Пентакль. Пять повестей

– Боже! Как вы с живете с подобным? Это невыносимо.

– Живем без проблем. Человечество давно изобрело медикамент – блокатор тех самых медиаторов. Стоит выпить одну таблетку на ночь, и утром вы почти не почувствуете неприятных ощущений, – докторша достала флакончик с лекарством. – Возьмите. Это выдается бесплатно, всем. Только не забудьте – не больше одной таблетки.

Елена вдруг представила, как мерзкая тварь копошится у нее в мозгах. Изнутри поднималась волна гадливости, омерзения:

– Не-е-ет!!! Я не хочу так! Мамочка, верните меня назад!

– Тихо, детка, – Лариса Николаевна мягко взяла ее за руку, – дыши, дыши глубже, успокойся.

Полегчало.

Женщина в белом вновь откинулась на спинку кресла и бросила на необычную посетительницу какой-то странный, настороженный взгляд (так, наверное, смотрит человек на лягушачью ножку, неожиданно оказавшуюся в его тарелке с супом):

Спасибо вам, я, пожалуй…

– Нет, – врач что-то быстро черканула на розовом бланке. – Не торопитесь. Вот вам направление к высококлассному специалисту. Он выслушает вас прямо сейчас, поможет. Не переживайте, это абсолютно бесплатно. Поверьте, вам станет легче. Это здесь, рядом. Кабинет 38. Вас проводить?

– Нет, спасибо, Я сама.

Вот она, белая дверь с блеклым числом 38 на пластике.

Ошеломленная, потерянная, забыв постучаться, она распахнула створку:

– Здрасьте. Можно?

– Разумеется. Проходите, садитесь.

Мужчина ей понравился сразу. Невысокий, поджарый, с аккуратно подстриженной седоватой бородкой и добрыми серыми глазами.

– Я только что имел телефонную беседу с Ларисой Николаевной, – начал он. – О вас, разумеется. Меня чрезвычайно заинтересовал ваш случай. Буду рад познакомиться поближе.

Было в нем что-то… Вид, взгляд, тембр голоса, убаюкивали, побуждали довериться, раскрыться.

Она улыбнулась, зачарованно глядя на находящийся в постоянном движении сложный настольный антистрессовый маятник.

Взгляд расслабляется, ползет и… натыкается на шикарную медную табличку с выгравированной надписью: «Орлов Олег Анатольевич; врач-психиатр».

«О, Господи!» – она словно очнулась от ступора. Глаза затравленно шарили по сторонам. – «Куда меня занесло?!».

– Тихо, тихо, девочка, – мягкая мужская ладонь легонько коснулась ее предплечья, – я не волк и не доктор Менгеле5. У тебя вид, как у птички в клетке. Пойми, ты совершенно свободна. Если хочешь, можешь покинуть мой кабинет прямо сейчас. Никто тебя не будет удерживать. Но я вижу в твоих глазах много вопросов. У меня одно желание – поговорить, выслушать и, если пожелаешь – помочь советом. Ничего более.

«А почему бы и нет, карамба! Лоботомию, похоже, мне делать не собираются», – усилием воли Елена стряхнула с себя остатки паники и постаралась расслабиться:

– Хорошо. Я готова. Спрашивайте.

– Спрашивать? Зачем? Думаю, будет больше пользы, если ты сама поведаешь мне обо всем, что беспокоит тебя в последнее время. Все, до мелочей. Как на духу. Постараюсь помочь.

Пауза.

Она вновь уставилась на маятник-антистресс. Движения его многочисленных серебристых окружностей гипнотизировали, вводили в некое подобие транса. Все пугающее, непонятное, что накопилось за сутки, просило выхода, разумного объяснения. В какую-то секунду слова сами полились из глотки:

– Все началось с трагической смерти моей, гм, родственницы, точнее – с ее похорон.

За каких-то сорок минут она выложила все: от обморока в прикладбищенской церквушке, до появления здесь, в кабинете врача (кроме своей причастности к гибели Марии Степановны, разумеется). Несчастную словно прорвало. Казалось, попытайся кто-либо прервать ее в этот момент, рассказчица не успокоилась бы, пока не выплеснула из себя все, до последней капли.

За все время своеобразной исповеди, доктор не прервал клиентку ни разу. Он внимательно слушал, не отрывая глаз от собеседницы, иногда понимающе кивал и что-то записывал в небольшом блокнотике.

Наконец, девушка закончила.

После минутной паузы, Олег Анатольевич слегка прокашлялся, погладил бородку и заговорил тихо, доверительно, словно с давней подругой за бокалом вина:

– Да, навалилось на тебя, бедняга. Не с каждым такое случается. Между прочим, меня порадовали твои способности к логическому анализу. Ведь совершенно верно рассудила, что полуторамесячная летаргия исключена. Но вот дальше… Уперлась в каменную стену, убедив себя, что всему произошедшему просто нет, и не может быть объяснений. Это не так. Давай поразмышляем. Итак, аномальные (по твоему мнению) события в порядке их обнаружения: первое – необъяснимый сдвиг времени, весна превратилась в лето; второе – неожиданная смена почти всех рейсов маршрутных такси; третье – неразбериха с сотовой связью, ее операторами и «неправильной» формой сим-карт; четвертое – исчезновение мелких купюр, их замена на монеты; пятое – ты, будучи уверенной, что выпала из жизни на семь недель, оказывается, все это время жила здесь, прилежно ходила на работу; шестое – появление кошки в твоем доме; седьмое – неизвестные тебе «старые» друзья в соцсетях: восьмое – оказалось, ты живешь в незнакомой стране – евразийской Федерации. Кстати, а как, по твоему, должна называться твоя родина?

– Россия, разумеется.

Мужчина с интересом уставился на собеседницу:

– Россия. Когда это было… Дела давно минувших дней…

– Да, но вы не все перечислили.

– Конечно. То, что потрясло мою собеседницу больше всего, я оставил на десерт: девятое – твоя моча, которая вдруг стала синей (и кровь, соответственно); ну и, наконец, десятое – червь-скорт, вызвавший у тебя такое омерзение.

Он склонил голову набок:

– И вот что удивительно, большинство из перечисленных «неправильных» фактов не возникли вчера (во время твоего обморока), а, судя по неопровержимым свидетельствам, существовали гораздо раньше, некоторые – задолго до твоего рождения.

– Да уж…

– Ну а теперь, – Олег Анатольевич прищурил глаза, пряча улыбку в бороду, – давай думать.

– Я уже пыталась. Бесполезно.

– Попытаемся вместе. Суди сама. Если верить твоим ощущениям, такое огромное количество «странных» явлений (а ведь их, наверняка, значительно больше десяти, просто с остальными ты еще не успела столкнуться) говорит об одном: мир, в котором ты жила и реальность, окружающая тебя сейчас – не идентичны.

– Вы хотите сказать, что я попала в другой…

– Ни в коем разе, – перебил доктор. – Конечно, первое впечатление говорит именно об этом, но давай пойдем по наиболее простому пути рассуждения: если единственному человеку (тебе) кажется, что все вокруг не так, ненормально, какой вывод логичнее, правдоподобнее: изменилось все окружение (что практически невозможно), или изменился один человек?

– То есть…

– Да, да, девочка моя. Неужели ты думаешь, что по чьему-то велению, ради одной тебя вселенная встала с ног на голову? Только ты видишь это и больше никто. Так не бывает. Может быть дело в тебе, твоем восприятии? Это единственное трезвое обоснование проблемы.

– То есть я – сумасшедшая?

Доктор слегка крякнул:

– Зачем же так категорично? Возможно стресс (смерть, похороны, может, что-то иное) вызвал некий дисбаланс системы восприятия этого организма, – психиатр кивнул на собеседницу, – стимулировал ложные воспоминания. Отсюда и все «необъяснимые» неприятности, преследующие несчастную девочку. Доверься мне, это излечимо. Повторяю, я не неволю. Ты можешь идти. Но давай договоримся: завтра, – мужчина что-то черканул в ежедневнике, – в 11.00 ты навестишь меня, и мы займемся мягкой безболезненной терапией. Никаких медикаментов, только слова. В данном случае этого достаточно.

– Хорошо. До свидания.

Чем дольше Лена шла по улице, чем внимательнее вглядывалась в окружение, чем больше замечала мелких, но режущих глаз, вопиющих несоответствий, тем тверже понимала: Олег Анатольевич не прав, ее ощущения верны, она не ошибается, дело не в ней.

Чужой город, чужая страна. Холодная безысходность наполняла душу. Что делать? Как быть? Куда прятаться?

Так хотелось, чтобы все это оказалось сном, жутким кошмаром, не более. Вот бы очнуться от этого морока и вдоволь посмеяться над своими ложными страхами. Но нет. Сомнений не было – это реальность, холодная, жестокая, равнодушная.

И тут, словно молотом по черепу – воспоминание, фраза психиатра: «Если верить твоим ощущениям… …мир, в котором ты жила и среда, окружающая тебя сейчас – не идентичны».

«Так и есть!» – девушка остановилась от простой гениальности правды, свалившейся на нее. Тут же, во всех подробностях вспомнилось сновидение о подземном гроте, хранящейся там Инкунабуле реальностей. – «Каждая страница книги – отдельная вселенная. Границы между ними тонки, зыбки. Что-то произошло. Я ПОПАЛА В ИНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ, на другую страницу, лишь похожую на прежнюю».

Прорыв, лазейка в соседнее измерение.

Елена лихорадочно думала. Когда это случилось? Очевидно – в том маленьком храме, во время отпевания усопшей Марии Степановны. Очнувшись от обморока, странница по мирам уже оказалась здесь. Чужая, одинокая, противоречащая окружению самим своим существованием.

Что делать?

Церквушка! Именно там случился прорыв. Ей надо бежать туда. Попытаться найти лазейку. Возможно, это поможет ей совершить обратный прыжок, вернуться домой?

«Ох, мамочки, хоть бы вышло…».

Легкой стремительной птицей с белыми крыльями, надежда возрождалась в душе.

Маленький невзрачный храм по-прежнему располагался у самого входа на кладбище. Казалось, здесь ничего не изменилось, сохранилось, как в прошлой жизни.

Вновь кого-то хоронили. Хотя, чему тут удивляться? Люди не вечны, мрут ежедневно, а первая половина дня – самое подходящее время для таинства.

Пора!

Она сделала шаг, и тут же пошел мелкий летний дождичек. Девушка криво усмехнулась: «может и впрямь – хорошая примета, для меня».

Внутри тот же полумрак, довлеющий, наседающий на крохотные свечные огоньки. Образа, ларец с мощами – все на месте. Только народу на этот раз чуть побольше.

Служба в самом разгаре.

Смиренно склонив голову, вдыхая запах ладана, слушая песнопения, Елена сомкнула веки и попыталась войти в то состояние транса, что и в прошлый раз.

Минута, другая…

Получилось!

Некая сила охватила ее извне, смяла, сокрушила, присматриваясь, оценивая, требуя чего-то. Вновь жаркое раскаяние за совершенное преступление переполнило чашу чувств, хлынуло через край, принося покой, облегчение.

Девушка поднесла пальцы ко лбу, пытаясь осенить себя крестным знамением, но трепещущее сознание отключилось прежде, чем она успела взмолиться о прощении.

Прошлое, то, которого не было.

Лето – лучшее время для ребенка. Она – девятилетняя девчушка, играет на полянке, на краю обширного пшеничного поля. По другую сторону простирается светлый сосновый бор.

Высокий зеленый травяной покров изобилует разнообразными полевыми цветами: золотыми лютиками, голубыми васильками, розовым клевером, высокими пурпурными свечками Иван-чая.

В душе парадоксальная смесь блаженного покоя и легкого восторга от полноты счастливого детского бытия.

Тишина. Только далекая звонкая трель жаворонка в лазурной выси и стрекотание невидимых кузнечиков.

Рядом носятся стрекозы, ярко-изумрудные красавицы с почти незаметными в движении эфирными крылышками.

Девочка плетет венок из ярких желтых одуванчиков. У нее получается. Еще парочка стежков, и «шедевр» готов.

Она надевает незатейливое украшение на голову и бредет в сторону лесочка. Ее будто манит что-то вглубь обширного тенистого царства. Леночка улыбается, с наслаждением вдыхая ни с чем не сравнимый свежайший аромат бора.

Вдалеке чуть слышится легкий шум журчания воды. Она идет в направлении звука, который становится все громче. Подгоняемая любопытством девчушка продирается сквозь заросли лещины и замирает от восторга, всем своим маленьким естеством чувствуя, что столкнулась с небывалым.

Вроде бы – обычный дикий ручей, но от его кристально чистых вод исходят незримые флюиды благой силы, святости, чего-то неземного. Кажется, что эта маленькая речушка спустилась с самого неба.

С опаской разведчица ступает ближе, на самый край пологого, поросшего буйной травой бережка. Что-то отвлекает зоркий взгляд. Она смотрит вниз и содрогается от омерзения: у самой воды, рядом с ней, замерла серая отвратительная, усеянная бородавками жаба. Ее выпуклые гляделки гипнотизируют пришелицу.

Брр…

Внутри поднимается что-то дикое, жестокое, и она, не раздумывая, давит животное ногой. Из-под голубенькой детской босоножки расползаются кровавые ошметки того, что секунду назад дышало.

Ледяное дуновение. В голове мутится, и девочка вдруг слышит наполненную светлой мощью чужую мысль:

«ЛЮБОЕ СУЩЕСТВО, ПРЕКРАСНОЕ И ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ, ЮНОЕ И ПРЕСТАРЕЛОЕ, ИМЕЕТ РАВНОЕ ПРАВО НА ЖИЗНЬ».

В тот же миг маленькая нога поскальзывается на влажной траве, и она падает в воду.

Тело мгновенно коченеет от ледяной влаги. Поток, бывший ранее спокойным, вдруг становится бурным, кипящим, он стремительно несет пленницу куда-то, все ниже, дальше от родных мест. Окружение постепенно меняется, становится страшным: небо затягивает пугающей беспросветной мглой, голые склизкие берега утыканы высохшими колючими остовами мертвых белесых деревьев, чистая вода превращается в струю густой серой грязи, которая влечет несчастную все дальше…

Впереди слышится шум, все ближе, громче.

Последний изгиб слякотной стремнины, и она с содроганием видит перед собой водопад, точнее – грязепад. Он уже рядом. Спасения нет. Еще секунда, и бедняга летит в темную бездну, которой не видно конца.

3

Жива.

Вновь холодный пол храма.

Голоса:

– Иш-ш, сморило. Х-хилая де-ева.

– С-смотри, вроде окле-емалась.

Она открывает глаза, и сердце обреченно бухает в груди.

Не получилось.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять: это не ее родина.

Различия налицо. Купол храма превратился в четырехгранную пирамиду, людские голоса имеют странный непривычный говорок со своеобразным еканьем и заметным акцентом на шипящих звуках.

Над ней склонились несколько человек. Беженка видит лицо ближайшей пожилой женщины и заходится в панике, замешанной на безысходности. Глаза старушки глубоко посажены, челюсти заметно выдаются вперед (как у шимпанзе), маленькие уши покрыты пушком, на верхней губе, там, где мужчины носят усы, омерзительно извиваются крохотные розовые щупальца.

Из груди вырывается вопль, полный ужаса и, резво вскочив на ноги, она бросается вон их храма, чуть не споткнувшись на крутой деревянной лестнице.

– Господи! Что же это?

Видя, во что превратился прежний мир, Елена окончательно убеждается, что ее план возвращения домой провалился. Более того, она заметно удалилась от исходной точки.

Казалось, странница попала в реальность XVIII века, но гротескную, изломанную, калечную. Унылый одноэтажный город бревенчатых лачуг с окошками, затянутыми слюдой (правда, изредка попадаются крашеные терема местной знати), узкие улицы, по раскисшим дорогам которых медленно ползут скрипучие повозки, запряженные какими-то приземистыми мохнатыми животными, напоминающими земных овцебыков.

Она зябко съежилась, обхватив тощее тело руками. Холодно. Градусов десять, не больше.

Кругом, куда ни глянь – грязь. От тяжелого туманного смога першит горло, кружится голова.

Население ненормально апатично, словно живет во сне. Хмурые, сутулые люди (а люди ли это?), больше похожие на питекантропов, одетые в рваные грязные хламиды. Существа со звериными лицами идут рядом, их взгляды унылы, депрессивны, где-то там, в глубине зрачков, затаилась скрытая угроза.

Мир серого равнодушия и неприязни.

Какой-то рослый мужчина вдруг, без всякой видимой причины, повергает на землю молодую женщину, и начинает избивать беднягу ногами, не обращая внимания на крики стоящего рядом ребенка.

«Боже!» – девушка ускорила шаг. – «Куда я попала?!».

Ей хочется кричать, колотить кулаками в низкое мглистое небо, умолять, требовать, чтобы ее выпустили из этой изломанной пародии на реальность.

Скиталица вспоминает вдруг ту таинственную книгу, Инкунабулу, которую видела в одном из снов, и понимает, что на этот раз она, судя по всему, миновала сразу несколько страниц-миров. Слишком уж контрастны и пугающи перемены.

Что делать?

Сознание, утомленное, истерзанное шокирующими событиями, отступает, сползает в прострацию.

Время идет.

Лена вдруг приходит в себя, осознав, что отключилась на какое-то время. Она по-прежнему бесцельно бредет по улице, всматривается в окружение и видит, что, несмотря на всю несхожесть этого мира с ее родным, планировка города осталась прежней. Если взглянуть на поселение сверху, с высоты птичьего полета, не увидишь большой разницы. Те же улицы, перекрестки, проспекты, кварталы, площади, «только дома пониже и асфальт пожиже».

«А вдруг…» – приободренная, она, ускоряя шаг, следует к до боли знакомому месту.

«Однако!» – путница не верит глазам. Ее родной дом (тот, квартиру в котором она получила в наследство от Марии Степановны) совершенно не изменился. Та же пятиэтажка из белого кирпича. Казалось, это единственное строение, не подверженное трансформации.

Вот и подъезд.

Она вдруг резко оборачивается на неожиданный шорох.

В полумраке притаился грязный местный мужчина. Увидев вошедшую, он делает шаг в ее направлении и хрипит:

– Де-евка. Хоч-чу…

Мешковатые штаны в области паха оттопыривает спонтанная эрекция, тяжелая лапа тянется навстречу.

Отчаянно взвизгнув от смеси ужаса и омерзения, она пулей взлетает по лестнице, с трудом попадает дрожащей рукой с ключом в прорезь замка своего жилища и проскальзывает внутрь, тут же запирая дверь на обе задвижки.

– Ох-х, – беглянка подхватила метнувшуюся навстречу кошку, – Баська, милая… как я соскучилась.

Отдышавшись, немного успокоившись, накормив животное, Лена устало упала в кресло. Она бесконечно шарила глазами по квартире, но, к радости своей, не находила здесь каких-либо перемен. Это место оказалось единственным оплотом незыблемой надежности.

Да, все познается в сравнении. Попав в чуждую пугающую вселенную, она уже смотрела на предыдущую реальность, как на родную (а ведь всего пару часов назад бежала оттуда).

Что дальше? Какие еще злые сюрпризы ждут прόклятую роком странницу по мирам?

Не было сил думать об этом. Утомленный, шокированный мозг требовал передышки. Хотелось одного – закрыть глаза, забыться, уснуть навеки и не возвращаться назад.

Жалкое, загнанное существо расслабленно полулежит в старом кресле, тонкая рука вяло гладит розовую кошку, свернувшуюся клубочком на коленях. Веки наливаются свинцом, смыкаются, и истерзанное сознание тонет в бездне забытья.

Она под землей, в каком-то рукотворном каменном лабиринте. Узкий, прямоугольного сечения лаз длится, ветвится сетью ходов-отнорков, ведущих в косные холодные недра.

Гнетущую тьму разгоняют маленькие факела-светильники, торчащие из сырых стен узилища.

Тесно, зябко, страшно.

Она ползет вперед, все дальше и дальше, все ближе к цели. Какой-то внутренний импульс подсказывает правильное направление, не дает заплутать.

Вдруг рука погружается в жидкую грязь. Что это? Неожиданная преграда. Лаз резко уходит вниз. Вода. Она смотрит на темную, ртутно-тяжелую поверхность, вдыхая мерзкий запах прения и тлена. Что ж, придется плыть. Иного пути нет.

Отбросив сомнения, она ныряет в податливую стылую среду и движется в ней легко, проворно, словно русалка. Страха нет, только уверенность, что дойдет до конца, достигнет желаемого.

С каждой секундой тухлая хищная влага высасывает силы, отнимает энергию жизни, каплю за каплей. Но ничто не вечно, и эта преграда заканчивается.

Путница выныривает на поверхность, жадно наполняя легкие свежей порцией воздуха. Девушка в идеально круглом озерце в центре просторного грота, стены которого образованы поразительной красоты друзами горного хрусталя, переливающимися в зыбком освещении многочисленных факелов.

Очарованная, она выбирается на сушу и подходит к огромному черному покатому валуну.

«Это алтарь», – шепчет кто-то.

Касается монолита ладонью. На ощупь теплый, будто живой. На его зеркальной антрацитовой поверхности лежит уже знакомая по прошлому сну-откровению Инкунабула реальностей.

Шаг вперед, и тут же сверху слышится металлический скрежет, на нее падает лезвие колоссального тесака. В последнее мгновение движение прекращается, и сверкающий смертельной угрозой клинок замирает в пяди над головой. Тяжелый инструмент смерти висит на одном тонком волоске (как меч Дамокла), вот-вот сорвется.

Нет уж, не зря она проделала такой путь. Волю странницы не сломить.

Что дальше?

Любопытство не позволяет уйти.

Девушка переворачивает хрусткие листы и видит, что каждый следующий слой реальности чуть отличается от ее родной, причем, чем дальше листает, тем больше находит различий. Тонкие пальцы порхают по шуршащему пергаменту, взгляд жадно изучает новые открывающиеся миры. Они все необычнее, непригляднее. Когда она уже проходит бόльшую часть книги, брови ползут вверх от гадливости: каждый следующий вариант бытия все страшнее, агрессивнее. Дальше, дальше… Вот уже близок конец тома… Девушка содрогается от того кошмара, что открывается ее взору на каждом новом листе: невообразимое сочетание инфернальной злобы, жестокости, перманентного, непрекращающегося ужаса и полной безнадеги. Боже, разве такое может существовать в действительности?!

Сердце в груди трепыхается испуганной пташкой.

Остается последняя страница. Что там?

Палец тянется, хочет коснуться, перевернуть…

И тут слышится тонкий звон порвавшегося волоса.

Взметнувшийся вверх панический взгляд встречает блистающую хищную грань тяжелого лезвия, падающего на череп пришелицы.

В тот же миг она умирает во сне.

– А-а-а!!! – Лена проснулась от собственного крика. Сердце бешено колотится у самого горла, словно хочет выскочить, руки дрожат, тело плавает в холодном липком поту…

«Ну и приснится же…».

Хотелось отшутиться, забыть. Не вышло.

Она не желала признавать, но все было предельно ясно: оба сновидения, касающихся книги реальностей – это не просто грезы, это нечто большее. Девушка ни капли не сомневалась в том, что увиденное в этих откровениях отражает истинную суть построения мироздания, более того, эти видения напрямую связаны и с ее судьбой.

Что уж тут спорить, события последних дней явно подтверждали это. Она покинула свой родной мир и, перевернув несколько страниц – граней бытия, движется в неизвестность.

Вопрос: вернется ли заплутавшая домой?

Она знает ответ. Нечто инородное, бесплотное, проникает в сознание и шепчет правду. Увы. Внутри зреет неколебимая железобетонная уверенность: пути назад нет. Точка. Она обречена скитаться по злым кошмарным вселенным.

– За что?! – рвется из горла.

Пустой вопрос. В памяти всплывает синее лицо умирающей старой женщины, убитой ею.

«Боженьки! Что я наделала? А ведь, по большому счету, она не сделала мне ничего плохого».

Пытаясь бороться с подступающей истерикой, Елена идет в ванную комнату и долго стоит у раковины, подставив разгоряченное лицо под струю холодной воды.

– Уф-ф.

Вытираясь полотенцем, бросает взгляд в зеркало.

– Нет! – она шарахается в сторону, не отрывая взгляда от поверхности стекла. Из зазеркалья на нее смотрит двойник с глубоко посаженными глазами и отвратительной, пребывающей в постоянном движении, розовой растительностью на верхней губе.

Шок.

На то, чтобы успокоиться, собрать волю в кулак, потребовалось не менее получаса.

«В предыдущем мире – голубая моча, здесь – внешность монстра. Выходит, каждая реальность воздействует на меня, превращает в одного из своих обитателей. О, мать моя, кем же я стану в конце этих чертовых странствий? Монстром?».

Как быть? А вдруг… Остается толика надежды.

Стоит попробовать.

Девушка закрывает глаза, встает на колени и погружается в некое подобие транса. Она не молилась ни разу в жизни (да и что греха таить – не верила в божественные силы), не знала, как это делается, но, каким-то внутренним чутьем понимала: для подобного не нужны специальные символы, фразы, мантры, ритуалы, надо лишь всей душой возжелать, чтобы тебя услышали.

Она попыталась полностью открыть себя, стать прозрачной, доступной взору высшего существа: