Время перерождения

Я кричу Сисирине:

– У тебя вай-фай есть?

Она меня не слышит, в ванне шумит вода. Я прохожу в комнату, обставленную недорогой мебелью из ИКЕА. У окна стоит тренажёр – беговая дорожка. Значит Сисирина всё же пытается согнать лишнюю массу с задницы… Диван, шкафчик, кресло, стеллаж – вот и весь интерьер. На полках на удивление много книг. Из авторов преобладают Стивен Кинг, Брэм Стокер, Энн Райс, Говард Лавкрафт, Грэхем Мастертон, Дэн Симмонс и чудом затесавшийся в их компанию Стиг Ларссон. Отдельно стоят Мулдашев с Блаватской. И это явно не всё, остальное наверняка хранится на телефоне или компьютере в электронном виде. Для детдомовской девушки Сисирина поразительно много знает и во многом разбирается, а значит читает гораздо больше представленного на полках. И это не должно удивлять. Одинокая девушка с излишками веса, без парня и без аккаунта в соцсетях (судя по тому, что за весь вечер ни разу не заглянула в телефон) – чем ещё ей заниматься, кроме чтения?

Я падаю в кресло и достаю ноутбук. Моё внимание привлекает один файл на десктопе. Это текстовой документ, озаглавленный: «Время перерождения (черновик)». Получается, я не врал Братку, когда говорил, что пишу бестселлер. На досуге я его действительно пишу – чтобы дать мозгам отдохнуть и отвлечься от жизненного дерьма и сталкеринга в Мета-игре.

Голая степь с перекати-полем не трансформируется ни в какие образы, пока я не открываю документ и не пробегаю глазами текст. Оказывается, моя нетленка – это остросюжетный психологический триллер, повествующий о сумасшедшем маньяке и серийном убийце, вроде Декстера. О плохише, который выслеживает и убивает исключительно таких же или ещё больших плохишей. Обычные безобидные граждане его не интересуют, правда, по иным причинам, нежели Декстера. Персонажу около тридцати лет, он живёт один, без жены и детей, и ненавидит родителей за то, что они, по его мнению, испортили ему жизнь и сделали тем, кто он есть.

Прочитанное заставляет меня вспомнить собственные слова, сказанные около часа назад, и я задумываюсь вот над чем: вдруг из-за таблеток у меня в голове всё настолько перемешалось, что я описываю сам себя и даже не осознаю этого? Ни в коем случае не хочется проводить параллели, но, согласитесь, они напрашиваются сами собой. У меня не всегда выходит с первой попытки вспомнить, кто я и что я. Это можно списать на химическую музыку и необратимые изменения в мозгу, но также это может быть вызвано тем, что внутри меня живёт ещё одна личность, чьи кровожадные поступки настолько ужасны, что рассудок вытесняет их из сознания, отсюда и провалы в памяти. Мне думается, опасения вполне обоснованы. Кажется, будто я описываю вымышленного героя, а на самом деле раскрываю на страницах своё тёмное альтер-эго и не отдаю себе в этом отчёта…

Или же Мета-игра одновременно реализует несколько параллельных сюжетов с моим участием, из-за чего происходит непостижимое интерференционное наложение друг на друга разных личностей Семёна Косачевского из разных сюжетных линий. Проще говоря, до меня доносятся отголоски другого меня. Тогда и мои отголоски должны доходить до него. Вполне возможно, что прямо сейчас другой я прикончил очередную жертву и теперь готовится строчить нетленку про безобидного хакера Сэма, попавшего на крючок к Братку и Куратору…

Я неуверенно ёрзаю в кресле и чувствую лёгкий озноб. Оказывается, «похолодел от страха» – не просто красивая фигура речи. Действие таблетки закончилось, больше ничто не удерживает меня в бесстрастном состоянии, ничто не защищает от эмоций. Вот за что я терпеть не могу эмоции – они не всегда бывают приятными.

Впрочем, позитив быстро возвращается вместе с Сисириной. Она выходит из душа, завернувшись в махровое полотенце и разнося вокруг аромат шампуня. Полотенце поменьше намотано на голову в виде чалмы.

– Чем занимаешься? – Сразу же заглядывает в мой ноутбук любопытная Варвара.

Приходится сознаваться в писательском грешке, умалчивая о своих опасениях.

– Вы только поглядите! – смеётся Сисирина и устраивается по соседству на диване, поджав под себя ноги, как умеют сидеть только девчонки. – Он у нас и в Мета-игре сталкерит, и бестселлеры пишет! Прямо талантище!

– Колись, о чём твоя нетленка? – требует она.

Мне следует во всём ей угождать и я подчиняюсь.

– Главный персонаж, Виталик Шалевич, с раннего детства получил и усвоил ряд жизненных уроков, повлиявших на его отношение к людям – отношение, мягко говоря, не совсем хорошее. Став маньяком и отнимая у людей жизнь, он не чувствует из-за этого никаких моральных угрызений.

Его мать – упрямая, наглая и своенравная женщина, голосистая базарная торговка. Отец – простой работяга, властный и жёсткий человек, помешанный на религии, фанатик с дремучими сектантскими взглядами, в том числе и касательно детского воспитания. У них в доме постоянно царили ругань, ссоры, склоки. Доходило и до рукоприкладства. Взбешённый отец лупил мать, та хватала первое, что попадалось под руку, и давала сдачи. Так и жили. При этом оба считали себя идеальной парой и не помышляли о разводе.

Виталик – их единственный ребёнок. С детства его не только пороли за любую провинность, но даже и просто так, ни за что, для профилактики. Отец был уверен, будто лишь регулярная порка делает человека человеком. «Меня в детстве не только пороли, но и ставили в угол на горох, – частенько приговаривал он. – Это если проступок был средней тяжести. За незначительные проступки ставили на пшёнку, а за самые тяжкие на гречку – стоять коленками на острых гранях особенно больно».

Как-то раз, когда Виталик ходил в младшие классы и его ежедневно встречали и провожали в школу, мать не пришла за ним вовремя. Он прождал, сколько мог, и пошёл домой сам, один. Только не к себе, потому что в пустой квартире ему бы никто не открыл, а к бабушке, жившей неподалёку. Сотовые телефоны тогда ещё не вошли в широкий обиход, нельзя было созвониться с матерью и сообщить о своём шаге. Та с опозданием прибежала в школу, не нашла сына и впала в истерику. Решила, что он пропал, несколько часов металась по району и даже закатила скандал в отделении милиции.

Ближе к вечеру измученная женщина приползла к старушке за утешением и обнаружила у неё пропавшего сына. Устроила истерику, наорала на Виталика, всыпала ему ремня, а дома свою лепту в наказание внёс и отец. Как будто это Виталик был виноват в том, что его вовремя не забрали из школы. Так мальчик осознал, что взрослые не склонны признавать своих ошибок, напротив, они с готовностью перекладывают вину на других, как правило, на пострадавшую сторону, или на тех, кто не может ничего предпринять в свою защиту.

Подобных случаев в жизни Виталика было немало. К тому времени, как он повзрослел, их оказалось столько, что он сбился со счёта. Не удивительно, что мальчик возненавидел семью – самых близких и дорогих людей, которые, однако, относились к нему так, словно задались целью превратить его детство в ад.

Некому было сидеть с ним дома. Сперва Виталика отдали в ясли, затем в детский сад. Тамошние воспитатели и нянечки ненавидели детей, иначе как объяснить, что каждую зиму их регулярно заставляли бегать босиком по холодному линолеуму на веранде? Называлось это издевательство «закаливанием организма». Дети постоянно болели, зато не докучали воспитателям и нянечкам своим присутствием. За малейшее непослушание, каприз или баловство детей таскали за вихры, отвешивали подзатыльники и крутили за ухо. Во время тихого часа, если кто-то не спал, нянечка лупила его свёрнутой в трубку газетой, а воспитательница грозила залить веки канцелярским клеем. И это уже не говоря про дикий ор и скандалы, когда кто-то не добегал до горшка и накладывал в штаны или дудонил в постель…

Учителя в школе, разумеется, подобного рукоприкладства себе не позволяли, однако их отношение к ученикам было таким же. Как и в детский сад, Виталик ходил в школу, словно на каторгу. Обрюзгшие гнусные тётки в бесформенных платьях преподавали плохо, никто не стремился раскрыть в учениках какие-то таланты, кого-то чему-то научить. Всем было плевать, справляешься ты или нет. Один из предметов вела завуч – та вообще не напрягалась, называла параграф в учебнике и уходила по своим делам, а класс должен был зубрить материал самостоятельно. На следующий день ленивая бабища с садистским удовольствием вызывала учеников к доске, выставляла плохие оценки и снова куда-то убегала. Отличников по её предмету вообще не было, кроме тех детей, чьи родители умасливали её подарками или денежными взятками.

Учеников вовсю эксплуатировали, заставляли драить полы, убирать прилегающую территорию, таскать тяжести, ежедневно выносить здоровенный бак с объедками из столовой на помойку…

Из школы Виталик вынес следующий важный урок: взрослые, что родные, что чужие, одинаково мерзкие ублюдки, от которых не стоит ждать ничего хорошего.

Мнение Виталика о сверстниках было не лучше. Ещё когда он ходил в детский сад, ему всегда клали в кармашек красивый носовой платок, вручную расшитый бабушкой. Виталику платок очень нравился, он им дорожил. Но дети есть дети, когда играешь и носишься как угорелый, за всем невозможно уследить. Однажды платочек выпал из кармана, кто-то из детей подобрал его, собралась куча-мала, все дёргали платок друг у друга и в конце концов ткань порвалась на лоскутки. Дети побросали их в грязь и разбежались.

В детсадовской песочнице один мальчик нагло и без малейшего повода огрел Виталика по голове игрушечной лопаткой. А когда Виталик пожаловался родителям, мальчик без малейшего стыда заявил, будто Виталик огрел его первым, хотя это было не так. И все ему поверили, сочтя Виталика вруном и ябедой. Пострадавшая сторона снова оказалась виноватой…

В школе старшеклассники, бывшие по совместительству местной дворовой гопотой, самоутверждались за счёт малолеток, кто как мог. Самой популярной забавой было стянуть с парня штаны и в таком виде втолкнуть в девчачий туалет. Почти все гопники состояли на учёте в детской комнате милиции, не брезговали воровством и отнимали у мелких карманные деньги, на которые затем покупали сигареты, пиво и дешёвый портвейн.

Сверстники преподали Виталику третий важный урок: дети – такие же бездушные, мерзкие, жестокие и несправедливые сволочи и ублюдки, как и взрослые.

После учёбы Виталик отдалился от семьи, ушёл из дома и начал вести замкнутый, уединённый образ жизни, ни с кем не сближаясь, никому не доверяя и ни перед кем не раскрывая душу. У него не было ни друзей, ни подруг. Поскольку всё человечество, в целом, состоит из детей и взрослых, то отношение Виталика к подавляющему большинству людей сделалось весьма радикальным. Он начал воспринимать окружающих, как, преимущественно, бесполезный двуногий сброд, не заслуживающий права жить на Земле.

Постепенно, через продолжительные размышления, наблюдения и внутренние диалоги Виталик сформулировал для себя некую философию. Пережитые впечатления, переживания, разочарования, откровения и испытания, не проработанные у психолога (отец не верил в психологию, считал её лженаукой, а всех психологов называл шарлатанами), деформировали его сознание. Виталик начал рассматривать очевидные аспекты под иным углом зрения, вследствие чего и пришёл к радикальным выводам.

Он решил для себя, что во всём нужно знать меру, даже в чём-то очень хорошем. Мороженое – это хорошо и вкусно, но, если съесть его слишком много, заболит горло. Шоколад – хорош и вкусен, но, если съесть его слишком много, заболит живот. То есть даже хорошие и полезные вещи при неумеренном употреблении могут нанести серьёзный вред. Это касается также доброты, гуманизма, человеколюбия, добросердечия, терпимости и всепрощения. В этих полезных качествах человечество давно потеряло чувство меры, отсюда и рост преступности, коррупция и прочие общественные пороки. Отбросы общества, место которым в помойной яме, живут как короли и имеют всё, а добропорядочные и честные люди прозябают в нищете, не в состоянии себя защитить от посягательства различных подонков. Разве это справедливо?

Шалевич оставался аполитичен. Он не ходил голосовать на выборы, считая достойной лишь ту власть, которая узаконит принудительную эвтаназию и применит её в отношении подонков и мразей всех мастей. Человек – это звучит гордо. Звание человека нужно заслужить. Для начала – жить и вести себя по-человечески, а не по-скотски. Достояние общества – это люди, а скоты – это балласт. Представьте, что вам нужно бежать кросс на соревнованиях, а у нас к ногам прикована гиря. Как далеко и быстро вы убежите? Кого из соперников обгоните? Ответ: никак и никого. Россию часто упрекают в отсталости, в слишком медленном развитии. Мол, по части прогресса она не поспевает за другими. А как же ей поспевать, если у неё на ноге не просто гиря, а целая вереница гирь? Притом всё, что ей нужно, это взять болторез, перекусить оковы и дальше следовать к прогрессу налегке. То есть надо избавиться от всех скотов, вычистить бесполезный двуногий сброд, поголовно, и неважно, сколько это выйдет в числовом выражении.

Наша ошибка заключается в изначально неправильной моральной установке. Мы по инерции воспринимаем двуногий сброд как людей и отсюда происходят все моральные дилеммы, нравственные сомнения и этические блоки. Но стоит лишь расчеловечить тех, кто по факту и так не является человеком, стоит перестать таскаться с ними, как с писаной торбой, и всё сразу встанет на свои места. Мы же не сомневаемся и не колеблемся, когда травим крыс и тараканов? Потому что знаем: они не люди, их травить не зазорно. Мы не углубляемся в вопросы гуманизма, не рассуждаем о «правах крыс и тараканов» и не ждём, что они «исправятся» и перестанут быть паразитами и вредителями. Мы не расуждаем: ой, ну как же, если потравить всех тараканов и крыс, наши дома и города опустеют, в них никого не останется, наступит демографический кризис и всеобщее вырождение. Потому что это не так. Наши дома и города не опустеют, они станут чище. Так же точно и с двуногим сбродом. Потрави десяток-другой миллионов паразитов и страна не опустеет, не обезлюдеет. Ничего не случится с демографией и никто не вымрет. Страна – наш общий дом и она станет только чище. Ей давно пора стать чище. Тогда и жить в ней станет спокойнее, безопаснее, люди расслабятся и начнут с большей охотой заводить детей, потому что тем никто и ничто не будет угрожать. Исчезнет коррупция, наладится экономика, сократится уровень преступности. Никакая «дурная компания» не подсадит детей на наркотики и не научит красть магнитолы из машин. Не останется нигде дурных компаний, не останется уличной гопоты, никто во дворе не отберёт у ребёнка карманные деньги. Никто не увезёт его в лес, чтобы изнасиловать. В спокойной и безопасной среде люди получат возможность продуктивно работать. Тогда и долгожданный прогресс наступит, ведь его можно достичь только совместным эффективным и плодотворным трудом всего общества, в котором каждый делает то, что хорошо умеет и любит. Кто-то сеет хлеб, кто-то печатает микросхемы, кто-то устраняет протечку канализационных труб. От каждого по способностям.

Эффективная власть, по мнению Виталика, это такая власть, которая построит в каждом районе по крематорию и займётся чисткой авгиевых конюшен. Будет отлавливать двуногий сброд, вводить ему смертельную инъекцию и отправлять в крематорий, а пепел смывать в канализацию. Никаких сброду похорон «по-человечески», ибо не заслужил. Человеческое обращение – привилегия людей, а дерьмо не хоронят на кладбище, его спускают в канализацию.

Поскольку в государстве и в обществе не было и не предвидилось подобных подвижек, Виталик стал сам выходить на промысел – не регулярно, по графику, а только когда ощущал потребность. Он называл это «охотой». Подобно Декстеру, Шалевич точно знал, что его жертвы – законченные подонки и мрази. Он не ведал сомнений, не колебался, его ничто не удерживало. Им двигало обострённое чувство справедливости, когда ты точно уверен, что делаешь правое дело. Разница лишь в том, что Декстер знал о своей ненормальности, Виталик же считал ненормальным весь окружающий мир, кроме себя. Нарушенная социализация окончательно в нём зачахла и сколлапсировала в точечную сингулярность, спрятавшуюся где-то в глубинах внутреннего микрокосма. Шалевич считал, что у него есть только он сам, больше рассчитывать не на кого. Только себе можно доверять, только наедине с собой можно что-то обсуждать и принимать решения.

Так он превратился в закоренелого социопата-мизантропа, внутренне непохожего на окружающих, но внешне маскировавшегося под обычного гражданина, чтобы не выделяться из серой обывательской массы. Как и Декстер, Виталик не имел вредных привычек и не состоял на учёте в правоохранительных органах или психдиспансере. Он был добропорядочен и законопослушен, вовремя платил за квартиру, ходил на работу, везде и со всеми был вежлив, добросовестен, не опаздывал, не имел нареканий от начальства, не конфликтовал с сослуживцами.

Подонков и мразей Шалевич считал злом, а тех, кто этого не понимал, идиотами. К идиотам он был равнодушен, ко злу беспощаден. Поскольку он оставался одиночкой, а двуногого сброда было много, Виталик воспринимал его масштабы спокойно, с философской стойкостью – не как совокупность живых субъектов, а как однородную безликую биомассу, из которой то тут, то там можно выхватывать особь за особью и доводить коэффициент их мортализации до единицы.

Наедине с собою Виталик пользовался неологизмами собственного изобретения. Например, он не говорил о людях «живой» или «мёртвый», он использовал понятие «коэффициент мортализации». Если кто-то жив, значит коэффициент его мортализации равен нулю, если мёртв – единице. Болезни или ранения – это промежуточные дробные значения между нулём и единицей, в зависимости от тяжести.

Обезличенная и расчеловеченная масса двуногого сброда не пугала Виталика своими колоссальными масштабами. К ней как ни относись, ей не жарко и не холодно. Так чего зря стараться? Надо же понимать, что гораздо продуктивнее оставаться бесстрастным и беспристрастным, рациональным, прагматичным и трезво мыслящим. Двуногий сброд просто есть – вот и относись к нему как к объективной детали окружающей действительности, вроде насекомых или космического излучения. Как к данности, с которой ничего нельзя поделать, которую просто нужно принять и жить с этим. Либо двуногий сброд растопчет тебя, сожрёт, переварит и высрет, либо ты не поддашься и начнёшь взаимодействовать с ним на своих условиях. Никогда и нигде не вовлекайся в чужие правила, всегда и везде вовлекай других в свои – в такие правила, которые выгодны прежде всего тебе…

– Получается, у Виталика как бы контролируемый психоз? – уточняет Сисирина, ознакомившись с моей задумкой.

Я отвечаю утвердительно.

– Но ты не подумай, я не копирую Декстера. У многих серийных убийц довольно высокий уровень интеллекта, это доказанный факт. Виталик тоже весьма умён, много читает, у него навалом свободного времени и он употребляет его главным образом для саморазвития. А раз есть мозги, есть и самоконтроль. Мой персонаж из того сорта людей, которые стараются продумывать всё до мелочей, что, вообще-то, свойственно не каждому. Иногда Виталик даже слишком рассудителен, он иначе не может, для него это в порядке вещей, так он устроен. Он во всём опирается на системный анализ, крепко за него держится и придаёт ему повышенное значение. А если в чём-то никакой системы не просматривается и осмысливать вроде бы нечего, то он её сам создаёт, сам придумывает с нуля. В жизни такого человека фактор случайности сведён к минимуму.

Сисирина неожиданно задаёт вопрос:

– А как у него с религиозностью? Ты утверждаешь, что его садист-папаша был помешан на религии. Обычно такие люди промывают детям мозги с малых лет.

Как говорится, не в бровь, а в глаз. Про религиозность Виталика я ничего не помню, приходится пролистывать рукопись в поисках ответа.

– Вот, слушай. Во-первых, человеку с высоким интеллектом не требуется религия. Во-вторых, раз Виталик терпеть не может родителей, это в первую очередь касается всего, что они в него заложили. То есть, если папаша в детстве и грузил его религией, Виталик выкинул всё из головы, едва вырвался из-под родительской опеки. Однако он неплохо ориентируется в священном писании. Ему особенно нравится одно место из Второзакония: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания и скажут старейшинам города своего: «Сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти, и так истреби зло из среды себя». Под «сынами буйными и непокорными» Виталик понимает как раз двуногий сброд, вследствие чего интерпретирует слова бога как прямое указание мочить всех безо всякой жалости и стеснения. То есть, если бы он верил в бога, то решил бы, что тот на его стороне и что с религиозной точки зрения он в такой же степени прав, как и с личной. Если болезненное общество не желает самоочищаться, будучи поражено патологическим гуманизмом, значит процесс лечения (вопреки воле больного) должны взять в свои руки инициативные одиночки. А если государству это не нравится, если ему не угодно здоровое общество, то тем хуже для государства.

У Сисирины наготове следующий вопрос:

– Ты говоришь, у Виталика много свободного времени. Откуда?

Я снова листаю текст.

– Ага, вот. Он работает курьером в редакции глянцевого женского ежемесячника «Ты и только ты». Журнал, конечно, вымышленный. Виталик устроился туда не без умысла. Курьерская работа заключается в постоянных разъездах по городу. Ты весь день в транспорте – вот тебе время для чтения и саморазвития. Ты не торчишь в офисе, значит не мозолишь глаза начальству. В офисной работе есть один нюанс, о котором обычно не знаю те, кто там никогда не работал – если мозолить глаза начальству, оно обязательно найдёт, к чему докопаться. А раз Виталик не торчит в офисе, к нему никто не докапывается. Курьеру оплачивают проездной и он бывает везде, имея возможность изучать все городские районы – для предстоящей «охоты». Во время рабочих поездок Виталик выбирает место, где можно порыскать в поисках следующей жертвы, намечает пути отхода.

Каждому району Шалевич присвоил номер. Перед «охотой» он запускает генератор случайных чисел и едет в тот район, чей номер выпал, чтобы убийства выглядели бессистемно и не привели правоохранительные органы к нему на порог. Некоторые серийные убийцы прокалываются, когда география их преступлений образует чёткий радиус вокруг дома. Их без труда вычисляют. Виталик же старается действовать осторожно, с учётом наиболее распространённых ошибок. Места его «охоты» разбросаны по всей Москве равномерно и бессистемно, между ними нет отчётливо просматривающейся связи. Это позволяет Шалевичу чувствовать себя в безопасности…

Сисирина разворачивает чалму и ерошит пальцами влажные пряди волос.

– Не моё, конечно, дело, – говорит она, – но ты же не собираешься вывалить на читателя всю эту информацию за один присест? Может имеет смысл аккуратно распределить её по всему произведению и подавать умеренными порциями в нужных местах, чтобы каждая глава раскрывала что-то неожиданное и не давала ослабевать читательскому интересу? Я бы вообще сделала так, чтобы не сразу было ясно, что Виталик психопат. Раскрывала бы его личность и его заскоки постепенно. В самом начале книги он бы у меня был самым обыкновенным парнем, ничем не примечательным тихоней, стесняющимся флиртовать с девушками, порядочным, не пьющим и не курящим, одетым очень просто, но опрятно, не сквернословом, поклонником серьёзной музыки – Бетховена или Рахманинова…

Совет, надо сказать, хорош, и я благодарен за него Сисирине. Если честно, я и сам думал о чём-то подобном, только сомневался, а Сисирина окончательно развеяла все сомнения.

– Ты права, – соглашаюсь я. – Но это пока только сырой черновик. Для начала стоит написать побольше материала и потом уже смотреть, что и как распределять в окончательном варианте.

– А ты чего кондиционер не включишь? – Сисирина вытирает полотенцем лицо, шею и плечи. В крохотной конурёнке действительно жарко. Я только сейчас замечаю кондиционер в углу, возле окна.

– Прости, туплю, не привык бывать в квартирах с кондиционерами.

Пульт у Сисирины на диване. Она включает кондиционер, а я мысленно кляну свою заторможенность и внезапно кое-что осознаю. Рассказывая о Виталике, я мельком упомянул Декстера, а Сисирина при этом не поинтересовалась, кого я имею в виду.

– Значит ты тоже смотрела «Декстера»?

Сисирина удивлена не меньше меня.

– Нашёл, о чём спрашивать! Конечно я смотрела «Декстера». Как можно не смотреть «Декстера»? Ну, за исключением последнего сезона, естественно. Это уже полная лажа…

Если кто вдруг не в курсе, «Декстер» – это история серийного убийцы. Жила-была полицейская осведомительница, которую убили плохие парни на глазах у её маленького сына. Расчленили на куски. Ребёнок долгое время просидел один-одинёшенек в луже мамкиной крови, из-за чего и стал психопатом. Его усыновил полицейский Гарри Морган, на которого работала осведомительница, и вскоре начал замечать странности в поведении мальчика – тот потихонечку убивал животных. Гарри не сдал малолетнего психопата в дурдом. Вместо этого он научил Декстера убивать только тех, кто этого заслуживает. Морган разработал так называемый «Кодекс Гарри» – свод обязательных правил, которым Декстер чётко следовал всю оставшуюся жизнь. Ну, или почти всю…