Сталкер. Рагна́рёк районного масштаба

Зона покоя меня почему-то приняла, и стал я по ней ходить, как по Бродвею, заходя с парадного через КПП белорусов и выходя через него же. В баре, где бухали офицеры мелкого гарнизона, который мутанты практически не атаковали, так как плавать не любили, жизнь была очень степенна. Вечером обязательно стриптиз с заезжими звездами, причем этих звезд явно отлавливали по соседним фермам, отмывали от навоза и загоняли на сцену. Но изголодавшимся белорусским солдатам, в принципе, было по барабану, на кого пялиться, лишь бы на женщину, а швейцарцы, наоборот, орали «гут, гут» и устраивали аукцион, кто сегодня будет ласкать сей прекрасный плод местной алко-деревенской селекции. Но, надо отдать должное буржуям, все деньги с торгов поступали в кассу дамы, и ни одна копейка не уходила мимо. Со временем даже стали появляться, так сказать, постоянные доярки. Что было вполне понятно: работы в этом богом забытом крае так и не появилось.

Кстати, там я впервые и увидел Франца, он никогда не участвовал в гульбище, а сидел за столиком, пил пиво и что-то читал. Борюсика, кстати сказать, я отыскал там же. Он служил в белорусском спецназе. Первое мое впечатление было обманчиво. Я увидел перед собой эталон славянского воина. Идеально подогнанная униформа, каждая железочка блестит, начищенная, как и ботинки. Фигура статная, движения неспешно-сильные. Так по саванне львы ходят, уверенные в своей силе. Но потом выяснилось, что этот богатырь всего лишь полковой повар, и то даже не самый главный. Наличие стати и выправки тоже получилось объяснить.

До Зоны он занимался водными лыжами и был чемпионом страны и победителем всяких олимпиад. Когда его забрали в армию, он попал в спортроту. Завоевывал награды для СКА Белоруссии, усердствовал в тренировках и в один прекрасный день переусердствовал. Соблазнил дочку местного полковника, она, как водится, залетела, а Борюсик, наотрез отказавшийся жениться, был наказан и отправлен в заштатный гарнизон. Но что толку от воднолыжника, который и стрелять-то не умеет? Ну вот его и определили на кухню, где всю свою сознательную жизнь он и проработал, пока не случился какой-то супервыброс. Правительство незалежной Украины попросило помощи у соседей, а его часть была как раз на границе старой чернобыльской зоны отчуждения. Первую волну солдатиков, которые переправились через Припять в районе деревни Парышев, всю съели. Когда пришло сообщение, что группа быстрого реагирования вооруженных сил Белоруссии погибла и бороться с наступающим противником некому, под ружье были поставлены все, кто был в части, в том числе и доблестный повар Борюсик. Но то ли Бог хранит дураков, то ли еще чего, но Борюсик прошел Зону всю насквозь, постреливая мутантов, и один из немногих вернулся в часть, которая к тому моменту была усилена прибывшим подкреплением. Вообще, он не любит вспоминать те события, но, напившись, иногда вдруг начинает вещать. Воспоминания у него больше напоминают готовую книгу и имеют вид потока сознания. Поначалу мы не слушали, но теперь, как такое случается, я кладу рядом с ним диктофон и ложусь спать, а Борюсик вещает, вещает и вещает. Прослушав пару его «лекций», я проникся идеей когда-нибудь написать книгу, основанную на его воспоминаниях – воспоминаниях очевидца начала Зоны. Но это будет потом, когда я накоплю на маленькое шале на берегу Женевского озера. Единственная благодарность от Родины была традиционна. За боевые заслуги его наградили какой-то красивой висюлькой и попытались поставить в строй. Но он так и остался поваром, иногда выезжающим на большие войсковые операции. Вы спросите, как Борюсик стал ходить со мной в Зону? Да просто, я же говорил – он жадный до денег, но верный как пес. Один раз развели его на бабки залетные кавказские братья, которые тут бизнес торговый ведут. Он и задолжал всей части, каждому по чуть-чуть, а в общем – целое состояние. И где, скажите, деньги брать? Его и надоумили ко мне подойти. Я ему от щедрот всю сумму и отвалил, так сказать, выкупил задницу Борюсика у гарнизона. В запас увольняться он не хотел и перевелся в военные сталкеры, правда, за такую милость мне пришлось местному царьку в погонах еще денег отсыпать. Ведь военные сталкеры подчинялись непосредственно объединенному командованию миротворческих сил, поэтому ему выписали документы, якобы он находится в длительной командировке в качестве инструктора для вновь прибывающих в часть солдат. Одним словом, так и зажили припеваючи с Борюсиком на самой границе Зоны, а уж потом к нам и Швейцарец присоединился. Одним словом, три богатыря чернобыльского разлива, вроде и свои для солдат, а однако «враги». К тому же я периодически устраивал веселые посиделки в солдатском баре. Девок выписывал красивых, коньяк вместо водки пил, шиковал. Да еще пару раз по пьяни имел наглость морды зольдатам белорусским разбивать. Одним словом, они меня не любили шибко, да и гибель Шухарда с Белоснежкой на мою совесть повесили, как плащ-палатку на дерево.

А потом еще и с тушняком трофейным из землянки прадедовской мы учудили. Я эти волшебные банки на сухпайки армейские выменял. Когда все коробки из схрона загрузили в армейский БТ (белорусский «Тигр» – начал производиться специально для Зоны на Белорусском тракторном заводе, за основу был взят российский ГАЗ «Тигр»), водила-первогодок с трудом за рулем сидеть мог. Мне клятвенно пообещали, что баночки уйдут из части в свободное экономическое плаванье, это в лучшем случае. В худшем – в другие части вместо давно украденного. Но не тут-то было. Как оказалось впоследствии, за всей аферой стоял бывший Борюсиков помощник по кухне, а теперь главный повар. Нет бы этот тушняк дальше по ларькам отправить, а он, дятел тыловой, решил этим мясом мамонта свою же воинскую часть накормить. Ну и накормил так, что часовые по очереди туалеты караулили, а не периметр. Неделю весь гарнизон гадил так, что без противогаза ходить нельзя было. Особисты подумали – диверсия, ну и докопались до истины. В общем, на гденьский блокпост и его окрестности я не ходок: если не застрелят, то в тюрьму посадят. Вот так. Дошло до того, что даже барыгу на нейтральную землю вызывали за товаром. Он, правда, не внакладе, да и нам таскать стало ближе. Мы же теперь жили в Зоне! Согласитесь, звучит? Много ли вы знаете полувольных бродяг с постоянной зональной пропиской? То-то же.

Семнадцатый

Бывший станционный поселок Толстый лес. Кто здесь жил? Дорожные работники, путейцы и обходчики, или просто люди. А теперь нелюди. Покосившиеся дома, складские помещения вдоль железнодорожного полотна, старые вагоны, цистерны, тепловозы и даже паровозы. Всеобщее запустение и хаос. Только вороны, как тени прошлого, как души покинувших эти места людей, вьются над местом своей жизни. Разбрызгивая вечные лужи и натужно разрывая могильную тишину дизельными движками, БТР-100 на полном ходу, выбивая старые вокзальные ворота, влетает на грузовой перрон. Из его чрева словно горох выпрыгивают люди и не оглядываясь вбегают в здание управления, боевая машина резко стартует и уходит в обратном направлении. Через несколько секунд ничто не напоминает о присутствии кого бы то ни было на станции, только в небе беснуются фиолетовые облака и молнии, предвестники Выброса, который уже начинается. И вороны начинают закручивать свой вечный танец – «Воронку».

– Вась, а скорлупка не дойдет до блокпоста, – говоривший закрывает за собой массивную стальную дверь, запирает засов, и в здании становится снова тихо. Только сквознячок бегает по пустынным комнатам в поисках хоть клочка бумажки, с которым можно поиграть.

– А что мы можем сделать? Ты приказ слышал? Скрытное проникновение, разведка и все такое. И вообще, товарищи бойцы, отдых до окончания Выброса.

– Есть, Семнадцатый! – Бойцы все молодые, их шестеро, вроде внешне разные, но движения одинаково спокойные, точные, ни одного лишнего шага. Отдавший приказ также раскладывает вещи, проверяет оружие, он тоже молод, на вид лет тридцать, карие глаза, широкие брови, волевой подбородок и седые волосы. Раньше говорили – соль с перцем.

– Вась, слушай, а почему так срочно, почему не после Выброса? Вспомни, как мы прорывались, мутантов океан.

– Бес, угомонись, сейчас на связь выйдем, все и поймем. Егерь, связь давай. – Связист распаковал небольшую армейскую радиостанцию дальнего действия, подошел к стене, поковырял побелку ножом. Из щели вывалился коаксиальный кабель. Щелчок, папка вошел в мамку, солдат улыбнулся.

– Есть связь, но неустойчивая. Выброс. А все-таки молодцы научники. На улице смерть во всех своих романтических проявлениях, а связь работает…

«Семнадцатый – базе». Ждать не пришлось долго, через треск и шум электромагнитных помех ответ пришел: «Движение в сторону Буряковка – Чистоголовка. Выход на трассу Припять. Выход на связь завтра в 14.00».

– Вот так, Бес, и вся ничего. Бойцы, команда – спать. Первое дежурство – Стас и Седой. Смена через три часа – я и Бес. Потом – Веселый и Якут. Отбой.

Отбой для всех солдат, как кнопка «выкл». Щелчок – и ровное сопение наполнило небольшую комнату. Караульные проверяли оружие. К Семнадцатому сон сразу никогда не приходил. Он это знал и даже не пытался себя заставлять. Развязав десантный рюкзак, он извлек из него пластиковый антиударный футляр. На командирском планшетнике вспыхнул монитор, озарив мертвенным светом закоулок подвала. Мышка усердно стала гонять по виртуальному полю папки и файлы. Найдя, на ее взгляд, нужную с надписью «Адресная книга чернобыльской зоны отчуждения», она ткнулась в ярлычок. Василий, или для своих Семнадцатый, скопировал ее из сети с сайта памяти о погибшем городе Припять, как только прибыл на службу в Зону. И каждый раз, оказываясь в «погибших» населенных пунктах, он проводит для себя маленькую экскурсию в прошлое. Единственное, если в 1986 году все города, села и деревни погибли для людей и в них никто не жил, то теперь там живут нелюди. Пробежав по названиям, он остановился на файлике «Толстый лес». Информации было мало, но и ее вполне хватило, чтобы в очередной раз оценить трагедию сотен тысяч людей.

До чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года Толстый лес был, наверное, самым большим селом на территории той старой зоны отчуждения. Он находился на расстоянии сорока трех километров от районного центра города Чернобыль. История населенного пункта была богата и самобытна. Село упоминается в документах с 1447 года. Семнадцатый листал фотографии тихих старинных улочек, засаженных многолетними тополями и акациями. Где-то попадались и сами жители. Умиротворенные улыбающиеся мужики и крутобедрые женщины с малышами. С одной фотографии на него смотрел священник, по возрасту он был немногим старше самого Семнадцатого. Аккуратно зачесанные темные волосы и окладистая густая борода, на груди скромный крест. Он внимательными глазами смотрит в душу через объектив допотопного фотоаппарата. На самой карточке чернилами выведена надпись: «Свято-Воскресенская церковь», а под фотографией пометка: «Деревянная церковь, освященная в 1760 году, сгорела во время лесных пожаров уже после аварии на ЧАЭС. До аварии в населенном пункте проживало 800 жителей. Расстояние до реактора четвертого блока Чернобыльской АЭС – 19,24 км».

Почему-то последняя цифра застряла в мозгу занозой: девятнадцать километров. Отрезок длиной в собственную жизнь. Он был на сто процентов уверен, что дорога у него и бойцов в этот раз закончится именно у четвертого блока Чернобыльской АЭС. Хоровод мыслей начинал ускоряться, картинки перед мысленным взором менялись. Прошлое с пожелтевших черно-белых фотографий накладывалось на цветную реальность. Парадоксальность не пугала и не напрягала. Прошлое было реально, а теперь стало нереальным. Сегодняшнее, ранее казавшееся нереальностью, фантастикой, – наоборот. Зона все разрушила и перемешала. Дома срастались с чудовищными ликами. Мутанты прыжками пересекали улицы городка. Одно из порождений новой Зоны остановилось и посмотрело в глаза Семнадцатому. Пристально, изучающе, не зло. Сон тревожным, но успокоительным крылом накрыл военстала.

Тень

– Просыпайся, просыпайся…

Зачем? Снова встает вопрос, и снова я знаю ответ, через минуту я буду готов к действию. Так было всегда. И так будет всегда, ведь Выброс закончился, а значит, надо гнать в Зону. Ведь после Выброса старые аномалии в большинстве своем пропадают, оставляя иногда после себя артефакты, а новые порождения не пойми чего появляются. Вообще аномальный пейзаж меняется, и надо в большинстве случаев составлять новые карты. Я хоть с зольдатами и повздорил, но прямые мои и Борюсика как военсталов обязанности остались. Иногда служить Родине. Но самое главное – вдруг на артефактное поле или Поле чудес тропа откроется? Мы понимали, что этого никогда не будет. Но верить же можно. Ведь есть в Зоне чудики, верящие, что в четвертом энергоблоке стоит кристалл, который исполняет желания! Вот и у нас была своя шизоидная, но приятная мечта.

– Ну как, оклемался, дятел-путешественник? – вопрос бы адресован спасенному товарищу. Морда у него была на удивление свежая, хотя по иногда проскакивающим гримасам было понятно, что ему больно двигаться.

– Да вроде оживаю. Знаешь, Тень, если честно, то херня какая-то происходит. Вот когда на меня кровосос накинулся, он убивать меня не хотел. А как будто поговорить, что ли, пытался.

– Как это? – Франц возился у печурки, разогревая чайничек, и готовился сварить кофе. Да, мы в своей норе жили прекрасно, как дома. Нам не было надобности жрать сухпайки или консервы. Франц хорошо готовил, а главное, любил. И мы ели как люди, а не как общезональные сталкеры. Не разносолы, конечно, но…

– Да вот так, он прыгнул сзади, – Борюсик стал изображать, и сразу стало ясно: актер он говно. – Обхватил меня и повалил на землю, я его смог только ножом в ногу ужалить, а он скрутил меня как котенка и, уперевшись в спину коленом, стал мне своими вонючими усами затылок щекотать. – Его аж передернуло от воспоминаний.

– Он просто хотел на тебе жениться, совсем зверюга изголодалась.

– Дурак ты, Тень, и мысли у тебя только в одну сторону текут. – Франц снял с буржуйки котелок, из которого распространялся чарующий аромат свежего кофе. И стал разливать божественный напиток по фарфоровым чашечкам.

– Сами вы извращенцы.

Сервиз кофейный был найден в нашем же бункере во время ревизии, а еще столовый на двенадцать персон и столовое серебро.

– Вам только ржать, а он не сожрал меня! – Борюсик, когда начинал злиться или нервничать, слова повторял по два раза. – Он не сожрал меня! А хотел что-то сказать!

– Да поняли, он тебя не съел, и что? Может, сыт уже был? – я подошел к столу, взял чашечку, пригубил и почувствовал, как разум фокусируется на реальности. – И вообще, с чего ты решил, что он хотел с тобой разговаривать?

– Да с того! – Борюсик стоял с обнаженным торсом и демонстрировал нам свое мускулистое, но сильно помятое – как годами, так и кровососом – тело. – Глядите, как эта скотина меня отметелила! Но не убила и даже костей не сломала! Он мне в ухо бурчал что-то!

Я только открыл было рот, чтобы отправить в воздух очередную порцию скабрезных шуток, как Франц поднял руку.

– Тень, даже не комментируй, – он тоже пил кофе и косился на нашего лихого друга. – Вообще странно, сколько Зону топчу, а о таком впервые слышу. Ну то, что Болотного Доктора ни один мутант не трогает, все знают. Он, по слухам, с ними даже разговаривает и понимает, что они ему говорят. Но чтобы кровосос-переросток консерву ходячую не сожрал, фактически завалив! Нонсенс.

– Ну нонсенс не нонсенс, а факт есть факт, – выдал глубокомысленно я, еле сдерживаясь.

– Да-да, нонсенс! Он говорить со мной пытался! – уже понимая, что не достучится до нашего еще не проснувшегося разума, выкрикнул помятый друг. – Он предупредить хотел!

– О чем? – Франц посмотрел на меня. – Тень, ты хоть что-то понимаешь?

– Я, честно, нет, но не верить другу глупо. Вот если бы Борюсик рассказывал, что артефакт размером с колесо от БелАЗа нашел, – это да, как всегда гонит, а так…

– Ладно, разберемся, надо порядок наводить и карту аномалий составлять. – Франц стал собираться в недалекий путь. – Борюсик, жри быстрее и двинули, пока новые ходоки наш огород не выдергали.

Вообще ходоки, как я уже говорил, появлялись не часто, но появлялись. Они прорывались к АЭС – к исполнителю желаний, ну а попутно еще и наши скудные артефактики собирали. Понятно было, что они не вернутся с другой стороны Ужа, но все равно и хабар ведь там же оставался. К тому же нам, штатским, фактически на службе Родине, правда хрен поймешь какой, надо было выйти в эфир раньше армейцев с блокпоста Дитятки. Иначе западло получится. Ведь как ни крути, а существовало некое соцсоревнование между хохлами, москалями и бульбашами, кто круче и кому ооновское бабло нужнее.

Выход открывал я – полязгав засовами и запорами, оттолкнул тяжелую створку. Если бы не система противовесов, сделанная нашим швейцарским гвардейцем, хрен бы дверь вообще можно было открыть. Ведь ее толщина была почти сантиметр стали, не считая тридцатисантиметрового слоя живого дерна. Он надежно маскировал вход. Франц вообще много знал о маскировке и говорил, что на его далекой родине превеликое количество бункеров в горах спрятано. И иногда можно пройти мимо и не понять, что рядом с тобой целый город живет в толще скалы.

Погодка была потрясающая! Низкие тучки терлись своими пузиками о макушки чахлых сосенок и березок. Ветерок шелестел пожухлой травой, воздух был свеж и чист. А какая была тишина! Хотя в Зоне всегда достаточно тихо, но после Выброса она особенная, аж жить не хочется. Потянувшись и похлопав себя по плечам, дабы разогнать еще оставшуюся сонливость, я потрусил к берегу. Кстати, наша часть Зоны была особенная: если мутанты еще изредка за речку Припять и залезали, то аномалии были редкостью. Я даже больше скажу! У нас иногда и птички пели настоящие! Чувство тревоги пришло одновременно с очень мощным ударом в грудь, аж дыханье сбилось. Туша не менее восьмидесяти кило с ревом топтала меня и пыталась дотянуться до моего лица. Пасть с огромными клыками лязгала у самого лица. Я, изо всех сил вцепившись в шкуру, пытался спихнуть тварь, но силы были не равны. Это был чернобыльский пес, мощный молодой самец. Эти зверьки обладают телепатическими возможностями, правда на зачаточном уровне, но этого вполне хватает. Они могут понять, что ты в них собираешься выстрелить, и, немного увернувшись, избежать попадания. Они могут становиться незаметными, попросту говоря, отводить глаза, а еще они умеют управлять стаей слепых псов и направлять их на цель, при этом оставаясь вне зоны поражения. Хотя все эти знания улетучиваются из башки, когда сей магический песик тебя атакует. Я из последних сил боролся, понимая, что простых человеческих сил не хватит, чтобы одолеть мутанта.

– Кусок, скотина сдуревшая, отвали! – я пытался оттолкнуть клыкастую харю, а он пытался меня зализать до смерти огромным шершавым языком. – Ну здравствуй, здравствуй, вонючка чернобыльская, ну все, отвали. Отвали!

Но куда там, пока его не поцелуешь по-настоящему в грязную башку, покрытую жестким дурно пахнущим мехом, он не угомонится. Это у него с детства, когда я его щенком подобрал в районе деревеньки Ямполь. Военные сталкеры из Дитяток уничтожили целое гнездо чернобыльцев, а будущий Кусок смог спрятаться. Так я его и нашел – маленького, слепого, жутко вонючего. Он жался к мертвой матери. Борюсик сначала хотел его убить, потом продать, потом получил пинка от Франца и заткнулся. Но вот что удивительно: в руки он дался только мне. После этого начался длительный процесс под названием «сделай из мутанта человека», то есть воспитание собаки, Макаренко бы прослезился. Мы с Куском и ходили вместе, и ели из одной миски, этот гад иногда умудрялся ночью залезать ко мне в спальник, ну, правда, когда был совсем маленьким. Потом я стал понимать его! Он мне на своей пси-волне говорил о своих желаниях, примитивно, но понятно, и мои команды понимал. А отдавал я их молча, ну в смысле мысленно. Когда же он подрос и превратился в огромную злую скотину, у которой вместо милой щенячьей морды – пасть, утыканная зубами, словно частоколом, он отправился гулять сам по себе. Шлялся с месяц, мы даже ждать перестали, думали, все, а потом он вернулся и остался. Единственное, он ночью всегда уходил, а перед Выбросом так вообще за полдня сваливал. Кстати, так мы Выброс и определяли.

– Все, отвали! Отвали! Я и так весь, как твои гнилые родственники, грязный!

– Тень, а он тебя спас. – Франц стоял и задумчиво смотрел на тропу, ведущую к лодочной баррикаде. Там красовалась молодая, но уже сильная «Воронка».

– Лох ты, Тень, еще бы шаг – и все, соскребали бы потом тебя с окрестных кустов. Скажи спасибо Куску.

– Спасибо, Кусок, – и я его поцеловал, и было за что. Повторюсь, аномалий на нашем берегу практически не было со дня появления Зоны, вот так. Непозволительно расслабился. – Ага… Франц, гони в бункер, свяжись со своими, узнай новости. Борюсик, Куска покорми и собирай все снаряжение для долгого выхода.

– Ну я же спрашивал – вы его кормили? – занудил он, но поплелся назад.

– Кусок, чеши домой, поешь и возвращайся. – Пес посмотрел на меня, и в голове сложилась какая-то фраза из длинных непонятных звуков, но последним было «спасибо». Вообще, Кусок мог посылать картинки, но он же был не человеком, поэтому посылал непонятные, как правило, звуки.

На берегу я остался один. От нашей бухты открывался неплохой вид. Налево за поворотом – огромное Киевское водохранилище, постоянно патрулируемое катерами Содружества (говорят, у них и подводные лодочки имеются). Ну а направо – вдали труба АЭС. Ровно напротив – красивый, но унылый берег Припяти. В общем, санаторий ЦК партии УССР, а не схрон. Вот только эту идиллию нарушала целая стена аномалий, все тех же «Воронок», которые ровным строем перекрывали не самую узкую речушку. В хороводе гравитационной карусели вертелись брызги воды, палки, ветки, а в одной – явно ошметки какого-то живого водного гада. Франц вернулся и тоже уставился на зрелище, доселе невиданное.

– И что нам с этим теперь делать? – Если честно, то реально я был в шоке, ведь стена не заканчивалась на берегу, а уходила в лес.

– Тень, жопа.

– На себя, Франц, посмотри.

– Я не о тебе, – швейцарец был озадачен. – С Гдени передали, что, во-первых, Зона расширилась, а во-вторых, они все, военные, по периметру отрезаны от Зоны.

– Ты хочешь сказать, что Зона сама себя забором из аномалий от мира людей отгородила? – Если честно, я не верил.

– Да, именно так, можно только с воздуха. Ну а так как мы с этой стороны единственные подотчетные типа кому-то, нас очень мягко, но настойчиво попросили углубиться в Зону и разведать обстановку.

– Ага, ща! На сапогов спину гнуть? Ты же знаешь, что нам по хрену их просьбы.

– Они обещали, что забудут про тушенку-обсеренку. – Франц молча стоял и ждал, ему вообще всегда было наплевать, что я решу. Решу – значит, так надо. Не напарник, а золото.

– Ладно, горный брат, к бою.

К нему, родимому, мы были полностью готовы через пятнадцать минут. На песчаном берегу стояли образчики украино-белорусских партизан. Долговские комбезы ПСЗ-9Мд со срезанными шевронами – это была наша особенная гордость. Может, они и уступали научной амуниции, но были значительно практичней, да и вообще черный цвет вызывал уважение у многих бродяг Зоны. К тому же в эти костюмчики были уже вмонтированы дыхательные приборы замкнутого цикла. В общем, как ни посмотри, а вполне обычные, правда, совсем не бедные сталкеры. Вот только оружие! Оно было, мягко говоря, не совсем привычное для здешних мест. Кстати, из-за него нас прозвали «партизаны хреновы». Новенькие, ну насколько могут быть новенькими пистолеты, пулеметы конструкции Шпагина, они же ППШ. Да, кто-то скажет, они тяжелые, неудобные, стрелять из них сложно. Да, не спорю! Но! Столько пуль выплюнуть зараз, да к тому же на халяву? Это, я думаю, многих удовлетворит, да и, чего греха таить, элемент легкого понта также присутствовал. Одним словом, мы чертовски великолепны. Правда, Борюсик, в силу своей непереубеждаемости, присобачил коллиматор. Ну да бог с ним. А вот Франц, в силу своей недетской силы, ничего не стал присобачивать, таскал прикрученный к рюкзаку свой старенький СИГ-550 и был этим очень доволен.

– Ну что, боевые мои товарищи, – я постарался придать как можно больше торжественности голосу. – Други мои, в нелегкий час для Отечества мы выдвигаемся на последний рубеж, где предстоит нам вести неравный бой с мутантами…

На слове «мутантами» Кусок очень громко испортил воздух и с щенячьим восторгом упрыгал в кусты.

– Я так понимаю, это был сигнал к выступлению? – хохоча в полный голос, спросил Франц и не спеша двинул в сторону наших драккаров. Вот так, с виду абсолютно невоспитанный поступок гнусной собаки, а настроение улучшилось.

План действий был прост: меня с Куском должны были десантировать на границу аномального забора, а сами бравые товарищи собирались высадиться у любимых нами Плютовищ, спрятать лодку и двинуться по дороге мне навстречу. Правда, решить было проще, чем сделать: аномальный забор начинал засасывать уже метров с сорока. Хотя обычно действовать «Воронка» начинала на пятнадцати, максимум двадцати метрах, и то такие гиганты встречались крайне редко. А тут словно туча бешеных миксеров перемалывала воды несчастной, замученной речушки Припяти. Экскурсия выдалась короткой, но мокрой. Противоположный бережок встретил меня все теми же сосенками. К тому же местами начинал попадаться и жгучий пух. Пух – это вещь в принципе безобидная и даже в чем-то красивая, ну если его не трогать и не ломиться кабаном подстреленным через него. Мимо тихо пройдешь – и все в порядке, а сунешься – он в тебя спорами плюнет, и кранты: ты весь в дырочку. Незащищенную кожу прожигает лучше серной кислоты.