С ангелами рядом

Когда он очнулся, не мог понять, открыты у него глаза или закрыты. Джино по-прежнему ничего не видел, чувствовал лишь сильное раскачивание. Со всех сторон к нему прижимались какие-то тела, изредка его слегка толкали или пинали его ноги. Мало-помалу к нему вернулись зрение и слух. Как в тумане, перед глазами стали вырисовываться фигуры других солдат, скученных в одном месте, сваленных чуть ли не друг на друга. Уши Джино уловили стук колёс по рельсам, и он понял, что находится в движущемся поезде с сотнями своих товарищей по несчастью.

– Эй, очухался? – спросил кудрявый парнишка, лежащий рядом.

– Где я? – прохрипел Джино.

– Там же, где и я, – ответил парнишка, – в плену.

– Я ничего не помню.

– Тебя, видать, контузило. Ты был без сознания. Нас покидали в вагон, как дохлую треску.

– Куда нас везут?

– Этого нам, дружище, не сказали.

На следующее утро поезд остановился, вагон открыли, и трое австрийских солдат начали выталкивать наружу пленных. Под прицелом ружей их кое-как построили и велели идти шеренгой по пыльной дороге. Длинный отряд раненых, голодных и измученных итальянских солдат вели под неусыпной охраной десять часов подряд, не давая им ни капли воды. Некогда сильные и выносливые мужчины плакали, падали и молили о смерти. Джино переставлял ноги автоматически, почти ничего не видя перед собой. Голова у него гудела, в ушах шумело, перед глазами плясали чёрные пятна.

Некоторые не могли больше идти. Упав, они просто лежали на дороге в пыли. Тогда австрийские солдаты велели пленным, у которых осталось хоть немного сил держаться на ногах, срубить в лесу толстые ветки и соорудить носилки для раненых. Тем, которые сами едва волочили ноги, теперь приходилось ещё и нести тяжёлые носилки. Положение усугубилось. Видя, что они рискуют не довести пленных до места назначения, австрийские конвойные принесли из походной кухни чайники и несколько кружек, разлив всем по несколько глотков холодного горького кофе.

К вечеру отряд измученных пленных подошёл к одному австрийскому селу. Всем было разрешено лечь прямо на лужайке перед селением. Солдаты повалились как подкошенные. Им разнесли чай и хлеб с повидлом – еду, которой они не ели несколько месяцев. После целого дня пути это показалось им самым вкусным угощением, которое они вообще когда-либо пробовали в своей жизни.

Пленных продержали в этом селении два дня. Спали и ели на той же лужайке, раз в день им давали чай и хлеб. Наконец приехали грузовики, и всех затолкали на них – настолько плотно, что они лежали друг на друге. Когда грузовики тронулись, несчастные почти пожалели, что их снова не погнали пешком. Дорога была каменистая и ухабистая, тела подпрыгивали на твёрдых досках, как мешки с картошкой. Раненые громко стонали и вскрикивали на каждой колдобине, у многих раны воспалились и заболели ещё сильней, так как солдатам не было оказано никакой медицинской помощи.

Пленных привезли в Инсбрук и распределили по казармам. Через некоторое время каждую группу отвели в душевую, где всех продезинфицировали. Раненых перевязали, особо тяжёлых отправили в госпиталь. Джино оставили в казарме, так как у него не обнаружили никаких физических повреждений. В девять вечера всем велели ложиться спать на соломенные матрасы, брошенные прямо на пол.

Джино, хоть и смертельно устал, не мог заснуть. Он думал о своих родителях, о том, что они не знают, где он, что с ним и жив ли он вообще. Тревога за родителей и всё то, что он пережил, окончательно подорвали его душевное состояние. Джино проплакал всю ночь и как ни храбрился, ему никак не удавалось справиться со слезами.

Утром пришёл доктор и спросил, есть ли желающие помогать ухаживать за ранеными в госпитале. Вызвалось несколько добровольцев, Джино тоже охотно отправился с ними, хоть у него всё ещё кружилась голова. Но это было дело, которое отвлекало от тяжёлых мыслей, а это было очень важно для психики солдат. Джино определили в палату с тридцатью восьмью койками, ни одна из которых не пустовала. Он работал день и ночь, но делал это с удовольствием, пусть ему и приходилось присутствовать на операциях, где солдатам ампутировали ноги и руки. Или видеть людей, которые представляли собой одну сплошную рану, и невозможно было поверить, что они смогут выжить.

Джино пришлось увидеть и множество смертей. В госпитале солдаты умирали от ран, а в казармах – от голода и туберкулёза. Пленных заставили самих построить себе кладбище и хоронить там своих товарищей. У пленных не было тёплых вещей, а казармы не отапливались. Почти всю одежду пленные обменяли на еду, чтобы не умереть с голоду. Зимой холод был просто невыносимым, температура в Австрии опускалась до минус тридцати, даже в казарме было минус десять.

Лучшими днями были те, когда раздавали чуть тёплый суп из воды, картошки и капусты, в остальное время их кормили хлебом, испечëнным из муки пополам с измельчëнной соломой или желудями. Дневной паёк заключённого содержал порцию, которой не хватило бы и ребёнку. Ситуация осложнялась тем, что солдат заставляли выполнять тяжёлые работы, а смены длились по 12—14 часов. Они работали на рубке леса, в угольных шахтах и каменоломнях, на строительстве укреплений и железных дорог. Больше повезло тем, кто был занят на сельскохозяйственных работах, их кормили немного лучше.

В течение Первой Мировой войны в плен было взято 600 000 итальянцев, которые были размещены в концлагерях Австрии и Германии. Из них 100 000 солдат не вернулись к своим семьям, погибнув от болезней, холода и голода. И многие из этих несчастных сами сдались в плен, решив, что в концлагере им будет всё же лучше, чем в окопах. Джино Таманьини провел три долгих года в лишениях: год на фронте и два года в плену. С психологической травмой, которая осталась у него на всю жизнь, он так и не смог справиться.

Глава 3. 1917 год. Ненапрасные усилия

Ватикан

Папа римский, Джакомо делла Кьеза, работал в своём кабинете в Ватикане, когда к нему вошёл один из секретарей.

– Ваше Святейшество, вот документы, которые Вы просили принести, – он положил на стол папку.

– Спасибо.

Во время Первой Мировой войны папа старался донести до правительств враждующих держав свои мирные предложения с целью положить конец кровопролитию. Святой Престол в те времена отбывал заточение в Ватикане, и папа делла Кьеза очень страдал в заключении, но считал его своим покаянием, а войну – божьей карой. В курии было распространено мнение, что причиной войны стал отказ общества от принципов католической церкви.

Открыв папку, принесëнную секретарём, и достав нужные ему документы, папа начал составлять прокламацию о дипломатическом разрешении военной ситуации, чтобы послать её Карлу Австрийскому. В папке лежали также его прошения об оказании помощи пострадавшему гражданскому населению, беженцам и раненым, с приложенными к ним квитанциями о пожертвованиях со стороны Ватикана. Эти пожертвования поставили Святой Престол на грань банкротства, особенно учитывая положение самих понтификов в те времена и их отношения с королями Италии.

Ещё в 1870 году светская власть пап, которые правили Римом и половиной Италии, была подавлена. Сменяющие друг друга папы были заперты в Ватикане и никогда оттуда не выходили. Такие отношения между Итальянским королевством и католической церковью длились 59 лет.

Джакомо Паоло Джованни Ваттиста делла Кьеза родился в Генуе, в не особо богатой, но достаточно знатной дворянской семье. Джакомо хотел поступить в епархиальную семинарию, но отец был против. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, он поступил в Королевский университет Генуи и окончил его через три года. Только после этого отец Джакомо согласился с его желанием посвятить себя церкви. Юноша учился в семинарии в Генуе, затем в Риме – в колледже и Папском Григорианском университете, где получил степень богослова.

В двадцать четыре года Джакомо делла Кьеза был рукоположен в священники и поступил в Академию церковной знати. Его целью и главным желанием было служить Святому Престолу. Свою дипломатическую карьеру он начал в возрасте двадцати девяти лет, уехав в Мадрид, где стал секретарём апостольского нунция. Это была хорошая практика для Джакомо, он проработал четыре года в Испании и вернулся в Рим.

В то время папой был Винченцо Печчи, который назначил Джакомо одним из своих секретарей и поручил ему вести протоколы. После смерти Винченцо Печчи папой стал Джузеппе Сарто, который был консервативнее, и карьера Джакомо в Ватикане приостановилась. Более того, новый папа решил и вовсе выслать его из Рима, назначив архиепископом в Болонье. Монсеньор покинул Ватикан в возрасте пятидесяти четырёх лет. Спустя шесть лет службы в Болонье папа Сарто пожаловал Джакомо кардинальскую мантию.

Через четыре месяца после этого Джузеппе Сарто умер, и кардиналы съехались в Рим на конклав. К удивлению всех и его самого, папой был избран Джакомо делла Кьеза – всего через несколько недель после начала Первой Мировой войны. Это было исключительным событием, когда папой избрали новоиспечëнного кардинала. Так как шла война, делла Кьеза решил проводить коронацию в Сикстинской капелле, которая была намного скромнее, чем собор Святого Петра. Он принял имя Бенедикта XV.

Назначение папой и начало войны казались Джакомо волей судьбы – как будто Всевышний избрал именно его для борьбы с жестокостью и насилием. За небольшой рост его звали «малышом», но как только он сел в папское кресло, показал себя настоящим лидером. В течение трёх лет он неустанно рассылал всем враждующим правительствам письма с просьбой прекратить войну. Сейчас из принесëнной секретарём папки он вынул документ, на который возлагал особые надежды.

Это было обращение ко всем воюющим державам с предложением собраться за мирным столом переговоров. Данное обращение делла Кьеза отослал Государственному секретарю с целью узнать его мнение о содержании письма. У них была назначена встреча на одиннадцать утра, и точно в назначенный час раздался стук в дверь. С позволения папы, к нему в кабинет вошёл Государственный секретарь Пьетро Гаспарри.

– Ваше Святейшество, – Гаспарри подошёл и поцеловал кольцо на руке папы.

– Садись, Пьетро, – у них были дружеские и доверительные отношения.

Делла Кьеза положил перед ним черновик обращения с просьбой о мире.

– Ты сделал здесь пометку, объясни, что ты хотел этим сказать?

– Ваше Святейшество, возьму на себя смелость посоветовать Вам заменить слова «бесполезная резня».

– Почему я должен их заменить? Эта война не кажется тебе бесполезной резней?

– Без сомнения, Ваше Святейшество. Но это послание будет читать весь мир, от правителей государств до последнего солдата. И это может быть… хм… – Гаспарри тщательно подбирал слова, – опасно.

– Опасно для кого? Это послание и рассчитано на то, чтобы его прочитал весь мир.

– Опасно в первую очередь для Вашего Святейшества. Для Святого Престола. Для всех нас, наконец.

Делла Кьеза задумался, постукивая пальцами по столу.

– Нет, Пьетро, оставь всё как есть. Я несколько раз перечитал текст послания и всё хорошо обдумал. Хочу донести до мира именно то, что написал.

Гаспарри сдержанно вздохнул и сказал:

– Как будет угодно Вашему Святейшеству. Я подготовлю документы к печати.

Он забрал папку и вышел из папского кабинета.

Пьетро Гаспарри родился в семье пастуха и был самым младшим из девяти детей. Он поступил в малую семинарию и до восемнадцати лет учился там, а после – в Римской Папской семинарии. Получил диплом по богословию, философии, гражданскому и каноническому праву. В двадцать пять лет Пьетро был рукоположен в священники и преподавал в Риме церковную историю, теологию и каноническое право.

В сорок шесть лет Гаспарри был пожалован сан епископа, и его направили делегатом в Перу, Эквадор и Боливию. Затем он вернулся в Рим, в пятьдесят пять лет стал кардиналом, а в шестьдесят два года – камергером Священной Римской церкви и Государственным секретарём, которым его назначил папа. Гаспарри был на два года старше папы делла Кьеза. Ему было шестьдесят пять, когда Первая мировая война подходила к концу, и папа приказал ему ничего не менять в своём возвышенном послании враждующим державам.

Однако реакция враждующих наций на мирное послание папы оказалась отрицательной, и понтифик был глубоко разочарован провалом. Генералы всех враждующих держав возненавидели папу за то, что он подрывает дух солдат. Однако они, измученные жизнью в окопах, холодом и голодом, ухватились за это послание, как утопающий за соломинку.

– Знаю, Пьетро, ты меня предупреждал, – говорил папа своему другу и Государственному секретарю Гаспарри, – но я должен был попытаться. Всё же нам нельзя останавливаться. В результате разделения церкви и государства мы не можем покидать пределы Ватикана, поэтому письма и мирные послания – единственные наши орудия борьбы.

– Ваше Святейшество знает, что я всегда на Вашей стороне, – слегка склонив голову, ответил Гаспарри.

– В первую очередь, мы должны продолжить нашу миссию помощи беженцам и раненым всех воюющих государств, а также пленным, находящимся в концлагерях.

– Наши миссионеры распространяют Евангелие среди солдат.

– Этого недостаточно, – покачал головой делла Кьеза, – распорядись выделить средства для помощи сиротам и жертвам войны. Свяжись с миссионерами из других стран. И не важно, будут они католиками или нет. Все люди – дети божьи. Возьми одного из твоих самых верных помощников и приобщи его к этой работе.

– Я возьму Эудженио Пачелли. Ваше Святейшество помнит, что он был учеником в Государственном секретариате?

– Я помню его, как же. Впоследствии он был камергером у моего предшественника. Работай с ним. Мы должны попытаться смягчить разногласия между разными национальными церквями. И с Итальянским Королевством надо бы наладить отношения. Война вызовет массовую нищету, результатом могут стать народные недовольства. Государство и церковь не должны враждовать, это может ещё больше накалить обстановку.

– Абсолютно с Вами согласен, Ваше Святейшество. Я немедленно приступлю к работе.

– Принеси мне, пожалуйста, документы монсеньора Пачелли.

– Непременно, Ваше Святейшество.

Как только Гаспарри принёс папе документы Пачелли, Святейший Отец принялся изучать их. Прочитав его биографию, он решил, что Пачелли мог бы быть полезен, чтобы наладить отношения с Германией. «Надо попробовать, – подумал папа. – Он действительно долго был верным помощником Гаспарри, а Пьетро я доверяю».

Эудженио Пачелли родился в Риме в дворянской семье юриста и ещё в детстве решил стать священником. Его любимой игрой была воображаемая месса, которую он служил. У Эудженио был любимый учитель, воспитатель и наставник – видный астроном, преподобный Джузеппе Лаис, тоже имевший знатное происхождение.

Пачелли окончил католическую частную школу и в возрасте восемнадцати лет поступил в Григорианский университет, где изучал богословие. В двадцать три года он был рукоположен в священники, в двадцать пять – получил степень доктора богословия, а через год – и диплом по юриспруденции, став специалистом в гражданском и каноническом праве.

Когда Эудженио поступил в Государственный секретариат учеником, он познакомился с Джакомо делла Кьеза, в то время ещё епископом. В двадцать восемь лет Пачелли был назначен камергером предшественника делла Кьезы. На коронации Георга V Эудженио представлял Святой Престол, а в тридцать восемь лет стал помощником кардинала Пьетро Гаспарри, который в то время не был ещё Государственным секретарём.

Папа делла Кьеза был доволен изучением личного дела Эудженио Пачелли и вызвал к себе одного из своих секретарей.

– Передайте эти папки монсеньору Гаспарри и подготовьте документы для возведения в сан архиепископа Эудженио Пачелли. Попросите монсеньора Гаспарри связаться с посольством Баварии и составить рекомендательные письма о назначении архиепископа Пачелли апостольским нунцием.

Через некоторое время новоиспечëнный архиепископ уехал в Мюнхен, а Гаспарри регулярно поддерживал с ним связь, координируя его работу. Будучи Государственным секретарём, он нëс ответственность за дипломатическую и политическую деятельность Святого Престола. Он отвечал также за судебные органы, полицию, жандармерию Ватикана и папскую швейцарскую гвардию.

Всё же в конце войны делла Кьеза сумел восстановить отношения со многими странами, участвовавшими в конфликте, особенно с Францией – благодаря символическому жесту канонизации Жанны д’Арк. В конце года помощник Гаспарри принёс ему письмо, адресованное в Ватикан с настоятельной просьбой его прочтения Святейшим Отцом. Гаспарри поблагодарил помощника и распечатал письмо. Он прочитал его дважды, прежде чем позвонить одному из секретарей папы и попросить назначить ему срочную аудиенцию. Войдя в папский кабинет с письмом в руке, Гаспарри сказал:

– Ваше Святейшество, я получил письмо от одного португальского священника. На конверте написана просьба показать это письмо Святейшему Отцу. Когда я его прочитал, у меня не осталось и тени сомнения, что Ваше Святейшество должно немедленно ознакомиться с ним.

– Так прочитай мне его, Пьетро. Пропусти разные длиннющие приветствия, прочитай самую суть.

Гаспарри поклонился и начал читать:

«Несколько лет назад я проводил урок по подготовке детей к первому причастию, – писал португальский священник, – на который пришла одна девочка, что была на год младше всех остальных детей. Так как первое причастие дети должны получить в семь лет, я отказал шестилетней девочке и попросил её прийти через год. Она принялась плакать, а я, чтобы утешить её, стал разговаривать с ней. К своему удивлению, я обнаружил, что девочка совершенно готова к первому причастию без всяких уроков. Она получила его от меня вопреки правилам, да простит меня Ваше Святейшество!

Впоследствии примерно раз в год эта девочка, которую зовут Люсия, рассказывала мне, что иногда во время обеденной молитвы видела ангела, парящего в воздухе над деревьями, под которыми она пасла овец со своими двоюродными братом и сестрой. Так продолжалось в течение четырёх лет. После этого, 13 мая сего года, ей явилась сама Богородица и рассказала тайну, которую она должна раскрывать миру по частям и только в то время, которое ей укажет Пресвятая Дева Мария. Богоматерь сказала Люсии, что она будет долго жить, а вот её двоюродные брат и сестра скоро умрут. Я передал эту девочку на попечение моему духовному наставнику, отцу Хосе да Силва. Считаю необходимым довести эти события до сведения Вашего Святейшества, с глубочайшим уважением преклоняюсь перед Святейшим Отцом нашим, Франсиско Родригес да Круз».

– Кто этот отец Хосе да Силва, Пьетро? – спросил папа, когда Гаспарри закончил читать.

– Я свяжусь с нунцием в Португалии и всё о нём узнаю, Ваше Святейшество. Хотите, чтобы я оставил Вам письмо отца да Круза?

– Пусть оно пока будет у тебя, Пьетро. Принеси мне его потом вместе с отчëтом, который пришлёт португальский нунций.

Гаспарри поклонился и вышел из кабинета папы.

Глава 4. 1918 год. Оставшиеся в живых

Рим

Бьянка Турки, двадцативосьмилетняя миниатюрная женщина, жила в римском районе Прати со своими родителями. Не будучи красавицей, до войны она не имела большого успеха у противоположного пола, а во время войны найти жениха и вовсе не представлялось возможным. Все её подруги давно вышли замуж, нарожали детей и ждали с фронта своих мужчин. Ко многим женщинам мужья не вернулись, многие дети остались сиротами, а Бьянка ещё не испытала ни радости любви, ни боли потери.

Первая мировая война, ставшая одним из самых кровавых конфликтов человечества, закончилась 11 ноября 1918 года, когда Германия наконец подписала перемирие, навязанное союзниками. За четыре года и три месяца на фронте погибло 650 000 итальянцев, из уцелевших более миллиона получили увечья на всю жизнь в результате тяжёлых ранений. Тысячи солдат получили психические травмы, сопровождающиеся частыми нервными срывами и стрессовыми расстройствами.

Не пощадила война и мирных жителей: около 60 000 итальянцев погибло в результате военных действий и почти полмиллиона умерло от голода или болезней. Гигиена как на фронте, так и в тылу была не на высоте. За возвращавшимися домой больными и истощëнными солдатами потянулись эпидемии, распространяясь по Европе. Вернувшиеся из плена солдаты не могли сразу воссоединиться со своими семьями. Их поселили в общественных зданиях за городом в ужасающих условиях. Те, кому не хватило места, ютились в палатках на берегу реки, амбарах и конюшнях. Солдаты не чувствовали себя освободившимися из плена, они так же мëрзли без одежды и голодали.

В специально выделенных сооружениях бывших пленных допрашивали по несколько часов для выяснения причин их задержания, остальные целыми днями дожидались своей очереди. Военное руководство предпочитало держать всю эту массу людей в антисанитарных условиях вместо того, чтобы одеть и накормить несчастных, обеспечить им медицинскую помощь после долгих лет лишений. Правительство тяготили подозрения в дезертирстве, что было недалеко от истины, так как многие солдаты сдавались в плен, будучи измученными ужасами окопной жизни.

Вокруг историй о том, как вернувшихся из плена держали на допросах, не позволяя им войти в город, впоследствии воцарилась полная тишина. Вдруг солдаты начали умирать. Причину этих смертей вскоре выяснили: эта была «испанка», начавшая свирепствовать в Европе сразу после окончания Первой Мировой войны. Распространению «испанки» среди солдат, которых держали в наспех сооруженных лагерях, способствовало то, что уже и так ослабленные голодом люди содержались в неотапливаемых помещениях и антисанитарных условиях. Только тогда оставшимся солдатам было разрешено вернуться домой.

Сначала Италию захлестнул порыв энтузиазма: после огромных жертв долгая война была выиграна. На улицах и площадях Рима собиралась молодёжь, из последних сил пытаясь праздновать победу. Бьянка скорей из любопытства ходила на площади, где собирались солдаты, вернувшиеся с войны. Они хотели поделиться впечатлениями, познакомиться с девушками или просто отвлечься от тяжёлых воспоминаний. В один из таких вечеров на площади Венеции она и познакомилась с Джино Таманьини.

Высокий, стройный, хоть и слишком худой, с копной густых чëрных прямых волос, он показался ей удивительно красивым. Он оживлëнно беседовал с группой ребят и девушек, среди которых Бьянка заметила некоторых знакомых. Она подошла и поприветствовала Франческу, которую знала с детства, хоть та и не была её близкой подругой.

– А, Бьянка! – закричала Франческа. – Иди сюда! Ребята, это Бьянка, – представила её бывшим солдатам девушка. – Бьянка, это Мауро, Давидэ и Джино.

Бьянка подала всем по очереди руку, вежливо улыбаясь. Джино тоже улыбнулся ей с высоты своего роста. Ему показалась забавной эта маленькая девушка, что была гораздо ниже своих подруг. Девушки и ребята вскоре разбрелись, и Джино предложил Бьянке прогуляться по улице Кавоур.

– Тебе не подходит имя Бьянка, – сказал он ей.

Девушка удивлëнно рассмеялась.

– Ничего не поделаешь! Я его не выбирала, мне дали его родители.

– Всегда можно что-нибудь сделать. Безвыходных ситуаций не бывает. Я буду звать тебя Лаура!

– С какой стати? – всё так же смеясь, спросила Бьянка.

– Мне нравится это имя.

– Но меня зовут Бьянка!

– А я буду звать тебя Лаура!

– Ты ненормальный! – Бьянка поймала себя на мысли, что ей весело с ним, и она не понимает, шутит он или говорит всерьёз. Но это веселило еë ещё больше. После шутливых перепалок она спросила его, что говорят ребята, вернувшиеся с войны.

– Сначала мы были опьянены победой, радостью того, что живы и вернулись домой, – рассказывал Джино. – Но патриотический пафос вскоре сменился суровой реальностью. Погибшие и покалеченные насчитываются сотнями тысяч, а что ждёт нас? Экономически страна стоит на коленях, города опустошены, люди голодают.

Когда пленные стали возвращаться на родину, отношение к ним было совсем не таким, какого они ожидали. На них смотрели кто подозрительно, кто равнодушно – как будто стараясь забыть не только об их заключении, но и о военных подвигах. О них даже в прессе не упоминалось: вроде как эти люди и не воевали или вообще не существовали. Причём это касалось только итальянских пленных. Во Франции бывшие заключëнные организовали целую федерацию, а в Италии их заставили забыть самих себя. Они существовали в концлагерях, где им был присвоен номер. А с момента, когда каждый снова обрёл своё имя, их напрочь вычеркнули из послевоенных дебатов, мемуаров офицеров и исторических документов.