Мир твоих кошмаров. Пантеон 1

– Ты мне лучше расскажи подробнее о трансляторе, – попросил Фролов.

– Подробно не выйдет, надо разбегаться по домам, помыться и отправляться ужинать. Но если коротко и основное, то усвой главные моменты. Даже не надейся, что транслятор расщедрится на оружие или супертехнологичную вещь. Он даже железные изделия выдает очень редко и по большим праздникам. На готовые вещи, даже самые примитивные, тоже не очень рассчитывай. Обычно транслятор снабжает человека заготовками или деталями, из которых можно сделать какой-то предмет. Таким образом, кроме прочего, поощряется торговля на крайне примитивном уровне. Допустим, в одном городе есть умелец, классно выделывающий кожу из добытых антилоп, а во втором мастер по резьбе. Вот города и обмениваются этими товарами.

– А как транслятор узнает, что именно нужно человеку?

– Запросто. То есть для жителя Земли это запредельная сложность, но прибор все делает с поразительной легкостью. Тебе надо только подойти к нему и представить, что именно ты хочешь. Но особенно губу не раскатывай, существует еще одно ограничение, транслятором нельзя пользоваться чаще двух раз в месяц. При первом нарушении просьбу человека банально игнорируют, а при втором наказывают, причем в духе Пантеона.

– Превращают в кошмара? – спросил Фролов, уже слышавший о такой практике.

– Нет, до такого садизма дело не доходит. Но могут забросить человека на крышу мэрии или в женский дом, причем голым. Бабонек такой поворот дела почему-то сильно возмущает, могут даже кое-что оторвать сгоряча… Ну все, пора разбегаться, а то на ужин опоздаем. Потом, если у тебя будет такое желание, я в свободный день устрою тебе экскурсию по городу.

Придя в свой новый дом, Фролов первым делом отправился в ванную. День выдался теплым, почти жарким, и он, пока тащил тяжеленную дичь, пропотел аж до трусов. Но еще хорошо, что только этим дело и ограничилось. После атаки саблезубой твари некоторые соратники Валерия то ли подшучивая, то ли на самом деле удивлялись, как это он удержался от того, чтобы прямо на месте не сходить по малой, а то и большой нужде. Кое-кто даже сгоряча окрестил Фролова человеком с железными нервами. Хотя объяснение мнимому героизму было простое, все произошло так быстро, что Валерий не успел толком испугаться.

Сбросив одежду, Фролов забрался в ванну. В ней, как и над умывальником, имелся один кран – с холодной водой. Наверняка творцам Пантеона не составило бы труда провести и горячую, но они решили не баловать своих подопытных. Вода подавалась из расположенного рядом с Херсоном маленького озера, она не успевала охладиться, идя по трубам, и была комнатной температуры. Фролов смыл пот и, вытершись, пошлепал в свою комнату. У него не осталось выхода кроме как надеть единую для города униформу. До этого он не понимал, отчего никто в Херсоне не носит собственную одежду. Теперь ему все стало ясно. Форма идеально сидела на теле и дарила ощущение удивительного комфорта. Естественно, ни у кого не возникало желания сменить ее на грубые земные шмотки. Кроме того, у формы имелось еще одно неоспоримое достоинство. Стоило бросить отслуживший свое комплект в бак, стоящий в ванной, и тут же появлялась новая форма.

На кровати Фролов заметил нечто, напоминающее глянцевый журнал. Еще утром его здесь не было. На обложке ослепительно красивая парочка, демонстрируя в широкой улыбке безукоризненные зубы, держала в руках плакат с надписью «Райский остров».

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал Валерий, беря журнал в руки и собираясь полистать его страницы.

Страниц, однако, не было. Едва Фролов взял то, что он назвал журналом, картинка на обложке сменилась. Появился общий план острова, демонстрируя, что его не случайно прозвали райским. Идеально круглый, он был опоясан лентой разноцветных пляжей. В основном с белым песком, но был песок желтый, красный и даже черный. Какой кому больше понравится.

В мнимом хаосе ландшафтов Райского острова угадывался четкий план. Картинки, выхватывая отдельные пейзажи, демонстрировали то леса, то поля, то уютные домики. Леса по большей части состояли из фруктовых деревьев, на которых виднелись зрелые плоды, в основном незнакомые Фролову, но почему-то при одном взгляде на них рот обильно заполнялся слюной. Между деревьев вились дорожки, а кроме скамеек там и сям были разбросаны шалаши, на которых висела одна и та же картинка, недвусмысленно говорившая об их предназначении.

– Ну да, у парочки, гуляющей среди такой красоты, запросто возникнет мысль о сексе, – подумал Валерий.

Большую часть полей занимали различные спортивные площадки. В основном они были сосредоточены рядом с настоящим городом-курортом, застроенном домами в несколько этажей. На обложке появилось изображение одного из номеров: большая кровать, несколько экранов, один из них на половину стены, а в ванной, что характерно, два крана. Во всю длину номера тянулся широкий балкон, в обоих углах которого стояли два загадочных устройства. Впрочем, загадка тут же разрешилось. Одно из устройств плавно взмыло в воздух, сделало мертвую петлю и вернулось на место. Надо же! А то у Валерия уже возник вопрос:

– Неужели обитатели острова вынуждены на своих двоих преодолевать немаленькие расстояния?

Нет, не вынуждены, создатели Пантеона озаботились средствами быстрого и комфортного индивидуального передвижения.

Снова возникла панорама острова, делая акцент на множестве отдельно стоящих одноэтажных домиках. Понятно, если кто-то хочет уединиться, то здесь есть и такая возможность.

А это что? Добрая четверть острова отделена высокой стеной из непонятного материала. А вот и ворота, а на них очередная табличка – рисунок хищного зверя со злобно оскаленной пастью. Выходят, о любителях острых ощущений тоже позаботились. Интересно, оружие выдается на входе или вручается каждому желающему по прибытии на остров?

Фролов увидел еще много интересного, но больше всего ему запомнилась концовка, сделанная в духе Пантеона. Сначала на обложке появилась надпись:

– Хотите сами добраться на Райский остров?

Затем пошли живые картинки. Стремительно рассекающая воду акула размером с автобус. Спрут, по величине способный посоперничать с акулой. Человек, гребущий в лодке и легко выдернутый из нее громадным щупальцем. Другая лодка, разлетающаяся в щепки после удара акульим рылом, а затем всего одно ехидное словечко:

– Попробуйте!

– Спасибо, не надо, – непроизвольно вырвалось у Фролова.

Следующий день выдался свободным. Все охотничьи команды вернулись с добычей, а соль Пантеон выдавал в ограниченном количестве, ее едва хватало для готовки пищи. Все попытки найти соль закончились ничем и, что еще прискорбнее, вяленое или копченое мясо в местных условиях почему-то уже на второй день начинало сильно пованивать. То есть запастись ценным продуктом впрок оказалось невыполнимой задачей, поэтому не было смысла выходить на охоту, когда в городе полно еды.

Леклер сдержал обещание, после завтрака он устроил Валерию экскурсию, предварительно заметив:

– Смотри внимательно и думай. Вдруг у тебя тоже есть какие-то полезные умения? Ценные работники сидят в городе, не рискуя ежедневно своими шкурами.

Фролов лишь пожал плечами. В жизни у него были одна работа и одно увлечение. Увы, на Пантеоне никому не нужны знания клерка, да и реконструкторские умения востребованы только за городской стеной, а не внутри ее.

– Вот, – Леклер остановился у обнесенного забором дома. – На Земле в средние века были кварталы разных ремесленников, кузнецов, плотников, оружейников, а здесь дворы. Перед тобой двор гончаров.

– Они делают посуду? – на всякий случай уточнил Фролов.

– Да.

– Странно. Почему же тогда в нашей столовой и тарелки, и стаканы исключительно из убогого пластика?

– Размечтался. Глиняная посуда уходит начальству Херсона и на обмен. Если ты заметил, Пантеон обеспечивает нас по минимуму, а человек даже в таких жутких условиях остается человеком. Ему хочется, чтобы вещь не только надежно служила, но и радовала глаз. Возьмем те же тарелки и стаканы. У них лишь одно достоинство, их очень трудно разбить. Но выглядят они так, что поначалу их противно брать в руки. А видел бы ты посуду нашего мэра. Из нее приятно хлебать даже голимую бурду. Впрочем, Оглоблю снабжают только самым лучшим.

– Кого снабжают? – не понял Фролов.

– Нашего мэра. У него фамилия Оглоблин, вот народ и прозвал его Оглоблей.

Валерий вспомнил Степана с его верноподданническим «батя», и подумал, что Доминик прав, человек везде остается человеком. И не только в смысле эстетического восприятия действительности. Похоже, даже чудовищные условия жизни на Пантеоне не остановили вечных разборок, стремления разделиться на своих и врагов, попыток за чужой счет устроиться с максимально доступным комфортом. Кто знает, возможно, здесь есть люди, которые страшнее любого кошмара? Очень не хотелось бы с такими столкнуться. Все же Фролов был человеком своего времени, отвыкшим от прямого насилия. Да, в различных завуалированных формах его имели по полной и власть, и сомнительные людишки с их непонятно откуда взявшимися капиталами, на одного из которых Валерий работал. Но его не били, не надевали на шею рабское ярмо, эксплуатируя в устоявшихся цивилизованных формах.

Пантеон вынуждал человека вернуться к образу жизни далеких предков, заставлял в открытой схватке отчаянно драться за собственную жизнь. И кто не смог принять новые условия игры, погибал в первые дни или недели. Валерий успел перестроиться, он был готов сражаться с бродящими по Пантеону чудовищами. Но то чудовища, а сможет ли он выстрелить в другого человека, если возникнет такая необходимость? Ответа на этот вопрос у Фролова пока не было.

– А вот двор корзинщиков, – прервал его размышления Леклер.

– Что-то многовато здесь народа. Зачем городу столько корзин? Тоже на продажу?

– Нет, опять виноваты шуточки Пантеона. В любой другой таре дары леса моментально портятся, а в руках много не унесешь. Вот и приходится заниматься плетением корзин. Еще хорошо, что за лозой для них не надо бродить по лесам, нужное количество по заказу выдает транслятор или, как его называют в народе, раздаточный стол. Кстати, говорят, что когда европейцы или североамериканцы впервые видят эти корзины, они принимают их за декоративный элемент интерьера.

– Похоже, чем менее цивилизован человек, тем больше у него шансов выжить.

– Только до определенной степени. Лично я слабо представляю дикаря с автоматом. А без огнестрельного оружия здесь можно сразу ложиться в гроб.

– Ну да, против того саблезубого льва дубиной или каменным топором махать бесполезно. Хотя и пистолеты с ружьями нам особо не помогли.

– Ты провел здесь слишком мало времени и увидел одно-единственное порождение человеческого воображения. Я уже наблюдал больше десятка, а по слухам их около сотни. Похожего или даже того же льва несколько месяцев тому назад наша группа заметила своевременно. Мы сумели его пристрелить, хотя израсходовали на это большую часть патронов и вынуждены были вернуться домой.

– Тупой вам лев попался. Более умный убежал бы, получив рану-другую.

– Здешние твари никогда не убегают. Если они атакуют, то идут до конца.

– Погоди, я только сейчас сообразил. Как мы могли встретить того же льва, если вы его убили?

– Это очередная особенность Пантеона. Конечно, доказательств нет, однако старожилы утверждают, будто убитые нами твари воскресают.

– О, сколько нам открытий чудных, – невольно процитировал Фролов. – Кстати, насчет корзин. Мне тут одна мыслишка пришла в голову, хотя подозреваю, что я далеко не первый. Если корзины имеют такую бешеную ценность, а европейцы с североамериканцами плести их не умеют, на этом можно построить шикарный бизнес.

– Говорят, была такая попытка лет двадцать тому назад.

– И что?

– А ничего! Там тоже хватает сообразительных людей. Расплели несколько корзин, сообразили, что к чему, и начали делать сами. Теперь заказывают у нас только, если требуется что-то сложное. А вот мы подошли к еще одному интересному месту, хотя нос туда совать не рекомендуется.

– А что там такого секретного?

– Никаких секретов, тут варят противозачаточное зелье.

– Ну да, в местных условиях родить и вырастить ребенка для современной женщины проблема еще та! Не всякая отважиться забеременеть.

– На Пантеоне ни одна женщина не рискнет зачать ребенка.

– Даже так? Очередная придурь наших хозяев?

– Ты угадал. Любая беременность неизменно заканчивается смертью матери и ребенка. Поэтому все женщины после связи с мужчиной пьют настойку, рецепт которой передан хозяевами Пантеона. Действует безотказно.

– Вот любят эти хозяева даже в мелочах осложнять нашу жизнь. Заставляют собирать травы, варить зелье, хотя готов дать голову на отсечение, что у них есть абсолютно надежные противозачаточные средства.

– Спокойнее, Валера, спокойнее. Здесь хватает куда более серьезных поводов для возмущения. Если так реагировать по мелочам, никаких нервов не хватит.

– Я уже спокоен, можно идти. Что там дальше по плану?

– Колесничий. Так у нас зовут человека, который делает колеса.

– Надеюсь, скоро закончит хотя бы пару штук, а то надоело таскать дичь на горбу.

– Таскать будем еще долго, большинство колес уходит в другие города. А оставшиеся берегут для телег.

– Так и я о том же. Делаешь небольшую телегу, впрягаешься в нее и везешь добычу. Всяко удобнее, чем мотать километры с жердью на плече.

– Ты не понял, Валера. В эти телеги запрягут лошадей.

– Разве у нас лошади есть? Впервые слышу.

– Ну, это не совсем лошади, а их местный вариант. Верхом на себе ездить не дает, но к телеге привыкает. У нас было четыре штуки, но две сдохли от непонятной болезни, а одна у мэра. Теперь ждем, чтобы наловить их побольше.

– Чего ждете-то?

– Возвращения стада. Здешние лошади очень редки и постоянно мигрируют. Около Херсона появляются раз в шесть – восемь лет.

– Ну-ну! До их появления еще дожить надо, – скептически заметил Фролов.

– Двигаемся, мужики! – бывший браконьер шагнул в распахнувшиеся ворота.

Толпа охотников качнулась за ним. Валерий поправил сбившуюся сумку. Вроде, несколько лет отданы воинским забавам, но когда дошло до серьезного дела, оказалось, что ему еще надо учиться, учиться и учиться. Реконструкторы бились ради забавы, ко многим вещам относились наплевательски, и только здесь Фролов начал понимать, сколько есть мелочей, от которых зависит его жизнь. Та же сумка должна висеть так, чтобы можно было выхватить из нее дополнительные патроны, не тратя на это лишних мгновений. Стремительная атака саблезубой твари заставила его на собственной шкуре ощутить, что порой жизнь от смерти отделяют доли секунды. То есть понимание к Фролову уже пришло, осталось научиться всем тем премудростям, которые обязательны нужны для выживания на Пантеоне.

День снова выдался теплым и солнечным. Трава заметно пожелтела, выгорела под лучами местного светила. В ней местами шебаршилась птичья мелочь. Пернатые внешне отличались от земных, но повадки имели схожие. Только вели себя осторожнее. На Пантеоне не было крупных хищников за исключением кошмаров, но те охотились только на людей. А вот мелких плотоядных хватало. Поэтому крылатая мелюзга спасалась, как могла. Большую часть времени пичуги висели в воздухе, заливая окрестности громким пением. Но им приходилось вить гнезда, высиживать птенцов, и тогда для местных хищнецов наступал праздник желудка.

– Слушай, Доминик, все забываю спросить. Здесь бывает зима?

– Нет, на Пантеоне всегда примерно одна и та же температура. И дождливых дней совсем мало, где-то раз в две недели. Иногда раз в неделю, иногда раз в три недели, но засух не бывает. И это хорошо, иначе бы испарилось наше маленькое озеро, и мы бы остались без воды.

– Я бы не зарекался. В первый же раз попрошу у раздаточного стола десятилитровую пластиковую бутыль. И тогда буду точно знать, ждать нам засухи или нет.

– Разве можно с помощью бутыли угадывать погоду? – удивился Леклер.

– Запросто, учитывая норов создателей Пантеона. Если мне дадут бутыль, значит засухи не будет, а если не дадут, надо искать тару и запасаться водой.

– Вы, русские, порой удивительно мыслите. Мне такое в голову не приходило.

– Нас жизнь заставляла. Кто в эпоху дефицита из ношеных семейных трусов и картона делал модную шляпу, тот приспособится к любой ситуации.

Развить тему Фролов не успел. Впереди, метрах в пятидесяти, из ниоткуда возникла толпа людей. Хотя людей ли?

– Зомби! – воскликнул Леклер и зачем-то выщелкнул магазин своей «береты». – Хорошо, что у меня есть бонусная обойма, это три дополнительных заряда.

– Ты что делаешь? – удивился Валерий.

– А разве тебе ничего не говорили? – в свою очередь удивился Доминик. – Каждая пятая пуля серебряная. Лишь они эффективны против зомби, причем действуют, как обычные пули на людей. Если попадают в голову или сердце, то убивают, если в руку или ногу – только ранят.

– Стоит ли ввязываться в драку? – осторожно заметил Фролов, однако на всякий случай повторяя действия приятеля. – Они же медлительны, как зомбаки из фильмов, вон как медленно бредут. От них убежать легче легкого.

– Они уже навелись на нас, теперь не уйдешь. Когда стоишь, они еле движутся, но стоит побежать, как сразу оказываются за твоей спиной. Телепортируются, твари.

Леклер вскинул «берету», но стрелять не спешил. Все же сорок метров – многовато для точного выстрела из пистолета. Зато грохнули ружья. Несколько атакующих упало. Валерий тоже вскинул свой «Ремингтон». Первый выстрел он сгоряча смазал, зато вторым разворотил башку шедшему в первом ряду уродцу.

Попадание его немного успокоило.

– Если наш каждый второй заряд будет мочить зомбака, мы их всех здесь оставим, – подумал он.

Но дела обстояли вовсе не так радужно, как виделось Фролову. Ружья были всего у трети охотников, и на каждого приходилось не больше семи-восьми серебряных пуль. К тому же, как не медлительны были зомби, расстояние сокращалось гораздо быстрее, чем хотелось бы. А людям приходилось стоять на месте. Леклер доходчиво объяснил, чем чревата попытка отступления.

Вскоре зомбаки оказались в каких-то десяти метрах, и осталось их примерно столько же, сколько людей. Тут пистолет Фролова сухо щелкнул. Валерий выхватил из ножен катану, одновременно оценивая обстановку. Мчаться с мечом наголо в гущу оживших мертвецов у него не было ни малейшего желания. Если тварей брали из человеческих кошмаров, то единственный укус превратит Фролова в свежего зомбака. К тому же при всей своей медлительности они способны на короткое ускорение, отдаленно напоминающее бросок кобры, а силой твари превосходят обычного человека. Так что удар в лоб здесь не катит, надо, подобно отважным героям, идти в обход, то есть на фланг.

Зомби, с которым сошелся Фролов, при ближайшем рассмотрении оказался еще тем уродом. Скрюченная фигура, руки до колен, заканчивающиеся острыми когтями, вместо лица ошметки гниющего мяса – только копошащихся в нем личинок опарыша не хватало для полноты картины. У Валерия возникло жгучее желание снести мерзкую башку зомбака. Что он и сделал, тут же убедившись, что первая мысль далеко не всегда оказывается самой верной. Хотя голова отлетела прочь, тело продолжало двигаться вперед, а руки пытались ухватить обидчика. Фролов изловчился и распополамил монстра, полоснув катаной чуть выше таза. Два обрубка рухнули на землю, нижняя часть туловища сучила ногами, а передняя на руках упорно двигалась в сторону Валерия.

– Ну давай, посмотрим, как у тебя получится без рук! – вызверившись, Фролов дважды махнул мечом.

Тут же со стороны общего побоища донесся отчаянный вопль:

– А-а-а, суки, кусаться! Так получайте.

Валерий на всякий случай шагнул назад и повернул голову. Он увидел одного из охотников, вломившегося в самую гущу зомби и там отчаянно размахивающего шашкой. Тупые монстры сосредоточили на нем все внимание, причем не пытались забрать оружие, а тыкались пастями в человеческое тело, стараясь отхватить кусочек деликатесного мяса. Охотник не чувствовал боли, избыток адреналина действовал, словно лучший анестетик, он продолжал изо всех сил размахивать шашкой, отсекая все, что подвернется под руку – ноги, руки, головы.

Воспользовавшись благоприятной ситуацией, остальные бойцы принялись зачищать остатки нечисти. Фролов тоже успел поучаствовать в этом увлекательном занятии. Наученный предыдущим опытом, он уложил двоих зомбаков по одной и той же схеме. Сначала, широко размахнувшись, Валерий рассекал их на две части, а потом методично отрубал голову и конечности.

Битва закончилась. Зомби, на которых не хватило серебра, удостоились качественной расчлененки. Фролов сгоряча предложил всех добить, но от его наивного предложения с усмешкой отмахнулись:

– А смысл? Все равно появятся новые зомбаки, эти же сейчас безопасны.

У охотников нашлось другое печальное занятие. Тот самый отчаянный боец, ворвавшийся в гущу нечисти, умер от потери крови. Но были еще двое, укушенные ожившими мертвецами. Один из пострадавших не стал тянуть. Нервным движением выхватив пистолет, он приставил его к виску и, истерически завопив, нажал на курок. Второй глянул на упавшее тело, побледнел еще больше, хотя это казалось невозможным, и проговорил, выдавливая по слову:

– Не могу я, мужики, рука не поднимается. Давайте сами.

– Как не уважить последнюю просьбу человека! Поворачивайся и шагай, только медленно. Я буду целить в сердце, чтоб ты не мучился, – сказал бывший браконьер.

Грянул выстрел, третья жертва зомби рухнула на землю. Валерий подошел к Леклеру. У того в глазах стояли слезы.

– Ты не знал… тот, второй, который сам застрелился… это мой сосед. Мы с ним почти год жили, с первого дня, как сюда попали. Так удачно получилось, дом свободный оказался, поэтому нас вместе заселили. Теперь я остался один. Наверное, со дня на день заселят новичка. Это правильно, мы должны передавать опыт, чтобы люди не гибли вот так… а до чего же красиво он рассказывал, как мы друг за другом попадем на Райский остров, и вместо этого ему пришлось застрелиться!

Валерий не знал, что сказать в ответ. Десяток секунд он простоял молча, затем пробормотал какие-то слова. Доминик хлопнул его по плечу:

– Спасибо, Валера! Я понимаю, ты его плохо знал, но если согласен, давай вечером помянем моего погибшего друга.

– Да, конечно, только если нормально поминать, нужно спиртное, а у меня нет ни грамма. Хотя я встречал в Херсоне выпивших мужиков.

– Не волнуйся, решение всех вопросов я беру на себя…

На ужин Леклер пришел с холщевой сумкой – и где только ее откопал. Перекусив, он заглянул к поварихам, и сумка его заметно потяжелела.

– Идем ко мне, – сказал Доминик Фролову.

В доме они не задержались. Леклер оставил там сумку, а вместо нее взял две глиняные бутылки. С этой тарой они направились к административному зданию. Там на первом этаже Доминик остановился у двери с выпиленным оконцем. Оно было закрыто. Леклер постучал. Оконце распахнулось, и Фролов увидел эффектную жгучую брюнетку с огромными глазами удивленной газели (Хотя Леклер позже ядовито заметил, что глаза ее, как у пекинеса после кастрации).

– А, Доминик! – брюнетка качнула головой. – Опомнился-таки, решил забрать свою дозу. Собрался новичка спаивать?

– У меня сосед на охоте погиб. Вернее, сам застрелился. Его зомбак цапнул.

– Сочувствую твоему горю. Держи, помяните товарища. А новичок не собирается внести свою долю? Если я не ошибаюсь, он тут уже больше недели, ему теперь тоже положено, как и всем.

– Новичок потом сам разберется, – отрезал Леклер, забирая полные бутылки.

– Вот стерва! – бросил он в сердцах, выходя на улицу. – Ей же в конце каждого дня приносят списки погибших и вновь прибывших, чтобы она могла в своем гроссбухе сделать поправки. Так нет же, сделала вид, будто впервые от меня слышит. «Собрался новичка спаивать», – передразнил он брюнетку.

– Погоди, ты мне объясни толком и по порядку.

– Все элементарно. У администрации Херсона монополия на алкоголь. На мужика в неделю выдается литр вина и пол литра самогона. У женщин норма вдвое меньше. Если человека поймают на том, что он сам делает вино, его сурово накажут.

– А зачем таскать с собой бутылки?

– Потому что дефицит. Пантеон не расщедрился на подходящую тару, пришлось выкручиваться самим. Думаешь, легко на примитивном оборудовании лепить бутылки? Так что полные емкости выдаются только в обмен на пустые. Если случайно разбил бутылку, заставляют отрабатывать… Вот и пришли. Заходи. Сейчас закуски настрогаем и можно за стол.

Первые три тоста выпили, не чокаясь. В промежутках Доминик рассказывал о погибшем соседе, под конец, когда слегка запьянел, даже вспомнил несколько приключившихся с ними забавных историй. Звучало это немного дико, но такова была жизнь на Пантеоне. Достаточно сказать, что за год состав любого местного поселения менялся на треть, а то и больше. Так что смерть здесь перестают воспринимать, как нечто из ряда вон выходящее.