Пентакль. Пять повестей

Пентакль

Пять повестей

Юрий Кривенцев

Корректор Любовь Кривенцева

© Юрий Кривенцев, 2021

ISBN 978-5-4496-5090-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ИНКУНАБУЛА

(кара 1)

Зло никогда не приносит добра, зло порождает только зло и, в конце концов, обрушивается на голову того, кто его творит.

Генри Райдер Хаггард

1

– Леночка… ухмм… доченька… дай… это…

– Что, баб-Маш?

– Вот… – хозяйка с трудом протянула дряблую полную руку в направлении прикроватной тумбочки, к маленькому бело-серому баллончику.

– Ах, это? Конечно. Вот, возьмите, пожалуйста, – девушка подала ингалятор пожилой женщине. «Беродуал» – единственное, что реально помогало страдалице.

«Началось».

Медсестра как-то отстраненно взглянула на подопечную. Тяжелое сипящее дыхание с затрудненным выдохом, серое пастозное лицо, выраженный цианоз губ и крыльев носа, холодная испарина на лбу. Типичный приступ бронхиальной астмы. Сколько раз она видела подобное, но знала – сегодня – особый случай.

Что делать? Из соответствующих препаратов в наличии у сиделки был только эуфиллин в ампулах. Но нельзя. Она уже пробовала это раньше, знала – будет только хуже (может спровоцировать тахикардию и даже мерцалку). Увы, к семидесяти трем годам бабулька нажила себе пугающий спектр разнообразной патологии: сахарный диабет, гипертония, мерцательная аритмия, ожирение, целую кучу заболеваний внутренних органов. Но больше всего мучили несчастную регулярные приступы астмы.

Такова она, неприглядная сторона старости.

Лена приподняла головной конец дорогой медицинской кровати пациентки, зная, что в полусидячем положении астматикам дышится значительно легче.

Гипнотизируя рельефные бежевые обои спальни, она понимала: сейчас оставалось одно – ждать. Если станет хуже, придется вызывать неотложку. Очень не хотелось этого делать. Ей было неудобно перед медиками скорой, которые вынуждены были навещать их чуть ли не каждый третий день (адрес, наверное, уже наизусть выучили).

«Что ж, терпи, Ленка, оно того стоит».

А ведь и правда, стоило. Юная опекунша стыдливо отвернулась от несчастной и погрузилась мыслями в прошлое.

Она не любила вспоминать детство.

Вымирающая захудалая деревушка в отдаленном уголке области, где не осталось ни детского садика, ни школы, ни медпункта. Селение деградировало, все уезжали, кто куда мог. Оставались только старики и пьяницы. Их небольшая семья: безработный отец-алкоголик, мама, пытающаяся прокормить родных, пропадающая с утра до ночи на изнуряющей работе у местного фермера и она, маленькая девочка, старающаяся уже в том возрасте помогать по хозяйству.

Те годы пролетели, как один серый загруженный заботами день, без ярких впечатлений, счастливых моментов, которыми обязано изобиловать детство нормального ребенка.

Когда пришел срок, мать устроила ее в школу в соседнем поселке, в четырех километрах от их дома (по сельским меркам – недалеко), это не меньше часа пешей ходьбы (детскими ножками-то). Так что вставать приходилось чуть свет. Вначале было тяжело, особенно зимой, когда снег заметал деревенский большак, но потом подросла, окрепла…

Как только дочь закончила девятилетку, мама, желая чаду лучшей жизни, сама уговорила ее покинуть деревню, поступить в медицинское училище. Получилось! Девчушка, особо не блиставшая знаниями в школе, на удивление уверенно сдала вступительные экзамены.

Мир перевернулся. Большой город, цивилизация, покорили первокурсницу. Уже тогда она поклялась себе, что ни за что не вернется назад, в село.

Учеба давалась на удивление легко. Будущая медичка сразу поняла, что служение Асклепию1 – ее стезя, призвание. Это были веселые времена. Общежитие, подруги, первая несчастная любовь (увы, такое бывает). Два с половиной года студенчества пролетели, как один месяц.

И вот она – дипломированная медсестра. Удача по-прежнему сопутствовала девочке. С трудоустройством повезло: выпускницу взяли в пульмонологическое2 отделение огромной областной клиники. Работа интересная, зарплата вполне сносная. Жизнь налаживалась, но все портила извечная проблема с жильем, так знакомая российской молодежи. Леночка хоть и выбрала самую захудалую, дешевую однушку на городской окраине, но, тем не менее, на оплату съемной квартиры уходила добрая доля ее жалованья. Начинающая сестричка прозябала, столкнувшись с суровой прозой жизни.

Деньги, бес бы их побрал.

Она не просто недоедала, порой не хватало на самое необходимое: замену драных колготок, или покупку гигиенических средств. Взяла ночные дежурства. Они немного спасали положение, но изнуряли девчонку.

Невыспавшаяся, осунувшаяся, с синими кругами под глазами, словно тень, она, тем не менее, по-прежнему справлялась со своей работой.

Так бы и продолжалось, но ее выручила сердобольная старшая медсестра отделения – Вера Ивановна. Приласкав коллегу, выслушав ее (случилось так, что выложив все, бедняга даже разрыдалась на коленях у собеседницы), начальница прошептала:

– Ну, ну, девонька, успокойся. Мы тебя в обиду не дадим. Дураку понятно, что так ты долго не протянешь. Ничего, прорвемся. Многие так начинали. Короче, я тут подумала, кажется, есть для тебя очень неплохой вариант.

И Вера Ивановна поведала о том, что в городе много брошенных одиноких стариков, физически нуждающихся в поддержке. Некоторые из них идут на вполне разумный шаг: публикуют объявления о поиске молодого ответственного опекуна, способного обеспечить их заботой и постоянным уходом до конца дней.

Слегка приблизившись, положив пухлую ладонь на колено собеседницы, женщина шепнула:

– Конечно, подруга, работа тяжелая, грязная, но, если честно, она того стоит, ведь после смерти хозяина, его квартира отходит тебе в собственность. Ты только все бумажки оформить не забудь, нотариально, по закону. Подумай, если решишься, проблема проживания исчезнет в тот же день, ведь согласно договору, ты будешь обитать прямо там, в жилище своего подопечного. У меня, кстати, есть на примете одна такая бабулька. Если хочешь, вот адресок, держи.

Жизнь дала шанс, и Лена не раздумывала долго. Это юное существо с малых лет отличалось здоровой практичностью и расчетливостью, доходящей до цинизма. В перспективе забрезжила надежда на лучшее существование, возможность стать настоящей горожанкой, со своим углом.

Во второй половине дня, сразу после работы, она явилась в соответствующую поликлинику и, представившись участковому врачу своей потенциальной клиентки ее родственницей, вызнала соматический статус престарелой женщины, чем больна, насколько серьезно и… слегка замявшись:

– Скажите откровенно, доктор, сколько ей осталось жить. Примерно полгода? Ну что ж, спасибо.

В тот же вечер девушка явилась по указанному адресу. Дверь открыла грузная пожилая женщина (в то время она еще могла передвигаться по квартире). Познакомились. Излагая суть своего визита, Леночка лучисто улыбалась, изо всех сил стараясь очаровать хозяйку. Сработало. А когда Мария Степановна узнала, что гостья – дипломированная медсестра, да еще пульмонолог, дала свое твердое согласие.

Окрыленная гостья тут же позвонила на работу, попросив отгул на завтра. С утра, не пожалев кровных сбережений, она вызвала на адрес своей будущей клиентки квалифицированного психиатра (для документального подтверждения того, что старушка дееспособна) и, разумеется – нотариуса. Заключение сделки происходило пугающе стремительно. Уже через полтора часа все соответствующие документы (медицинское заключение, договор дарения недвижимого имущества и прочее) были оформлены и заверены по всем правилам.

К вечеру юная опекунша перевезла весь свой небогатый скарб на новое место проживания, с восторгом понимая, что отныне ей не придется тратить добрую долю своих доходов на съемное жилье.

В который раз ее судьба делала крутой вираж.

Появилось бесплатное жилье, надежда на радужное будущее, но жить стало физически тяжелее. Каждый день, усталая, приходя с работы, она, быстро перекусив, приступала к разнообразным нескончаемым обязанностям по уходу за больным престарелым человеком, которые выполняла старательно, терпеливо, беспрекословно.

Да, Леночка знала, ради чего временно превратила свою жизнь в подобие каторги. Если понадобится, была готова и на большее. Всего 6 месяцев и…

К тому же, эта девочка не была белоручкой. Суровая деревенская жизнь с детства приучила сиделку к самой грязной работе. Ее не пугал уход за дряхлым телом, обработка пролежней, подмывание, вынос судна и масса бесконечных забот по дому: уборка, приготовление пищи, походы по магазинам и аптекам (за счет пациента, разумеется).

Короче, несмотря на тяготы, жизнь понемногу налаживалась. Доступных денег стало заметно больше. Наконец-то ей стало хватать средств на самое необходимое. Более того – появилась возможность откладывать. Уже через пару месяцев, на первые накопленные сбережения юная медсестра приобрела дешевенький ноутбук.

Конечно, не все шло гладко. Были моменты, которые порой выводили Лену из себя. Во-первых, реально утомляли регулярные необоснованные мелочные придирки хозяйки. К примеру: приготовленный чай оказывался, то слишком горячим, то недостаточно теплым, то чрезмерно сладким и т. д. Обычно Елена реагировала на подобное однотипно: спокойно удалялась со стаканом на кухню, ждала секунд тридцать, и приносила женщине тот же напиток, пригубив который, Мария Степановна шептала: «Вот, совсем другое дело. Можешь же, когда захочешь». И подобных мелких неурядиц было не счесть. Во-вторых, это постоянное, непрекращающееся нытье бабки. Ошалев от одиночества, изоляции, обозлившись, по каким-то причинам, на весь мир, эта больная женщина выплескивала на новую знакомую весь свой негатив: бесконечные жалобы на здоровье, бессердечных и непрофессиональных докторов, мерзавцев соседей, негодяя сына, подло бросившего ее пятнадцать лет назад и т. д. и т. п.

Иногда, в процессе мойки посуды или протирания полов, молодая медичка вдруг понимала, что нескончаемый поток ментальной грязи, непрерывно льющийся из уст бабы Маши в уши сиделки, уже переполняет ее естество, рвется наружу, побуждая к нехорошему. Порой девушка ловила себя на том, что еще минута, и она взорвется, отхлещет нудную женщину по щекам той самой влажной тряпкой.

«Нет! Нельзя. Терпеть. Всего полгода».

Как бы ни так…

Время шло. Шесть месяцев, двенадцать, восемнадцать, а старуха и не думала отдавать богу душу. Конечно, ее здоровье становилось все хуже, но слишком уж медленно это происходило.

Любому терпению приходит конец. Лена чувствовала, что с ее психикой, расшатанной изнуряющей работой и постоянным словесным прессом подопечной, что-то творилось. Напряженная, как струна, готовая порваться в любой момент (упаси Господи!) она понимала, чувствовала, что не выдержит долго. Все чаще девчонка ловила себя на том, что откровенно желает смерти хозяйке.

И вот произошло.

Закончился «Беродуал», надо было срочно купить новый спрей-ингалятор. Вчера, во время похода по магазинам, она усталая, замотанная, забыла зайти в аптеку. Казалось, как такое возможно? Ведь у нее на руках был список, где, среди названий продуктов был четко прописан и этот спасительный баллончик. Только поздно ночью, уже готовясь ко сну, Леночка обнаружила свою оплошность. На первый взгляд все вышло случайно, по недосмотру. Как бы ни так. Что это было? Рассеянность? Вряд ли. Сработало доведенное до края подсознание медсестры, заставившее «запамятовать» очевидное.

Что делать?

Босиком, в одной ночнушке, она идет на кухню, извлекает из мусорного ведра уже использованный ингалятор, крадется с комнату беспокойно спящей хозяйки и ставит бесполезный предмет на тумбочку.

«Что я творю?» – пытаясь унять дрожь в руках, она возвращается в свою спальню.

Как по заказу, на следующее утро у Марии Степановны случился приступ астмы.

Рисунок обоев гипнотизирует, приближается, заполоняет собой весь мир… Хочется отдаться этому, уйти в манящий морок, забыть обо всем…

«Брр, что это я?» – Елена вздрагивает, как от кошмара, приходит в себя.

Звук дыхания больной просто ужасает. Натужный свистящий хрип. Воздух с трудом проходит через спазмированные бронхи. Страшная гипоксия залила все лицо и шею старушки пугающей синевой.

«Боже! Так плохо ей не было еще ни разу».

«Беродуал» не помог. Разумеется, какого эффекта можно ждать от пустого баллончика из-под лекарства?

Глаза страдалицы устремлены на молодую сиделку. Женщина силится что-то сказать, но уже не может. Слабая рука тянется в направлении прихожей.

Лена понимает жест: надо срочно вызвать неотложку.

Изнутри прет что-то темное, подлое.

Раздираемая противоречивыми чувствами, она вылетает из комнаты больной, подносит к уху тяжелую трубку стационарного телефона и набирает «03». Длинные гудки и женский голос в динамике:

– Алло. Что у вас?

Девушку начинает крупно колотить. Какой-то бес (а может собственное темное эго?) подчиняет естество, овладевает волей. Она вдруг понимает: вот так становятся преступниками. Тонкие девичьи пальцы тянутся к клавише отбоя и решительно жмут на нее. У уха слышатся короткие гудки. Продолжая удерживать уже бесполезную трубку, делая вид, что беседует с диспетчером медпомощи, она говорит громко, так, чтобы слышала несчастная задыхающаяся женщина:

– Да, да, приступ бронхиальной астмы. Фамилия? Мария Степановна Каргина, улица Кирова, дом 56, квартира 118, третий подъезд. Приезжайте скорее, пожалуйста.

Все! Рубикон пройден.

Внутри вдруг становится легко, в области солнечного сплетения какое-то щекочущее чувство. Может, так и чувствуют себя те, кто продал душу князю Тьмы?

Она понимает, что после совершенного не в силах вновь войти в комнату обреченной женщины. Замерев у входа, кричит сквозь распахнутую дверь:

– Не волнуйтесь, Мария Степановна, скорая быстро приедет. Минут двадцать, не больше. Держитесь.

В сердце разгорается вдруг острое запоздалое чувство неправильности происходящего: «Так нельзя! Что я делаю?», но она беспощадно давит его: «Все. Уже поздно».

Как трудно ждать. Каждый щелчок секундной стрелки настенных часов – словно очередная капля на череп пленника, терзаемого известной китайской пыткой.

Время идет. Уже около часа. Звуки дыхания агонизирующей становятся все тише, прерывистее.

«Господи, как долго. Страшно».

В ту же секунду дыхание страдалицы останавливается навсегда.

Юная убийца замирает в оцепенении, ее вновь трясет.

Усилием воли она гонит панику и начинает думать. Верные решения приходят мгновенно.

Первое: звонок. Она вновь набирает номер скорой и, теперь уже по настоящему делает вызов, повторяя те же фразы, стараясь придать голосу плачуще-панические нотки.

Второе: ингалятор. До приезда врачей времени достаточно. Она влезает в туфли и, в домашней одежде, мухой летит к ближайшей аптеке, расположенной рядом, через дорогу. Очереди нет. Через пять минут она уже дома, прячет использованный баллончик и ставит новый рядом с остывающим трупом.

Готово! Теперь ее никто не заподозрит.

Дальше все происходило, как в тумане, словно некая незримая гильотина отсекла внутри все, что отвечает за чувства, восприятие.

Апатичная, равнодушная, она тупо смотрела на суету пришлых посторонних. Сначала медики «скорой помощи», констатировавшие смерть и забравшие тело в морг, затем участковый полицейский, подозрительно быстро составивший какой-то протокол. Апофеозом свершившейся трагедии стал неожиданный визит сотрудника церемониальных услуг. Его холодные, стального цвета глаза, старались избегать взгляда новой хозяйки. Оказалось, что чувствовавшая приближение кончины женщина заранее оплатила свое будущее погребение и все затраты, связанные с оным. Так что от проблемы организации похорон девушка была избавлена.

После того, как входная дверь наконец-то захлопнулась за последним посетителем, Лена почувствовала, как ее повело вдруг в сторону. С усилием сохранив равновесие, она доковыляла до своей постели и забылась глубоким сном.

Она не узнает свой мир. Он стал каким-то тусклым, больным, монохромным, словно припорошенным сухим серым пеплом.

Невидимая невесомая бесплотная, словно дух, она парит высоко над землей.

Внизу – бескрайнее море темно-зеленых лесных зарослей, взрезанное знакомыми извивами родной речушки Сольги, тонкая темная нить пыльного большака и… что-то невообразимое на том месте, где должна быть та деревушка, где провела свое детство Ленуська Ступакова.

Она спускается ниже, еще ниже.

Боже!

И без того хлипкие хатки по окна вросли в жуткую клейкую массу, заполонившую все. Что это? Черные смоляные наплывы поглощают селение. Она смотрит и обнаруживает вдруг, что густая субстанция движется, медленно, еле заметно глазу. Это живое! Это жаждет сожрать то, что осталось от ее малой родины!

Нет!

Внутри разгорается пламя дикой ярости. Словно огненный болид, девушка-призрак врезается в тухлую аморфную мерзость, превращаясь в некое подобие перманентного взрыва, терзая квазиживую плоть, уничтожая ее, высушивая, испепеляя.

Минута, и все кончено. Деревня свободна, очищена от скверны.

Что-то влечет дальше. Она летит вперед и видит родную лачугу. Проникает внутрь.

Сказочным образом, как это бывает иногда во сне, происходит метаморфоза: изнутри жалкая халупа превращается вдруг в роскошный двухэтажный особняк.

Отца нет. Внутри только двое: ее престарелая, прикованная немощью к постели мама (Боже, как она подряхлела, словно минули целые десятилетия) и незнакомая невзрачная молодая девица очень маленького роста, ее сиделка.

На прикроватном столике – уже заверенные документы, включая дарственную на имя пронырливой коротышки.

Дочь смотрит в глаза юной незнакомки и с содроганием читает в них уже принятое решение. Приговор.

– Не-е-ет!!! – кричит она и выныривает из кошмара в холодном поту.

Проснулась Леночка отдохнувшей, посвежевшей, переполненной бурлящей энергией молодости.

Ого! 7.35. Утро следующего дня. Выходит, она проспала почти сутки.

Время не ждет. Надо довести дело до конца.

Быстро позавтракав, одевшись, собрав все нужные бумаги, она отправилась вступать в права на наследство.

Все происходило фантастически быстро (словно темные боги помогали ей). Уже к четырем часам дня девушка держала в руках полный пакет документов, свидетельствующих о том, что она, Елена Георгиевна Ступакова – единственная и неоспоримая хозяйка элитного жилья. Не верилось, такое сокровище – роскошная трехкомнатная квартира в самом центре города.

Цель достигнута, но радости почему-то не чувствовалось. Какой-то червячок неудовлетворенности ворочался в мозгу, не позволял во всей полноте насладиться победой.

«К бесам все!».

Первое, что она сделала дома («в своем собственном жилище, надо же!») – припрятала бумаги понадежнее. Мало ли…

Не успела расслабиться – телефонный звонок.

– Алло.

Какое-то шуршание, скрип, помехи…

– Говорите.

Из динамика прорезался-таки мужской сипловатый тенорок:

– Алло, вас Самара беспокоит. Кто у аппарата?

«Вот нахал, сам не представился, а…», – она внутренне ощетинилась.

– Это улица Кирова, 56, квартира 118? – не унимался незнакомец.

– Да.

– Я – Виктор Васильевич Каргин, сын покойной Марии Степановны и единственный ее наследник.

«Объявился, паразит», – Леночка была готова к этому разговору и знала, что ответить:

– Так вот, Виктор Васильевич, постараюсь развенчать ваше заблуждение. Я – Елена (фамилию называть не буду, не заслужили) – единственная законная обладательница названного жилья. Если желаете убедиться, приезжайте, смотрите, все документы, включая договор дарения, оформлены идеально.

– Ах ты, сявка, малолетняя, – голос на той стороне линии захрипел от негодования, – куда лезешь? Я сын ее родной.

– Ух ты! Вспомнил, сыночек. А где же ты был, когда она слегла? Хоть раз за 15 лет приехал, навестил старушку? Сколько раз она звонила тебе, говорила, что погибает, умоляла, чтоб забрал к себе. Что ты делал? Трубку бросал, молча, подлец. А сейчас явился на готовенькое. Нет уж. Я столько корячилась, такое вынесла… Как ни крути, эту хату я честно заслужила. А если не согласен – подавай иск. Любой суд на мою сторону встанет, сам знаешь.

Не давая ответить собеседнику, она с размаху бросила трубку. В душе клокотало: «Мерзавец! Как воронье на падаль».

Утро похорон выдалось мрачным.

Ласковое весеннее солнышко скрылось за тяжелой хмарью сплошных сизых дождевых туч. Ни единого просвета, от горизонта, до горизонта. Ни ветерка. Уснувший воздух пересыщен влагой.

Народу на выносе собралось немного: соседи, парочка бывших подруг-ровесниц, четверо дюжих молодцов с похоронного бюро, да с десяток любопытных пришлых, охочих поглазеть на чужое горе. «Любящий» сын, Виктор Каргин, так и не явился.

Когда, соблюдя все формальности, покойницу стали грузить в катафалк, сверху вдруг полыхнуло и жахнуло так, что Леночка аж присела со страху. Тут же хлынул свежий весенний ливень.

«Гроза в апреле? Однако».

– Хорошая примета, – пробормотала невысокая сгорбленная старушка, – коль в дождь усопшую провожают, знать благое ее ждет, Царствие Небесное. Отмучилась.

Вот и погост. Сначала вся процессия направилась в прикладбищенскую церквушку – на отпевание почившей.

Видя, как распахнутый арочный вход в храм, словно зев сказочного чудища, поглощает людскую процессию, Лена шарахнулась в сторону. Она не хотела туда. Какое-то древнее природное чутье шептало: «Не ходи внутрь! Опасно!».

– Что ж ты, девонька, ни разу в церкву не ходила? – неожиданно возникшая рядом баба Нина, щупленькая соседка по площадке, схватила ее под локоток сухонькой ручкой, крепко, не вырвешься. – Не боись, пойдем. Там тебе полегчает, Бог поможет. Только не забудь косыночку накинуть, на входе дадут.

Бросая отчаянные взгляды по сторонам, вся закаменевшая, словно ее ведут на эшафот, девушка подчинилась.

Как только она переступила порог храма, в душе словно отступило что-то ржавое, очистило внутренний взор. Будто в иной мир попала. Она смотрела вокруг, на темные святые образа, золотое убранство, похожий на домовину ларец с мощами какого-то святого, и внутри росла уверенность: все это неспроста, это место действительно обладает некой светлой иррациональной силой.

«Это словно»… – она замешкалась, подбирая нужное слово, – «ворота, вход куда-то».

Началась служба.

Подчиняясь некоему внутреннему императиву, всем существом она подалась к той тайне, что дремала здесь, распахнула душу. Зачарованная странной незнакомой мистерией: святыми песнопениями, тяжелым сладким ароматом ладана, желтыми лучиками свечных огоньков, Леночка находилась в состоянии блаженного экстаза. Некая сила, чистая, теплая, вливалась извне, заполняя саму суть грешницы, вопрошая, взывая к чему-то.

Вдруг нахлынуло, смяло, скрутило. Во всей неприглядности ей открылась сама суть совершенного поступка.

Горячие слезы брызнули из очей:

– Боженьки! – огненное раскаяние охватило преступницу. – Прости, умоляю. Я готова понести кару.

В голове помутилось, и девочка упала в забытье.

Море.

Она – маленькая серебристая рыбка.

Чистый тяжелый податливый аквамарин водной стихии окружает ее со всех сторон.

Не обращая внимания на багровые щупальца хищных актиний, черные колючие шары морских ежей, розовые каменные заросли кораллов, юркая крошка плывет вперед, к своей цели. Ничто не помешает ей добиться желаемого.

Огромная тень накрывает путницу сверху. Скат манта. Этот титан не опасен, он питается мелким крилем.

Все дальше, дальше… и вдруг… тонкая ячеистая преграда. Мягкая, податливая, но непреодолимая.

Сеть. Как можно было не заметить этого раньше?

Несколько тщетных движений, и плавунья понимает, что запуталась, увязла, совершила непоправимую ошибку. Хочется вернуться в прошлое, все изменить. Но поздно.

Какая-то сила влечет вверх, исторгает из родного окружения в сухую удушающую пустоту.

Свет, чистый, благой, яркий.

Незримая горячая длань держит пленницу. Огромный глаз смотрит на нее, пронзая саму суть маленького существа, видя все хорошее и дурное. Трепеща всем маленьким телом, она чувствует: это око вправе решать, судить, карать и прощать.

Еще секунда, и рыбку отпускают в блаженную синь пучины.

2

Спина чувствует холод стылого пола, лицо – хлесткие удары по щекам.