Awakers. Пробудители. Том 3

– Добегался по лужам, – комментирует Майк.

Болеть посреди тура тот ещё десятый круг ада – с вечно текущим носом, не проходящей тошнотой и тупой щекоткой в горле, которая не позволяет брать ноты. Хуже всего с температурой, которая мизерно выше нормы и с ног не валит, но башка от неё трещит бесконечно долго. Но Трой проверил в сетях: никто не болеет простудой с таким набором симптомов. Никто, кроме него. Это лучшее, что он слышал за недели.

Насморк поглощает процентов девяносто кислорода, и объективно и логически все силы уходят на то, чтобы дышать и сидеть ровно.

– У нас буквально на следующей неделе в эфире Sad Cassette, – обещает бодренькая весёлая ведущая. – Так что если хочешь передать важное послание, так сказать, сквозь века и пространство – от Троянской крепости до Сиднейских оперных залов, – милости просим.

Он хмурится настороженно, но потом сквозь насморк и недосып шутка до него доходит.

– Я вообще не крепость, знаете, – смеётся он. – И вообще не так красноречив, как Сид, но всё равно… Просто передайте ему, что он талантливый, добрый, красивый и очень-очень сильный. Не думаю, что он слышит это достаточно часто, я думаю, никто по-настоящему не слышит.

∞ ∞ ∞

«…Несмотря на свой скромный размер, Троя I имела крепость с массивными стенами, воротами и башнями, сложенными из неотёсанного камня. Это поселение просуществовало почти пять веков и, вероятнее всего, было уничтожено пожаром…»

∞ ∞ ∞

«…Некоторые считают Сиднейский Оперный театр великолепным образчиком “застывшей музыки”, о которой говорил Гёте…»

∞ ∞ ∞They tried to tell me you're coldAnd you're impossible to hurtNow I've heard that said about the both of usThey should put it on a t-shirt«Put It On a T-Shirt», The Vaccines

Глава 3. Братья по оружию

We're fools to make war on

Our brothers in arms.

«Brothers in Arms» Dire Straits

Если бы Ральфа спросили, какая у него скрытая суперспособность, он бы сказал: «Не болеть в туре». Это дома он болеет без оглядки, а в дороге будто открываются внутренние резервы.

У Троя, наоборот, ни одно дорожное путешествие не обходится без простуды. Но он, как правило, стойко переносит болезни и так погружён в работу, что даже не замечает, пока не начинает срываться голос.

Саймона с Майком накрывает одновременно. Причём первому удаётся отделаться красным носом и щекоткой в горле, а Майк выкашливает лёгкие по ночам, а днём едва связывает слова.

– Пиздец, ты прочный, П., – выговаривает он. – Это мне тоже надо спиртягой дезинфицироваться здоровья ради?

Гордон за его спиной украдкой грозно машет рукой у шеи, мол, «молчи, а не то урою», но в отражении все видно.

– Играть в состоянии? – спрашивает он вслух.

Майк награждает его обиженным взглядом.

– Я простыл немножко, а не дохлый.

∞ ∞ ∞

– Да ладно, ты не обязан смотреть. Каждый второй, небось, лезет со своими песнями.

– Мне правда интересно. – У Сидни выражение лица, как у профессора, которому очень нравится вести свой предмет, даже очки надевает, перед тем как запустить видео на планшете. – Сами потом смотрите?

– Ну, – кивает Трой. – Я – да.

Сет на полчаса, он молча смотрит две песни, потом выдаёт, указывая пальцем в экран:

– Вот этот парень.

– Майк.

– Майк – огонь. У вас двоих безумная химия.

∞ ∞ ∞

Получилось так, что начинали они далеко от дома. Теперь с каждым днём дом всё ближе, и у Ральфа начинает приятно сосать под ложечкой, а Майк с Троем впадают в обоюдную идиллию перед лицом прессы.

– Да я всё про него знаю, мы ведь жили вместе, – храбрится Эллиот, вступая в игру, где он должен выбрать верный вариант из категории «или/или», пока Трой выводит ответ стилусом на планшете.

– Кошки или собаки?

– Кошки, – кивает Майк, а Трой демонстрирует экран с нарисованной усатой мордой.

– Зима или лето?

– Лето.

«Лето» гласит надпись.

– Холерик, сангвиник, флегматик или меланхолик?

– Это что за гороскоп?

– Тип темперамента.

– У Тома спросите, это по его части. Тип темперамента… – качает головой Майк. – Обниматель.

– Пробудитель! – озвучивает Трой, разводя руками, Майк командует:

– Следующий.

– Controverse или Sad Cassette?

– Без комментариев.

Трой демонстрирует чистый лист и пожимает плечами.

– Еда или секс?

– Секс.

«Еда».

– Да почему?! – не верит своим глазам Майк.

– Ну… Еду можно разделить с любимыми людьми.

– Серьёзно? Ты ничего не перепутал?

– Ну, с кем угодно, – пытается объяснить Трой под скептическим взглядом гитариста. – В смысле, что это универсальный язык общения, который можно разделить с другими людьми, с друзьями, например, с тобой, в конце концов. Это как музыка, которую можно надкусить.

– Окей, – соглашается Майк. – Глубоко. Но всё равно тупо. Следующий.

– Чай или кофе?

– Кофе.

Майк заглядывает в надпись на планшете и качает головой:

– Да ты гонишь.

На самом деле Трой не столько кривит душой, потому что в последнее время, если вежливо предлагают что-то из напитков, просит горячий чай вместо кофе.

– Я же дом здесь купил. У меня тоже есть полочка для чая, – объясняет он, прихлюпывая носом.

Трой прижимает к груди кружку, из которой уютно торчит этикетка на ниточке; прижимает крепко и нежно, будто пытается согреться до самого сердца. Делает несмелый глоток и сразу ещё один, убедившись, что температура приемлемая. Смотрится тоскливо в золотистую гладь, будто пытается разглядеть своё отражение в кусочке дома, по которому он тоже скучает.

Похоже, для англичан американец, который запивает простуду кружкой чая, – секретное оружие, а Трой слишком измотан, чтобы и дальше встречать камеры воинственным взглядом. И на какое-то время воцаряется мир.

– Следующий, – объявляет Майк.

∞ ∞ ∞

Следующим огонь на себя принимает Том. Скорее всего, потому, что на фоне бессонных ночей и общей слабости вид у Майка настолько жалобный, что Том бездумно берёт на себя роль наседки.

Но Майк ещё худо-бедно держится, а Том после двух тяжёлых ночей на сцене сокрушённо мотает головой, потому что всё болит и сил нет совсем. Хуже всего, что Робби тоже выпал из строя, и плохо соображает, что происходит и как с этим быть.

– Мы сворачиваемся или что?

Трой с Майком награждают его убийственными взглядами.

– Это всего лишь простуда, Робби. Это как похмелье растянутое во времени, – убеждает Трой. – Что-нибудь придумаем.

Ральф не совсем понимает, что означает «что-нибудь придумаем», напрягается, когда Трой сам хватается за гитару на внеплановой репетиции. Это слишком долгая эпопея – «Гордон и его гитара» – и он каждый раз проигрывает. Кажется, у него отсутствует какая-то часть мозга, которая отвечает за аккорды, и он безбожно фальшивит, сбивается и путается в струнах.

– Мы вообще без Тома начинали, – намекает гитарист, на что получает какой-то странный тёмный взгляд.

– Хуйня без Тома, – Трой оборачивается через плечо. – Поддержи меня, Дороти.

Ральф застигнут врасплох таким вопросом:

– Я не знаю.

Трой шумно хлюпает носом:

– Что тут знать: либо хуйня, либо не хуйня.

– Ой ли? – Переспрашивает Майк.

– Ну давай проверим.

Репетиция затягивается. Они играют одну, две, три песни, Трой безропотно поёт через нос и запивает пилюли бульоном.

– Хуйня без Тома, – соглашается Майк, потирая лоб. Трой победно сияет.

Трой безбожно врёт аккорды, путается в струнах, сбивается и начинает заново. Саймон уже давно свалил, а Ральф сидит и смотрит с острым чувством, что он купил билет на фестиваль модного независимого кино и сидит ждёт развязки, но один фильм перетекает в другой, и они никогда не заканчиваются.

– Горди, я тебя люблю, но у тебя две руки левые, – терпеливо вздыхает Майк.

– Наслаждайся тем, что можешь делать что-то лучше меня, – парирует тот.

– Сравнил жопу с пальцем. Я же не прошу тебя сольняки пилить. Что там делать-то? Тут зажал, там рукой туда-сюда «трынь». Ничего сверхчеловеческого, – объясняет Майк, потому что «туда-сюда трынь» – это та терминология, которую Трой понимает.

– Это тебе ничего, а у меня тут аккорды какие-то ебанутые.

– Сам же придумал.

– На планшете они выглядели адекватнее.

По-хорошему, этим двоим отлежаться бы пару дней, но, походу, простуда окончательно довела их до одной волны плохих идей и нервного веселья, где Трой через раз срывается в приступы смеха, и это совершенно невозможно, потому что смеётся Трой заразительно, но первым каждый раз сдаётся Майк.

– Да не гони, ты же нормально играл. Соберись давай.

– Реально все руки левые, – начинает хихикать Трой, разминая пальцы.

– Зато ноги правые, – успокаивает Майк. – Не можешь играть – танцуй как последний раз в жизни.

– С таким-то лицом? – фыркает он. – Хочешь, чтобы меня украли и продали в бой-банду? У меня весь набор данных для бой-банды, знаешь ли. – Он перехватывает гитару и загибает пальцы. – Вокал как у диснеевской принцессы, две правые ноги, если потребуются, и этот вот дивный лик плюшевого мишки.

– Нет, наоборот, – не согласен Майк. – Вокал как у плюшевого мишки и лицо диснеевской принцессы.

– Ты что, заигрываешь со мной? – подначивает Трой, а потом продолжает бесцельно загибать пальцы и оживлённо расписывает свою воображаемую карьеру на поп-сцене, давая коллеге шанс передохнуть и отсмеяться.

– Да ладно, ты будешь лучше, – заверяет Майк, когда он снова возвращается к аккордам.

– Конечно буду, – обещает Трой. – Хуже я быть уже не могу.

И Майк скатывается рядом.

Ральф подозревает, что чувствует себя Майк не намного лучше Тома, но если он сляжет – шоу отменяется. Он молчит, но его явно бесит, что Том такой слабачок, сдал пост, а они с Гордоном застряли в этом гитарном лимбо; но терпит по-ангельски, потому что Трою хреново точно так же, но он не жалуется, а Майк уважает его упорство и преданность делу.

В итоге идеи перекраиваются, песни перестраиваются, едва ли ни треть сет-листа выливается в акустическую сессию. Наверное, это не то, чего от них ожидают, но, глядя на действо на сцене, где Майк просто играет, а Трой просто поёт, Ральф недоумевает, почему они не додумались до этого раньше.

– Вы наблюдаете «гнусавый период» в творчестве, – шутит Трой в толпу, раскрасневшись больше обычного. – Случается с лучшими из нас.

Трой, как правило, стойко переносит болезни, но в этот раз зараза разгулялась на славу, оставляя за собой синие круги под глазами и пылающие пятна на щеках, которые видны, наверное, с последних рядов.

Иными словами, «гнусавый период» – это несколько мучительных ночей, где Трой звучит откровенно неважно, выглядит ещё хуже и вывозит шоу на общении с публикой. А ещё не знает, что собирает полсотни комментариев в официальном аккаунте группы с пожеланиями здоровья, методами лечения простуды и просьбами «вернуть Горди в интернет».

Том выступать героически не рвется, но таскается с ними из города в город в ожидании чуда. Наверное, для Тома это тоже немножко подвиг, потому что отсыпается парень часов по двадцать в сутки, а из пижамы практически не вылазит.

К счастью, Трой лёгкие по ночам не выкашливает, но, судя по завистливым взглядам в сторону Тома, высыпается слабо.

∞ ∞ ∞

– Том с нами не сразу был, – поясняет Трой.

– Да я вижу.

∞ ∞ ∞

– Сейчас все болеют, – вздыхает Робби. – Один за другим сходят с дистанции.

– Гонка на выносливость какая-то, – комментирует Ральф, разрабатывая руку.

– Так, понятно, все с весны колесят, а кто-то уже целый год. Это мы только догоняем. – Майк здорово осунулся: глазища в пол-лица, а нос и того больше. Жалуется, что слабо чувствует, какая еда на вкус.

– Курица на вкус как курица, Микки, – услужливо напоминает Трой, расставляя шесть видов соуса вокруг его тарелки. – Не привередничай.

– Кто бы говорил, – бухтит Майк.

Трой последние дни сам воротит нос от всего, что не бульон и не чай, но звучит лучше, держится бодрячком и отшучивается, что может позволить себе уйти в бульонный запой хоть до конца года. Но Ральф предвидит, что с тем как Трой обычно тает на глазах в своих голодных забастовках, к концу недели он будет тоньше микрофонной стойки, и они все нехотя, но единогласно поставят отметку в своём бинго «Гордон против Тура».

– Никуда мы не сходим, – не соглашается он. – Что за настрой вообще?

Однако в одном Робби прав: с дистанции сходят. Но не они.

Объяснение в устах Троя какое-то нескладное, как и большая часть его речей в последнее время. Но суть примерно такова: на фесте перед хэдлайнерами образовался слот, а им, Авэйкерам, предлагают его заполнить. Перед хэдлайнерами. На фесте. В Гонконге.

– Келлер тебе позвонил? – переспрашивает Ральф ещё раз, чтобы наверняка убедиться, что Гордону это не прибредилось.

– Да.

– Почему?

– Ну я же говорю, его кореша вот эти Panini, которые хэдлайнят. С ними Кареты должны быть, а у них вообще полгруппы с гриппом слегло. Ну вот они переживают, что какую-нибудь хипстерню поганую перед ними поставят, не мои слова, цитата Келлера, – быстро добавляет он.

Ральф хочет поспорить, что «полгруппы слегло» это как раз про них, про Авэйкеров, но спрашивает:

– Келлер позвонил тебе?

– Да. Потом скинул телефон Мэтта, чтобы я сам связался.

– Мэтта?

– Ну, из Panini.

– У тебя в телефоне есть номер Мэттью Андерса? – переспрашивает Ральф слегка осипшим голосом. – И ты позвонил?

Трой разводит руками.

– Позвонил, конечно. Пообщался с автоответчиком. Но он потом сам мне дозвонился и всё рассказал.

– И что? Когда надо дать ответ? – переходит в деловой режим Ральф, но у Троя на лице ясно отображается, что ответ уже выдан.

Ральф уже почти привык быть мебелью в группе, но сейчас чувствует себя диваном, который несут на свалку.

– Трой, такие решения в одиночку не принимаются.

– А ты бы отказался?

– Нет конечно, – тут же отзывается Ральф. Потому что, как ни крути, когда Мэттью Андерс из Panini перезванивает с предложением, сначала говоришь «да», а потом выслушиваешь.

– Ну вот, – подтверждает Трой. – Это же Андерс! Если такой что-то предлагает, сначала соглашаешься, потом разгребаешь, на что подписался.

Ральф удивлённо поднимает бровь и кивает.

∞ ∞ ∞

Ральф внимает про то, что фест в Гонконге едва не перенесли на зиму из-за аномальной жары, и плохо представляет, что сейчас где-то может быть жарко. На самом деле хочется натянуть ещё одну куртку поверх куртки. Он до самого носа наматывает широченный шарф и накидывает капюшон. Том смотрится очень органично в ушастой шапке а-ля «я котэ», которая раньше принадлежала Трою. Саймон в чёрной парке греет руки стаканчиком с кофе.

– Почему ты смеёшься? – допрашивает Трой трясущегося от хохота гитариста.

– О-о-о, ты бы знал.

– Опять надо мной ржёшь, да?

– Ты реально медвежонок, – беспощадно раскалывается Майк. – Паддингтонский.

– Что? – Он бросает взгляд на именитого плюшевого зверя в витрине, ловит своё отражение в точно таком же синем пальто на пуговицах, браво расправляет плечи. – Сочту за честь значит. Медведь офигенный. Достояние английской нации, между прочим.

– Откуда ты знаешь? Кино насмотрелся?

– Пф-ф, кино, – не согласен Трой. – Книга лучше.

– Просто встань на фоне и дай тебя сфотать, достояние английской нации, – продолжает командовать Майк окрепшим голосом, хотя сам ещё бледненький и пальцы дрожат немного. – Ещё бирку повесить коронную: «Пожалуйста, позаботьтесь об этом мишке».

Ральф уже предвидит это фото в официальном аккаунте группы.

Пальто когда-то принадлежало Ральфу на самом деле. Но у Троя эта дурная привычка – терять и раздавать вещи. Потом он припрыгивает на месте, выдыхая облачка пара в холодную ночь, и оправдывается: «А что мне было делать? Девчонка совсем синяя стояла. Мы же не можем позволить себе терять фанатов, а?» У Троя эта дурная привычка – бегать и прятаться, а потом от всей это беготни и пряток по осенним закоулкам он вечно замёрзший и голодный, а Ральф же не каменный. «Да необязательно», – отнекивается Трой, когда он с рыцарским достоинством снимает с себя любимое пальто и накидывает ему на плечи; но тут же запахивается плотнее, ласково трётся щекой о воротник и удовлетворённо выдыхает.

Ральф понимает, что обратно своё пальто он не получит никогда.

Трой морщит нос, но с Майком не спорит. Вид у него такой же бледный и подтаявший, как у коллеги по несчастью, но если Майк идёт на поправку, Гордон, похоже, готов пуститься во второй раунд битвы с затянувшейся простудой. Он так и стоит у витрины, позируя для спонтанной фотосессии; перехватывает долгий взгляд Ральфа и улыбается так солнечно, что жара в Гонконге представляется чуть лучше.

∞ ∞ ∞

Ральф помнит тот странный день, когда Трой вернулся в город. Время за полночь, никто больше не в курсе. Ральф тихонько затворяет дверь, чтобы не разбудить маму.

Они сидят на детской площадке под поредевшим светом из окошек и распивают дорогущее вино из бумажных стаканчиков, которое притащил Трой из путешествия с жалобой, что у него было слишком трезвое лето. Осень резкая и сырая, на Ральфе самая дурацкая олимпийка на свете в стиле «дай закурить», а Трой, похоже, не сверился с календарём и щеголяет загаром в футболке с Дональдом Даком, но не мёрзнет.

Они ничего друг другу не рассказывают, но несколько часов взахлёб болтают о чём-то важном и отвлечённом, смеются над новыми мемами, как в первые недели знакомства, и уходят в ностальгию.

– Помнишь, как ты расстроился из-за нового альбома Muse? – припоминает он Ральфу. – С неделю ходил букой, но потом официально заявил, что всё равно любишь группу и будешь любить до конца, потому что это те же ребята, что сделали «Showbiz», это нельзя просто оторвать и выбросить.

– Было дело.

– Ты до сих пор их любишь?

– Конечно.

– До самого конца?

– Это же Muse. – Он расплывается в улыбке на названии.

– Ох, Ральф. Вот это любовь, – заключает Трой. – Это любовная, любовная любовь!

Трой обнимает его, будто он самая ценная вещь во Вселенной, взбудораженный, летний и тёплый; бормочет в ухо, что безумно скучал, а Ральф смеётся и говорит, что он медвежонок сентиментальный. Но объятья сжимает крепче.

Вторая бутылка вина до смешного дешёвая, по акционной цене из супермаркета, прямо из горла. Ральф глупо сознаётся, что не видит разницы, но как пить дать завтра будет хорош на собеседовании, что, конечно, совсем непрофессионально.

– Поступи профессионально, – легко предлагает Трой. – Позвони и скажи, что у тебя есть группа, а у группы скоро тур, так что некогда по собеседованиям расхаживать.

– В самом деле тур?

– Конечно, – безапелляционно заявляет Трой, и Ральф понимает, что сам не знал, к чему приведёт «творческий отпуск», но он официально подошёл к концу. – Сейчас покажу.

Трой говорит, что хочет новые песни в туре, вытряхивает демки и акустику из телефона на суд Ральфа. Трой ещё не знает, где будет жить, и так взволнован, что от восторга дрожит голос, а Ральф не совсем уверен, что делать со своей жизнью, но вот эти три песни точно впишутся как есть, вон те на доработку, и знакомыми треками всё равно надо разбавить. Это идиотское амбициозное занятие посреди второй бутылки, но Трой отправляет серьёзное голосовое Робби, а тот перезванивает почти сразу и говорит, что ждал этого звонка много месяцев, но «поговорим, когда все протрезвеют».

Рассвет они встречают мороженым; всё меньше говорят по делу, и всё больше откровенной ерунды, пробуждая раскатами смеха сонных собаковладельцев на прогулке. Трой всегда светит. Но чаще горит как прожектор, а сегодня теплится мягким светом, как окошко дома, где тебя ждут.

– Что с тобой происходит? – срывается наконец вопрос, который Ральф держал за зубами с самого начала.

Трой прижимает ладонь чуть ниже груди, краснеет и улыбается:

– Не знаю. А что происходит?

Что бы то ни было, Ральф думает, что готов поехать в тур только ради того, чтобы досмотреть до конца.

∞ ∞ ∞

Вид у Тома всё ещё аховый, и Ральф в шутку опасается, что вот-вот примчатся соцслужбы и отберут его у группы. Но на репетицию он приходит без опоздания, достаточно устойчиво пребывает в вертикальном положении и без умолку болтает о том, что в Гонконге ведь Диснейлэнд, обязательно надо посмотреть Диснейлэнд в Гонконге. Трой выдыхает с облегчением: аккорды в его руках звучат увереннее, но не всегда ровно, и на сцену не просятся. Впрочем, вопреки ожиданиям в этот раз гитару он не бросает и вместо пробежек с задротским упорством продолжает отрабатывать начатые партии.

Майк на ногах стоит бодро, но командует чаще, чем хотелось бы; страхует вокальные партии на припевах. Трой пропевает не все куплеты, заменяет высокие куски на низкие, матерится беззвучно и снова полощет горло настоем с травами.

– Ты вообще нормально? – осторожно интересуется Эллиот. – Голос не сорвёшь?

Трой набирает полные щёки воды, перед тем как проглотить, и мотает головой, задрав вверх большой палец.

Беда в том, что кроме сцены Гордону категорически желательно быть на всех мероприятиях. Саймон, конечно, отлично выглядит на фоне, Майк красноречив и на всё имеет своё мнение, Ральф может конкретно поведать о том, где они были, где сейчас и что планируют, а Том пользуется правом никуда не ходить и восстанавливать силы. Но Трой – лицо и голос группы, это про него поют Sad Cassette из каждого чайника, это от него ждут остроумных исчерпывающих ответов на однообразные стандартные вопросы; у него нет опции никуда не ходить. Ральф так же знает, что сидеть со скучающим лицом на интервью – самоубийство, но не может винить коллегу, когда тот утыкается лбом в его плечо, прикрыв глаза, и нетерпеливо сопит, пока Майк пытается закончить бесконечную тираду, но водит рассказ по кругу и на финишную прямую выходит фразой: «Я забыл, о чём был вопрос». Впрочем, когда микрофон переходит к Трою, рассказ выходит такой же непродуктивный, но динамичный, потому что начинает он скороговоркой, трижды запинается об название концертной площадки, сдаётся и снова утыкается Ральфу в плечо, беспомощно хихикая.

– Да, нам нравится выступать на небольших площадках, там своя неповторимая атмосфера, – запоздало перехватывает инициативу Ральф, поглаживая его по спине. – Да, Горди?

– Да, – сдавленно выдыхает он. – Да. Выступать нравится.

– Мне кажется, мы не настолько популярны, насколько я устаю, – бурчит Эллиот после. – Вы там двое уснули, что ли, на заднем плане? Почему мы с Троем вечно за всех отдуваемся?

– Потому что, когда ты начинаешь говорить, тебя хрен заткнёшь, – напоминает Саймон. – «Радио Майк», ё-мое.

– Кто-то же должен. Горди вон и так на соплях держится, а вы двое как языки в жопу засунули.

Трой зажмуривается и предсказуемо уходит в очередной приступ хохота, потому что «держится на соплях» – довольно точное описание.

В целом беда в том, что всё последнее время Трой либо поёт, либо отвечает на вопросы, а потом поёт снова, висит на телефоне, подолгу беседует со зрителями (фанатами!?) после концертов и отдыхает только в дороге и с гитарой в руках. По факту с их безумным графиком Гордону совершенно некогда выдохнуть, перезагрузиться и помолчать.

∞ ∞ ∞

На самом деле у Ральфа есть теория, почему зараза ходит по кругу, и всё ждёт, когда его удача закончится. Но, похоже, иммунитет и сила убеждения сильнее удачи.

До выхода на сцену они как всегда стоят дружной гурьбой в обнимку, и никаких обид не существует. Он чувствует барабанные палочки промеж лопаток и запах ментоловых леденцов с мёдом. Каждый раз перед выходом он ловит ощущение, будто забрался на «американские горки», пристегнулся, а потом вспомнил, что до жути боится кататься. Он выныривает, ловит взгляд Троя, а тот улыбается, подмигивает как обычно и кивает в сторону сцены.

∞ ∞ ∞

– Этот. – Сидни снова тычет пальцем в экран полпесни спустя.

– Саймон.

– Вот это твой фуди?

– Ага.

– Хороший.

– Это я его нашёл.

– Удачно нашёл. Очень хороший.

– Мне тоже нравится.

∞ ∞ ∞

У Саймона с Троем какая-то непонятная игра под названием «Что ты пьёшь?».

Ральф не вникает, в чём весь сыр-бор, потому что несколько лет назад они всей группой прилежно гуляли по барам и трезвели только к выступлениям. Он так же не понимает, что за отношения у этих двоих, где Саймона очень веселит, как Гордон через раз инспектирует его напитки на наличие лишних градусов, а Саймон никогда не попадается. Выглядит это все как постыдная ломаная комедия с разной степенью накала страстей и острот, но в целом нездорово, никому не нравится, но никто не переключает.

У Троя бывают плохие дни, когда он забывает, что сет длиною в час – это марафон, а не стометровка. Когда он бесстрашно лезет обниматься в толпу, штурмует барабанную установку, разбивает коленки об сцену, задирает Майка и никогда, никогда не останавливается. Для таких дней у него в сет-листе чёрным по белому вписано твёрдой рукой Ральфа: «Попей воды и выдохни». Но он никогда не читает, потому что помнит сет-лист наизусть, а потом отлёживается в своём законном углу в гримёрке дольше прежнего, приводит ряд искромётных доводов, почему он остаётся жить здесь, но вставать категорически отказывается.