Мама на Новый год. Запутанная история

Но Светлана Михайловна не дает мне и слова вставить в собственное оправдание.

– Как вы вообще допустили подобное?! А если бы с девочкой что-нибудь случилось?! Вы вообще соображаете, что тогда бы сделал со школой ее отец?!

– С ребенком все в порядке, – все же цежу, выплевывая каждое слово. – И я поступила так, как того требовали обстоятельства. Или вы предпочли бы, чтобы я оставила девочку на ночь в школе?

Светлана Михайловна багровеет. Расстреливает меня в упор злым взглядом. Поджимает губы и дышит, как дракон. Впрочем, довольно быстро тушит эту вспышку гнева, снова становясь чопорной и высокомерной дамой.

– Вы не имели никакого права допускать подобную вольность. Вы просто обязаны были поставить в известность меня и полицию, – стискиваю зубы и кулаки, ногтями врезаясь в нежную кожу ладоней. – Надеюсь, это послужит вам уроком на будущее. Вы уволены, Влада Игоревна. Но я все же не хочу портить вам жизнь и поэтому позволю написать заявление по собственному желанию.

Меня как холодной водой окатили. Стою ни жива, ни мертва. Все вокруг поставлено на паузу, а в висках пульс отбивает в бешеном ритме:

Вы уволены, вы уволены, уволены, уволены…

Нет, нет, нет!

И еще раз нет!

Я не могу потерять работу!

Она мне очень нужна! Это то, что меня спасает и не дает скатиться в бездну…

– За что?!

– Как за что? – притворно вскидывает брови Светлана Михайловна и смотрит на меня, как на дурочку. – Я же говорю: за нарушение правил школы. И, кстати, отец этой девочки того же мнения.

Глава 17

Влада

Директор двумя пальцами подхватывает листок сверху стопки бумаг и швыряет его в мою сторону по поверхности стола.

Не притрагиваясь, словно он заразный, пробегаюсь взглядом по написанному размашистым почерком.

Трясу головой, но смысл прочитанного не меняется – я виновата, в том, что забрала Аверину Таисию ночевать домой и не имела на это права. Егор Максимович требует расправы надо мной и согласен только на увольнение.

– Это какой-то бред, – мой голос осип, и слова даются мне с трудом. Опускаю голову, чтобы не показывать злых обжигающих слез. Грудь сковало от обиды и несправедливости. Не зря говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад. – Если уж на то пошло, классный руководитель вообще оставила Аверину одну без присмотра. Почему претензии Егора Максимовича и у вас именно ко мне?!

Светлана Михайловна смеряет меня снисходительным взглядом и снова смотрит, как на дурочку. Вздыхает и, как самому нерадивому двоечнику, разъясняет прописные истины:

– Не стоит пытаться подставить коллег, Влада Игоревна. Формально Лариса Петровна не нарушала правил школы. Более того, по закону она имеет право посещать врача в любое время. Закон в нашей стране на стороне беременных. Более того, девочка оставалась под присмотром. А вы взяли и увели ее.

И пока я задыхаюсь от такого неслыханного, абсурдного заявления и нахожусь в нокауте, директор добивает меня:

– Помимо этого заявления на вас есть еще одна коллективная жалоба. Вот, ознакомьтесь.

Осторожно выхватываю исписанный листок с приложением каких-то фотографий и скринов. Сощуриваюсь, вчитываюсь в текст. Я понимаю буквы, понимаю слова по отдельности. Но вот в цельную картину заявление не складывается.

После третьего прочтения до меня начинает доходить.

Родители одного из пятых классов жалуются, что я непонятно подаю информацию, что многое ученикам приходится изучать самим. Более того, они считают меня аморальной женщиной: нашли мою фотографию трехлетней давности в моих личных социальных сетях. Я там на новый год стою у елки с бокалом шампанского в руках. Оказывается, так я пропагандирую алкоголизм.

А еще скрин с моей страницы, где я процитировала известного политика. В его высказывании содержится бранное слово, спрятанное за звездочками, но родители и это сочли недостойным их детей. А возмущающиеся все те же, кому я не продалась, плюс еще парочка, кто относился ко мне нейтрально.

– Вы прекрасно знаете, – тянет директор, победоносно улыбаясь, – что администрация всегда на стороне родителей. Такова политика школы. Вы их не устраиваете, Влада Игоревна. Так как так и не смогли найти с ними общий язык. И в связи с этим мы вынуждены с вами распрощаться. Я вас предупреждала.

Светлана Михайловна толкает ко мне лист бумаги. Оказывается, бланк заявления уже готов, набран на компьютере. Мне нужно только подписать и поставить дату.

– Какое число ставить? – интересуюсь глухо, со стороны наблюдая, как мои слезы заливают ровные черные буквы.

– Сегодняшнее. Вы можете не дорабатывать. Вас заменит Эльза Маратовна. Подписали? – приподнимается с кресла и выхватывает у меня лист. – Вот и отлично. Вы можете быть свободны, Влада Игоревна. Всего вам доброго.

Захлебываясь беспомощными и обидными слезами, вылетаю из кабинета. Краем глаза замечаю, как секретарь округляет глаза в удивлении и даже привстает со своего места.

Залетаю в учительскую. Оглядываю стол, на котором лежат мои вещи, непроверенные тетради. Понимаю, что больше нет необходимости вчитываться в каждое сочинение по прочитанному произведению, и снова слезы ручьем.

Мне обидно. Мне мерзко. Это унизительно, когда ты отдаешь душу любимому делу, каждому ребенку. Когда ночей не спишь, чтобы продумать план каждого урока, только бы литература не выглядела, как самостоятельное чтение, пересказ произведения и написание сочинения по прочитанному. Когда погружаешь детей в атмосферу того времени…А после тебя выкидывают, как шавку, потому что ты не прогнулась…Меня как в дерьме выкупали.

– Влада, что случилось? – интересуется коллега, касаясь моего плеча. – Ты плачешь.

– А? – поворачиваю голову, возвращаясь в эту ужасающую реальность. С остервенением стираю слезы со щек. – Все хорошо…Все нормально…

Я, как сумасшедшая, продолжаю бормотать эти две фразы и подлетаю к своему рабочему столу. Понимаю, что сил собирать личные вещи нет, и просто одним движением руки сметаю в сумку то, что лежит сверху.

Под изумленные взгляды коллег кое-как просовываю одну руку в пальто и, не прощаясь, покидаю учительскую.

Вываливаюсь на крыльцо и глубоко дышу, пытаясь унять жгучие слезы.

– Вам плохо? – раздается сбоку низкий тягучий голос. Он обволакивает меня, согревает, обнимает и утешает. Так странно! Всего два слова, а какой спектр эмоций они вызвали!

Поворачиваю голову, чтобы увидеть обладателя самого сексуального голоса в моей жизни.

И стоит отметить, внешность этого мужчины соответствует голосу: высокий, настолько, что приходится задирать голову, чтобы смотреть в его лицо. Атлетически сложенная фигура, широкий размах плеч даже куртка, небрежно наброшенная на плечи из-за загипсованной руки, не может скрыть. Джинсы подчеркивают натренированные ноги и подкачанный зад. А глаза…

У этого мужчины невероятные глаза. Глубокие, цвета грозового неба, окруженные пушистыми ресницами. Зачем мужчинам вообще такие ресницы?! Его челка небрежно спадает на лоб, отчего взгляд выходит еще более чарующим и притягательным.

– У вас все в порядке? – повторяет вопрос, и я снова ощущаю эстетический оргазм. Даже глаза прикрываю от удовольствия.

Открываю рот, чтобы ответить, как в следующий момент сердечко сжимается до невероятных размеров от до боли знакомого:

– Папа!

На лице мужчины мгновенно расцветает улыбка до ямочек на щеках. Глаза загораются, и в них столько любви…

Он оборачивается, и я слежу за его взглядом.

У ворот возле машины стоит счастливая и улыбающаяся Тая. Машет рукой, на что незнакомец рядом со мной вскидывает руку в ответ.

И тут в голове запоздало щелкает догадка.

Я понимаю, кто передо мной.

И с этой секунды этот мужчина больше не кажется мне таким очаровательным. Более того, снова возвращается чувство мерзости.

Передо мной отец Таи. Егор Максимович. Тот, кто безжалостно растоптал меня.

Глава 18

Влада

– Так это вы! – вырывается у меня со злобой. Кулаки сами собой сжимаются и зудят от бессилия. – Я только одного понять не могу: за что вы написали на меня заявление?! Что я такого сделала?!

Егор Максимович хлопает глазами, как будто не понимает, что происходит. Делает шаг в мою сторону и морщится, будто каждое движение дается ему с трудом и отдает болью.

– Простите, о чем вы? Какое заявление?! Я вас даже не знаю!

Задыхаюсь. Открываю и закрываю рот. От шока слезы высыхают как по щелчку пальцев. Хочется крепко выругаться, как пьяный портовый грузчик. Но даже в стрессовой ситуации я не забываю, что нахожусь на крыльце школы.

Этот Егор Максимович что, еще и за дуру меня держит?!

У меня в голове диссонанс. Как можно быть таким хорошим отцом, которого буквально обожает Тая, и таким гнилым и мерзким человеком?!

– О чем?! О чем я?! Вы что, совсем не понимаете?! Я забрала к себе вашу дочь, не бросила ее на ночь в школе одну, а вы написали на меня жалобу директору! И меня только что уволили!

Егор Максимович морщится, трясет головой. Зажимает переносицу и прикрывает глаза.

– Постойте, постойте…Давайте обо всем по порядку…

Но договорить ему не дает маленький ураганчик по имени Тая.

– Владааааа Иииигоревна!

С оглушительным криком девочка врезается в мои ноги и крепко обнимает за талию, прижимаясь щекой к моему животу.

– Здравствуй, Тая, – не в силах удержаться, я все же приобнимаю девочку и глажу ее шелковистые волосы. – Я очень рада тебя видеть. Я волновалась…

– Меня забрали, – с глубокой обидой выпаливает девочка. Вскидывает голову, и я замечаю в огромных цвета неба глазах океаны слез. – В детский дом. Туда забирают всех, кто потерял папу и маму. Или…– добавляет тихо, совсем обреченно, – кого бросили родители.

Одна слезинка все же срывается с пушистых ресничек, и я на инстинктах утираю ее и крепче прижимаю девочку к себе.

– Все хорошо, солнышко…Все хорошо…Папа тебя любит…Он бы тебя никогда не бросил. Это было недоразумение. Давай просто забудем об этом, договорились?

И все это происходит под нахмуренный и задумчивый взгляд Егора Максимовича. Он мечется между мной и ребенком и потом обратно. Когда наши взгляды сталкиваются, у меня мурашки бегут по телу, по крови несется адреналин.

Какая-то неправильная реакция на этого мужчину!

Я должна его ненавидеть, презирать, хотеть задушить, но…

Каким-то чудесным образом Егору Максимовичу удается трансформировать эти мои чувства в нечто другое. От чего сердце бьется чаще, губы горят, во рту пересыхает, а тело…Кажется, оно вообще живет своей жизнью.

– Так это вы – та самая Влада Игоревна? – запоздало доходит до Егора Максимовича. Он чешет в затылке здоровой рукой и криво ухмыляется. Протягивает ладонь, делает шаг вперед. Но натыкается на мой тяжелый взгляд и замирает на месте, опуская руку вдоль туловища. – Очень приятно познакомиться. Тая только и твердит о вас: восхищается косичками и блинчиками. А еще жареными котлетами.

Несмотря на дыру в груди и сердце, у меня хватает сил улыбнуться. Рядом с этой открытой и эмоциональной девочкой невозможно долго грустить.

– Да! – Тая снова задирает голову и счастливо улыбается, отчего сощуривается. – Вы заплетете мне еще? И я хочу еще блинчики! С вареньем! Или карамелью! – мечтательно тянет девочка. – А давайте поедем к нам в гости?! И мы вместе и для папы приготовим? Он же не пробовал! Да, пап?

Егор Максимович, застигнутый врасплох, закашливается. Снова кидает в мою сторону осторожный взгляд и неуверенно тянет:

– Я не против, если Влада Игоревна согласится…

– В другой раз, солнышко. Мне…нужно сегодня по делам.

– Ну вот, – куксится Тая и опускает голову. Рассматривает носки своих сапожек и дует губки.

– Влада Игоревна, – тихо произносит Егор Максимович, придвигаясь ко мне, чтобы Тая не разобрала нашего разговора. И снова мурашки стадом несутся по телу от низкого тембра. Хочется прикрыть глаза и попросить его что-нибудь спеть…Или даже просто читать вслух. Только бы наслаждаться этим голосом…– Послушайте, я, правда, не писал никакой жалобы. Я вообще после всего произошедшего впервые иду в школу.

– Но…Тогда как?! – вырывается у меня. Невероятно, но злость притихает, и поднимает голову недоумение. Удивительно, я впервые вижу этого мужчину, но отчего-то верю ему. Наверно потому, что плохой человек не смог бы воспитать такую дочь, как Тая.

– Я сейчас со всем разберусь, – жестко припечатывает Егор Максимович, сжимая ладонь в кулак до побелевших костяшек пальцев. – И улажу это недоразумение. Все будет хорошо, Влада.

Глава 19

Егор

– Подождите, Светлана Михайловна занята, – секретарь семенит следом.

Но я так зол, что сейчас меня не остановит даже атомный крейсер.

– Для меня свободна, – выплевываю, настежь распахивая дверь в кабинет.

Обычно я себя не веду, как зажравшийся мажор. Не тот статус и не те года.

Но сейчас особенный случай. Мое имя измарали в грязи, а человека, который дорог моей дочери, унизили и выкинули из школы…А кстати, какую причину они придумали?!

– Что происходит? – гремит директриса на весь кабинет. Она поднимается со своего места и сверлит меня взглядом. Отвечаю ей взаимностью, и Светлана Михайловна немного тушуется. – Кто вы такой?

– Егор Максимович Аверин, – представляюсь, подходя к столу. И без какой-либо передышки перехожу к главному. – Отец Авериной Таисии. Я хотел бы выяснить, как так вышло, что в школе с индивидуальным подходом, за который я отваливаю каждый месяц приличную сумму денег, моя дочь осталась одна без присмотра? А потом ее просто сдали в детдом, не попытавшись даже выяснить причины моего отсутствия! Не позвонив в приемную моему секретарю для начала! Не в этом ли заключается индивидуальный подход, о котором вы твердили на каждом собрании?! – под конец рявкаю и опираюсь здоровой рукой на стол, отчего директриса отшатывается и хватается за сердце.

– Егор Максимович, я приношу свои глубочайшие извинения…Это просто недоразумение…

– И еще. Я тут встретил учительницу, которая единственная протянула руку помощи моему ребенку. Так вот она утверждает, что ее уволили из-за какого-то заявления от моего имени. Не хотите пояснить?

И тут начинается самое интересное.

Директриса бледнеет, глаза бегают из стороны в сторону. Шарят по столу и внезапно останавливаются на чуть смятом листе бумаги.

Ловко выхватываю его, а пальцы директрисы ловят пустоту.

– Егор Максимович…Это…Я все объясню…

Пробегаюсь глазами по тексту, и все становится ясно. Этой наглой с**е даже пояснять ничего не придется.

– Не стоит. Я не нуждаюсь в ваших оправданиях, – выплевываю на одном дыхании, стараясь оставаться спокойным. Иначе все разнесу тут к чертовой матери. – Документы моей дочери отдайте. Она больше сюда не вернется.

– Егор Максимович, – заламывает руки директор, семеня следом. – Послушайте, эта учительница…у нее столько нарушений…Ее давно нужно было уволить…

– Замолчите, Светлана Михайловна. Иначе сейчас наговорите на статью. Документы, – требовательно нависаю над секретарем.

Девушка мечет взгляд мне за спину и, очевидно, получив одобрительный жест, кидается к шкафу с папками. В течение считанных секунд передает мне документы Таи, и я покидаю приемную, не прощаясь.

Едва оказываюсь на крыльце, прикрываю глаза и часто вдыхаю морозный воздух, чтобы унять молотящую боль в висках и хоть немного успокоиться.

Когда мне это более-менее удается, достаю мобильный из кармана и набираю юриста.

– Вениамин, ты как-то говорил, что у тебя родственник в полиции работает?

– Верно, – тут же отзывается подчиненный. – Мой двоюродный брат.

– Отлично. Не мог бы ты предупредить его, что я сейчас к нему заеду? С очень интересным документиком.

– Да, конечно. Сейчас скину адрес сообщением.

– Отлично.

Отбиваю вызов и шагаю к машине, где меня ждет Тая с водителем. Если по пути сюда я был намерен просто расторгнуть договор с этой, прости Господи, элитной школой, то сейчас планы изменились.

Я намерен добиться, чтобы ее вообще нахрен закрыли. Одно из обстоятельств, этому способствующих, у меня в руках. Уверен, проверка, инициированная с моей помощью, тоже найдет немало интересного.

Глава 20

Влада

Хоть Егор Максимович и настроен решительно и внушает доверие, на душе все равно паршиво. Тоскливо от понимания, что даже если меня и восстановят, пока директором этого заведения является Светлана Михайловна, я не смогу спокойно работать. Она все равно меня выживет. Но уже на законных основаниях.

Проводив Таю до машины и передав девочку в заботливые руки водителя, наконец-то покидаю территорию школы. Под недовольное ворчание и расстроенное личико Таисии. С обещанием, что мы постараемся увидеться.

Домой не хочется. Там пусто, глухо и холодно. Наша квартира больше напоминает гостиничный номер – чисто и…бездушно.

Я увяну в этих четырех стенах. У меня от мыслей только ощущение, будто заперли в клетку.

Решаю прогуляться. Просто без цели. Чтобы хотя бы попытаться избавиться от чувства гадливости и несправедливости. И полюбоваться на людей, которые спешат в последний момент накупить подарков близким и украсить дом.

А мы с Виктором уже третий год не украшаем. Даже елку не ставим. «Бесполезная трата времени и денег», – как-то выдал муж, скривившись. – «Зачем корячиться, если твое лысое чудовище все равно ее уронит?».

Лысое чудовище – это он про моего кота сфинкса, которого я пять лет назад нашла на улице и приютила.

Я бреду, пиная снег, и стараюсь отвлечься на прекрасное. Но в голову все равно беспощадно врывается насмешливый взгляд и ехидный голос директора. И снова щипает в носу, а в горле ком.

Хочется поддержки. Объятий сильных рук, успокаивающий голос, который будет уверять, что все будет хорошо.

Почему-то первым на ум приходит голос Егора и его сильные натренированные руки. Даааа, его бархатный низкий голос точно смог бы успокоить меня и отогреть мое сердце…

Но я почти сразу трясу головой, отгоняя навязчивые дурные мысли. И скорее набираю мужа.

Но Виктор ожидаемо сбрасывает и присылает равнодушное и механическое:

«Занят. Перезвоню».

Не перезвонит.

Виктор столько раз обещал это сделать, но так и ни разу не сдержал слова.

От обиды, чувства одиночества и брошенности злые слезы снова наворачиваются на глаза. Вскидываю лицо к небу, не обращая внимания на жалящие снежинки. Просто слежу, как они кружатся, белым покрывалом ложась на землю. Как будто хоронят осколки моей разбитой вдребезги жизни…

Мои нервы и без того натянуты как струна, а Виктор меня просто добил.

Я никогда ему не жаловалась.

Никогда не просила поддержки.

Да ни о чем вообще не просила.

Даже когда в наш дом постучалась беда, каждый из нас справлялся с горем самостоятельно. И я тогда ни слова не сказала мужу. Ни одной истерики не закатила по поводу того, что он не говорит со мной и постоянно оставляет одну.

Впервые за всю совместную супружескую жизнь я захотела, чтобы он просто поддержал, обнял, пригласил на чашку кофе в перерыв, в конце концов! Вспомнил, что мы не чужие друг другу.

Ведь мы любили когда-то… Сильно, безумно… Как сумасшедшие…

Куда все это делось? Почему мы из любящей пары превратились в соседей?..

Наверно, Виктор считает, что бездушные слова – это все, чего я заслужила.

Пронзительный ветер сбивает с ног, забрасывая за шиворот пригоршню снега. Он колет, жалит…Но это ничто по сравнению с тем, что творится в моей душе.

Потираю замерзшие ладони друг о друга и дую на пальцы, пытаясь их отогреть. Да, гулять в такую погоду было отвратительной идеей- у меня очень тонкое пальто, и я забыла перчатки в учительской.

На глаза попадается торговый центр. Сама не понимаю, как дошла сюда. Но очень здорово, что так вышло. Здесь отличная кофейня и мои любимые круассаны. Что ж, раз Виктор не хочет составить мне компанию, придется справляться самой.

Ветер буквально толкает меня в спину, как будто подгоняет. Я не сопротивляюсь и спешу перейти дорогу.

Поднимаюсь на последний этаж и бреду вдоль бутиков, глядя строго себе под ноги.

Внезапно знакомый и такой родной голос заставляет резко замереть. Я торможу так внезапно, что люди, идущие позади, врезаются мне в спину.

– Извините, – бормочу, даже не глядя в сторону прохожих. Мой взгляд сосредотачивается на спине мужа. И на его ладони, по-хозяйски лежащей на женской талии.

– Как думаешь, -тянет моя бывшая близкая подруга, склонив голову на плечо Виктора. – Этот матрас не будет очень жёстким? Леше удобно будет спать с нами, если у него вдруг будет болеть животик?

– Не волнуйся, у меня дома такой же. Ты же знаешь, – Виктор целует Ларису в висок, и она жмурится от этой нежности. – Он отличного качества, в меру жёсткий, в меру мягкий. Влада выбирала. А она очень дотошная в таких вещах.

Эти двое, сами того не зная, наносят жесткие удары плетьми по моему сердцу. Прямо по кривым уродливым швам старых ран, вспарывая его и заставляя захлебываться кровью.

Леша…

Ночами, лежа в кровати, мы с Виктором выбирали имя нашему ребенку. И решили, что назовем его Алексеем, если это будет мальчик.

И Виктор обязательно так назовет сына. Но уже от любовницы.

А покупать точно такой же матрас в квартиру любовницы…

Это насколько нужно быть циничными?! Неужели в людях не осталось ничего святого?!

– Давай не будем о ней, – я не вижу, но уверена, Лара морщится и кривится. –Ты же знаешь, я этого не люблю…

– Потому что совесть просыпается? – неожиданно хриплю. – От того, что ты, глядя мне в глаза, улыбалась, а за спиной трахалась с моим мужем? Или осознание, что ты вторая после жены?

Сладкая парочка оборачивается и смотрит на меня во все глаза. Лариса сразу же прикрывает двумя ладонями живот и прячется за спину Виктора. Как будто я могу испепелить ее и ребенка одним только взглядом.

А вот мой муж…

Он не выглядит удивленным или раздосадованным. Уставшим, да. И даже немного радостным. Наверно от того, что больше не придется играть на два фронта.

Меня тошнит. До кислого, лимонного привкуса на языке. Кажется, вот-вот, прямо здесь, на глазах у прохожих, извергну содержимое желудка им под ноги.

«…Ты же знаешь…»

Эта фраза, как на повторе, эхом фонит в ушах, и с каждой секундой громкость только нарастает.

Лара была у нас дома. но не в качестве моей подруги. А в качестве женщины, с которой Виктор делил наше супружеское ложе.

Мои внутренности скручивает. Все тело сводит судорогой, что я даже не могу пошевелиться. Только чувствовать, как каждая клетка бьется в агонии.

Больно. Ужасно больно от осознания, что вместо того, чтобы поговорить о проблемах в нашей семье, чтобы подарить мне частичку своего тепла, Виктор грел постель другой.

А меня просто перестал замечать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.