Полная версия
Без вести пропавшие солдаты Манштейна. Часть вторая
Гряздиловы – тридцать восемь человек!
Шляховы – двадцать два человека!
Молчановы – двадцать девять человек!
Домоновы – восемнадцать человек!
Маматовы – пятнадцать человек!
И ещё много похоронок с другими фамилиями принес в это село почтальон!
Я не мешал ребятам, а они медленно обходили по кругу это поклонное место – не только сельского масштаба, а всех людей русских, где бы они ни жили, и любой наш человек, находясь здесь, обязательно вспомнит своих родных и родственников, отдавших свои жизни ради того, чтобы жили их дети и внуки.
Обойдя мемориал, Генрих подошёл ко мне и очень серьёзно сказал:
– Прости нас, дядя Максим, меня и моих солдат, за то, что мы пришли на твою землю с оружием в руках! Прости!
– Да чем вы-то виноваты, вы, мальчишки, которым забили мозги фашисты своей звериной идеологией под фанфары и барабанный бой лживой пропаганды о вашем превосходстве, да и не воевали вы! А вот как простить ваших фюреров, эсэсовцев, гестаповцев, полицаев, бандеровское отродье и хиви, предателей из РОА, перебежчиков и трусов? Нет им прощения, и не будет никогда! Особенно своим, славянам! Татаро-монгольское нашествие было более нравственным и человечным, в сравнении с нападением на нашу страну этого фашистского зверья. После того, что они здесь творили, – ни один немец не должен был вернуться домой даже раненым – только трупом ему была дорога в Германию!
Внимательно выслушав меня, парень долго стоял молча, не отводя глаз от длинного перечня фамилий павших воинов, забыв пересказать мои слова своим друзьям, сам всё переваривая и сопоставляя ранее услышанное и увиденное. Это уже хорошо, что он начинал потихоньку думать как нормальный человек.
– Поехали домой, ребята! У вас сегодня был тяжёлый день! Даже с перебором, как шоковая терапия для тяжелобольных. Вы много узнали, много видели, поняли и много пережили. Поехали домой!
Возвращаться по старой дороге мне не хотелось, да и крюк приличный получался бы, а напрямик было короче, и ехать спокойнее.
Выбранная дорога домой была немного узкая, как все старые дороги, построенные ещё в шестидесятые годы, но без выбитого асфальта с глубокими ямами, а с частыми и новыми чёрными латками, но зато пустая от машин. Только одинокий грузовик вдалеке с натугой поднимался на затяжном подъёме, направляясь куда-то по своим делам, да синяя легковушка торопливо старалась обогнать трудягу, чтобы не быть приятно удивлённой в конце подъёма от неожиданной встречной машины.
Солнце ещё прилично грело голые руки державшие руль, а в машине было тихо от молчащих моих пассажиров и уютно от спокойной музыки, а влетающий ветерок в открытые окна выдувал из голов ребят последние крохи геббельсовской брехни, и заставлял вспомнить ненароком сказанные их родителями крамольные и противоречащие нацистскому строю слова, приводившие их когда-то к возмущённым вспышкам юношеской горячности, а то и к открытому неповиновению и несогласию со взрослыми, которые ничего не понимают из-за своей отсталости и нежелания посещать собрания местного «партайгеноссе».
Проехали два небольших села, стоявших вдоль дороги недалеко друг от друга, вроде бы одинаковые по застройкам и в то же время абсолютно разные по людям, которые в них живут. Можно было подумать, что одно село не покидала жестокая дизентерия, отнимающая последние силы сельчан, чтобы хоть что-то сделать по благоустройству своего дома. Людей не видно, и только стая собак, увязавшаяся за машиной, возбуждённо гавкая проводила нас из села. А вот второе село неожиданно встретило нас такими же домами из силикатного кирпича, как и в первом селе, но выкрашенными заборами и затейливо перевитыми яркими цветками воротами, умело нарисованными местными художниками. С красивыми ставенками на окнах с интересом разглядывающие нас из-за белоснежных занавесок за неизменными палисадниками с яркими розами. Или просто свежепобеленные с ярко нарисованными цветами по углам и вокруг окон. По-над домами были проложены не широкие дорожки из асфальта от дома к дому, как будто раскатанные по зелёной траве. И даже колодец был украшен теремком, а журавель, уткнувший свой нос в деревянный сруб, выглядел каким-то ухоженным и гордым за своё село, утопающее в садах.
Как-то даже странно выглядела эта броская разница между двумя сёлами-соседями. Вроде бы одна земля, одно солнце над головой, а люди, живущие в них разные – одни живут в цветах и чистоте, а другие в навозе!
Лента дороги делала бесконечные повороты, объезжая более крутые склоны, взбиралась на пологие взгорки и сбегала с них, чтобы спрятаться за следующим поворотом и вновь показаться во всю её длину до следующего подъёма или поворота. И после очередного подъёма я увидел необычайное явление, которое никогда не видел раньше наяву, а только в далёкой телепрограмме «В мире животных», да и то один раз.
– Генрих, посмотри вправо и вверх, – быстро сказал я, останавливая машину, и показал ему рукой направление, куда нужно было смотреть, чем сразу отвлёк мою команду от затянувшегося молчания и заставил всех открыть рты от удивления или испуга. Это уже кто как отреагировал на увиденную громадную стаю птиц – то ли скворцов, то ли ещё каких-то пичуг, сбившихся в плотный ком из сотен птиц, как большой косяк сардин скучивается, защищаясь от хищников. Так и эти птицы, сбившись в плотный ком, защищались от какого-то хищника и выделывали такие воздушные пируэты или фигуры высшего пилотажа, как будто какая-то компьютерная программа меняла направление, изменяя её форму бессчётное количество раз, но сохраняя плотную массу стаи. Но самого хищника, напавшего на них, мы так и не увидели. Долго стояли мы, наблюдая за этой стаей, как будто только здесь, над этим местом, можно было исполнять этот волшебный танец, и нам было совершенно непонятно, как в таком плотном клубке не затоптали и не забили крыльями они друг друга.
– Что, вояки, испугались? Наверное, подумали, что это ваша тучка прилетела за вами и так обрадовалась, увидев вас ещё целыми? – упустить такой момент, да чтобы не подшутить над испуганными ребятами, как бы в отместку за тёщиных курей, я никак не мог.
– Если честно сказать, то в первое мгновение я испытал шок от увиденного! Но как же красиво! – восхищённо заговорил, приходя в себя, Генрих, и все остальные подтвердили его слова. – О, «йа», «йа», «натюрлих», шок!
– Ну вот и хорошо! Теперь я буду спать спокойно!
– Это почему же вы будете спать спокойно? – уже зная, что от меня можно ожидать чего угодно, дотошный парень всё-таки решил выяснить всё до конца.
– Генрих, солнышко, пора бы тебе уже знать, что у нас, у славян, есть такая примета: если ты за день не сделал какую-либо гадость другому, то ты всю ночь будешь страдать бессонницей и мучиться из-за утраченных возможностей. Это в большей мере относится к подавляющему числу наших чиновников, но и простой народ от них не отстаёт, понятно?
Долго стоял Генрих, поджав свои губы и недоумённо посматривая на меня, думая над странными особенностями русских развлечений, и улыбнувшись сказал:
– Надеюсь, это Ваша очередная шутка?
– Да какая это шутка! Это действительность! Есть такой анекдот: – Сидят два хохла… Ты знаешь, кто такие хохлы? Ага, уже лучше! Так вот, один спрашивает другого: «Ты чего такый смурный?» Смурный – это по-русски «грустный»! А другой, ему отвечает: «Та, розумиешь, кумэ, о ци, москали, и газ продають и нафту, и у хати у ных тэпло, а мы тильки на Майдане душу гриемо и всэ! Дуже добрэ було, колы б почалась вийна миж Финляндией и Китаем!»
– О чём ты говоришь? Ну причём здесь Финляндия и Китай? Ты хоть знаешь, где Финляндия и где Китай? Чего им между собой делить, да и Россия лежит между ними!
– «Во-во, та нэхай воны хоть огороды о цим москалям повытаптывають! Послухай, кумэ! Давай свои хаты запалымо!» – «О, а цэ навищо?» – «Та шоб у цих клятив москалив, вид нашего дыму, хоть очи повылазять!»
Генрих дословно и, наверное, удачно перевёл на немецкий язык анекдот своим друзьям, и в машине долго не замолкал смех под тихий шелест колёс по асфальту, катившихся накатом по лёгкому наклону дороги.
Мимо машины проплыл предупреждающий знак «Животные на дороге», когда-то давно установленный на месте перехода через дорогу колхозного стада коров, а сейчас даже следы копыт заросли травой, и только выбитые животными тропинки по склонам оврага говорили о былом большом стаде. Вдалеке, в самом низу спуска дороги, одинокая легковушка стояла на обочине дороги перед очередным подъёмом, с топчущимся около неё человеком. На дороге всякое случается: то бензин нежданно закончится у раззявы, или ещё какая-нибудь поломка неожиданная случится. Вот и этот скатился вниз накатом и теперь ждёт, наверное, помощи от проезжающей машины.
– О, какая приятная неожиданность! Познакомься, Генрих, с первым увиденным тобой гаишником!
– Это кто такой?
– Сейчас узнаешь! Только ты, ради бога, молчи и не вмешивайся!
Из-за машины вышел с барской вальяжностью молоденький, но уже мордатенький лейтенантик, помахивая полосатым жезлом дорожно-постовой службы, небрежно приглашая нас к дружескому разговору. Ну что же, уважим человека.
Съехав с асфальта, мы остановились позади его машины и вышли вместе с Генрихом, чтобы узнать причину нашей остановки, а заодно и поближе рассмотреть представителя грозной организации, даже куда хуже, чем НКВД.
– Лейтенант Петренко! Почему Вы нарушаете скоростной режим? – уверенным голосом наделённого властью человека обратился ко мне представитель автоинспекции.
– Не по-о-нял! Я что, ехал слишком медленно или задним ходом? – от такой наглости у меня брови на лоб полезли. Ну, всё ожидал, но услышать такое…
– Вы ещё будете со мной спорить? – наглым тоном, самоуверенно и не моргнув глазом, пресёк моё безмерное возмущение слуга народа, – мой регистратор определил вашу скорость в девяносто восемь километров в час! Вот, посмотрите!
Всё правильно, табло регистратора показывало «98», но мы-то катились под горку, даже не запуская двигатель, со скоростью не больше двадцати!
– А твой калейдоскоп хоть работает? Может быть, там было ноль девяносто восемь километров? Ты покрути там колёсико!
Но он не слушал и уже открывал какую-то папку, предусмотрительно положенную на капот его машины, и доставал протокол дорожного нарушения.
– Всё, всё работает, не беспокойтесь! Но я могу Вас не наказывать, если Вы возьмёте мою машину на буксир и вытащите меня наверх, а там я и сам до деревни доеду, – поставил мне условие этот наглец.
– Во-первых, мне твоё корыто не за что цеплять, потому что у меня нет форкопа, а во-вторых, буксировочного троса тоже…
– Это уже лучше! Нет буксировочного троса! Может быть, у вас и огнетушителя нет, и аптечка просрочена? – перебив меня на слове, возмущённо и в то же время обрадованно воскликнул блюститель дорожного порядка.
И я только сейчас обратил внимание на то, что на его груди не было личного жетона сотрудника ДПС! Та-ак, а это что за калич на колёсах без логотипа любимой организации? А на крыше машины вообще какой-то тазик прицеплен вместо мигалки!
Ряженый клоун, войдя в роль всесильного на дороге хозяина, уже не видел, что я стою перед ним и рассматриваю его, как энтомолог интересную козявку!
– …за задний мост моим тросом зацепи, – настаивал нахал.
– Ты хоть представляешь, что ты мне предлагаешь? Я ведь задний мост угроблю! А он стоит гораздо больше, чем весь твой тарантас! Знаешь, ты себя лучше за задницу зацепи! – от такого нахальства я уже не сдерживал себя и смеялся над таким глупцом, попавшемся мне на дороге.
И вдруг мы оба услышали сначала доносившуюся издалека музыку, потом увидели и выскочивший на горизонте дороги «Мерседес». Сразу забыв обо мне, лжегаишник выбежал на середину дороги с жезлом в одной руке и своим калейдоскопом в другой и стоял с такой решимостью, как железнодорожный обходчик с красным флажком перед разобранными рельсами, ожидая несущийся состав. А «мерс» нёсся явно выше сотни, и вскоре рёв динамиков стал перекрываться визгом хороших тормозов, оставляющих две чёрные полосы на полотне дороги.
Кормящийся на асфальте ну прямо танцевал на месте, как вратарь в воротах, и не мог дождаться, когда же остановится такая денежная тачка! Вот здесь-то у него точно что-то прибавится в кармане, и ему некогда было глянуть на меня, рассматривающего самодельную мигалку, сделанную из пластмассового цветочного ящика, в каком хозяйки высаживают цветы на балконе, но с аккуратно вставленными рассеивателями света – наверное, отобранными у какого-то тракториста. Прямо гордость берёт за наш народ – чего только не придумают наши умельцы, чтобы надурить лохов любыми путями и выманить у них деньги!
Генрих с недоумением смотрел на развивающееся перед ним представление, не понимая, почему я вдруг стал так недопустимо резок с представителем столь страшной ГАИ, которой я его когда-то пугал. И пока ряженый пытался перекричать «мерсовские» динамики, я объяснил ему в двух словах, чем же вызвано моё негативное проявление лояльности к власти.
А на дороге уже трое орали, размахивали руками, загибали пальцы и крестились, божились и тыкали в нос какими-то «Прайс-листами» с расценками дорожных нарушений, взывали, как к Всевышнему, к показанию калейдоскопа, пока один из парней, наверное, боясь сорвать свой голос, не выключил в машине магнитофон. И я услышал последние слова лжегаишника:
– …девяносто восемь километров! Какие семьдесят?! Вы что, не видели знака ограничения скорости?
– Какого знака? Здесь отродясь никакого знака не было!
– Так вы ещё и знак не видели? Ну, ребята, вы и влипли! Протрите глаза! Вон он, отсюда его видно! Ваши документы!
– Командир, ты чё, ваще, давай так договоримся! Пятьсот рублей хватит?
– Скока-скока? Какие «пятьсот»? Вы что, совсем с ума сошли!? Это же чистая взятка представителю власти! Это уголовное преступление!
– Тада тысяча!
Сошлись на тысяче и буксировкой до ближайшего села.
Этот концерт с интересом слушали ещё трое вышедших из машины ребят, ничегошеньки не понимая в этом бедламе, но своими одинаковыми спортивными костюмами и оригинальной раскраской на лицах внушали явное сомнение в умы сговорившихся сторон, что связываться с ними не стоит.
И хотя одному из них, что был в погонах, было жалко отпускать нас, не содравши шерсть, а двум другим жалко было потерянных денег, ни за что отданных, как бы там ни было, они уже дружной компанией цепляли стальной трос к прицепному устройству на «мерсе» и за буксировочную серьгу видавшей виды «девятки». Но делалось всё это как-то не так, как это делают с нормальной психикой люди, а как-то дёргано и неестественно нервно.
В конце концов, всё утряслось, и все расселись по своим машинам, а презирающий нас хапуга, даже не глянув на нас, просигналил, давая понять, что можно трогаться. Взревела музыка и, натянув трос, «мерседес» с места рванул так, что бедную «девятку» сразу замотало по дороге, как пустую консервную банку.
– Генрих, ты знаешь, мне показалось, что эти двое из «мерса» явно чем-то обкурились! Какие-то они одинаково нервные – высказал я своё мнение, – но может быть, я ошибаюсь?
– Что они могли выкурить? – святая душа прошлого тысячелетия могла знать только нюхательный кокаин, и то могла об этом не знать из-за интеллигентности родителей.
– Сейчас столько всякой дури напридумали, что только одних названий перевалило за две сотни. Курят дурь, колются, нюхают, убивают и умирают. Страшная эпидемия захлестнула землю!
Музыка от удаляющихся машин стала тише и вскоре совсем замолчала, скрывшись за подъёмом дороги, и мы, сев в машину, тоже потянулись вдогонку за хитрецом и лохами. А наверху нас ждала очередная неожиданность, но прогнозируемая.
Связка из двух машин неслась вниз так, как будто за ними гналось что-то страшное и незнакомое! Мигалка сверкала, как новогодняя ёлка, и даже до нас донося звук полицейской сирены. «Жигулёнка» мотало по дороге из стороны в сторону, и как он не угодил в оба кювета сразу, было просто непонятно. И вся эта одуревшая команда уже подлетала к окраине деревни.
Что значит для сильного двигателя «Мерседес-Бенца» вытащить на горку лёгкий «Жигулёнок»? Да ничего! Даже не почувствовали, что у них что-то там прицеплено! А когда врубили музыку, тут же вспомнили о заныканных чинариках и, напрочь забыв о своём привязанном, сразу вдавили педаль газа до полика, как вдруг в зеркале заднего вида, совсем неожиданно для себя, увидели они сверкающую полицейскую мигалку и чуть слышно доносившийся до них вой сирены!
– Атас! Менты на хвосте!
И понеслось! Перепуганный инспектор вцепился в руль, сирена ревёт, мигалка сверкает и требует немедленно остановиться, и севший на хвост мент не отстаёт от несущегося «мерса» ни на метр. Обкуренные наркоманы давят на газ и стараются оторваться от нежелательного хвоста, резко сворачивают в первый попавший переулок и, как гирей на цепи, разносят «жигулёнком» чей-то палисадник у дома.
Но упёртый гаишник не отстаёт! Вот зараза, прицепился! Ещё один поворот, и снова разлетается сзади переломанный штакетник, и взмывают вверх перепуганные куры, спокойно гулявшие у своего дома.
А этот паршивец орёт в машине уже громче чем его сирена и «мэрс» несётся уже к следующему повороту, и сам уже вписывается в него с большим трудом, юзя колёсами почти у самого угла дома. И тут же в этот угол шарахается другим боком бедный взяточник, даже не стараясь вырулить.
Только на следующем повороте, еле увернувшись от лежащего у дома толстенного бревна, защищавшего угол, «мерседес» насаживает на него не в меру настырную погоню и, вырвав у «жигулёнка» из подрамника болты с серьгой, уносится со звенящим по асфальту тросом из разбитой ими деревни.
Да, продешевил, мздоимец! Надо было сразу с них брать тысяч сто пятьдесят на будущий ремонт своей машины. Поскромничал! Вот только интересно знать, что скажет ему дома папа?
Моя команда смотрела на устроенное в деревне ралли с очень большим интересом, в зависимости от того, кто и за кого болел. Они делали ставки на лидера и на аутсайдера, рейхсмарки перетекали из рук в руки и кое-кто уже сколотил неплохое состояние за короткий срок. А Генрих, по ходу дела, объяснял им, почему получился весь этот переполох и от этого ставки увеличивались болеющими за национальную автопромышленность ещё больше, но тут же котировки резко падали от вида сбегающихся местных жителей с дрекольем к контуженому «жигулёнку» с парившим радиатором.
Теперь разговоров, смеха и весёлых предположений о том, что чувствует сидящий в машине горе-бизнесмен и что он ещё будет чувствовать, когда к нему сбегутся все пострадавшие от разгрома, устроенного в деревне, то нам этого веселья хватит до самого города, уточняя и придумывая новые детали, которые ребятам были не видны, но очень всем хотелось это видеть во всей красе и звуках!
– Но как же так можно позорить свои погоны? Он же офицер! – Генриху был совершенно непонятен поступок этого человека.
Но разве можно обижаться на убогого, если у него от рождения ума нет? А этот школу закончил, и она, перекрестившись, выставила ему в аттестат по всем предметам троечки и, с богом, проводила за порог! Папочка, заплатив хороший куш, устроил его в институт, но сынок на лекции не ходил, и папе приходилось платить за каждый экзамен. С каждым годом он наглел всё больше и больше, а ума так и не набрался, ну и пристроил папуля его у себя в деревне участковым. А жить-то красиво хочется, вот он и додумался кормиться на асфальте, но и здесь сорвалось! Сплошная невезуха! И ведь не бедствует, паршивец, с куска на кусок, сидя под крылышком у папашки – вон какая хряпа, аж лоснится! Очень нужную для страны профессию испоганили вот такие проходимцы всех мастей и званий! Ведь в стране люди уважают и гордятся ОМОном и СОБРом, настоящими мужчинами нашей Родины, сотрудниками МЧС и военнослужащими армии! А этот потянулся за лёгкими деньгами и доброго слова не заслуживает!
«Мерседес» уже где-то спокойно ехал, оторвавшись от ментовской погони, и вдыхал новые порции заморского зелья. А незапланированный местным начальством «майдан» всё разрастался и набирал силу, взяв в плотное кольцо вдрыбадан разбитый «жигулёнок». А более дальновидные и предприимчивые жители села уже побежали ломать свои полусгнившие палисадники и заборы, даже там где трасса устроенного ралли и не проходила. Но ущерб своей собственности надо было показать лицом, да и соседи все подтвердят о сумасшедшем участковом, гонявшемся за невинными пареньками по всем улицам их села, за то, что эти хлопцы, совершенно случайно, показали ему средний палец руки. Может быть, эти мальчики так определяли, с какой стороны ветер дует? – Так зачем же из-за этого давить наших несушек? Только у меня одной, он, паразит, передушил целых десять, нет, пятнадцать штук! Он и в детстве таким шалопутным и непутёвым был! – раздавался крик на всё село.
А какая-то шустрая бабка уже трясла над его разбитой машиной своей старой, разорванной по этому случаю, подушкой с перьями и навзрыд причитала на всё село о погубленных этим проходимцем её кормильцах! Что теперь ей, старенькой бабулечке, беззащитной и немощной, делать? Хоть сейчас ложись и помирай с голода из-за этого обормота прямо здесь, у его машины!
– Танцевали девки в храме, все претензии к Обаме! Всё, Генрих, поехали! До финала ещё далеко, а всё интересное мы уже увидели! Я только до сих пор не могу понять, с какого будуна милицию переименовали в полицию?
Новоявленный Остап Бендер сидел в машине, втянув голову в плечи, и даже думать не мог о том, чтобы выбраться из ничем не виноватой машины, и нам было совершенно непонятно, почему – то ли ждал темноты, то ли прихода своего родителя?
Глава 11
Это приключение, увиденное нами от пролога, начавшегося на дороге, до эпилога, разыгравшегося в деревне, подарило такое хорошее настроение, что его нам и правда хватило до самого въезда в город. И если бы не было так жарко даже с открытыми окнами, то можно было бы заехать и посмотреть диораму Курской битвы, для общего развития моих оккупантов. Но ехать в центр города по этому пеклу совершенно не хотелось, а сменить обувку парням на что-то лёгкое всё-таки нужно! Иначе они в своих кроссовках совсем сгорят.
Если их удивили красивые дома пригорода, то от городских многоэтажек они были просто в восторге. Чтобы их удивить ещё раз, а заодно и сделать кое-какие покупки, я заехал на стоянку около нового супермаркета и повёл их на экскурсию в недавно построенный современный магазин. Первое, что их поразило, были двери, которые открывались сами по себе, как только к ним подходил человек. Они долго старались понять, в чём же здесь секрет и кто же так терпеливо открывает им двери, что я уже не выдержал и потащил их к громадному аквариуму с океанскими рыбками разнообразных форм и расцветок. Около этого аквариума можно стоять часами, заворожённо рассматривая медленно плавающих рыб, которые уже не обращали никакого внимания на людей, и только стая акул патрулировала его по всему пространству, косо поглядывая на любопытных людей. Я не знал, был ли у них дома аквариум, но вид такого громадного объёма воды за стеклом даже меня всегда завораживает.
Поднявшись на верхний этаж на прозрачном лифте, я вдруг понял, что появляться здесь с моими пришельцами из Зазеркалья, не нужно было бы! Зал был полон разными игровыми автоматами, которые стреляли, летали и ездили! Это надо было видеть, с каким интересом и желанием они смотрели и учились у детей, пришедших с папами, как стрелять, что крутить, чтобы машина ехала, а мотоцикл куда-то нёсся по бесконечной дороге. Или на что там нажимать, чтобы мячик попал в кольцо, а руки сами уже доставали из карманов мятые рейхсмарки, чтобы разменять их на монеты. И видя, с каким желанием они хотели бы поиграть в эти не виденные ими ранее игрушки, мне пришлось объяснять Генриху, что сотрудники в обменных пунктах валюты не знают, по какому курсу обмениваются рейхсмарки на рубли. Хорошо хоть добрые люди подсказали, что сначала нужно обменять рейхсмарку на монгольский тугрик, но для этого нужно найти монгола с его валютой, а они – нечастые гости в нашем городе. В общем, получается большая морока! А вы, лбы здоровые – повоевать в «Звёздные войны» можете бесплатно и дома, а вместо строптивого, «ковбойского быка» и на моём Бладе поездите.
– Пошли лучше подберём вам нормальную одежду, а то на вас уже стали обращать внимание, как на интернатовских переростков! Вместо этих игрушек идите вон лучше на искусственном льду покатайтесь!
– Но у нас ведь коньков нет! – Генрих смотрел на меня таким взглядом, будто только сейчас заметил, что у меня не всё в порядке с головой.
– А чего вы тогда приехали в Россию и не взяли с собой коньки? Знали ведь, что у нас льда и снега, больше чем песка в Сахаре! Пошли тогда искать вам одежду!
Подойдя к эскалатору, мы столкнулись с ещё одной проблемой в виде куда-то убегающих ступенек, на которые становиться никому из моих героев добровольно не хотелось, а протолкавшаяся сквозь них стайка мальчишек плавно поехала вниз, о чём-то оживлённо хвастаясь друг перед другом. Волей-неволей и им пришлось сделать этот страшный первый шаг, который понравился им так, что всем захотелось его повторить и спуститься вниз, но уже на поднимающейся вверх лестнице. И это так понравилось молодым туристам из-за границы, что им сделал замечание бдительный сотрудник охраны. Пришлось мне извиняться за них и объяснять человеку, что ребята из далёкой Лапландии и эскалатор видят первый раз в жизни – видите, какие у них счастливые лица?