Чао! Древний Рим

– Беда в том, что подчинённый адмирала Оппия – Август, блокируя порт Фермон, вызвал бурю ненависти у греков и они обещали растерзать нас, – Квинт произнес и расхотел есть.

– Всегда приходиться выбирать, либо хорошее отношение сенаторов или чужое войско у нас под стенами, – Луций знал, что говорил, – я пойду с войском возьму Салон, а ты тут город развивай и войска обучай, чувствую поддержка, как в виде снабжения, так и в виде маршевого пополнения мне понадобиться.

Братья тут же вызвали командира первой центурии иллирийских наемников – Уолтера, у которого, после тяжелых боёв в строю осталось лишь тридцать бойцов и объявили ему о том, чтобы тот катился к черту, и видеть его больше не желают, за его трусливое поведение на поле боя.

– В моём лице вы найдете такого врага, которого еще не знали, – сплюнул Уолтер и удалился.

Дела под Массилией (Марселем)

Лидер фракции Флавий устал ждать. Сперва он высадился на эту неприветливую, каменистую землю и страдал от недостатка питьевой воды, как все его солдаты и все думал, когда будет построен водопровод? Он даже представлял арки из камня в два яруса, по которой текла водичка в здешние скалы и от её обилия зелень благоухала. Затем, были наняты варвары и какое-то время ушло на боевое слаживание подразделений, и чтобы декурионы – десятники хоть немного понимали латынь62. Но вот все перипетии позади, и он приказал своей армии свернуть лагерь и со всей яростью атаковать галлов. У тех не было настоящего лидера и тремя сотнями бандитов командовал агрессивный и смелый вожак Вортигерн.

Лучников, пращников и велитов в войске Флавия не было от слова совсем, и он решил использовать пилумы гастатов для первого и мощного удара. Так как врагов всего было триста а гастатов четыреста и у каждого по два пилума!

«Урон должен быть значительный и каждый второй враг попадет под удар», – рассудил Флавий и воодушевленно махнул рукой о начале атаки.

Враг стоял на пригорке, на противоположном берегу, легионерам пришлось намочить ноги, чтобы переправиться через речку, но никого данное обстоятельство не печалило, а больше даже освежило. После купания последовал часовой марш, в ходе которого гастаты даже вспотели, пыль покрыла их: доспехи, скутумы и гладиусы, а также поклажу, которая у каждого легионера была достаточно тяжела и спасали лишь постоянные тренировки. Всадники Флавия шли справа, так как у врага была легкая кавалерия, которая могла обойти с фланга, а варварская легкая кавалерия прикрывала колонну пехоты слева.

Римские гастаты, молодые двадцатилетние парни, призванные из семей среднего класса, подошли на близкую дистанцию к врагу и каждый бросил по два пилума. Все видели, как до семидесяти галлов упали из двухсот сорока первоначального состава и валялись у товарищей под ногами в свежей траве, много было и раненых. Галлы, видя, как у врага кончились дротики кричали, обзывали римлян: «Подойдите, мы научим вас сражаться, а не копья издалека кидать».

Пока враг источал проклятия, Флавий со своими всадниками, будущими и нынешними сенаторами, чуть прошел вперед, по правому флангу, и молча развернувшись атаковал легкую кавалерию противника, сбив до четырнадцати всадников в первой сшибке. Потом врубился в строй турмы врага, как расческа в волосы, и пройдя, практически весь строй, в живых осталось лишь семь галлов. За телохранителями лидера рода погналась легкая конница варваров, призванная недавно на службу. Сам Флавий орудовал как рыцарь копьем, пронзив двух всадников галлов, затем мечем разрубил еще одного, после недолгого нанесения ударов.

«Были бы у нас лучники или велиты, то в атаку идти не пришлось», – прокричал Флавий.

После успешного удара всадников, одновременно, ударили пять центурий гастатов. Враг сопротивлялся несколько минут, и побежал. Бежать, когда в тылу имеешь две турмы всадников врага – безумство. Вот оно и свершилось. Убежал лишь один галл, оставшийся после прохода кавалеристов Флавия, по чистой случайности, а так телохранители убили до восьми десятков всадников и бойцов врага. Пять центурий гастатов убили от тридцати до шестидесяти каждая, а варварская кавалерия поймала в арканы ещё семнадцать галлов. Суд был скорый и справедливый, так как шла война, не на жизнь, а на смерть.

«Войны кошмар матерей», – сказал Гораций63 и был прав. Армия Флавия собрав добычу и торжественно похоронив двоих своих убитых, одного сенатора и одного гастата осадила Массилию, с населением всего две тысячи человек.

– Ты представляешь, – обратился Флавий к своему слуге Энею, – пленные галлы мне сообщили, что гарнизон приморского городка состоит из двух центурий греческих гоплитов и двух отрядов крестьян.

– Сдались бы сразу на милость победителя? – недоуменно произнес старый слуга, деливший с господином и горести и радости, последних было больше, – чего ждать? Когда три наших тарана разом пробьют стены и войска войдут в город?

– Упертые, что с них взять, может честь не позволяет, или какие другие понятия? – предположил лидер фракции.

– Солдаты-гоплиты используют строй фаланги, чтобы быть эффективными в войне с меньшим количеством солдат, – сказал Эней, – возможно, они рассчитывают своими копьями закрыть брешь и наши гастаты будут проткнуты, и даже кавалерия не проникнет внутрь деревянного частокола?

– Для этого я и приказал делать три тарана, – ответил Флавий, – две бреши в воротах и стенах они гарантированно блокируют, а в третий, через крестьян, как нож через масло, прорвутся мои телохранители и всех изрубят.

– Гоплиты представлены свободными гражданами – имущими фермерами и ремесленниками, – которые могут позволить себе льняные или бронзовые доспехи и оружие, – старый слуга рассказывал, что знал, – в наш железный век оружие стало дешевым и даже обычные граждане смогли обзавестись собственным оружием. Большинство гоплитов не профессиональные солдаты и часто не имеют достаточной военной подготовки.

– Вот этим и воспользуемся, – ответил Флавий, – начнем атаку и сделаем все согласно моему плану.

Оборону города Массилия возглавил заслуженный горожанин Клеомброт. В молодости он служил то у галлов, то у греков, и вот сейчас разбогатев на вине и тканях, стал самым уважаемым человеком в городе. Городскую стражу он тоже велел готовить по греческому обычаю. На площади перед ним стояли два отличных отряда ощетинившиеся копьями.

«Враг не пройдет через нас, – заверил один из гекатонтархов или командиров сотен, – даже если они создадут пролом, то мы выставим копья вперед, и враг не пройдет!»

«Так и действуйте дети мои!» – провозгласил Клеомброт, а кто падет в бою против римлян, то я позабочусь о Вашей родне, подобно отцу родному.

С внешней стороны стены раздались звуки горна, это римляне пошли в атаку в полном боевом облачении. Таранов было на этот раз три. Флавий распорядился поставить на флангах варваров и велел им долбить стены, как прокаженным, а в центре триариев. Старые ветераны ворчали: «Мы несем службу долгие годы, зачем нам ворота то долбить, гастатов надо бы ставить, это их работа».

Вражеские войска, сформированные по типу греческой армии, а именно две части из шестнадцати фаланги, ходили вдоль внутренней стены туда-сюда, не зная, где образуется первый пролом. Копья у греческих гоплитов действительно были очень длинные, но развернуты они могли быть лишь в одну сторону.

Ворота городка были проломлены первые, а за ними пришла очередь справа и слева и стен, сделанных из бревен. Причем, некоторые бревна росли здесь, когда еще были деревьями, так что их корневая система держалась за землю несоизмеримо прочнее, нежели вкопанные бревна и такая крепость называлась – кремль.

Сил у защитников, как и предполагал Флавий, на прикрытие всей городской стены не хватало и против отряда Готье, состоящего из десяти дюжин воинов с копьями и щитами, враг кинул крестьян. Варвары тыкали крестьян копьями издалека, а те в свою очередь, проскальзывали между ними, и ударяли своими короткими мечами: в ноги, руки, бока и вообще куда удавалось. Часть ударов парировали щиты варваров и плотные куртки, а часть нет. На девять убитых и раненных варваров пришлось восемнадцать вооружённых крестьян.

Когда крестьян осталось лишь один из трех, они побежали от центурии варвара Готье, в ватаге которого, как он сам называл своё войско, осталось восемьдесят пять человек, на него направили копья семьдесят два копейщика, вымуштрованных по-гречески. Гоплиты были более подготовлены нежели крестьяне. За короткое время они завалили шестнадцать варваров, потеряв лишь трех своих. С тыла на гоплитов напали десять дюжин воинов варвара Эйнара с громкими криками для запугивания. Но тут, видя новую угрозу гоплиты взяли свои копья, ранее брошенные на землю, и встретили нового врага идеальным строем фаланги, но уменьшенный во много раз.

Все поменялось местами, но если там, где копья гоплиты насаживали римских варваров на острия, то со спины их нещадно били гастаты. Защитники города попробовали перекидывать копья из фронта в тыл своего построения, но ничего толкового не вышло. Пришлось оставшимся пяти десяткам бежать, но как только они бросили на землю своё главное оружие в виде длинных копий, то напор варваров справа и слева усилился. Лишь полутора десяткам удалось вырваться, впрочем, чтобы стать жертвой всадников-варваров, нанятых римлянами, вождя Хартвивика, которого в римских документах величали турмахом или командиром турмы.

Варвары и гастаты поняли, что гоплитов необходимо атаковать с двух сторон. Лихая римская турма проскакала мимо второй группы копейщиков врага. Лишь одному захватчику не повезло и копье воткнулось глубоко в бок лошади. Остальные всадники благополучно проскакали до противоположного конца городка. За всадниками бежали шестьдесят воинов Готье и девяноста Эйнара, в надежде заслужить римское гражданство. Но чем уж их напугали воконтии было совершенно непонятно, хотя, что тут понимать, когда длинные копья протыкают сразу трех-четырех, немудрено, что любого обуяет страх. И ватаги варваров, с общим количеством сто пять бойцов, потеряв сорок пять своих собратьев отступили. Беда обороняющихся была в том, что копье от тел в горячке боя не очистишь и хоть у варваров всадники были только легкие, но они сражались с врагами, повернутыми спиной, и сражались на равных. Враг дрогнул, и его судьба была решена вместе с их предводителем Клеомбротом, которому сразу два варвара всадили копья в шею и живот.

Флавий предоставил чуть дрогнувшим варварам реабилитировать себя в бою, и дал им легкую задачу добить оставшихся сто крестьян. За эту задачу с радостью взялись сорок пять варварских всадников и сто пять воинов с копьями и щитами. Тут у варваров вновь, были дрогнувшие, все-таки сражаться против своих соплеменников могут лишь совсем отмороженные люди, или потерявшие совесть. Земледельцы против профессиональных охотников продержались не долго, и Флавий выполнил своё обещание, что при штурме города ни один римлянин не пострадал. За его здоровье все гастаты и триарии пили три дня, после занятия города.

– Отлично, что наш предводитель заставил варваров друг с другом сражаться, – говорил триарий Антоний, поднимая кубок с рубиновой жидкостью разбавленной водой64, – мои люди лишь ворота пробили.

– Варвары пытались улизнуть от битвы, чтобы не вымазать свои руки в крови и избежать кровной мести, но в результате, вымазались в ней все, всадники убили почти двести врагов, а копейщики по сотне, – говорил ему в такт гастат Марий.

Флавий после боя стал лишь более задумчивым. Он не пил вино, распорядился построить дороги, увеличил налоги до максимальных, и отправил агента Кнея Манцина в сторону Нарбона Мартия – самого крупного города галлов.

Через некоторое время, от агента прилетело сообщение, причем, в буквальном смысле с голубем: «Доношу до Вашего сведения, что на границе, ближе к Марселю находятся три отряда врага и их можно снять уже. Севернее города стоит армия вождя Виндакса, возрастом тридцать девять лет, в составе семи отрядов. Южнее города располагаются три боевые группы с кавалерией, а в самом городе армия правителя галлов Мериадока Красавчика с воинами из семи, самых сильных, племен».

– Я настиг его! – обрадовался Флавий, – чуть отдохнем и наступаем дальше.

Старший брат

Тем временем, в захваченные Салоники прибыл греческий дипломат Терсандр из Никеи. Он был одет в богатые одежды и вел себя как царь, на столько он был важен и надменен.

– Почему ваш корабль заблокировал путь нашим торговым кораблям у Фермона? Мой народ ждет извинений и в знак доброй воли предлагает заключить мир.

– На то была воля сената, – ответил Луций в той же манере, – мы не хотим войны с греками и согласны заключить мир и отозвать заблудший к Вашим берегам корабль.

– Я очень рад, что разум у Вас восторжествовал и мир будет заключен.

– Со своей стороны хотел бы заключить торговое соглашение и в знак особого доверия обменяться картами открытых территорий и предложить торговать?

– Меня тоже посещали подобные мысли, – в его манерах что-то изменилось в лучшую для собеседника сторону, – я согласен, так как имею инструкции по этому поводу, приятно было пообщаться, – до свидания.

491 год от основания города или 262 год до нашей эры. Varium et mutabile semper femina – Женщина всегда изменчива и непостоянна (Вергилий, «Энеида»)

Консулами назначены: Луций Постумий Мегелл от патрициев и Квинт Мамилий Витул от плебеев. Взятие римлянами после 6-месячной осады Акраганта. Акротат разбит тираном Аристодемом в битве при Мегалополе и погиб. 262—254 – Царь Спарты из рода Агидов Арей II. Родился после гибели отца. Его опекуном был Леонид, сын Клеонима. Пергам освобождается от империи Селевкидов.

Штурм Салоны старшим братом

Луций дольше рассусоливать не стал, тем более, до него дошли сведения, о заключенном мире между Скифией и Германией, а подобный союз мог быть направлен лишь против Рима. Взяв в собой преданных гастатов Бенедикта и Ювентуса с боевыми псами Леонида, двумя центуриями иллирийских наемников и отрядом лучников верного Поллукса, у которого случайно загубили четверть отряда, на кораблях римского адмирала Оппия, и весьма быстро. Город Салона не был оборудован городской стеной и даже частоколом, так что Луций решил атаковать сходу, чтобы враг не успел подготовиться. Людям Луция противостояли не простые горожане, а самые настоящие пираты65 с серьгами в ухе и абордажными тесаками. Они, когда надо, просто торговали, если видели выгоду, ну а если торговать было нечем, или все отказывались от их товаров, или цена не нравилась, то применяли силу.

При подходе к городу были замечены разведкой две группы копейщиков и одна иллирийских стрелков врага. Луций, недолго думая, приказал велитам и лучникам атаковать первых, а сам, с тридцатью восемью своими друзьями-всадниками поспешил разделаться со вторыми, пока они не ушли на узкие улочки приморского городка.

Велиты иллирийцев были лишь приманкой, так как только телохранители Луция занялись ими, и убили три десятка солдат врага, с ощущением полного своего превосходства, да и сам предводитель римлян воткнул свой меч в одно тело по самую рукоять, после ложного маневра. На встречу всадникам устремились наконечники мощных копий. Хоть носители копий подвергались обстрелу стрелами и дротиками, но упорно шли вперед, подразумевая, что стоит опрокинуть римского генерала, как карточный домик разрушиться и враг побежит, так как без предводителя, что малое войско, что большое – ничто.

Луций, обтерев лезвие своего меча о плащ падающего врага, уже видел круглые щиты гоплитов и длинные копья. Он не хотел терять своих друзей, так как за годы успел с ними сродниться. Боковым зрением он видел, что и две центурии гастатов и боевые псы спешат на помощь, но они были слишком далеко. Враг тоже не так силен, как был первоначально, так как от застрельщиков врага осталась половина, а от копейщиков ¾, что немного, и если его охрана будет грызть этот орешек, то и от неё самой останется пшик.

Решено отходить! Раздался сигнал отхода и турма выполнила этот приказ блестяще, оставив на поле боя лишь одного своего товарища.

На тридцати двух бегущих велитах врага было решено испытать сотню не дружелюбных, даже к собственным кинологам, песиков. Гастаты специально отбежали, лишь некоторые метнули пиллумы. Дрессировщики остались позади, а огромные псы, как с цепи сорвались, бросались на велитов врага, опрокидывая, причем, на каждого набрасывались и две-три огромных собаки с оскаленной пастью и слюной. Они успели загрызть до двух десятков нечастных, пока добежали до городской площади. Дрессировщики пытались направить бегущих псов на центурию пиратов и велитов, но злобные животные, в порыве ярости, никого не слушали и мчались дальше, кусая всех и вся за любые места, куда могли дотянуться их пасти. Луций решил воспользоваться замешательством в стане врага и приказал гоплитам и всадникам атаковать. Голодные псы догрызли вражеских велитов первого отряда, но пираты и велиты второго отряда убили до пятидесяти злобных чудовищ.

Подоспели гастаты Бенедикта и Ювентуса и отчаянно врубились в строй велитов врага. Подоспел и Луций. Его всадники в пластинчатых доспехах, настоящие машины, подобно рыцарям более поздних времен, раскидывали врага, не успевшего построиться в боевой порядок, как кегли, и разили их копьями и мечами.

Разбив велитов, принялись за пиратов, но те, умудренные опытом абордажных схваток, стащили баграми и маленькими якорями на веревках трех всадников и быстро разделали на земле абордажными топорами, как огромных рыб. Луций скомандовал отход, на этот раз произошедший без потерь, а пираты взялись за свои копья и причинили уже гастатам большой урон. Ударяя их поверх щитов, прямо в отрытые лица. У центурии Бенедикта было выбито до половины бойцов, чего раньше никогда не происходило. Даже, когда пиратов осталось четверо, и они поняли, что никуда не уйти, то продолжали сражаться с тем, чтобы продать свою жизнь подороже.

После славного боя Луций недосчитался чертовой дюжины своих телохранителей, но на тот свет, к Аиду66 удалось отправить десять дюжин врагов, гастаты Бенедикта отправили столько же, сколько и потеряли, боевые псы Леонида загрызли семьдесят человек, иллирийские наемники и лучники убили до сорока человек каждый, но учитывая, что иллирийцев было в два раза больше, стоит учесть эффективность последних.

«Так как в войне главное не оружие, а деньги, что сказал еще Фукидид», – Луций знал изречения великих ученых прошлого, то после боя, он не стал грабить поселок, с населением в пятьсот человек, а уж тем более обращать их в рабство, а распорядился просто построить дороги и казармы.

В свиту Луцию попросился раб-перебежчик Агафон, он был из греков и знал построения войск, еду и обряды жителей поселка. Именно он попросил не разрушать святилище Гермеса, со словами: «Ну он все равно, что Ваш Меркурий. Покровительствует торговле, зачем разрушать?»

Луций согласился, а Агафон поведал: «Поселок торгует с Патавием, Сегестикой и Аполлонией: золотом, серебром, лесом, оливковым маслом, которое и в пищу, и в лампы, вином, стеклом и тканями».

– Не пробовали вино наливать не в глиняные кувшины, а в стеклянные? – спросил у нового раба Луций, думая куда двигаться дальше.

– Пробовали, но в светлых бутылках вино долго не храниться, – ответил Агафон, – зато в нашем поселке доход от торговли равен доходу от сельского хозяйства, а это встречается в маленьких поселках далеко не часто!

– Похвально, главное не бунтуйте, сохраняйте верность Риму, и мы Вас не оставим, – заверил сын лидера фракции.

– Община города решила подарить Вам вот этот перстень, – Агафон протянул открытую шкатулку, в которой лежало красивое кольцо с большим камнем в прекрасной огранке.

Луций одобрительно кивнул, приняв подарок, а сам подумал: «Торгаши они и есть торгаши, все измеряют деньгами, даже жизни и доблесть с победами, хотя, на мой взгляд они бесценны. Слава Богу, что в нашей республике купцы знают себе место и никогда не станут всадниками и сенаторами, ни мудрецами, ни учеными. Их место строго очерчено и за него они выйти не могут. А обдирать мы их будем как последнюю липку и пусть только пикнут, сразу окажутся на острие меча или копья моих людей».

Пригласив: писаря, начальника телохранителей и всех центурионов, Луций собрал миниатюрное, импровизированное совещание.

– Я позвал Вас друзья мои с той целью, чтобы обсудить с Вами план общих действий на ближайшую перспективу. Римская империя, благодаря нам, закончила захват землей Галлов, основав по обе стороны Адриатики римское государство, живущее по римскому праву. Я уверен, что необходимо идти дальше, на расширение наших провинций. У нас есть цели, в виде Дакии или Спартанцев.

– Спартанцев поддерживают греки и в одиночку с ними сразиться не получиться, – ответил писарь.

– Второй целью, я так понимаю, – взял слово начальник всадников наследника фракции – Купидон, – является Дакия, чья армия в пять отрядов уже стоит на расстоянии дневного перехода от Сегестики, где управляет твой младший брат Квинт и сейчас озабочен постройкой шахты по добыче серебра?

– Ты прав. Мы так долго с тобой служим, что мыслим одинаково. Я думаю, как отдохнем, пойти на соседнее варварское государство. В конце концов, они немногим от галлов отличаются, а били мы их нещадно, – произнес Луций торжественно, – тем более, что прибыл дипломат Карп из города Пилос67 и предложил заключить соглашение, которое позволит оживить торговлю между нашими городами и обменяться картами с глобусами68, которые позволят негоциантам лучше ориентироваться на местности.

Вбежал командир наемников и упал на пол в низком поклоне.

– Господин, простите что прерываю, я знаю, я не вправе, но прилетел голубь из Ювавума и в сообщении говориться, что два отряда Даков атакуют городок, нагло, вероломно и подло напав на наш город!

Луций мгновенно рассвирепел: «Да как они посмели? Они не знают с кем связались?»

– Войска ушли на юг, там остались лишь тридцать три самнитских наемника и двадцать восемь легких всадников варваров. Городок окружен стеной, но она задержит нападавших лишь до сооружения тарана, – подсказал писарь.

– Нарисуй карту, где есть три наших города: Ювавум, Сегестика и Патавий, – потребовал Луций что было быстро писарем исполнено.

– Нарисуй наши отряды и давай смотреть.

Писарь выполнил и это указание, лишь мельком взглянув в пару свитков голубиной почты.

– Так, – пробормотал под нос Луций, разглядывая карту, – можно вернуть крестьян центуриона Кассия, предводителя десяти дюжин крестьян, прямо сейчас, в Патавий для общественного спокойствия, можно направить центуриона Спурия, идущего в Сегестику с крестьянами и легкой кавалерией, но он подоспеет к шапочному разбору.

– Существует вариант предложить и многоходовочку, – заметил вольный писарь Каликс, – пользуясь тем, что в Патавий, для охраны общественного порядка можно отправить двадцать дюжин крестьян, то три центурии городского ополчения есть возможность направить на север к Ювавуму, чтобы защитить город.

– Силы напали не большие, но Даки подгадали удачный момент, когда городок опустел, и все войска брошены на юг, – произнес центурион Бенедикт.

– Но идет недалеко Секст Антион, – заметила изящная Аоиф, которой положено было молчать, как мебели, но женская натура взяла своё и рабыня предложила идею, пусть подобный проступок и грозил ей суровым наказанием. Все переглянулись, обалдели от такой наглости, но потом разом принялись говорить: «Клянусь Юпитером, девчонка то не дурную идею предложила», – произнёс Купидон, начальник телохранителей.

– Предлагаю отправить почтового голубя, чтобы наш дипломат рискнул, – Каликс уже начал писать задание для дипломата.

– Отправляй голубя с донесением, – приказал Луций.

Птичка улетела, а когда через три дня вернулась, то дипломат семейства Юлиев докладывал, что провел переговоры, и варвары согласились разойтись за 3360 динариев.

– Выплатить, – распорядился Луций, – но требуется отправить в Ювавум гарнизон, чтобы подобного больше не произошло, а нам всем будет наука впредь.

Варвары деньги приняли, слово своё держали и отошли от города, только их и видели.

Сам Луций, приняв твердое решение продолжить сражаться против народа Даков, смыть кровью нанесенное оскорбление и пополнить похудевшую казну, взял две центурии гастатов, лучников и боевых псов, двинулся на север, по ущелью мимо гор на варварский город Аквинкум, чтобы покорить его.

Лидер фракции

У Флавия Юлия, которому в этом году исполнилось пятьдесят пять лет, появилась другая беда. Он недавно высадился с кораблей западной эскадры Римского флота под Массилией и взял город. Немного дал людям отдохнуть и совершил бросок на запад, с целью занятия другого поселения галлов. Так сразу, во-первых, у него в тылу подняли восстание тридцать дюжин повстанцев, вооруженных копьями и щитами, а во-вторых, галлы подогнали две свои самые мощные армии и были совсем не против померяться силами, всячески дразня римлян.