bannerbanner
Однажды разбитое сердце
Однажды разбитое сердце

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

– О, вот и моя драгоценная, прекрасная девочка! – Агнес подошла и обняла Эванджелину. – Мы так ужасно волновались. Какое облегчение мы испытали, узнав, что есть кто-то, способный излечить тебя. – Агнес крепче сжала Эванджелину в своих объятиях и прошептала: – Столько женихов интересовались тобой. Теперь, когда ты вернулась, я организую прием для самых богатых из них.

Эванджелина пребывала в замешательстве, она не знала, на что реагировать в первую очередь: то ли на слова, что сейчас сказала Агнес, то ли на новейшую версию мачехи, которой не чуждо обниматься. Даже когда эта женщина только вышла замуж за отца Эванджелины, она никогда не обнимала свою приемную дочь. Агнес вступила в брак с Максимилианом по той же причине, что и он: ей нужно было позаботиться о будущем собственной дочери. Максимилиан Фокс не был знатен и богат – его деловые предприятия терпели крах почти столь же часто, сколь приводили к успеху, – но он был достойной партией для вдовы с дочерью.

Агнес выпустила Эванджелину из объятий, только чтобы представить джентльмену, который, как сильно надеялась Эванджелина, не входил в число ее поклонников.

На нем была белая шелковая рубашка с кружевным жабо, что каскадом ниспадало до пояса черных кожаных брюк, настолько узких, что она удивилась, как он вообще мог в них двигаться.

– Эванджелина, – начала Агнес, – это мистер Кутлас Найтлингер из газеты «Шепот».

– Вы пишете для этих скандальных полос?

– Это не скандальные полосы, а периодическое издание, – фыркнув, поправила Агнес, чем навела Эванджелину на мысль, что со времен той статьи, вдохновившей ее на поиски двери в церковь Принца Сердец, читательская аудитория и авторитет новой газеты заметно подросли.

– На самом деле меня не волнует, как вы ее назовете, мисс Фокс, лишь бы мне позволили рассказать о вас. – Кутлас Найтлингер провел писчим черным пером по губам. – Я освещаю все, что связано с возвращением Мойр, и у меня есть к вам несколько вопросов.

Земля внезапно пошатнулась под ногами Эванджелины. Меньше всего ей хотелось обсуждать события, которые произошли с Джексом. Никто не должен был проведать, что она заключила сделку с богом Судьбы.

Если бы Эванджелина полностью пришла в себя, она бы отвертелась, придумав хитроумное оправдание. Но из них двоих искусно крутиться удавалось лишь мистеру Кутласу Найтлингеру в кружевном жабо и черных кожаных штанах.

Он спешно увел ее с пиршества, минуя пару плотных золотых штор, и усадил на спрятанную в алькове скамью, где пахло тайной, мускусом и фальшивой магией. Или это был парфюм Кутласа Найтлингера?

– Мистер Найтлингер… – Эванджелина поднялась со скамьи, и мир пред ее глазами стремительно закрутился. Ей в самом деле не мешало бы поесть. – Я не думаю, что сегодня лучший день для разговора.

– Не волнуйтесь, не играет никакой роли то, что вы скажете. Я выставляю людей, у которых беру интервью, в хорошем свете. Вы уже всеобщая любимица. После принесенной жертвы вы стали одной из самых обожаемых героинь Валенды.

– Но я ведь не героиня.

– Вы излишне скромны. – Кутлас склонился ближе. Тяжелый аромат, витающий в воздухе, действительно оказался его парфюмом. – Во время Недели Террора…

– Что за Неделя Террора?

– О, это было так захватывающе! Она началась сразу после того, как вас обратили в камень. Боги и богини Судьбы воротились – поверите ли вы, что они были заперты в колоде карт? Столько бед и хаоса они принесли с собой, когда сбежали и попытались завладеть короной империи. Но история о том, как вы на свадебном торжестве пожертвовали собой и превратились в камень, вдохновляла людей по всему миру в то нелегкое время. Вы – герой.

У Эванджелины внезапно пересохло в горле. Неудивительно, что в зале собралось так много людей.

– Хочется надеяться, что я поступила так же, как поступил бы любой другой на моем месте.

– Чудно! – Кутлас достал из своего кожаного жилета невероятно крошечный блокнот и начал что-то строчить. – Моим читателям это понравится. А теперь…

Ее желудок прервал его громким урчанием.

Кутлас рассмеялся так же быстро и отточенно, как росчерк его пера.

– Проголодались?

– Не могу вспомнить, когда ела в последний раз. Мне, верно, следует…

– У меня еще несколько вопросов. Ходят слухи, что, пока вы были каменной статуей, ваша приемная мать начала принимать предложения руки и сердца от вашего имени…

– Ох, Агнес – моя мачеха, – перебила Эванджелина, – она никогда не удочеряла меня.

– Думаю, можно с уверенностью сказать, что теперь она это сделает. – Кутлас подмигнул. – Ваша звездная слава будет сиять только ярче, мисс Фокс. А теперь позвольте мне записать напутственные слова для всех ваших поклонников?

Слово «поклонники» оставило дурной привкус на языке Эванджелины. Она действительно не заслуживала каких-либо поклонников. И все, несомненно, испытывали бы иные чувства, узнай они, что девушка на самом деле сотворила.

– Если вы потеряли дар речи, я могу придумать что-нибудь блестящее. – Его писчее перо прошелестело по блокноту.

– Постойте… – Эванджелина по-прежнему не могла подобрать слов, но при мысли о том, что он мог сочинить, ее бросало в дрожь. – Я знаю, что истории зачастую живут своей собственной жизнью. Уже чувствую, как тот ужас, что мне довелось пережить, превращается в сказку, но во мне нет ничего особенного, и все это – вовсе не сказка.

– И все же история для вас закончилась хорошо, – заметил Кутлас.

– Она была заточена в камень на протяжении шести недель, – произнес мягкий голос позади них. – Я бы не сказала, что история закончилась хорошо.

Эванджелина посмотрела через плечо Кутласа и увидела свою сводную сестру.

Марисоль стояла между золотыми шторами, держа сахарный торт перед собой, точно щит.

Кутлас повернулся, прошуршав кружевами и кожей.

– Проклятая Невеста!

Щеки Марисоль приобрели болезненно алый оттенок.

– Превосходно! – Перо Кутласа вновь запорхало. – Я бы с удовольствием поболтал и с вами.

– Знаете… – перебила его Эванджелина, чувствуя, что именно Марисоль сейчас нуждалась в немедленном спасении. – У нас со сводной сестрой не выдалось ни минутки побыть вместе, поэтому я вынуждена украсть ее, чтобы отведать торт.

Эванджелина наконец протиснулась мимо него, подхватила под руку свою сводную сестру и скрылась за шторами.

– Спасибо. – Марисоль крепче прижалась к Эванджелине, и хотя раньше они никогда не любили держаться за руки, Эванджелина почувствовала, что сводная сестра похудела. Марисоль всегда имела стройную фигурку, как и ее мать, но сегодня казалась особенно хрупкой. Ее кожа была бледной, едва ли не восковой, – возможно, виной тому стал разговор с Кутласом. А под светло-карими глазами девушки темнели круги, которые выглядели так, как будто не сходили уже несколько дней, а то и недель.

Эванджелина резко остановилась, пока они не присоединились к остальным собравшимся. Не так давно она задавалась вопросом, почему Люк не пришел, а теперь боялась узнать на него ответ.

– Марисоль, что случилось? И… где Люк?

Марисоль покачала головой.

– Нам не стоит говорить об этом сейчас. Это твой счастливый день. Я не хочу его портить.

– Ты испекла для меня торт и спасла от короля скандальной прессы… Думаю, ты здесь – настоящая героиня.

На глаза Марисоль навернулись слезы, и Эванджелина ощутила себя так, словно в груди провернули нож.

– Что? – надавила она на сестру. – В чем дело?

Марисоль прикусила губу.

– Это случилось четыре недели назад, когда мы с Люком решили сыграть свадьбу снова.

«Они пытались пожениться, пока она была куском камня?» На этот раз нож внутри Эванджелины словно раздирал ее до крови. Эта новость не должна была причинить столь нестерпимую боль. Не увидев Люка в лаборатории Отравы и среди остальных собравшихся на пиршестве по случаю ее возвращения, она решила, что между ними так ничего и не переменилось. Однако больно было узнать, что он даже не оплакивал ее, что спустя всего две недели после того, как она превратилась в каменную статую, планировал устроить свадьбу вновь.

– Мы думали, опасность миновала, потому что Неделя Террора окончилась. Но по дороге на свадьбу на Люка напал дикий волк.

– Подожди-подожди, что? – запинаясь, спросила Эванджелина.

Валенда была оживленным портовым городом. Самыми крупными животными, что водились здесь, считались собаки, а вслед за ними – одичавшие кошки, рыскающие по докам в поисках мышей. Волков в Валенде и в помине не было.

– Никто не знает, откуда взялся волк, – сокрушенно пожаловалось Марисоль. – Лекарь сказал, что Люк чудом выжил. Но я не уверена, что он действительно выжил. Волк сильно изувечил его.

Ноги Эванджелины стали ватными, словно внезапно лишились костей. Она попыталась открыть рот, чтобы сказать, что он, по крайней мере, выжил. Пока он жив, все будет хорошо. Но судя по тону, с каким говорила Марисоль, казалось, будто он уже был мертв.

– Прошло уже несколько недель, а он так и не покинул свой дом, и… – Слова Марисоль стали отрывистыми, а распрекрасный торт в ее руках задрожал, отчего капля крема упала на ковер. – Он отказывается меня видеть. Думаю, он винит во всем меня.

– Как ты можешь быть в этом виновна?

– Ты слышала мистера Найтлингера. Все в Валенде называют меня Проклятой Невестой. Две свадьбы и две ужасные трагедии в течение нескольких недель. Мама продолжает твердить, что это не плохо, а я – особенная, раз первой привлекла внимание Мойр, когда они вернулись. Но я-то знаю, что это не так. Я проклята.

По бледным щекам Марисоль заструились слезы.

До этого момента Эванджелина изо всех сил старалась не жалеть о своем решении. Возможно, нападение на Люка по дороге на свадьбу было простой случайностью, но гораздо более вероятным представлялось то, что к этому инциденту причастен не только дикий волк. Джекс обещал, что сорвет свадьбу, и явно сдержал свое слово.

Эванджелине не следовало заключать с ним сделку.

Она бы хотела переложить всю вину на Джекса, но на ней ответственность лежала в той же мере, что и на нем. Едва завидев в саду статуи, Эванджелина поняла, что совершила ошибку. Она думала, что своей жертвой исправила ее, но ей никогда не следовало обращаться за помощью к Принцу Сердец.

– Марисоль, я должна сказать тебе… – Слова прилипли к языку Эванджелины. Она стиснула зубы, чтобы вырвать это признание, хотя и понимала, что проблема не во внезапно возникшем напряжении, которое она ощутила. Ее охватил страх.

Эванджелина дрожала так же сильно, как и в момент, когда впервые услышала новость о помолвке Люка с Марисоль. В тот день, когда она пыталась поговорить с Марисоль о Люке, слова застряли у нее в горле. Она была совершенно уверена, что это какое-то проклятие. И все еще хотела в это верить. Но Эванджелина больше не могла игнорировать тот факт, что она, возможно, ошиблась.

Возможно, истинная причина, по которой Эванджелина так и не смогла поговорить с Марисоль о Люке, заключалась не в злобных чарах. Может быть, это страх парализовал ее язык. Может быть, в глубине души Эванджелина боялась, что на самом деле на них с Люком не лежит никакого проклятия, а он просто-напросто не был ей верен.

– Все в порядке, Эванджелина. Совсем не обязательно что-то говорить. Я рада просто от того, что ты вернулась! – Марисоль поставила торт на ближайший позолоченный стол и обняла Эванджелину так, как в ее голове представлялись объятия настоящих сестер.

И она знала, что не может сказать ей правду, только не сегодня.

Последние шесть недель Эванджелина провела в одиночестве, обратившись каменной глыбой. Она не хотела снова оставаться одной, но ей придется, если кто-нибудь узнает, что она натворила.

7

Если бы штормы возникали из скандальной прессы, очередей джентльменов в накрахмаленных фраках и записок сомнительного содержания, то в мире Эванджелины следующим утром назревал бы идеальный шторм. Вот только она еще об этом не знала.

Все, о чем она знала, – это необычного содержания записка, побудившая ее выскользнуть на рассвете из дома.



Сердце Эванджелины едва не разорвалось после того, как накануне вечером она обнаружила в своей спальне послание. Она не знала, новая ли это записка или старая, обнаруженная лишь сейчас. Но Эванджелина заснула, перечитывая ее снова и снова, в надежде, что утром Люк будет ждать ее с историей, отличной от той, что она услышала от Марисоль.

Вчерашний разговор с Марисоль стал для Эванджелины потрясением – он почти убедил ее в том, что девушка обманывалась в отношении Люка. Но надежда – вещь весьма живучая, и даже крохотная искра могла разжечь ее огонь, а это послание зажгло в душе Эванджелины новую искру.

Ее отец владел четырьмя с половиной торговыми лавками, разбросанными по всей Валенде. Он был негласным компаньоном и делил дело с портным, который вшивал в одежду оружие. Построил подпольную книжную лавку, куда можно попасть только через потайной ход. В квартале Пряностей находилась еще одна лавка, обклеенная портретными плакатами «Разыскивается» с подписями, которые представляли собой короткие нелепые криминальные хроники. Свою третью лавку он держал в тайне даже от Эванджелины. А четвертая лавка – «Диковинные, причудливые и другие странные вещицы Максимилиана» – была ее самым любимым местом.

Именно здесь Эванджелина начала работать, как только позволил отец. Он уверял покупателей, что все находившиеся внутри товары почти волшебные. Но Эванджелина всегда верила, что некоторые вещи, проходившие через его лавку, действительно были заколдованы. Она нередко разыскивала шахматные фигуры, сбежавшие со своих досок, а на картинах порой появлялись совершенно другие детали, которых там не было накануне.

В груди Эванджелины защемило от некого чувства, напоминавшего тоску по дому, когда она свернула за угол на вымощенную кирпичом улицу, которая была родовым гнездышком для лавки диковинок Максимилиана. Она скучала по лавке в те недели, когда была обращена в камень, но до этого момента даже не представляла, насколько сильно. Скучала по расписанным ее матерью стенам, по полкам, заставленным находками ее отца, по колокольчику…

Эванджелина резко остановилась.

Диковинки Максимилиана закрыли свои двери. Медные окна были заколочены досками. Навес сорвали, а название кто-то закрасил, заменив надписью:

Новый владелец

Закрыто до дальнейших распоряжений

– Нет! – Только не лавка! Эванджелина отчаянно долбилась в дверь, снова и снова. Это была последняя частичка ее отца, которая у нее осталась. Как Агнес могла так с ней поступить?

– Простите, юная мисс. – Над ней нависла дородная тень патрульного. – Вы должны прекратить стучать.

– Вы не понимаете. Эта лавка принадлежала моему отцу – она была завещана мне. – Эванджелина продолжила стучать, словно дверь могла волшебным образом открыться, словно Люк ждал ее по ту сторону, словно она только что не потеряла последнюю осязаемую частицу своих родителей.

– Как давно она закрыта?

– Простите, мисс. Думаю, лавка закрылась почти шесть недель назад и… – Лицо молодого патрульного засияло. – О, звезды с неба… это же вы… вы – та самая Милосердная Спасительница Валенды. – Он прервался, чтобы пригладить волосы. – Не сочтите за наглость, мисс, но вы даже прекраснее, чем пишут в газетах. Не подскажете, где я могу получить одно из тех заявлений?

– Заявлений на что? – Эванджелина перестала стучать в дверь, почуяв неладное, когда патрульный полез в задний карман и достал черно-белый газетный лист.

Газета «Шёпот»


С УЛИЦ В КАМЕНЬ НА ПУТИ К ЗВЕЗДАМ:


ИНТЕРВЬЮ С МИЛОСЕРДНОЙ

СПАСИТЕЛЬНИЦЕЙ ВАЛЕНДЫ


Автор: Кутлас Найтлингер


Семнадцатилетняя Эванджелина Фокс с переливающимися розовыми волосами и невинной улыбкой похожа на сказочную принцессу. Несколько недель назад она была лишь сиротой, лишившейся родителей. В нашем недавнем диалоге девушка обмолвилась, что не помнит, когда в последний раз ела.

Она не была приглашена на свадебную церемонию Люка Наварро и Марисоль Турмалин, которая многим из вас известна как Проклятая Невеста. Но, тем не менее, когда Эванджелина совершенно случайно набрела на членов торжества, обращенных в камень одним из богов Судьбы, она не раздумывая спасла свадебную партию, заняв их место и превратившись в статую.

«Хочется надеяться, что я поступила так же, как поступил бы любой другой на моем месте», – сказала она мне.

Эванджелина оказалась такой скромницей. Мне с трудом удавалось выудить хотя бы пару слов о ее героическом поступке. Но Милосердная Спасительница Валенды охотно заговорила, когда я упомянул мать Проклятой Невесты, Агнес Турмалин, и ее великодушные планы удочерить Эванджелину.

«Я уже чувствую, как тот ужас, что мне довелось пережить, превращается в сказку», – воскликнула она в ответ.

Агнес также поведала мне, что Эванджелине не терпится начать как можно скорее устраивать свою жизнь.

Она принимает предложения от ухажеров в виде официальных заявлений о намерении взять ее в жены…

(Продолжение на стр. 3)

– О боже… – Эванджелина одарила патрульного неуверенной улыбкой. – Простите, газета ошиблась. Я не ищу ухажеров. – Она поморщилась от одного только слова. Но это не удивило ее. Эванджелина знала, что вчерашние объятия и улыбки Агнес были фальшивыми. Но совсем не ожидала, что мачеха продаст ее столь быстро.

Другие прохожие на улице начали останавливаться, чтобы поглазеть. Несколько пылких джентльменов, судя по их виду, набирались смелости, чтобы подойти ближе.

Будь здесь Джекс, он бы наверняка воспринял происходящее как доказательство того, что оказал Эванджелине услугу, одарив ее доброй славой. Но это было не то, чего она хотела.

Эванджелина бросила листок «сплетника» в ближайшую мусорную урну и еще раз взглянула на записку Люка. Послание было старым. Теперь она это понимала: он бы не стал просить о встрече в лавке, зная, что она закрыта.

Эванджелине не столько хотелось плакать, сколько отыскать способ перенестись назад во времени, вернуться в прошлое. До Агнес, до Люка, до того, как лишилась обоих родителей. Она просто хотела еще раз обнять отца. Хоть на краткое мгновение почувствовать, как мама гладит ее волосы. Боль, которую она испытывала из-за потери Люка, не шла ни в какое сравнение с утратой матери и отца. Ей по-прежнему хотелось быть с Люком, но, если копнуть глубже, она на самом деле хотела вернуть свою прежнюю жизнь и всю ту любовь, которые она утратила.

Эванджелине было трудно подавить душевную боль, когда она поплелась в дом, который перестал быть домом с тех пор, как умер ее отец. В обычные дни она обожала посещать город. Ей нравился шум переплетающихся звуков, суетящихся людей и витающие в воздухе ароматы свежеиспеченных пирожных, которые тянулись из пекарни за углом. Но в тот день на улице слишком сильно пахло незнакомым парфюмом.

От этого запаха ее затошнило, но, завидев толпу джентльменов, она замерла как вкопанная. Разодетые в свои лучшие пальто, плащи и шляпы, мужчины выстроились вдоль улицы по направлению к ее дому, на пороге которого стояла Агнес, радостно получая цветы, комплименты и бумажные листки.

«Она принимает предложения от ухажеров в виде официальных заявлений о намерении взять ее в жены…»

Руки Эванджелины сжались в кулаки. Некоторых молодых людей можно было счесть привлекательными, но большая часть собравшихся – мужчины в возрасте, годившиеся ей в отцы или даже старше. Она могла бы развернуться и уйти, если бы ей было куда идти, но благодаря Агнес лавка диковинок была закрыта. И тогда Эванджелина осознала, что сейчас она настроена скорее на борьбу, нежели на бегство.

Она направилась к дому, натянув на лицо притворно-застенчивую улыбку.

– А вот и она… – проворковала Агнес.

Но Эванджелина не позволила ей продолжить. Она спешно повернулась к джентльменам и громким голосом объявила:

– Спасибо всем, что пришли, но я вынуждена вам отказать. – Она сделала паузу, театрально прижав тыльную сторону левой руки ко лбу и закатив глаза, подражая той сцене, которую однажды увидела в трагической уличной пьесе, когда прогуливалась со своим отцом. – Я более не статуя, но все еще проклята, и любой, кого я поцелую, обратится в камень.

Среди толпы раздался ропот.

– Камень…

– Проклята!

– Я ухожу отсюда.

Джентльмены быстро разошлись, а вместе с ними рассыпался и фасад заботливой мачехи.

Агнес схватила Эванджелину за плечи и впилась в них своими тонкими пальцами.

– Что ты наделала, дрянная девчонка? Женихи были не только для тебя. Это был шанс и для Марисоль вновь стать объектом внимания.

Эванджелина скривила лицо и отстранилась. Она чувствовала вину перед своей сводной сестрой, но вчерашний день ясно дал понять, что Марисоль по-прежнему влюблена в Люка.

– Не делай из меня злодейку, – возразила Эванджелина. – Ты не имела права этого делать, как и продавать лавку моего отца. Он завещал ее мне.

– Тебя сочли мертвой. – Агнес угрожающе шагнула вперед.

Эванджелина побледнела. Мачеха никогда не поднимала на нее руку, но и не впивалась в нее своими пальцами до сегодняшнего дня. Эванджелина не хотела думать, на что еще была способна Агнес. Если мачеха вышвырнет ее на улицу, ей некуда будет податься.

Возможно, стоило подумать об этом прежде, чем отказывать женихам, но было слишком поздно брать свои слова назад, да и к тому же не представлялось такой возможности.

– Надеюсь, это не угроза, Агнес. – Эванджелина вложила в свои слова всю храбрость, на которую только была способна. – Никогда не знаешь, кто может подслушать, и будет весьма печально, если молва о твоей подлинной природе дойдет до кого-то вроде Кутласа Найтлингера.

Ноздри Агнес раздулись.

– Кутлас не сможет защищать тебя вечно. Тебе ли не знать, как быстро может перевестись внимание молодого человека. Кутлас Найтлингер либо обернется против тебя, либо совсем скоро позабудет о твоем существовании, как это сделал твой ненаглядный Люк.

Колкость ударила Эванджелину прямо в сердце.

Агнес улыбнулась, как будто ей не терпелось произнести эти слова.

– Я собиралась подождать и поделиться с тобой после того, как это увидит Марисоль, но передумала.

Агнес потянулась к своему столику с заявлениями, достала из него сложенный лист бумаги и протянула Эванджелине.

Девушка осторожно развернула записку.



Эванджелина не смогла дальше читать. Ей не нужно было дочитывать до конца, чтобы понять, что почерк принадлежит Люку.

Люк писал ей письма, но они обычно были короткими, как та записка, которую она нашла вчерашним вечером. Он никогда не называл ее своим самым драгоценным сокровищем и не упоминал о биении своего сердца.

– Это не может быть правдой, – вздохнула Эванджелина. – Что ты с ним сделала?

Агнес рассмеялась.

– Ты и впрямь глупый ребенок. Твой отец выставлял твою особенность верить в то, чего не видят другие, как невероятный дар. Но тебе не помешало бы начать верить в то, что видишь ты.


Семья Люка Наварро жила в изысканном квартале на окраине города, где дома были больше и стояли на значительном расстоянии друг от друга. У Эванджелины всегда захватывало дух, когда она приближалась к этому месту.

В тот день, когда Марисоль объявила о помолвке с Люком, Эванджелина бежала со всех ног сюда. Стучала в дверь его дома в полной уверенности в том, что Люк откроет дверь и скажет, что все это – величайшее недоразумение.

Люк был ее первой любовью, он подарил ей первый поцелуй и свое сердце, когда ее собственное перестало справляться. Невозможно было представить, что он не любит ее, – столь же невозможно, как и путешествовать во времени. Какая-то ее часть понимала: есть шанс, что это правда, – но душа подсказывала, что это не так. Она надеялась, что Люк подтвердит это. Но он так ничего и не сказал. Слуги выдворили ее, захлопнув перед самым носом дверь. То же произошло и на следующий день, как и в каждый день после.

Но сегодня все было по-другому.

Сегодня никто не открыл дверь, когда она постучала.

Эванджелина не слышала ни шагов в доме, ни чьих-либо голосов. Когда она наткнулась на щель в задернутых шторах, по ту сторону была видна лишь мебель, покрытая простынями.

Люк вместе с семьей действительно уехали, как и было сказано в записке.

Эванджелина не знала, сколько времени простояла там. Но, в конце концов, она припомнила слова Джекса и подумала, прав ли был бог, когда говорил: «Люби он тебя в ответ, то не стал бы жениться на другой. Конец истории».

На страницу:
3 из 6