Рубеж Стихий. Книга 2. Иные знания

Кай подождал, сколько было оговорено, и расплатился с хозяином, переживая, что дрожь в руках выдаст его. Но тот если что и заметил, то, видимо, списал на чрезмерное увлечение ягодной настойкой.

Стоило Каю выйти за порог, за спиной раздался женский вскрик, и сразу следом громко и грязно выругались мужским голосом. Кай на секунду задумался. И повернул обратно.

Драка вот-вот должна была начаться. Сразу стало понятно, что кричала Дарина, – какой-то небритый здоровяк держал ее за вывернутые за спину руки. Плечом к плечу рядом с ним стояла пара творцов, готовых к сражению. Вокруг Мика и Рут плотным кольцом сгустилась Стихия, за их спинами возникла подмога из трех незнакомых мастеров. Остальные посетители неподвижно застыли за столами.

Все взгляды устремились на Кая.

– Тебе же велено было уходить, – зло швырнул Мик.

Кай даже не повернул головы в его сторону. Он не сводил глаз с Дарины, отчаянно пытавшейся выбраться из лап захватчика.

– Соберем всю команду, – один из здоровяков неприятно ухмыльнулся и потер руки. – Куница будет рада.

«На счет «три», – сказал Кай. Он чувствовал парализующий страх Дарины почти как свой собственный. – Посмотри на меня. Все будет хорошо».

Дарина подняла на него затравленный, отчаянный взгляд. Кай кивнул.

Со временем пьянящее чувство Стихии, огромной, как сам мир, странным образом стерлось у него из памяти. Как будто это было воспоминание не о чем-то реальном, а о красочном дурманящем сне. Кай прекрасно помнил звучание их с Майей Воды, но после побега Дарины он не слышал в себе ни единого отголоска тех не воплощенных в тюремной камере творений. Однако в секунду, когда он досчитал до трех, жизнь опять рухнула и раскололась надвое. Казалось, некая пелена спала, и окружающий мир наконец-то снова обрел настоящую силу, объем и цвет.

На этот раз можно было не сдерживаться и позволить намерению воплотиться. Кай не очень понимал, где заканчивается его Вода и начинается Воздух Дарины, но это совсем не мешало. Творение сбило с ног захватчика даллы. Стихия бушевала вокруг, и сам Кай словно стал ею. Краем глаза он видел, как Мик и Рут приготовились творить, но дальше все потонуло в безумном танце беснующихся Воды и Воздуха. Вокруг неистовствовала буря – порывы ледяного ветра с дождем били с такой силой, что сшибали с ног, в ушах шумело. Каю стоило больших усилий разглядеть среди обломков мебели Дарину и остальных и попытаться их защитить.

«Остановись!»

Кай не понял, кричала Дарина вслух или только у него в мыслях. С огромным трудом он зажмурился и приказал Стихии утихнуть.

Дарина вторила ему, и, пусть не с первого раза, Вода и Воздух подчинились. Они отступали нехотя, как будто томились в неволе слишком долго и теперь страшились быть запертыми вновь. Постепенно шум стих, и Кай решился открыть глаза.

Зрелище было жутким. Среди обломков мебели и остатков разрушенных стен лежали искалеченные тела обидчиков, кто-то громко стонал. Захватчика Дарины придавило обвалившимся потолком – из-под глыбы торчала только неестественно выгнутая огромная рука. Уцелевшие посетители таверны в немом ужасе оглядывались, не решаясь двинуться с места. В углу язычки пламени плясали над тем, что осталось от стихийного камина. Здание было разрушено. Пахло сыростью, холодным ветром и кровью.

Посреди того, что раньше было комнатой, застыли невредимые Мик, Рут, Дарина и трое неизвестных Каю мастеров. Стихия подчинилась и пощадила их тоже.

Первым в себя пришел Мик.

– Бежим, – он схватил оцепеневшую Рут за руку. – Сюда скоро придут остальные. Ягода и Стин должны были подготовить воздушный корабль.

Каю казалось, будто это не он сам, а кто-то другой спешит по заледеневшей улице, то и дело теряя равновесие и спотыкаясь. Со странным равнодушием и спокойствием постороннего наблюдателя он отмечал, как горят от быстрого бега легкие и до костей пробирает озлобленный себерийский мороз, как нелегко удержать поскользнувшуюся Дарину и не упасть самому. Все это как будто просто не могло быть правдой.

Им вслед оглядывались и даже что-то кричали, но ни один из них не замедлился. Как и говорила Дарина, бежать было совсем недалеко. Какая-то минута – и двое испуганных немолодых творцов уже вели их в неприметный грязный двор, где на тесной воздушной пристани ждало судно.

Кай откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Силы резко покинули его, все внутри дрожало. Картины разрушенной таверны и искалеченных тел безостановочно мелькали в голове, отчего становилось совсем тошно. В каком-то дальнем углу сознания Кай отметил, что они взлетели, но он все равно не почувствовал себя в безопасности.

Первой мыслью Кая, когда его схватили за плечи, было сразу же напасть в ответ. Но он открыл глаза, и оказалось, что мир состоит сплошь из рыжих непослушных прядей, лезущих в нос и в рот, и что-то разглядеть за ними решительно невозможно. В следующую секунду на шее, сразу под ухом, сделалось тепло и мокро. Дарина, не стесняясь, шумно плакала.

Кай растерялся, не зная, как поступить. Майя ненавидела, когда кто-то заставал ее в подобном состоянии. Он хорошо помнил, как она всякий раз надменно покидала комнату, закусив нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. Но Дарина, громко всхлипывая, явно не пыталась скрывать слезы – ворот его рубашки совсем промок.

Помедлив пару мгновений, Кай все же обнял ее за трясущиеся плечи. Все слова утешения казались ему невозможно глупыми, неуместными и неправильными. Его самого до сих пор колотило от произошедшего.

Второй рукой он осторожно пригладил волосы Дарины, мешавшие ему дышать, и повернулся к окну. Внизу стремительно уменьшались узкие кривые улочки Элинты. Вскоре их сменили бескрайние хвойные леса, напомнившие Каю вечернее море, видневшееся из окон спальни Майи. Он чувствовал, как Дарина постепенно успокаивается и затихает, но так и не решился убрать ладонь.

1009 год от сотворения Свода,

1-й день второго зимнего отрезка Себерия, Край Озер

Рут

– Я знаю, как вывести их. Дарина может подтвердить.

Дарина кивнула.

Рут не сводила со своего далла встревоженного взгляда, но он молчал, крепко стиснув челюсти и отвернувшись от Кая.

– А наши родители? – наконец решилась спросить Рут, так и не дождавшись ответных слов Мика.

– И мои родные… – умоляюще почти прошептала Дарина.

– Нет, – Кай покачал головой. – Только Лика и Лайм. Я не был на остальных допросах и не имею ни малейшего представления, где их камеры. В Водные тюрьмы нельзя идти наугад.

– Ну да, как тогда объяснишь своим приятелям, где нас поджидать, – зло прошипел Мик, по-прежнему не глядя в его сторону.

– Слушай… – Кай начал было что-то говорить, но прервался. Рут заметила, как Дарина успокаивающе коснулась его плеча.

Рут знала, что Мик был измотан. Дни в Краю Озер давались им тяжело, на далла без конца сыпались новые и новые задачи, Рут все чаще ощущала себя совершенно бесполезной. Не хватало запасов, большинство бойцов плохо обучены, а Себерия, по словам Мика, оказалась совершенно не готова к атаке. Оставалась надежда на то, что новые силы продолжат прибывать и каким-то чудом удастся выиграть время и подготовиться получше. Хуже всего дело обстояло с воздушными судами – их производство строго контролировалось императором, детали доставались ценой огромных усилий, и именно кораблей не хватало больше всего.

Но даже это и близко не стояло с их провальными попытками создать хоть одно достойное творение в паре. Мик всякий раз впадал в такую мрачную раздражительность, что к нему и приближаться не хотелось.

И все же никакие взвинченность и усталость не казались Рут достаточной причиной, чтобы сначала ценой подобного риска везти Кая в Себерию, а потом открыто враждовать. Она совсем не помнила их с Дариной по прошлой жизни, но теперь эти двое тут, на их стороне. И Кай может помочь спасти Лайма.

– Сколько человек тебе нужно, чтобы попытаться их освободить? – спросила Рут, чуть подавшись вперед. Мик, не привыкший, чтобы она интересовалась подобным, взглянул озадаченно и недовольно.

– Есть тропа, которой бежала Дарина. О ней мало кому известно. И я знаю примерное расписание надсмотрщиков. Думаю, хватило бы, ну, скажем, пятерых – совсем для надежности, – с сомнением произнес Кай.

– Исключено, – нахмурившись, оборвал его Мик.

Рут ждала, что далл добавит что-то еще, но он развернулся и молча вышел из комнаты, избегая смотреть кому-либо в глаза.

От резкого хлопка дверью Лита, задремавшая в кресле у стихийного камина, проснулась и захныкала. С момента приезда Кая она все сильнее напоминала одичавшего зверька: тощая, насупившаяся, она теперь порой сторонилась даже Дарины. Только бросала на всех исподлобья злобные тоскливые взгляды.

– Ты тоже не веришь мне? – негромко спросил Кай, когда Дарина отошла к Лите. В его голосе Рут не услышала раздражения или обиды, одну только усталость.

– Я не знаю, – она не видела смысла лгать. – Я ведь почти не знакома с тобой и Дариной. Но многое отдала бы за то, чтобы еще раз увидеть Лайма живым и невредимым.

* * *

Очнувшись после нападения в доме Даи, Рут довольно скоро поняла: многое теперь придется принимать на веру, как данность. Иначе очень просто сойти с ума.

Почему-то неожиданно быстро стало казаться, что Мик был рядом всегда. Тоска и страх за Лайма – огромные, нескончаемые, но как будто притупленные всем случившимся и огромным расстоянием – словно на короткие секунды делались меньше рядом с Миком. Страх отступал.

Теплилось еще какое-то тревожное чувство в груди, которого она совсем не помнила по прошлой жизни. В нем был Огонь Мика – внезапно куда более близкий, чем была когда-то Земля Лайма. Творения могли не получаться, покрытые шрамами руки – не слушаться, но Стихия не исчезала.

Однако все попытки Рут поговорить с Миком о предложении Кая натыкались на упорное молчание с его стороны.

– Неужели тебе все равно, что именно он был на допросах Лики и Лайма? Представляешь, что он там мог вытворять? Ты правда не понимаешь, к чему это идет, Рут? – спросил Мик в один из дней. Он казался бесконечно утомленным всем происходящим.

– Не понимаю, – честно призналась Рут.

Мик присел рядом.

– Я тоже хотел бы им помочь. Но что, если это ловушка?

– Он уже здесь, Мик, – Рут почувствовала, как голос начинает ее подводить. – Тогда мы уже в ловушке.

– И это не было моим решением, – Мик на мгновение спрятал лицо в руках.

Рут попыталась представить его в другой, прошлой жизни. Незнакомца, не отягощенного вечной борьбой и сомнениями. Без шрама на лице, улыбающегося, в компании Мирры и Риккарда безмятежно шагающего по улицам Предела. Получалось плохо.

Начинать войну невыносимо сложно, но такому, как Мик, еще труднее было ее прекращать хоть ненадолго. Рут хотела пуститься в объяснения, что Кай не Аврум, не цензоры и не вся императорская армия, вместе взятые, с ним нет смысла вступать в этот бесполезный каждодневный бой, но встретилась с грустным растерянным взглядом – и не сказала ни слова.

– Можно? – Рут осторожно взяла его за руку, не дожидаясь ответа. Шрамы привычно заныли.

Она выучила это творение еще в самом начале обучения при Дворах. На первый взгляд совсем простенькое, оно, однако, требовало определенной сноровки. Загвоздка была в искренности намерения – для творений подобное было необычно, их исполнение мало зависело от расположения творца. Это же получалось лишь в том случае, если творящий действительно желал для другого умиротворения и отдыха. Рут с радостью наблюдала, как веки Мика прикрылись, на лице застыло редкое спокойствие, напряженные плечи расслабились. От ее рук исходило зеленоватое свечение и мягкое, убаюкивающее тепло.

– Спасибо, – почти не размыкая губ, прошептал Мик.

– Тс-с-с…

Рут боялась, что не справится, собьется и в любой момент творение прекратится. Она очень давно не занималась целительством, и кисти начинали болеть.

– Сиди тихо. Долго все равно не получится.

1009 год от сотворения Свода,

2-й день второго зимнего отрезка Элемента, недалеко от Илистой Заводи

Куница

Куница стиснула челюсти. Она попыталась переключиться на пейзаж за окном, но глазу не за что было зацепиться. Только унылые голые деревья, растаявший снег и грязь. Земля Болот, изнанка Элементы. Путешествия в глубь страны редко можно было назвать увлекательными, а в эту пору они становились просто невыносимо тоскливыми. Как будто мир сделался аквакарточкой из испорченного аппарата, в котором остались только серая и коричневая краски.

Куница ощутила, как к подавленности и злости примешивается привычный страх. Она прикрыла веки и плавно выдохнула через нос. Все в порядке. Это отличное, надежное воздушное судно, одно из лучших во всей Элементе. С ним ничего не случится. Уже скоро она очутится в Илистой Заводи.

Надо было срочно гнать от себя хандру. Куница попыталась еще раз перечитать ненавистный отчет, но знакомые строки плыли перед глазами. Фальшивка. Впервые в жизни с ней играли ее же методами – и победили. Желчный привкус этого поражения преследовал Куницу день и ночь.

Ей велели направить в Элинту самых сильных – и она не могла оплошать. Вожак был лучший, Куница знала, что безупречнее справилась бы только она сама. Но Аврум приказал оставаться в Пределе.

Она не сомневалась, что Вожак получил ее послание. И что в письме шла речь о целом отряде отменных бойцов, как и настаивал Император. И что Летящая почта полностью под ее контролем. Ничто не могло пойти не так. В конце концов, это была всего-то пара зеленых юнцов, решивших поиграть в мятежников.

А потом двое паршивцев каким-то чудом разнесли по кирпичикам целое здание и сбежали, лишив Куницу ее лучших людей. И Вожак почему-то – как выяснилось позже – взял с собой всего двоих творцов. Кто-то успел вмешаться и спутать все карты, подставив Куницу и дав соплякам уйти.

Удушливый спазм сдавил горло, когда она вспомнила свой последний отчет Авруму. Его надменный, равнодушный взгляд. Недоумение и презрение в голосе. Полный лживой заботы совет «передохну́ть». Она не справилась, и ее исключили.

В носу противно защипало. Куница закусила губу, продолжая стискивать злосчастный отчет. В нескольких местах чернила расплылись, превратившись в мутную кляксу. Главный цензор должна была свергать, а не быть свергнутой. А теперь тот, кому она жизнью клялась служить, сомневается в ее силах и преданности. Стыд ощущался склизкой громадиной, давящей на грудь и мешавшей дышать.

Не в состоянии больше сопротивляться, Куница зажала рот рукой, глуша беззвучные рыдания. Все равно на судне была только она и пожилой равнодушный пилот, не сводивший глаз с пути. Бартен поплатится – и то, что он незаменимый хранитель бесценного Знания, его никак не спасет. Он обманул ее. В том, что это он был во всем виноват, Куница почти не сомневалась. Слишком много Бартен знал и слишком уж часто вставал у нее на пути в последние месяцы.

Куница попыталась глубоко вздохнуть и дрожащими руками достала из сумки носовой платок. Склянки, хранившиеся в другом кармане, мелодично звякнули. Как все же хорошо, что для ядов существовали противоядия и ей когда-то удалось настоять именно на отравлении Майи, а не иных способах убрать ее с дороги. Чудесная предусмотрительность: теперь у нее будет не просто единомышленница, а еще и приманка, чтобы выманить Кая в Элементу. Что ж, все не зря.

Из носа текло – сейчас Куница сделалась противна самой себе. Но даже это оказалось не бессмысленно. Из души будто вымыло все лишнее – и вышедшая из берегов река вновь вернулась в русло, оставив лишь незамутненную, кристально чистую злобу. Прекрасное топливо, чтобы двигаться дальше. Они все еще поплатятся.

– Через десять минут садимся, – отстраненно сообщил пилот.

Куница постаралась как можно быстрее привести себя в порядок. К моменту посадки ее выдавали только покрасневшие глаза, но и это можно было списать на недосып. Как всегда строгая и собранная, с идеально прямой спиной, она коротко кивнула на прощание пилоту, отдав распоряжения по поводу обратного пути.

К поместью вела заросшая тропа. Ничего удивительного: Кунице мать Кая помнилась ленивой и распущенной, едва ли она стала бы всерьез заниматься хозяйством. Покрытая инеем трава в некоторых местах доставала почти до пояса.

Сам дом производил столь же гнетущее впечатление покинутости и упадка. Если бы не свет в окнах второго этажа, можно было бы легко решить, что в нем никто не живет. Каменные ступени крыльца обветшали и раскрошились, и Куница чуть не подвернула ногу, когда каблук попал в одну из расщелин.

На стук открыла сама Тина. Ее расплывшееся лицо исказилось от ужаса.

– Что тебе нужно? – вместо приветствия дрожащим голосом спросила она.

– Здравствуй, Тина, – Куница случайно задела перила и брезгливо сморщилась, отряхивая рукав от засохшей грязи. – Ты пустишь меня в дом? Я пришла одна.

Тина очевидно сомневалась и искала повод отказать непрошеной гостье. Наконец, отчаявшись и тяжело вздохнув, она чуть отступила.

– Заходи.

Во всем доме стояла неживая, неуютная тишина.

– Здесь кто-то еще есть? – Куница равнодушно осматривала темную неубранную прихожую. – Кроме тебя и Майи?

При упоминании Майи Тина вздрогнула.

– Только служанка-целительница, ухаживающая за Майей и родителями Баста. Они тоже очень плохи.

– Отлично, – на поникшем лице Куницы впервые за долгое время появилось отдаленное подобие улыбки.

1009 год от сотворения Свода,

5-й день второго зимнего отрезка Элемента, Элинта

Ирис

Сцена была маленькой и будто неряшливой. Ирис задумчиво провела рукой по ветхому, износившемуся занавесу, украшенному разноцветными вышитыми ромбами. Его явно нужно было хорошенько почистить, но никто, похоже, не собирался делать этого перед вечерним выступлением. Во всем театре остались только она сама и старый глухой сторож, уединившийся в своей подсобке с бутылкой настойки.

Марк, директор труппы, распустил всех без финальной репетиции. «Этой публике все равно, – уныло сказал он, оглядев грязный и душный зал. – Отдыхайте».

Ирис некуда было идти. Меньше всего ей хотелось влезть в какую-нибудь липкую историю в одном из местных скверных кабаков. Гулять было слишком холодно, а собственная маленькая комната просто сводила с ума. Письмо, тщательно запрятанное между коробок со сценическими костюмами, казалось Ирис ядовитым насекомым, прокравшимся в ее вещи и отравлявшим все вокруг. Злосчастный конверт, обернутый, как ей объяснили, по себерийским обычаям пестрой тряпицей, притягивал к себе все мысли, вызывая невыносимую смесь паники и чувства вины.

Ирис прижалась щекой к занавесу, и в носу сразу же защипало от пыли. Только она во всем виновата, а никто даже и не догадывается. Марк – бедный честный Марк, такой талантливый, и молодой, и преданный – изводит себя мыслями о том, что же он сделал не так и в чем провинился, что прямо в разгар сезона их перевели из столицы в эту дыру. Труппа на глазах распадается и спивается. Мама с папой не находят себе места в Пределе. И никто даже подумать не может на нее, жалкую, дрянную трусиху.

Ирис сжала в руке шершавую плотную ткань. Теперь страх всюду преследовал Ирис, вне зависимости от времени дня или места. Ужас и стыд немножко отступили, когда пришло письмо из дома. Родители были в порядке, они живы и на свободе. Но это облегчение быстро прошло.

Куница пугала сильнее Бартена – хотя что могло быть хуже, преступнее, невыносимее принуждения выдать цензорам почти всех своих друзей и единомышленников? Ирис вспомнила холодную опрятность Бартена и удушающую вычурность его речей. А потом пустой, жестокий взгляд и тихий, бесцветный голос Куницы.

Ирис тогда спросила, что ей написать. Краснея, заикаясь, путаясь в словах. Она, не боявшаяся выступать перед огромной толпой! От этой мысли Ирис сделалась себе абсолютно отвратительна.

«Пиши что хочешь. Все, что нужно, ты все равно уже рассказала Бартену».

На вопрос, зачем тогда вообще нужно это письмо, ей никто так и не ответил.

Ирис мечтала потерять злосчастный конверт. Сжечь, утопить, закопать в землю, только бы он не достиг адресата. Лишь бы из-за ее трусости и подлости опять не страдали люди.

А в другие минуты Ирис почти удавалось убедить себя, что все это не всерьез. Раз все равно, что писать, то и само письмо – пустышка, глупая шутка, сумасшедшая причуда этой жуткой женщины.

Возможно, Ирис даже могла бы и вовсе его не отправлять?

Но, конечно, она не сумела бы так поступить. Вспоминала участливый, полный скрытой тревоги усталый взгляд мамы и большие натруженные отцовские руки. Если с родителями что-то случится по ее вине – мир окончательно рухнет и в жизни не останется никакого смысла.

Сегодня Ирис опять сделает все как нужно. Осталась лишь пара часов.

1009 год от сотворения Свода,

7-й день второго зимнего отрезка Себерия, Край Озер

Мик

Впервые человек в маске приснился Мику в ночь перед полетом в Элинту. Они стояли друг напротив друга в пустом пыльном помещении. Было душно, воздух вокруг будто раскалился от солнечных лучей, хотя Мик не заметил ни одного окна.

– Кто ты? – он даже сквозь сон чувствовал, что во рту совсем пересохло.

Человек молчал. Мик был уверен, что ему хорошо известна эта маска, но не мог вспомнить, откуда именно.

– Я тебя знаю?

Как это часто бывало во снах, Мик никак не мог разобрать внешность незнакомца: рост, фигура, Стихия – все казалось зыбким и мгновенно расплывалось, стоило попытаться ухватиться за что-то взглядом.

Человек в маске стоял неподвижно. Мик чувствовал, что разглядывают и его самого. Он поднес пальцы к лицу, и они коснулись гладкой, отполированной поверхности дерева. Тоже маска.

Незнакомец протянул руку, как будто собираясь совершить творение. Мика словно парализовало, он хотел спрятаться, защититься в ответ, закричать. Но мог только неподвижно стоять и наблюдать, как человек в маске призывал Огонь и мир вокруг превращался в языки пламени, в которых всему суждено было погибнуть.

На этом видение резко оборвалось, словно Мика кто-то разбудил. Он долго лежал, прислушиваясь к тишине. Мысленно позвал Рут, но она крепко спала. У Мика так и не получилось сомкнуть глаз.

В тот день думать о ночных кошмарах было совершенно некогда, Мик и не вспомнил ни о каких масках, но через ночь все повторилось. На этот раз Мик как будто даже сражался, но битва была заранее проиграна.

После третьего сна он все-таки решил поговорить с Рут.

– Маски? – слушая его, Рут толкла в маленькой ступке горько пахнувшие маслянистые травы. – Как для ристалищ? У нас дома где-то хранились такие.

– Да. Конечно, и как я сам не догадался… Точно они.

– Странно, – Рут на миг отложила работу. – Мне ничего такого не снилось, это не общие, посланные Стихией видения, как это у нас с тобой бывает… Но я сейчас едва помню свои сны наутро. Может, эти маски попались тебе где-то случайно и ты запомнил?

– Здесь, в Себерии? – усомнился Мик. – Я и в Пределе-то их не то чтобы часто встречал. По-моему, в ристалищах уже сто лет никто не собирается.

– Вроде сны иногда приходят по очень странным законам, особенно те, в которых живет Стихия, ты же сам мне это и рассказывал, – задумчиво ответила Рут. – Сделать тебе травяной отвар, от которого исчезают ночные видения?

– Нет, спасибо, не нужно, – Мику почему-то не хотелось отпускать их, какими бы изматывающими они ни были. – Не так уж они и мешают. Просто странно.

Маски стали просачиваться в его мысли и днем. Мик вспоминал, рассуждал про себя, отчаянно пытался уловить какую-то ускользавшую мысль, но она никак не давалась. Он прикрывал на миг веки – от недосыпа под вечер в глазах появлялась резь, – незнакомец тут же тянул к нему руку, и больше всего на свете в эту секунду хотелось отшатнуться, но это никогда не получалось.

* * *

«Мик, ты слышишь меня?»

Вопрос сопровождался тихим счастливым смехом. Мик посмотрел в сторону, куда Рут указывала, и сам не сдержал улыбки.

Они не тренировались вместе слишком давно. Мик терпеливо ждал, пока Рут оправится после болезни и сможет нормально творить. Ему и самому требовалось время, чтобы свыкнуться с тем, как теперь звучит его Огонь вместе с Землей. Потом были те провальные попытки в Краю Ветра, о которых Мик вспоминал с мучительным стыдом.

Как и о битве в таверне.

Даже когда Рут окрепла, оказалось не так-то просто выкроить драгоценные часы, чтобы вновь учиться творить вместе. Каждый день Мика в лагере под завязку заполнили дела и заботы. Раньше тренировками заведовал Орион, и все было гораздо проще, но теперь на Мика свалились десятки новых обязанностей. Рут же вызвалась помогать в местной целительной и почти все время проводила там.