Полная версия
Убийство в Оптиной пустыни
«И его могли убить», – заерзал следователь.
Булгакова продолжала:
– Я вошла на территорию монастыря. Звона не было… Проходя мимо собора, его реставрируют, услышала мелодичный звон колоколов.
«Казанского собора», – понял Мортынов.
Булгакова:
– Около угла собора стояли три или четыре женщины. Они говорили между собой. В это время, я обратила внимание, на звоннице отец Ферапонт и отец Трофим звонили в колокола. А рядом с ними за заборчиком, с левой стороны, стоял человек. Я видела только его силуэт. Он среднего роста. Насколько я рассмотрела, на нем была одета короткая верхняя одежда типа куртки. Этот силуэт как бы «влип» в заборчик.
Мортынов быстро писал.
Булгакова:
– Я зашла в Свято-Введенский собор, взяла с собой две сумки и вышла на улицу. Женщины стояли на том же месте. Как только вышла из храма, сразу обратила внимание на нарушение мелодичности колокольного звона. Меня это насторожило. Я подошла к углу Свято-Введенского собора и увидела на звоннице только отца Трофима. Он в этот момент стал оседать и потом попытался подняться. Сел, старался дотянуться до колоколов, до веревок колоколов. Раздался колокольный звон.
«Бил в набат», – понял следователь.
Булгакова:
– Я услышала, как отец Трофим прочитал молитву: «Боже наш, помилуй нас…» и закричал: «Помогите!» Мне показалось, что человеку стало плохо с сердцем, я крикнула женщинам и побежала к звоннице. Женщины за мной. Я подбежала к отцу Трофиму, тот был мертв.
Хотел спросить: «А с чего взяли, что мертв?», но не стал прерывать рассказ.
Булгакова:
– Я посмотрела на то место, где стоял отец Ферапонт, и увидела его лежащим на полу звонницы мертвым.
«Почему мертвым?»
Булгакова:
– Я закричала в голос, хотела созвать людей. Стали сбегаться люди. Кто-то закричал, что кто-то стоит в стороне. Я увидела, как по направлению к скиту стоит мужчина в монашеской одежде. Я подумала, что это убийца, и стала кричать, что это убийца… Мужчина стоял, как будто окаменел. Я обернулась к людям и стала кричать: «Пойдемте в скит, там батюшки, их убивают». Кто-то сказал, что отец Василий туда побежал. Люди побежали по направлению к выходу из монастыря в сторону скита. Через мгновение кто-то подбежал и стал кричать, что отца Василия убили.
«Выходит, само убийство не видела».
Булгакова:
– После этого я и еще несколько человек побежали к воротам к отцу Василию… Он еще дышал, но через несколько мгновений умер. После этого отца Василия отнесли в храм. Потом приехала «скорая» и повезла его в больницу.
Опустевший монастырь
Мортынов не стал спрашивать: почему решила, что отец Василий умер.
Что-то пометил на отдельном листке, еще что-то выяснял, Булгакова отвечала, и он записывал:
«Когда я побежала к звоннице, то крови у отца Ферапонта и у отца Трофима я сначала не увидела. Кровь я увидела уже позже. Каких-нибудь людей, бежавших от звонницы, когда я бежала к звоннице, я не заметила. У меня все внимание было направлено на звонницу и отца Трофима… Уточняю, что после возгласа: “Помогите!” отец Трофим громко закричал… Еще когда я увидела человека в монашеской одежде, я только подумала, что это убийца…»
Следователь спросил о бородаче, которого пометили собаки:
– Знаете Карташова Александра?
– Не-а…
Когда женщина расписалась в протоколе, то спросила:
– Это он убил?
– Не знаю, но разбираемся. Ищем, – резко ответил следователь.
– Разберитесь, найдите. – Паломница вдруг опустилась на колени и сжала руки перед собой в кулак: – Умоляю…
Мортынов встал и подошел к женщине. Хотел ее поднять и сказать: «Не волнуйтесь, найдем», но произнес дежурную в таких случаях фразу:
– Мы сделаем все возможное…
– Я могу идти? – тяжело поднялась с колен преподаватель института.
– Да, если понадобитесь, вызовем…
– Я верю вам, вы найдете… – попятилась из комнаты. – Я буду молиться о вас…
О Мортынове еще никто в жизни не молился. По крайней мере он об этом не знал.
Мортынов походил по кабинету, прокручивая в голове рассказ паломницы. Сел и думал: кто эти два парня на пути в скит, кто «влип» в забор, кто стоял, окаменев, в монашеском одеянии, кто те три или четыре женщины у звонницы, кто знакомая преподавателя, почему сразу решила, что мертвы, – а перед ним уже сидела молодая паломница.
Теперь Мортынов выяснял и заносил в протокол ответы молодки:
«Степанова Людмила Владимировна… 1962… родилась в Грозном… живет в Москве… переводчик… допрос начат 15.05… Приехала 5 апреля 1993… Жила в деревне рядом с монастырем… 18 апреля пошла в монастырь… Примерно в 6.15 услышала звон… в 6.20 звон прекратился… Оглянулась, увидела, как в направлении ворот в скит убегает человек… обратила внимание, что в звоннице инок Трофим пытается приподняться… он держится за колокольные веревки и только благодаря этому не падает… Не доходя метров десяти до звонницы, увидела, что инок Трофим ударяет из последних сил в колокол и читает молитву и сказал: “Помогите”. В этот момент заметила, что рядом лежит еще один человек – Ферапонт».
Следователь потом спросил Степанову:
– Так что про того, который убегал?
– Я поняла, что он ударил чем-то монахов. Я посмотрела в ту сторону, куда он побежал, и увидала двух нагнувшихся людей, и подумала, что это те двое, что ударили Трофима и Ферапонта. Это происходило у стены слева от ворот, которые ведут в скит.
Следователь подумал: «Так что, трое убийц?»
Степанова продолжала:
– Я не разглядела этих людей, так как было далеко и не до этого. Я побежала в храм звать людей на помощь иноку Ферапонту и иноку Трофиму. В храме я разбудила паломников, и мы вместе побежали к звонарям.
– Вы еще видели тех двоих, которые нагнулись?
– Я поглядела на то место, где видела их силуэты, но там никого не было. Все это произошло в течение пяти минут… Отца Трофима братья сразу занесли в храм. А Ферапонту оказывали первую помощь.
«Инока Ферапонта осматривали на звоннице. Трофима – в бане».
Степанова продолжала:
– Минут через пять подошли сестры и сказали, что около ворот, ведущих в скит, лежит отец Василий. Я пошла туда. Кто-то вынес подушки и положил ему под голову. Братья отнесли отца Василия в храм. В это время кто-то из братьев принес шинель и повесил на изгородке. Также нашли нож…
Следователь подумал: «Говорит о трех нападавших, но самого нападения не видела».
Он спросил:
– Вы знаете Карташова – такого бородача в монастыре?
Степанова пожала плечами.
У Мортынова почти каждое дело начиналось с кромешного тумана, и он не удивился потоку вопросов, которые всплыли в деле по убийству монахов.
Его дергали к телефону, который находился в приемной.
Из Калуги спрашивали:
– Кто убийца?
– Да только приехали… – отвечал Мортынов.
– А почему не поймали по «горячим следам»?
– Ловим…
– А версии есть?
– Одна дала показания: двоих видела по дороге в скит… Другая: один убегал, и двое нагнулись у ворот… Уже трое…
– Что за двое? Что за трое?
– И я вот думаю: что за двое и что за трое…
– А, понятно, только расследование начали…
После разговора с одними бросал трубку, а когда позвонил начальник следственного управления, заверил:
– Товарищ Ерков, ищем!.. Да-да, понимаю… Ждут наверху… Не подведем…
Осторожно опустил трубку на аппарат и только потом выматерился.
Чужими руками хотят жар загребать!
Еще бы, каждому хотелось выслужиться и первым доложить наверх, что убийство монахов раскрыто.
Прибегал амёбообразный козельский районный прокурор:
– Ну как, раскрыли?
Кривился от того, что зря спешил.
Ввалился опер:
– Что делать с Карташовым?
– Везите его в отдел. Там Грищенко, она и займется. И вещдоки прихватите, – отдал огромный пакет.
Мортынов допрашивал, потом вносил в протокол:
«Филипова Любовь Викторовна… 1946 года рождения… Родилась в Москве… сотрудник монастыря “Оптина пустынь”… проживаю в Москве… допрос начат 15.50… приехала в Оптину пустынь 14 апреля 1993 года… В 23 часа 17 апреля началась пасхальная служба и закончилась около 6 утра 18 апреля… После службы решила убраться в храме, но поняла, что у меня сил на это не хватит, и отправилась в свою келью, которая находится в угловой башне. Когда шла в келью, из звонницы доносился перезвон, а потом тревожный набат. Тут услышала крики женщин… Я встретила сестру Наталью, которая просила показать, где находится госпиталь. Когда мы шли в госпиталь, сестра рассказала, что в звоннице убили двух братьев. Она заметила, что по дороге, которая ведет к воротам в скит, около деревянных домов лежит монах, закрытый мантией. И клобук закрывает лицо. Из-под мантии виднелась кисть… Я подумала, что человек мертвый. Я сняла клобук, но лица не было видно, так как человек лежал вниз лицом. Я немного откинула верхнюю часть тела и запрокинула на спину. Я узнала и спросила: “Отец Василий, это вы?” Он застонал, и я поняла, что он еще жив. Тут подошли братья и попросили всех женщин отойти».
Послушники на просфорне. Оптина. 1992 год
Когда сотрудник монастыря сказала: «Наталья видела мужчину, который сбросил шинель», Мортынов пометил: «Найти Наталью».
Спрашивал дальше и записывал:
«Я направилась к сараю и видела, как кто-то из мирских нес солдатскую шинель… Зайдя за сарай, я увидела клинок… Он был в крови… Я сказала, чтобы его никто не трогал…»
«У сарая клинок…» – пометил.
На вопрос Мортынова, знает ли она Карташова, вразумительного ничего не сказала.
Сотрудницу монастыря сменил трудник.
«Мустафин Виктор Леонидович… 1956 года рождения… Родился в Грузинской ССР…»
Спрашивать, почему он не воюет в Абхазии на стороне грузин, не стал.
Записывал: «…место жительства монастырь “Оптина пустынь”… хлебопек… допрос начат 17.45… В монастыре три года… В ноябре 1992 я на кухне… появился человек в военной шинели… на кухню не проходил… Я: “Что нужно?” – “Нож на кабана”… У нас такого не было и нет… Через день он пришел повторно…»
Следователь:
– Вы такого трудника Карташова знаете?
– Бородатый…
– Да. Это он приходил в военной шинели?
– Да нет…
Следователь сделал пометки: уточнить о шинели и ноже.
После трудника напротив следователя устраивался громила в рясе с длинными волосами, чуть не раздавил стул.
Следователь записывал:
«Гаджикасимов… Олег Юсиф-оглы… Он же монах Силуан… родился в 1934 году в Баку…»
Подмывало спросить, воевал ли он в Карабахе, где полыхал армяно-азербайджанский конфликт, но не стал уходить в сторону.
В протокол ложилось:
«…проживает в монастыре “Оптина пустынь”… допрос начат в 18.10… является комендантом монастыря… 18 апреля 1993 года около 4.15 часов, когда закончилась служба (перед самым причащением) я в сопровождении паломника Николая Степанова отправился осматривать наружную часть храма. Возле наружной правой части я обратил внимание на стоявшего в одиночестве мужчину в солдатской шинели. На голове кепка без козырька. Кепка мягкая, сделанная, кажется, из велюра. В руках у мужчины была холщовая сумка (в левой руке)».
Отец Силуан
Услышав про человека в шинели, следователь стал скрупулезно выяснять, а потом записал:
«Меня насторожила необычная поза мужчины, казалось, что он что-то прячет в области паха или мочится. Я подошел к нему и спросил, что он тут делает. Мужчина сделал какое-то движение, словно хотел что-то выбросить или забросить в сумку. На земле я ничего не увидел. Убедившись, что он не мочится, я попросил его дыхнуть, думая, что он или курил, или употреблял спиртные напитки. Он выполнил мою просьбу, но ни запаха алкоголя, ни запаха табака я не почувствовал. У меня сложилось впечатление, что он заглядывал в окно, чтобы узнать, кто служит в алтаре, и хочет что-то спрятать в отдушину стены храма. На мой вопрос: “Что вы здесь делаете?” мужчина ответил, что ему здесь назначена встреча. Я попросил его пройти на центральную площадь и там ждать. Он выполнил мое требование с явным неудовольствием. Больше этого мужчину я не видел».
– Что ж недосмотрели? – посетовал следователь и попросил: – Опишите мужчину подробнее…
Монах Силуан:
– Среднего роста. Волосы темные. Небольшая бородка. Возраст 35–37 лет. Лицо желто-коричневое, как у наркомана…
«Бледный: готовился…»
– Глаза небольшие, темные, колючие.
– Опознать сможете?
– Смогу.
«Хорошо!»
– Дальше…
– В первых минутах седьмого мне в форточку стал кричать инок Алексей, что убили двух монахов. Он спросил: «Что делать?» Я сказал: «Срочно звонить в милицию и вызывать “скорую”». Сам я через минуту был на месте убийства. На звоннице увидел лежавшего отца Ферапонта. Мне сказали, что двоих отнесли в храм.
«Потом одного перенесли в баню».
– А от кого-нибудь поступали угрозы? – спросил следователь.
– Да, наместник архимандрит Венедикт говорил, что ему в течение последнего времени кто-то постоянно звонил. Угрозы прекратились дня за три до происшедшего.
– Мог это сделать Карташов?
Монах Силуан:
– Возможно, эти удары исходили от Карташова. Он одно время работал в обители, а потом его выгнали.
– Его сегодня здесь задержали…
– Примерно три дня назад он вновь появился в монастыре.
– Это Карташову вы сказали не курить…
– Карташова я знаю хорошо. Человек, которому я делал замечания, не Карташов. Если бы это был Карташов, я бы его узнал…
Монах, переваливаясь, ушел.
Архимандрит Венедикт
Следователь Мортынов закурил и погрузился в размышления: «Во время службы человек в шинели. Двое по дороге в скит. Трое: один убегает, двое наклонились…»
Дело, как снежный ком, обрастало новыми фактами, новыми событиями, новыми лицами, и во всем этом ворохе неясностей предстояло разобраться.
А на примете оставался трудник Карташов.
Звонили из Козельска: там десятки задержанных ждали своей участи. С каждым следовало разбираться.
Обладая огромной властью – схватить человека, кинуть в камеру, обвинить, – Мортынов мог ошибиться. А вот этого ему никак не хотелось и нужно было дотошно выяснять, взвешивать, сопоставлять и не спешить, чтобы не наворочать дел, не обжечься.
7. Козельский прокурор
Забегал козельский районный прокурор.
Сразу после сообщения об убийстве он примчал в монастырь и, понимая, что с него тоже спросят, оставил визитеров из Калуги осматривать звонницу, а сам устроился в покоях наместника Венедикта. Он давно мечтал ухватить свою звезду, раскрыть громкое преступление и получить повышение сразу в Генеральную прокуратуру. И вот такая возможность ему подвернулась.
Он с усердием допрашивал.
– Уважаемая, как вас звать-величать? – спросил молодку в платочке и длинном платье.
– Оля.
– А подробнее, по папе…
– Ольга Юрьевна…
– А если не секрет, фамилия у Оленьки Юрьевны?
– Караваева…
«Каравай – вкусно…» – причмокнул и спросил:
– Родилась?
– А зачем это вам?
– Так положено…
– 13 марта 1969 года в Рыбинске…
«Девка – самый смак», – облизнулся прокурор.
– Где работаете?
– Я послушница в монастыре…
«Грехи замаливать приехала… Вот с кем бы разок согрешить…»
– Чего расскажешь, Оленька?
– А что именно вас интересует?
Прокурор долго выуживал у послушницы, какие грехи привели девицу в обитель, пытался вывести ее на откровенность, даже подумывал назначить свидание на берегу Жиздры, что-то спросил про Пасху, про убийство, в итоге в протоколе записал:
«…С августа 1991 года я в монастыре послушницей… Была на праздничной службе… Утром в 7 часов я узнала, что убили трех монахов… Я очевидцем не была…»
Крест на стене восстанавливаемого храма. Оптина. 1993 год
Ставя в графе протокола: «Допрос окончен», «11.00» осторожно стукнул носком ботинка по торчащей из-под платья туфле послушницы:
– Вы знаете, где Козельская прокуратура?
– Боже упаси! – вскочила молодка.
– Но все равно заходите…
Когда послушница, крестясь, выскочила, прокурор сам перекрестился:
– Вот недотрога…
Прокурор не унывал, ведь он находился в своей вотчине и мог многое себе позволить. Вся Козельская земля пребывала под его зорким оком и уж, конечно, монастырь с его монахами и, главное, послушницами. И, чувствуя свое превосходство над божими человечками, он не стеснялся ни в выражениях, ни в поступках, как та же гостья из Калуги Грищенко, тот же оперок, который теперь прибегал, сообщал последние новости: нашли шинель, кепку… привезли кинолога с собачонкой.
Прокурор спрашивал следующего свидетеля и писал:
«Касаткин Аркадий Валерьевич… родился 25 ноября 1961 года в Пскове… Временно не работает… Проживает в Санкт-Петербурге…»
Спросил:
– Аркадий Валерьевич, а что вас так далеко с Невы занесло?
– На Святую землю…
– А кто на Святой земле «закон»?
– Бог. – Касаткин посмотрел вверх.
– И не угадали, – загыгыкал прокурор. – Я…
После маленьких пререканий выяснял и записывал:
«…2 марта приехал в Оптинский монастырь как паломник, чтобы пройти пост и получить благословение на Пасху. Жил в гостином доме паломников. Основное место нахождения было на нижней вахте. 17 апреля 1993 года началось праздничное пасхальное богослужение. В 24 часа пошел крестный ход».
«Во, а я на крестном ходу ни разу не был». – Прокурора будто укололо что-то внутри.
На листе протокола допроса жались друг к другу строчки:
«Ко мне в это время на вахту зашли паломники Дмитрий, Андрей и, кажется, Сергей. Сергей попросил позвонить, он звонил на Алтай, не смог дозвониться, так как никто не брал трубку».
Крестный ход в Оптиной
Прокурор:
– А сами ребята-то как? – щелкнул себе по шее.
– Все ребята в куртках, но малость датенькие, – засмеялся Аркадий Валерьевич. – Предложили мне отметить праздник…
– А ты отказался…
– Да…
«Алкашня! Непременно накатаю на монастырь представление», – мелькнуло в голове у прокурора. Он привык слать «телеги» направо и налево. В этом видел смысл прокурорской работы: катать и наказывать. Но мысль о наказании кого-либо в монастыре сразу затухла: кому накатаешь? Всевышнему, что ли…
Петербуржец:
– Они ушли. Через два часа вернулись. Поздравили меня с праздником, снова предложили выпить…
– И ты снова отказался…
– Отказался, – произнес с показной гордостью паломник.
У прокурора чуть не вырвалось: «Ну и дурак!»
Он бы выпил. Прокурор много водочки попил на халяву.
Аркадий Валерьевич:
– Больше никто ко мне не приходил…
Прокурор:
– А кто-нибудь ходил в монастыре в шинели?
Петербуржец задумался, посчитал на пальцах и сказал:
– Шесть человек…
– Видели ночью кого-нибудь в шинели?
– Видел человека в шинели!
– Кого?
– Да до него метров сорок было. Не разглядел…
– Что ж ты такой незрячий…
Прокурор посетовал, записал показания, в графе: «Окончание допроса» поставил «11.40».
– Могу идти? – спросил петербуржец.
– Свободен, – громко произнес и вкрадчиво добавил: – Пока…
Паломник быстро-быстро засеменил из кабинета.
Прокурор задумался: что за паломники? Что за шесть человек носили шинель?
Пыхтел, допрашивал. Вот в животе у прокурора заурчало. И он, словно диабетик, строго соблюдая режим приема пищи, попросил келейника наместника:
– Принеси-ка, братец, чего-нибудь похавать…
Ожидая, пока келейник принесет еду, вышел из дома наместника. Обратил внимание на коллег из областной прокуратуры, что-то рассматривавших на песке дорожки в скит. Пригляделся к УАЗу, на подножке которого кемарил милиционер. Его голова клонилась вперед и грозила вот-вот упасть. Погрозил пальчиком охраннику, но тот и усом не повел, зато сидевшая на пустырьке в ногах милиционера-кинолога овчарка загавкала, и охранник вздернул головой. Фуражка слетела и покатилась.
Вот заметил выбежавшего из трапезной служку с покрытым белым полотенцем подносом с едой и нырнул в дом.
– Хорошо разговелся. – Прокурор вытер платком губы.
Вернулся к допросам.
«Рябышкина Татьяна Михайловна… 4 марта 1949…» – ложились каллиграфические буковки и цифры в протокол. «Родилась в Сергиевом Посаде… место работы: послушник Оптиной пустыни…»
Благодаря своему каллиграфическому почерку прокурор продвигался по службе: начальники любили красиво написанные им донесения. А вот когда стали переходить на печатные машинки, рост и затормозился.
«Чего это от одного мужского монастыря в другой побежала?» – чуть не спросил послушницу.
Писал дальше:
«…В монастыре я более трех лет… Работаю диспетчером… 17 апреля… в 23 часа началась пасхальная праздничная служба, которая продолжалась до пяти утра 18 апреля… Я пошла в келью, затем в трапезную. От кельи я шла в сторону звонницы. Там звонили иноки Ферапонт и Трофим. Я послушала… Пошла в трапезную, увидела мужчину, который прятался за сложенными кирпичами…»
– Какой он из себя? Во что одет?
Оптина пустынь. 1993 год
Рябышкина:
– Он в куртке, на голове берет… Я испугалась и скорее в трапезную… Там пробыла минут сорок… Когда выходила, увидела, что со звонницы выносят инока Трофима, а инок Ферапонт лежит…
Прокурор хмыкнул и, желая скорее избавиться от диспетчера (женщины за сорок лет были не в его вкусе), быстро резюмировал:
– Допрос окончен. Время 14.00.
Допрашивал:
«Куприянова Надежда Константиновна… Родилась 11 ноября 1954 года в Москве… Работаю делопроизводителем Оптинского монастыря…»
«Далеко не юная деваха», – снова не порадовался прокурор.
Записывал показания:
«…18 апреля после праздничной службы, где-то в 5 часов 30 минут, я шла в трапезную… Звонили иноки… Из-за кирпичей вышел мужчина и спросил: “Когда будет служба?” Я сказала: “Не знаю”. Он в куртке. На нем кепка… Светлая борода… В руках матерчатая сумка… Я в трапезную, разговелись, пошла спать… Когда ложилась, услышала колокольный звон, а минут через десять начали бить в колокол… Раза три… Но меня это не удивило…»
Допрос закончился в 14.45.
Допросил еще одну далеко не юную даму.
«Соседкина Людмила Владимировна… Родилась 27 апреля 1952 года в Москве… Работает переводчиком в “Интуристе”…»
«С иностранцами небось, – воспылал и в ту же секунду потух прокурор. – Не, после афроамериканца не-а…»
Вписывал в протокол:
«…Проживает в Жуковском Московской области… Видела, как монах держался руками за веревку… В монастыре монахи падают в обморок, и я подумала, что обморок… А потом, когда закричали: “Убили”, подбежала к звоннице… На полу лежали монахи… Заплакала…»
Когда поставил время окончания допроса «16.10», занервничал: все что-то видели, что-то слышали, а кто убивец-то?
Теперь перед прокурором сидела могильная старушка в черном платье.
«…Инокиня Илария… С сентября 1988 года я стала приезжать в Оптинский монастырь, а с 1989 года осталась жить в монастыре постоянно. Зимой, не помню, какое число, находилась в храме. На месте, где по благословению нахожусь, стоял мужчина».
– Какой он из себя?
Гостиница «Интурист» в Москве
Илария:
– Среднего роста. Светловолосый. Одет неопрятно, в бушлате цвета «хаки». Я сказала мужчине, что он стоит на месте, где я должна стоять по благословению. Он не отреагировал на мои слова. Спустя некоторое время он подошел ко мне и сказал, что мне этого не простит. Вид у него был враждебный… угрожающий мне. Я попросила у мужчины прощения и сказала, что на месте, где он стоит, по благословению должны стоять женщины.
– Ну, не тяни жилы, – проныл прокурор, желая услышать что-то важное. – Кто этот тип?
Инокиня:
– Подождите… В пятницу 16 апреля я пришла в храм, положила сумку, прошла помолиться к иконе, когда вернулась, увидела этого мужчину.
– Кто он? – снова спросил с нетерпением.
– Да не спешите, давайте все по порядку. Он сказал: «Опять ты пришла. Встретишься мне – я тебя уничтожу». По его поведению я почувствовала угрозу. Сказала: «Спаси вас Господи». Через час я встретила отца Силуана. У нас за порядком следит… Я сказала, что этот мужчина может что-то совершить в отношении монахов. Больше я этого мужчину не видела.
