к Эванджелине. – Я, конечно, люблю балы и королевские приемы, которые с большой вероятностью могут иметь драматическое завершение. Но я могу спровоцировать происшествие международного масштаба – может, даже войну, – стоит мне там появиться.

Лоб императрицы прорезали глубокие морщины.

– Мы не можем проигнорировать приглашение, – продолжила императрица более дипломатичным тоном. – И мне бы не хотелось начинать свое правление с игнорирования одного из самых почетных празднеств Севера. Посему мы с моим советником хорошо поразмыслили над тем, кто должен представить Меридианную империю. – Ее орехового цвета глаза встретились взглядом с Эванджелиной. – Твой поступок во время Недели Террора был очень храбрым и самоотверженным, и это навело нас на мысль, что ты – именно тот человек, которого мы хотели бы видеть в качестве нашего посла. – Императрица расплылась в улыбке, в то время как ее сестра одобрительно кивнула.

Эванджелина все-таки запихнула в рот ежевичный крем, чтобы скрыть внезапно возникшее напряжение, сковавшее ее собственную улыбку.

Она хотела согласиться. Она всегда мечтала отправиться на Север, исследовать мир, где выросла ее мать, и узнать, какие из маминых сказок были правдивыми. Хотела выяснить, действительно ли существуют гоблины-кондитеры, разбрасывавшие сладости по праздникам, и драконы размером с домашних зверушек, что превращаются в дым, если пытаются улететь на юг. И она хотела попасть на этот бал. Хотела встретиться там с принцем, танцевать всю ночь, позабыв наконец о Люке.

Если и было на свете нечто, способное заставить ее забыть о нем, так это Нескончаемая Ночь.

Но могла ли Эванджелина ответить согласием? Императрице и ее сестре нужна была героиня в качестве посла – сирота-спасительница, о которой трубила скандальная пресса, но к Эванджелине это не имело отношения. Она была полной противоположностью создавшегося образа. Сестры боролись с богами и богинями Судьбы, а Эванджелина заключила сделку с одним из них.

В горле внезапно пересохло. Сколь бы Эванджелина ни старалась выбросить из головы Джекса, он всегда оставался в самой глубине ее мыслей, был тайной, которая, как она страшилась, однажды вырвется наружу.

Эванджелина до сих пор не знала, куда исчез Джекс. Отрава говорил, что большинство Мойр отправились на Север, где им даровали убежище, и до нее доходило множество слухов, которые служили тому подтверждением. Ни в одном из этих слухов не упоминался Принц Сердец. Но разве Отрава не предупреждал, что ее будет тянуть к Джексу, хочет она того или нет? Что, если дело действительно в этом? Что, если это не шанс Эванджелины на счастливый финал, а влияние бога Судьбы на ход ее жизни?

Последняя встреча Эванджелины с Принцем Сердец – когда он действительно пытался ей помочь, – привела к тому, что она обратилась в каменную статую. Ей не хотелось даже представлять, что может случиться, если она вновь увидится с Джексом и он решит заполучить три поцелуя, которые Эванджелина ему задолжала.

Единственный способ защитить себя от Принца Сердец – отказаться от предложения отправиться на Север.

Но что тогда? В лучшем случае Эванджелина продолжит работать в книжной лавке и, затаив дыхание при каждом звоне колокольчика, чего-то ждать. И это показалось ей вдруг жалким существованием, нежели лучом надежды.

– Если тебя беспокоит тот дурной слух, мы уже о нем позаботились, – добавила императрица.

– О да, это было так забавно! – Принцесса Донателла приподняла руку, и пара вертких колибри поднесли Эванджелине черно-белый газетный лист.

Газета «Шёпот»

СЕНСАЦИОННОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

Автор: Кутлас Найтлингер

Только что надежный источник сообщил нам, что Милосердная Спасительница Валенды излечилась. Ее прикосновение более не превращает мужчин в камень.

Эванджелина даже не думала беспокоиться об этом распущенном слухе, но ее впечатлил жест сестер, которые с ним разобрались.

– Его больше нет. К концу вечера никто и не вспомнил, что ты проклята, – подтвердила принцесса. – Хотя я думаю, людям пора понять, что не следует верить всему, что они читают. Ты бы видели, какие бредни писали обо мне после Недели Террора.

– Возможно, я прочитала некоторые из них, – призналась Эванджелина. – В книжной лавке, где я работаю, хранятся все старые выпуски газет.

– И что ты подумала? – налегла принцесса, скорее взволнованно, чем смущенно, отправляя небольшое пирожное, выполненное в форме сердца, в свой рот.

Эванджелина не смогла удержаться от смеха. Ей понравились эти сестры.

– Мне кажется, мистер Найтлингер все неверно понял. В жизни ты гораздо суровее, чем тебя выставляют местные сплетни.

– Я же говорила, что она идеально подойдет. – Принцесса захлопала в ладоши. – Скажи нам, что ты согласна! Большего от тебя и не требуется, только отправиться туда.

Сестры одарили ее парой одинаковых улыбок, пока лепестки цветов осыпались на их головы, а колибри задорно стрекотали.

Если бы они знали правду о том дне, когда она превратилась в камень, то никогда бы не просили ее о помощи. Но, может быть, этот бал – возможность для Эванджелины стать более похожей на ту, кем ее все считали. Приглашение могло оказаться самой судьбой, манипулировавшей ее жизненным выбором и возвращавшей в лапы Джекса, но это не означало, что оно не могло стать для нее шансом обрести счастливый финал. Эванджелина знала, что выдавала желаемое за действительное, воображая, будто если отправится на Север, то обязательно встретит принца Аполлона, который влюбится и изберет ее. Но в ней воспитали веру в желания, сказки и то, что казалось невозможным.

А что, если это не только ее шанс на счастливый финал, но и отличная возможность для Марисоль? Эванджелина хотела отыскать способ облегчить жизнь своей сводной сестры. Возможно, это и был тот самый способ.

Если Марисоль отправится с Эванджелиной на Север, там никто не будет знать ее как Проклятую Невесту. Она будет просто девушкой на балу, а уж Эванджелина позаботится о том, чтобы эта поездка стала лучшим событием в ее жизни. К тому времени, как они вернутся в Валенду, Люк станет для них обеих позабытым воспоминанием.

Эванджелина улыбнулась в ответ королевским сестрам.

– Если соглашусь, смогу ли я взять с собой сводную сестру?

– Прекрасная идея, – воскликнула императрица.

– Мне следовало подумать об этом, – пробормотала ее сестра. – Но не волнуйся, мы предусмотрели все остальное. Ты, верно, заметила, что времена года на Севере отличаются от наших. До их первого дня зимы осталось всего три недели, так что мы могли бы уже начать подготовку.

После они поболтали о жилье, а потом и о платьях. Мода на Севере была совершенно иной. Джентльмены носили камзолы и много кожи. Дамы – платья с двойными юбками и декоративными поясами. Принцесса охала и ахала, когда беседа перетекла к драгоценностям и жемчугам, а внутри Эванджелины все трепетало и кружилось, словно извивающаяся лента.

Наконец она задала последний вопрос, который питал ее любопытство:

– Кто-нибудь из вас знает что-нибудь о принце?

– Да! – с энтузиазмом ответила обе сестры.

– Он… – Глаза принцессы Донателлы словно окутал туман. – По правде говоря, не могу вспомнить, что я о нем слышала.

– Я… – Императрица прервалась, пытаясь вспомнить, что слышала о принце.

Эванджелина задалась вопросом, не прокляты ли рассказы о принце, как и многие северные сказки. Ни одна из сестер так ничего и не вспомнила о принце Аполлоне Акадианском или его семье.

Не будь Эванджелина так хорошо знакома с Севером, это могло бы ее насторожить. Но куда больше ее беспокоили три шрама в форме разбитых сердец на запястье, которые внезапно начали пылать.

10

Когда Эванджелина Фокс пребывала в виде каменной статуи, ее жизнь словно бы стала застойной. Неподвижной, как заброшенный пруд, не тронутый ни дождем, ни галькой, ни временем. Она не двигалась. Не менялась. Но она чувствовала. Чувствовала столь остро. Одиночество, приправленное нотками сожаления, или надежду, скрашенную нетерпением. Она никогда при этом не испытывала лишь одну чистейшую эмоцию. Чувства всегда возникали вперемешку друг с другом. Точно как сейчас.

Шрамы на запястье Эванджелины гореть перестали. Больше не ощущались так, будто Джекс прокусил их секунду назад. Но внутри у нее до сих пор порхали бешеные бабочки, когда она подошла к изящной двери в комнату Марисоль. К белой двери с фрамугой[6], что когда-то принадлежала Эванджелине.

Эванджелина знала, что Марисоль не крала эту комнату, она лишь переехала сюда по настоянию мачехи, пока Эванджелина была статуей. Как только она вернулась, Марисоль попыталась уступить ее место обратно. Но Эванджелина, чувствовавшая свою вину перед сводной сестрой, позволила ей оставить комнату себе. Эванджелину до сих пор не покидало чувство вины. Но прямо сейчас это была вина другого рода – вина, возникшая из-за того, что девушка не могла заставить себя постучать в дверь, некогда принадлежавшую ей, и пригласить Марисоль отправиться на Север.

Эванджелина никак не могла отделаться от мысли, что Люк, как и комната, когда-то принадлежал ей. И хотя она как никогда прежде была полна решимости распрощаться с ним раз и навсегда, но выбросить из головы его отношения с Марисоль пока не получалось. Это была одна из тех вещей, о которых она старалась не думать. Ей не верилось, что Марисоль знала о чувствах Эванджелины к Люку… Сестра всегда отличалась добротой и робостью. Она, казалось, даже не способна была украсть книгу, не говоря уже о чужом парне. Но сложно было не усомниться в этом.

Что, если Марисоль знала, что Эванджелина любит Люка? Что, если она сознательно увела у нее парня, и вдруг это повторится вновь, если Эванджелине посчастливиться встретить на Севере новую любовь?

Рука девушки находилась на грани, не ведая, то ли стучать в дверь, то ли опуститься. Когда…

– Мама, пожалуйста… – Марисоль говорила не очень громко, но в узком коридоре стояла такая тишина, что Эванджелина могла расслышать ее слова даже через дверь. – Не говори так.

– Это правда, девочка моя. – Голос Агнес звучал словно патока. Слишком приторный, чтобы действительно быть приятным на вкус. – Ты позволила себе расслабиться в последние несколько месяцев. Только взгляни на себя. Твой цвет лица. Волосы. Осанка дряхлая, точно размокшая лента, а эти круги под глазами просто отвратительны. Мужчина мог бы и не обратить внимание на маленький изъян в твоей проклятой репутации, будь у тебя на что посмотреть, но даже я едва ли могу снести это зрелище…