Полная версия
Ну, коль выдался свободный вечер, решили братья отправиться на рыбалку с ночевой. Быстро собрались и до захода солнца уже расположились на берегу Польной Вороны, место они выбрали удачное. Слева поставили сетку, а чуть правее закинули резинки. А еще дальше по правую сторону начиналось самое гиблое место на реке, сплошные коряги да омуты. Там и не купался даже никто, рискованно было.
Стемнело, братья костерок разожгли, картошку запекли, натянули фуфайки со штанами ватными и подле костра улеглись, а сеть решили на рассвете вытащить. Лежат, переговариваются лениво, а потом и вовсе замолчали, дремать стали. Вдруг слышит Василий, по воде вроде как идёт кто-то. Приподнялся он на локте – идет по воде вдоль берега белая лошадь, не спеша так идет. Остановится, воды попьёт, и путь свой снова продолжает. Прошла мимо братьев и вправо дальше пошла, уже метров на двести отдалилась. Тут Ваську и осенило: в той стороне возле берега глубина большая, сразу с ручками уйдёшь, а лошадь идёт себе, а ей вода едва до колена достаёт. Растормошил Васька брата, а лошадь уже за поворотом скрылась. «Приснилось тебе, – говорит Колька, – там глубина, никак лошадь не могла по колено по воде идти».
Васька уж и сам засомневался, может, и вправду примстилось спросонья. Вдруг ветром ледяным с реки подуло и голос тихий, но четкий трижды произнёс:
– Рок пришёл, а человека всё нет…
Тут уж братья по-настоящему перепугались, лежат и зубами со страху стучат, шевельнуться боятся. С полчаса времени прошло, ничего не произошло. Луна светит, тихо вокруг, только цикады стрекочут, да вдалеке собаки брешут. Отпустило братьев, почудилось, наверное: и голос, и лошадь белая. Стали сами над собой подтрунивать да посмеиваться.
Откуда ни возьмись мужик на мотоцикле на берег подъехал.
– Здорово, ребятки! Как водичка?
– Да ничё, – Васька отвечает, – только выпазить холодно уже.
Стал мужик раздеваться.
– А вы местные, Семеновские?
Братья кивают утвердительно
– А чё не на уборочной?
– Да, – оправдываются Колька с Васькой, – на току глаза засорили, бугор велел денек отлежаться, ну мы вот сюда, приятное с полезным совмещаем.
– А, пыль – это дело такое, очки надо надевать, а то и ослепнуть недолго. А меня вот к вам из Перевозова отправили на помощь, комбайнер я. Сейчас пыль смою и за штурвал в ночь работать. Семён я, Вострецов. Будем знакомы.
Потрогал мужик ногой воду и нырнул в реку, вынырнул и снова нырнул. – Ух, хороша водичка!
А сам с каждым разом всё правее забирает. Хотел Васька ему крикнуть, что омуты в той стороне, да не успел. Нырнул Семён в очередной раз и не вынырнул. Тихо стало, даже кузнечики замолкли.
– Васька, – потрясённо прошептал Колька, – ведь Семён то утоп! Надо в село ехать, народ поднимать.
– Дурак, что ли?– зашипел Васька, – ну, как нас обвинят.
– Да мы-то здесь причем? – удивился Колька, – он же сам.
– А сделают виноватыми нас, и прощай армия или вообще, посадят – и вся жизнь наперекосяк.
– Так, а делать то тогда чего?
– Чего… Бежать отсюда скорее. Бросить бы всё к чертям, и сеть и удочки, только поп давки приметные на сетке, сразу догадаются, чья она. Вот что, ты мотоцикл Семёна откати вон в тот березнячок и одежду его там же оставь, чем позже найдут – тем лучше. А я резинки смотаю, да сеть выволоку, и уедем поскорее отсюда, не было нас тут и всё.
Через час братья уже крутили педали велосипедов далеко от проклятого места. В село зашли пешком, велосипеды тихо провели по тропинке через огороды, никто их и не увидел.
***
То, что пропал комбайнёр из Перевозова, обнаружилось только через день. Еще через день приехал следователь из района и стал опрашивать механизаторов. Происшествие всколыхнуло всё село, о пропавшем Семёне Вострецове говорили в каждом доме, слухи были один нелепее другого. Валя целый день страдающая от головной боли, лежала на кровати без сна и тоже думала о том, куда ж мог запропаститься этот Семён? Лёжа теребила свои бусы и сама не заметила, как уснула и вдруг оказалась на берегу Польной Вороны и как в кино увидела всё, что произошло той злосчастной ночью. Почему-то сразу поверила Валя в то, что сон этот вещий и с самого раннего утра отправилась к Осиповым. Братья уже вышли из дома и направлялись на работу.
– А ну, погодите, разговор есть! – Окликнула их девушка.
Колька с Васькой остановились.
– Чего тебе Валька, давай быстрей говори.
– Вы, паразиты, почему никому не сказали, что комбайнёр в омуте утоп? Зачем мотоцикл его спрятали? Мать этого Семёна вон как убивается, чуть не в петлю лезет, как она жить будет, не узнав о судьбе сына, не схоронив его, как положено?
Опешили братья:
– Валька, ты это как? Ты это откуда? Не было тебя там, и быть не могло! Никто не докажет, что мы там были.
– Не расскажете участковому – так я сама пойду и расскажу, – и добавила уже тише. – Не будет вам ничего, вы ж ничего не делали незаконного, а сетка эта – ерунда.
– Так-то оно так, – вздохнул Васька, – струсили мы, что и говорить. Пойдём, Колюнь, участковому всё расскажем, а он уж пусть решает сам, что делать.
Тело утонувшего Вострецова водолазы нашли только на следующий день, далеко затянуло под коряги да под топляк. Вскрытие показала, что лопнуло что-то в голове у Семёна, сосудик какой-то, смерть мгновенная была. Братьев в армию осенью забрали, а про Валентину слух пошёл, что ясновидящая она, и народ к ней потянулся самый разный. Погадать просили, присуху сделать, гнала всех Валентина, и отец сердился, ругался на дочь. «Разве я виновата, что люди невесть чего обо мне напридумывали? – отвечала Валя отцу. Но, постепенно, слухи улеглись, до следующего раза, когда Валя снова увидела вещий сон.
***
– Чего в этот-то раз у вас произошло? – спросила Валентина у братьев.
– Валь, – начал Колька, – ты знаешь, что я женился недавно. На учительнице приезжей, Людмиле Зотовой. Осипова она теперь. А дочку её Танечку, усыновил или удочерил, не знаю, как правильно.
Вроде, всё у нас хорошо, только с Танечкой что-то неладно, не поймём, что. Ты бы посмотрела, Валь. Доктора говорят, что девочка здорова. Но мы то видим, что нет.
К остановке подкатил рейсовый ПАЗик, Валентина поспешно встала.
– Ребята, давайте завтра, я племяшек встречаю. Пусть твоя Людка завтра ко мне забежит, поговорим. А там решу, могу я что-нибудь сделать или нет. – И Валентина поспешила на встречу двум девочкам 8 и 12 лет, вытаскивающим из автобуса большущий чемодан.
Глава 3
На следующий день после обеда к Лапиным зашла Людмила Осипова. Валентина Людмилу знала наглядно, здоровались при встрече, но разговаривать не приходилось. Кроме самой Валентины дома никого не было. Гордей и Анна вместе с приехавшими внучками ушли в гости к младшей сестре Анны Марусе, и Валя и Людмила могли разговаривать свободно, не заботясь, что их кто-то может услышать.
Валентина предложила чай, и вскоре они сидели за столом и и пили чай из больших нарядных чашек.
– Рассказывайте, что у вас случилось, а я потом решу, смогу ли я чем-то помочь или нет
– Проблема у меня с дочкой, с Танечкой, но надо, наверное, с начала всё рассказать.
Валентина согласно кивнула, и Люда начала.
– Я рано в первый раз замуж вышла, еще на третьем курсе института. По большой любви, за однокурсника. Через год Танечка родилась, с маленьким ребёнком трудно было готовить дипломный проект, но я справилась. А вот муж мой – нет. Он просто сбежал, ничего не объясняя. А после вернулся и, пряча глаза, попросил развод.
Мы развелись, от алиментов я отказалась, а по распределению попросилась подальше от того места, где остался мой бывший супруг. Вот так я оказалась в Семёновке. Первые два года я жила на квартире у пенсионерки Анны Ивановны. Она мне очень с Танечкой помогала. Когда в ясельки отвести, когда – забрать могла, если я в школе задерживалась.
Коля за мной чуть не с первого дня ухаживать начал, с той самой минуты, как меня в село со станции привёз. Я его ухаживания не принимала, свежа ещё рана была, которую мне мой бывший муж нанёс. Но Коля не приставал, не звал на свидания, не лез целоваться, он просто всегда был рядом, когда мне нужна была помощь. Год назад
колхоз мне выделил однокомнатную квартиру, в доме, что построили для молодых специалистов. Немногословный Коля помог мне переехать в новое жильё, устранил все недоделки строителей, огородил мою часть дома и участок забором, вспахал землю и помог мне засадить огород. И всё молча, не требуя никакой награды. Я поняла, что человек он хороший и очень надёжный. И не заметно для себя самой полюбила Николая.
На моём земельном участке росли старые плодовые деревья, видно, наш дом построили на месте давно снесённого дома. А сад остался, деревья хоть и были старыми, но еще плодоносили, да и сорта хорошие были. Коля яблони и груши обрезал, омолодил. А вишня из поросли пошла. Образовался у меня в первую же весну хороший сад. Таня обожала играть в саду под яблоней в тени. Постелю одеяло на траву – и Таня целый день спокойно с куклами играет да дома из кубиков строит. И приглядывать за ней особо не надо. Осень настала – и в сад я дочку всё реже и реже стала выводить. А однажды Таня мне и говорит:
– Мамочка, а можно я свою подружку к нам домой позову? Мы ведь в саду уже не сможем скоро играть.
Я удивилась, спрашиваю:
– Доченька, а что же за подружка у тебя там? Как её зовут?
– Света, ей 5 лет и она там, в саду и живёт.
Я особо не встревожилась, настоящих подруг у неё в садике пока не было, девочкой она была стеснительной. Потому воображаемой подруге не удивилась и разрешила Свету позвать домой.
Зима настала, Таня в садик уходит – Свете желает не скучать, вечером домой возвращаемся – дочка скорее спешит в свой уголок и потихоньку со Светой шепчется, новости садишные «подружке» пересказывает. Показала я дочку детскому психиатру, та пожала плечами: ребёнок развитый, с речью и мышлением всё в порядке. Посоветовала приглашать почаще настоящих подружек в дом.
Говорю Танечке;
– А давай позовём в гости Машу и Катю Климовых, повеселимся. Эти девочки-погодки через стенку жили.
Таня плечами пожимает.
– Мама, мне и со Светой весело.
В апреле мы с Колей расписались, и Коля Таню удочерил. Решили мы жить у мужа, дом у него большой и просторный, мы там для Тани детскую обустроили. А квартирку колхозную я решила сдать обратно, зачем она мне? Тут-то всё и началось.
Сначала Таня сказала, что она не хочет идти жить к дяде Коле. А когда мы стали с мужем её уговаривать, убеждать, что в новом доме ей будет значительно лучше, она стала кричать, что Колю ненавидит, что из-за него она должна будет расстаться со Светой. Я предложила позвать Свету с собой, но Таня посмотрела на меня укоризненно и ответила, что Света не может пойти с ней, что ей нельзя отсюда уходить.
Полтора месяца я дочь уговаривала, все никак не могла к мужу в дом перебраться. А неделю назад кончилось моё терпение, собрала я дочкины вещи, подхватила на руки и потащила к Николаю в дом. Что тут началось!!! С Таней случилась истерика, она вырывалась, извиваясь как змея, орала, кусалась, царапалась. Кричала, что Света стоит в дверях квартиры и плачет.
Но я была тверда и непреклонна, принесла дочку в наше новое жилище и закрыла в детской, велев подумать о своем поведении. Но Таня никак не могла успокоиться, и когда я зашла к ней в детскую, принялась упрашивать меня позволить переночевать на старой квартире в самый последний разочек.
– Мамочка, я попрощаюсь со Светой, а завтра мы придем жить к дяде Коле.
Ну как устоять, когда дочка, сложив молитвенно ладошки, смотрит ангельскими глазами? Вернулись на квартиру, Коля разложил для девочки одну раскладушку, для меня- другую. Счастливая Таня стала просить разрешить Свете лечь с ней спать
– Мама, у Светы ножки замёрзли, ей холодно одной, пусть она ко мне под одеялко залезет.
Я вдруг увидела, что рядом с раскладушкой дочери колышется неясный силуэт маленькой девочки. Но после того, как я испуганно включила верхний свет, силуэт исчез.
– Таня, а где же живет твоя подружка, откуда она приходит.
– Мамочка, ну ты разве не знаешь? У нас в саду, под яблоней. Мама, ну разреши, пожалуйста! – в голосе дочери слышались слёзы.
– Ну, если ты так хочешь, пусть Света спит с тобой, я разрешаю, только не плачь.
Счастливая Таня тут же укуталась в одеяло и заснула.
Ночь я спала плохо, а утром дочка никак не хотела просыпаться, я потрогала лоб девочки – он был горячим. Решила отнести дочку к Николаю в дом, но та начала биться на руках как пойманная рыба, и я была вынуждена уложить Таню на прежнее место.
Позже я сбегала за фельдшером. Та послушала ребенка, посмотрела горло.
– Хрипов нет, дыхание мягкое, горло чистое.
– Но у девочки температура! – Люда была в отчаянии.
– У детей так бывает при нервном потрясении, дайте ей жаропонижающие и проследите за состоянием.
Температура у дочки спала, но она ничего не ела, была совершенно безучастна ко всему. И, – Люда понизила голос, – я снова видела призрачную девочку у Тани в изголовье.
Валя, что мне делать? Я боюсь наступления ночи. Коля сказал, что ты можешь подсказать, почему такое происходит с моим ребёнком, что это за воображаемая подруга?
Валентина задумалась.
– Надо сначала выяснить, откуда могла взяться эта девочка. Ты говоришь, что сад возле вашего дома старый? Давай попробуем узнать, что было раньше там, где колхоз построил дома для молодых специалистов. С кем у тебя сейчас дочка?
– Я Анну Ивановну попросила за Таней приглядеть, нашу бывшую квартирную хозяйку.
– А вот у неё-то мы и попробуем узнать, чей это старый сад.
***
– Чей сад? – Анна Ивановна задумалась. – На этом месте раньше дом стоял, лет сорок назад здесь вдова Настасья Горюнова жила с сыном Степаном. Сын повоевать успел, пришёл с войны героем. Девки за ним табуном ходили, а он сироту Аниску с соседнего села привел, да еще с дочкой маленькой, Светланой. Уж как бушевала Настасья, как не хотела принимать Анисью. Кричала, что своих внуков хочет воспитывать, родных, а не приблудных. И угомонилась, только когда Стёпа пригрозил вместе с женой на Балхаш завербоваться работать. Года три молодые спокойно прожили, а тут Степана ещё с несколькими механизаторами отправили в длительную командировку за новой техникой на завод-изготовитель. А у Анисьи, как назло, воспалился аппендицит, но она в больницу никак ехать не хотела, боялась Свету с Настасьей оставить, та её успокоила: мол, не волнуйся, за девочкой пригляжу.
Анисья почти месяц в больнице провалялась, гнойный аппендицит у неё был, развился перитонит. Еле выходили, а когда Аниска вернулась домой – оказалось, что Света пропала почти сразу, как мать в больницу отвезли. Настасья каялась, в грудь себя била, просила прощения за то, что за девочкой не уследила. Почти месяц всем селом искали, и следов ребёнка не нашли. Решили, что утонула она в канале, а тело течением в реку унесло, а там коли сразу не нашли, то жди, может, где всплывёт. Не всплыла. Аниска на себя руки наложила, удавилась с горя в коровнике. Степан как раз на похороны из командировки попал. С того самого дня, как жену похоронил, запил Стёпка горькую, как мать не упрашивала перестать, как не убеждала, что девок молодых вон сколько, еще пять раз жениться можно, сын пил всё больше и больше, из шоферов выгнали, сторожить стал технопарк. И, в конце концов, так и замерз пьяный. А старую Настасью удар хватил. Так в один год все Горюновы и перевелись.
Дом на отшибе стоял, никто на него не позарился. Сначала шофера командировочные ночевали, а со временем и вовсе забросили домишко. Когда колхоз стал дома для молодых семей строить, старый дом Горюновых снесли, место расчистили. Только сад и остался, деревья еще не старые были, обильно плодоносили, да и сорта хорошие.
– Вот что, Люда, забирай девочку и уноси отсюда, немедленно. Произошло здесь что-то нехорошее, я пока не знаю, что. Но Тане в этом доме нельзя оставаться. Я попробую помочь, загадаю сон.
Люду уговаривать не надо было, подхватила она Танечку, а та как былиночка срезанная на руках матери повисла. Чуть ли не бегом заторопилась Люда домой к мужу, а Валентина поблагодарила Анну Ивановну и тоже поспешила домой
– Ты только помоги Танечке, – сказала ей в след пожилая женщина. – Жалко девчушку.
Поздним вечером, когда любимые племянницы, утомившись за день, уже сладко сопели в кровати, Валентина распустила косу и, расчесывая волосы перед тем, как лечь, загадала сон про Танечку и прислушалась к ощущениям: янтарь согрел шею, Валентина успокоилась. Сон будет.
***
Бледную Аниску на носилках заносят в машину скорой помощи. Беленькая худенькая девочка лет 5 заходится в плаче, цепляясь за мать.
– Идем, – оттаскивает ее бабка, – заболела мать твоя, операцию ей будут делать. А мы с тобой вдвоём будем домовничать и Анисью ожидать. Голос вроде добрый, ласковый, а глаза злые, с ненавистью на девчоночку бабка смотрит.
Видит Валентина, спит Светочка в кроватке, личико заплаканное. Настасья смотрит долгим взглядом на девочку, а потом, решившись, накрывает ей лицо большой подушкой и наваливается на ребёнка всем телом. Через несколько минут всё было кончено.
Старуха идет в сад, там уже вырыта яма, подле которой стоит заранее приготовленный саженец трехлетней яблоньки, осмотревшись, она возвращается домой, молится возле икон, шепчет:.
– Господи прости меня грешную, не ради себя убийство совершила, только ради сыночка своего грех на душу взяла. Мёртвую Свету бабка заворачивает в одеяло и выносит в сад, укладывает в яму, сверху ставит саженец и засыпает ямку землёй.
«Так вот в чём дело! – поняла Валентина, – убитая Светочка стала не упокоенным духом и тянет жизнь из Тани».
С самого раннего утра возле дома мотоцикл протарахтел и остановился. Валентина выглянула в окно: Колька Осипов возился с мотоциклом возле их двора, стесняясь зайти, а вдруг хозяева еще спят. Наскоро сполоснув лицо, Валентина надела платье и поспешила на улицу.
– Меня ждешь? – спросила она у Кольки.
Тот утвердительно кивнул.
– Ну, так поехали, – Валя уселась позади Николая.
Людмила бросилась навстречу Валентине, входящей в дом.
– Валя, Танюшке хуже стало, хотим скорую вызывать с района.
– Погоди, я знаю причину болезни Танюшки, – и Валентина кратко пересказала Людмиле то, что увидела во сне.
– Так что, выходит, Света похоронена в нашем саду? Но где?
– Видимо под той самой яблонькой, под которой так любила играть Таня. Впечатлительный ребёнок притянул к себе не упокоенного духа, и тот присосался к твоей дочери, привязав ее и эмоционально, а на последней стадии и физически.
– Что делать то? Ты знаешь?
– Знаю, я иду за участковым Валеркой Калистратовым, а ты беги к отцу Александру и тоже ему все расскажи. Свету надо найти и, отпев, похоронить по всем правилам,
***
Останки Светы, завёрнутые в полуистлевшее одеяло, нашли именно под той яблоней, под которой так любила играть Танюша. Отец Александр отпел убитого ребёнка как положено, и Свету подхоронили к Горюновым. Еще до того, как гробик с останками Светланки был опущен в могилу, Танюшка пришла в себя и попросила есть. Новая комната ей очень понравилась, а про подружку Свету она больше и не вспоминала.
– Валя, мы теперь тебе по гроб жизни обязаны!– горячо благодарили сновидицу супруги Осиповы.
– Проси всё, что хочешь. Если по силам – все исполним.
– Да будет вам, – отмахнулась Валентина. – Кило «Каракума» купите, да и в расчете будем. Очень я эти конфеты обожаю.
Колька от радости и «Каракум» купил, и «Чародейку», и «Белочки» кило.
– Я вот медведя еще купил плюшевого, хочу Свете на могилу отнести. Как думаешь, правильно мы с Людой придумали?
– Да конечно, правильно, – вздохнула Валя, – пусть малышка хоть после смерти подарок получит.
***
Вечером Валентина поливала из большого зелёного поливальника подросшие побеги гладиолусов. Мимо палисадника, прижав правую руку к груди, прошла торопливым шагом Мария Щеглова, мать Валька, Малюня, как все в селе её звали. Еще через полчаса Малюня с двумя бутылками беленькой в авоське поспешила назад.
– Мам, – войдя в избу, позвала Валя, – а чего это Малюня разбегалась сегодня? Водку, смотрю, прикупила, консервы. Отмечают чего?
– Ну, так сын приехал, Валентин. Женился он недавно, привез жену с роднёй познакомить. Вот Малюня и колготится, на стол собирает.
– Женился, значит, Валёк, – медленно произнесла Валентина. – Давно пора. – На негнущихся ногах она вышла во двор, в летнем домике было пусто, Аленка и Аня играли в вышибалы в проулке.
Валя упала на кровать вниз лицом и завыла, глухо, по-звериному. Слез не было, только боль разрывала грудь. «Всё правильно,– шептала Валентина, – всё правильно. У него своя судьба, у меня своя.
Сама же его оттолкнула, когда он из армии пришёл. На письма, приходящие от Валька со службы, Валя отвечала скупо, наивно надеялась, что он обидится и сам перестанет писать. Но Валёк, казалось, совсем не замечал холодного тона любимой, продолжал писать нежные и длинные письма. Для себя Валя ещё ничего не решила, думала, что поговорят с Валентином, когда он из армии придет. Что дальше – она сама не знала, вдруг всё волшебным образом решится счастливо. Несколько раз ей снился один и тот же сон: Валёк поворачивается к ней спиной и уходит. Валя кричит ему вслед, просит вернуться, но голоса не слышно, она только как рыба открывает беззвучно рот и не может шевельнуться, и Валек уходит всё дальше и дальше. А Валентина просыпалась вся в слезах.
Ближе к концу срока службы Валька к Лапиным под надуманным предлогом вдруг зашла Малюня. Уходя, позвала Валентину:
– Валька, поди сюда, чего сказать хочу.
Валентина вышла с Малюней в сенцы. Щеглова заговорила негромко и быстро, словно боясь, что Валя не станет её слушать.
– Валёк,сынок мой, скоро из армии вернется, весенний приказ уже был.
Валентина кивнула, она, конечно, знала об этом.
– Ну, так вот, отстала бы ты от него. Ты больная, инвалидка, а он парень порядочный, всё равно ведь женится на тебе. А зачем нам такая сноха? Нянчиться с тобой? Мы с отцом внуков хотим, крепких, здоровых. А ты нам кого родишь? И родишь ли, сама калека.
Валентина словно заледенела. Она сложила руки на груди.
– Тёть Марусь, зачем ты так? Я Валентина к себе гвоздями не прибивала, вернется – сам решит, как ему быть. Да и мне советчики не нужны.
Малюня хотела еще что-то сказать, но Валя открыла дверь на улицу.
– Иди, теть Марусь, иди, а то комары в сени летят.
Малюня поджала губы и, молча, вышла.
А Валя долго потом сидела, обхватив руками голову.
Из оцепенения её вывела мать.
– Валь, выдь, тут пришли к тебе.
Глава 4
Валя накинула фуфайку и вышла на крыльцо. На улице её ожидала маленькая заплаканная женщина, Римма Баева, одна воспитывающая сына Алёшку.
Парнем Алёшка был добрым и безотказным, кто не попросит – всем помогал. Воду таскал, дрова рубил, сено косил. Соседи часто добротой Алёшки злоупотребляли, а мать ругала парня:
– Да что ж ты у меня дурачок то такой. Ломаешься за так для чужих! А Алёшка смеялся:
– Мам, мне в армию скоро, физические упражнения мне только
на пользу. Ну что ты сердишься? Дома то все сделано, – и задорно встряхивал кудрявым чубом.
Несколько дней назад Алёшку арестовали, прошёл слух, что ночью избили и изнасиловали самогонщицу Дуську четверо парней, Мишка Пронин, Васька Огуреев, Серега Ивашенцев и Алёшка Баев. На всех четверых Дуська однозначно указала.
Днём парни приходили к Дуське за самогоном. Просили в долг, всем четверым пришли повестки в армию, и новоиспечённые призывники не дожидаясь, когда родители дома соберут проводы, уже заранее проставлялись.
Дуська, сорокалетняя разбитная бабёнка, в долг самогон не дала. Мишка было начал пояснять дурре бабе, что они защитники Родины, а какая-то самогонщица им в долг не верит. На что Дуська резонно ему заметила, что до защитников еще дорасти надо, велела слюни подобрать и со двора проваливать, пока она их слегой по горбяшкам не отходила. Дуська могла, женщиной она была в теле, могла и слегой хорошенько наподдать. Позориться не хотелось, и призывники вынуждены были убраться не солоно хлебавши.
«Ничего, – сквозь зубы бормотал Мишка, – знаю я где она самогонку прячет. Слыхал от отца, что в сенях, в чулане у нее 10 литровая бутыль за мешками с зерном. Выставим окно со двора и залезем в сени, а чтоб не смогла выйти – дверь в избу из сеней припрём. И заберём всю самогонку, на неделю погулять хватит, а Дуська нас попомнит». На том и порешили.
На индийский двухсерийный фильм горбатенькая Нюся билетёрша после начала сеанса пустила их бесплатно, за это Алёшка и Мишка пообещали переколоть ей завтра чурбаки, сваленные во дворе, и сложить в поленницу. После фильма были танцы, до часу ночи время пролетело быстро. Друзья уж и позабыли про Дуську и её самогон, но Мишка напомнил. Идти было неохота, но и показаться слабаком тоже никому не хотелось, и вслед за Мишкой ребята крадучись зашли во двор Дуськи со стороны огородов. Старая дворняга Мунька пару раз лениво тявкнула и, взвизгнув, залезла в будку, когда Мишка запулил в неё поленом. Аккуратно отодрав штапики, Мишка вынул стекло, и ребята один за другим залезли в сени, на чулане висел большой замок, но Васька достал из-за пазухи небольшой ломик и шутя выдернул пробой.
