Наондель

Дрожь пробежала по всему его телу. Что-то изменилось, я почувствовала это по его рукам, лежавшим у меня на плечах. Жесткое напряжение пропало, он улыбнулся мне, медленно и мягко.

– Ты ведь знаешь, Кабира, зачем я приезжал сюда все лето?

Он подался вперед, и я ощутила на щеке его дыхание. Оно было сладким от вина.

– Только ради тебя.

И он поцеловал меня – в его поцелуе был вкус меда и корицы.

После той ночи я пропала. В моем теле пылал огонь, огонь безумия и безрассудства. Я готова была на все, чтобы побыть рядом с Исканом. И все это я совершала. Все то, что, как я слышала, совершали другие девушки ради любви, над чем я раньше только смеялась. Теперь же я тайно ускользала по ночам из дома, встречаясь тайком с любимым. Искан продолжал навещать нашу семью, как прежде, но в те ночи, когда он оставался ночевать в одной из гостевых комнат, мы обязательно встречались у источника. Иногда он приезжал только на ночь, ради встречи со мной. Мы сидели у источника и беседовали. Я расспрашивала его о его жизни во дворце, и он охотно рассказывал мне. Но он был не из тех мужчин, кто хочет говорить только о себе. Рано или поздно он переводил разговор на меня, и я рассказывала ему о том, что вызывало у него наибольшее любопытство: об источнике и его силах. Я передала ему то, чему научила меня мать моего отца, и то, что поняла сама из опыта или следуя интуиции. Если брать воду из источника на растущей луне, она хорошая и дарит силу и здоровье, в то время как вода, взятая на убывающей луне, несет с собой гниение, болезни и смерть. Но не в этом главная сила Анджи. Для моего рода на многие поколения назад Анджи был источником знаний.

– Моя мать не верит во власть Анджи, но мой отец знает, – сказала я Искану как-то ночью. Уже начались осенние дожди, но именно в ту ночь с неба не упало ни капли. Клочья облаков неслись вперед мимо убывающей луны, и мы спрятались от ветра в ущелье. Искан расстелил на мокрой земле одеяло, но сырость пробиралась сквозь ткань, и я дрожала от холода.

– Мы никогда об этом не говорим, но он прислушивается к советам, которые я даю ему. Я предупреждаю его о засухе, о наводнениях и нашествии вредителей. Посетив Анджи, я говорю ему, когда сеять и когда собирать урожай. А он несет эти знания нашим соседям. Мудрые среди них научились его слушать, их хозяйство процветает, их богатства растут, как и наши.

– Но ведь и вас этим летом задела засуха? – спросил Искан.

За несколько встреч до этой он принес с собой лампу, которую в промежутках между нашими встречами прятал в ущелье. Ее теплый свет освещал его высокие скулы и миндалевидные глаза. Он был такой красивый, что просто больно смотреть.

– Да, и Анджи это предсказал. Но что можно сделать с засухой, если вода в каналах закончилась? Отец подготовился, припася серебра, чтобы заменить погибшие растения новыми.

– Как ты это видишь? Как отчетливые картины, показывающие тебе будущее?

Я покачала головой.

– Это, скорее, чувства, пронизывающие меня, образы у меня в голове и отражения в воде, все вместе. И не всегда так легко истолковать их, даже для меня, хотя у меня за спиной годы упражнений. Иногда источник показывает то, что уже случилось.

– А какая от этого польза?

Искан растянулся на одеяле во весь рост, заложив руки под голову. Казалось, его нисколько не волновали холод и сырость.

– Анджи существует не для пользы. Источник – древняя сила, свободная и независимая. Что мы, смертные, сделаем с тем, что увидим в нем, решать нам.

– Вы могли бы не предупреждать соседей, – медленно проговорил Искан. – Скоро ваш двор стал бы самым богатым во всей Ренке.

– Недопустимо.

Я начертила на груди пальцами круг.

– Так можно нарушить равновесие. Кто знает, как это повлияло бы на нас. И на Анджи.

– Я должен был догадаться, что ты слишком прямодушна для этого, – проговорил Искан.

Я выпрямилась. Он посмотрел на меня и заметил, что я обиделась. Не говоря ни слова, он протянул руку и притянул меня к себе. Его губы усмирили огонь, пылавший в моем теле, и я больше не ощущала ни сырости, ни холода.

* * *

Теперь источник стал для меня еще важнее, чем раньше. Он стал местом наших встреч. Я часто отправлялась туда и днем, чтобы убрать мертвые листья и сорняки, подлить масла в лампы или просто сидеть, мечтая об Искане. Теперь он уже не так часто приезжал, чтобы навестить всю семью, и раздражение моего отца нарастало. Он по-прежнему не дал ясно понять, что приезжает ради меня, а продолжал быть любезен и внимателен ко всем нам, девочкам. Но все чаще он появлялся по ночам, по нескольку раз за лунный месяц. Каждый раз, когда мы встречались, он говорил мне, когда ждать его снова.

Поэтому я очень удивилась, когда однажды увидела следы в глине вокруг источника. Искана я не видела пять дней – неужели он побывал здесь? Он ждал меня? Я неверно поняла его? Или же к источнику приходил кто-то другой? Я проверила масло в лампе, и она была полна – как когда я пополнила ее несколькими днями раньше. Стало быть, это все же был не Искан, а кто-то другой.

В последующие дни я едва могла спать. По несколько раз за ночь я вставала и смотрела в сторону ущелья, хотя его и не видно из нашего дома. А что, если он побывал у источника и теперь сердится на меня? А вдруг он больше не придет? От этих мыслей я не находила себе места. Когда наконец настала ночь, когда я должна была ждать Искана, мне стало жарко, как в горячке. Дрожащими руками я надела свою самую красивую куртку, подрисовала глаза сажей и побрызгала волосы маслом с запахом жасмина. Серебряные цепочки в волосы я надеть не решилась, их звяканье могло меня выдать. Босиком я выскользнула во внутренний двор и надела обувь только тогда, когда закрыла за собой калитку. Всю дорогу до ущелья я шла как на иголках. Возле ущелья никого не было, и сердце мое упало. Наощупь я пробралась в темное отверстие, мои ноги не находили дорогу в темноте, как обычно. Я ничего не слышала, кроме биения своего сердца.

Кто-то стоял, склонившись над источником. Я узнала широкую спину и темные волосы. Облегчение мое было столь велико, что я всхлипнула, и Искан обернулся.

– Сегодня полнолуние, – проговорил он. И затем: – Что с тобой?

– Я думала, ты приходил сюда, – проговорила я, стараясь, чтобы голос мой звучал твердо. – Я видела следы вокруг источника. Боялась, что перепутала, в какую ночь мы условились о встрече.

– Нет, я сюда не приходил, – ответил он легким тоном. – Иди сюда, я привез тебе пирожные, испеченные личным поваром правителя.

Он подошел к одеялу, уже разложенному на обычном месте, и зажег лампу. В ее мягком свете я увидела серебряное блюдо с коричневыми пирожными, два бокала и кувшин с вином. Сердце радостно подпрыгнуло. Он ждал меня!

Мы сидели и разговаривали, как обычно, и он рассказал мне о походе, который совершил с правителем и своим отцом визирем в регион Амдураби к востоку от Ренки, где наместник устроил большой праздник с фейерверками в честь правителя. Я впитывала каждое слово. Искан снова здесь, со мной. Эти наши совместные ночи я носила с собой как тайные бриллианты, которые никто не мог увидеть.

– Кстати, насчет Амдураби, – проговорил Искан, подкладывая мне в рот очередное пирожное. – Ты когда-нибудь видела в источнике, что происходит в других провинциях?

Я стряхнула крошки с губ и проглотила лакомство.

– Нет. Анджи – источник провинции Ренка. Он черпает свои силы из этой земли и этих холмов. То, что происходит далеко, дело других. В Амдураби есть свое священное место, кажется, гора Харах.

– Поэтому Анджи показывает тебе, что произойдет в твоей семье?

– Не знаю. Думаю, чем ближе что-то находится, тем отчетливее оно ощущается в воде Анджи. Но я вижу то, что касается меня и моих близких. Ты ведь сам заглядывал в источник во время полнолуния и наверняка увидел что-то другое.

Искан так и не рассказал мне, что именно он увидел тогда в воде. Он задумчиво кивнул.

– Я не умею истолковывать образы так же хорошо, как ты. Какие-то обрывки, которые трудно понять. Но я буду упражняться.

Он подскочил и потянул меня за руку, чтобы я тоже встала.

– Пошли!

Схватив два кубка, он вылил из них остатки вина.

– Давай наполним наши кубки водой полнолуния!

Наполнив оба кубка водой Анджи, он протянул один мне, а второй поднял к небу.

– За нас, за будущее!

Я тоже подняла свой кубок и выпила холодной воды, думая об Искане и о нашем будущем, – все мое тело пело от радости.

Этими словами Искан поселил во мне надежду, что скоро он попросит у отца моей руки. Но вот наступила зима с ее сухими и холодными северо-западными ветрами, и визиты Искана в нашу семью стали все более редкими. Мы продолжали встречаться у источника, но и это происходило все реже. Искан оправдывался тем, что отец не отпускает его.

– Я необходим отцу в его службе, – говорил он, когда мы сидели, скрючившись под одеялом, и зубы у меня стучали от холода. – Без меня он бы не справился, он повторяет мне это каждый день. Отец мой стар и не может следить за всеми интригами двора так, как я. А визирю исключительно важно знать все, что происходит при дворе его правителя. Во многих отношениях я самый главный человек для правителя. По крайней мере, я важнее, чем его бледные сынки, – он ухмыльнулся. – Знаешь, правитель подарил им всем семерым новых коней. Великолепные лошади, из западного Элиана. Он осыпает этих пустоголовых дурней подарками, а пользу ему приношу только я!

– Но ведь и ты получил этой осенью новый меч из рук правителя, – осторожно напомнила я ему. – Таким мало кто может похвастаться. Он считает тебя своей правой рукой, своим мечом.

Искан жевал внутреннюю часть щеки. Грозовая туча прошла, его лицо просветлело.

– Само собой, так и есть. Он был бы сумасшедшим, если бы не понимал этого.

Я сглотнула. Правитель был для меня свят. Мне казалось опасным так говорить о нем. Все равно что совершить святотатство. Но Искан часто так выражался, и я подумала, что при дворе говорят по-другому, а не так, как принято у нас, простых людей.

– Понимаешь, Кабира, это означает, что теперь я долго не смогу к тебе приезжать. Может быть, весной, когда станет теплее.

Он плотнее завернулся в одеяло.

– От этого холода я оттаиваю только на следующий день у себя во дворце.

Он поцеловал меня в лоб и поднялся.

– Вставай, давай выпьем за весну и теплые ветра!

Он потянул меня за собой к источнику. Ему всегда хотелось выпить из него на новолуние. Вода была такая холодная, что ее больно было глотать. Искан вытер губы тыльной стороной ладони.

– Я просто чувствую, как это дает мне силы. И телу, и душе.

Он взял глиняный кувшин и наполнил его водой из источника.

– На этом я продержусь до нашей следующей встречи. Тогда я пошлю за тобой, Кабира.

Наклонившись вперед, он легко поцеловал меня в губы.

– До весны, моя птичка!

Я осталась стоять у входа в ущелье, глядя ему вслед, когда он спускался по склону к рощице, где обычно оставлял своего коня. Холодный ветер обжигал мне щеки, но я его почти не чувствовала. На сердце у меня было еще холоднее.

* * *

Наступила долгая и тоскливая зима. Ничто не приносило мне радости, а мое обычно прекрасное настроение улетучилось. Единственным человеком, подозревавшим о причинах перемены во мне, была Агин. То и дело я замечала, как она смотрит на меня, нахмурившись. Это еще больше сердило меня и выводило из равновесия, так что я стала избегать обеих сестер, проводя много времени в одиночестве. Мать тревожилась за меня. Думала, что я изнываю от скуки, поскольку зима – такое время, когда ничего не происходит. Подозреваю также, что она считала – мне нужен муж. Но все молодые мужчины, которых знакомили со мной, были ничтожны по сравнению с Исканом. Они не умели вести себя с тем же достоинством. Не могли рассказать таких интересных историй, как Искан, о жизни при дворе. Губы у них были не такие румяные, а смех не столь заразителен. Они не смотрели на меня загадочными карими глазами. И от них по коже моей не пробегал огонь, как от одного присутствия Искана. Боюсь, я встречала всех этих честных и работящих молодых людей, живущих по соседству, с равнодушным высокомерием. Что они могли мне предложить, чего в сыне визиря не было бы в десятки раз больше?

Я устыдилась бы при мысли о том, как вела себя тогда, если бы по-прежнему могла испытывать стыд. Моя репутация пострадала, и, когда мать отчаялась и перестала водить меня во все знакомые семьи, наверное, не осталось ни одной матери, желавшей женить своего сына на высокомерной дочери Малик-чо.

Единственное, что я делала по собственному почину, – навещала источник. Туда я отправлялась каждый день, иногда по нескольку раз за день. Очищала землю вокруг него так тщательно, что там не было ни листка, ни травинки. Украшала Анджи красивыми белыми камнями. В зимней куртке, обмотавшись несколькими шалями, я часто сидела на краю источника, глядя в прозрачную воду, размышляя об Искане, перебирая в памяти каждую нашу встречу. Иногда я видела, как у моего отражения щеки становились пунцовыми, когда я вспоминала его поцелуи. Он целовал меня. Называл меня своей. Говорил, что вернется.

Источник изменился. Между мной и Анджи всегда были особые отношения. Мать посмеялась бы надо мной, если бы узнала, что я так думаю, но это правда. Матери моего отца куда сложнее было понимать источник, истолковывать его видения, чем мне. Но теперь источник словно бы отвернулся от меня. Сидя на краю, я никак не могла нащупать эту связь взаимопонимания. Он больше не интересовался мной. Я сидела, опустив руку в ледяную воду, но Анджи не отвечал мне. Казалось, и Искан, и Анджи бросили меня, и от этого я впадала в отчаяние. Я не переживу, если потеряю их обоих.

К следующему полнолунию я была готова. Я должна заглянуть в воду, чтобы понять, почему Анджи отвернулся от меня. Может быть, он покажет мне Искана – когда он вернется, какое будущее нас ждет. Самые суровые зимние ветра улеглись, тепло начало потихоньку возвращаться. Скоро настанет весна. Он обещал, что пошлет мне весточку.

Я сидела, полностью одетая, в ожидании, пока весь двор заснет, как в те ночи, когда поднималась на холм ради встречи с Исканом. Но теперь мои мысли были заняты Анджи. Полная луна, большая и белая, висела над моей головой, когда я шла по тропинке вокруг холма, и каждая травинка отбрасывала в лунном свете острую тень. Когда я приблизилась к ущелью, воздух сгустился от силы Анджи. Источник проснулся, он силен! Я заспешила, почти пробежав последние шаги, влетела в ущелье, чтобы поскорее встретиться с источником, и застыла на месте. Кто-то стоял у воды. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что человек обернулся и поднял что-то мне навстречу, блеснувшее при свете луны. Меч.

– Кто идет?

Я чуть не упала на землю от счастья и облегчения. Это был Искан.

– Кабира, – выдавила я из себя. – Ты вернулся, че!

Он подошел ко мне, не выпуская из рук меч.

– Что ты здесь делаешь?

Он склонился надо мной, его лицо скрывалось во мраке, голос звучал сурово:

– Отвечай мне!

– Я хотела посетить Анджи. – Я протянула к нему руку, словно умоляя о пощаде. – Искан, дорогой, почему ты сердишься?

– Ты собиралась встретиться с другим мужчиной? Ты обманываешь меня?

Схватив меня за запястье, он повернул его, сделав мне больно.

– Нет! – выкрикнула я и судорожно сглотнула, пытаясь вспомнить, как я обычно разговаривала с ним, когда он становился таким. – Какие еще мужчины в мире могут сравниться с тобой, Искан ак Хонта-че, сын визиря, самый блестящий бриллиант правителя? Для меня больше никого не существует.

Он отпустил меня и откинулся назад. Свет луны упал на острие меча.

– Ты скучала по мне? Думала обо мне?

– Каждый день, че! Каждую минуту! Ты заставил меня ждать так долго!

– Я тоже думал о тебе, Кабира, одинокими ночами во дворце.

Отбросив меч на землю, он подошел ближе.

– Ты моя, Кабира? Только моя?

– Да, Искан, сейчас и всегда я только твоя.

Он склонился ко мне, почти касаясь губами моего уха.

– Ты готова доказать мне это? Сейчас, моя Кабира.

Я кивнула, понимая, что он почувствует это движение на своей груди.

– Ответь мне, Кабира. Скажи, что хочешь меня.

– Я хочу тебя, Искан, дорогой мой.

Много раз, когда мы целовались, я думала об этом – когда он прижимал меня к себе, когда притрагивался ко мне. Я оказалась совершенно не готова к той телесной жажде, которую пробудили во мне его руки. Моя мать никогда не говорила со мной ни о чем таком. Телесная жажда, пылавшая во мне, была сильнее рассудка. Я хотела его. Давно хотела соединиться с ним. Но не здесь. Не так. Однако я испугалась. Его внезапного гнева. Его непредсказуемости.

– Тогда ты получишь то, чего жаждешь, – прошептал он, целуя меня в шею. – Я подарю тебе это. Прямо сейчас.

И так Искан ак Хонта-че взял мою невинность в ущелье Анджи, на голой земле, и все вышло не так, как мне мечталось, но я обнимала его за плечи и думала: это означает, что он мой, на самом деле мой. Он хочет меня. Сын визиря, который может получить любую, хочет именно меня, Кабиру.

И только позднее, когда я дома в своей комнате пыталась отмыть в тазу пятна грязи со своих брюк, мне вспомнилось, что я так и не спросила Искана, что он делал там, у источника, в полнолуние. Что он увидел в воде Анджи.

После этого мы продолжали встречаться. Но теперь Искан больше не приезжал на наш двор. Он встречался со мной только у Анджи по ночам. Подозреваю, что он приезжал туда и в другие ночи, когда мы не встречались. Как в тот раз, когда я застала его у источника в полнолуние. Но я не решалась ни проверить, ни спросить его. Боялась вновь пробудить в нем этот холодный гнев. Эта сторона в характере Искана пугала меня, и я делала все, чтобы поддерживать его в хорошем настроении. Расспрашивала его о жизни во дворце. Восхваляла его за те услуги, которые он оказывал отцу или правителю. Сочувствовала ему, когда он считал, что с ним поступили несправедливо, – а такое случалось частенько. Почти в каждом действии других Искан видел несправедливость и унижение. Теперь, когда мы стали возлюбленными, он все больше показывал мне эту свою сторону. Иногда его внешнее спокойствие как бы отодвигалось, обнажая всю его неуверенность, я и я воспринимала это как знак любви ко мне. Он был готов пустить меня в потаенные уголки своей души. Каждое откровение я хранила на груди как сокровище.

Искан был невероятно завистлив по отношению почти ко всем при дворе, хотя сам занимал одно из самых высоких положений. Но его угнетало, что он получил его на правах сына визиря. Ему хотелось положения по своим достоинствам.

– При дворе нет никого с таким острым умом, как у меня! Они идут по жизни слепые, как кроты в подземелье.

Сидя на краю Анджи, Искан одной рукой рисовал в воде узоры. Казалось, он обращается к источнику не меньше, чем ко мне.

– Правитель должен был бы это заметить! Но он отдает все самые важные посты своим сыновьям. Они избалованные неженки. Старший, Орлан, интересуется только охотой. Остальные только гуляют, заводят себе бесчисленное количество наложниц, они вялые и ленивые. Мужчина не должен допускать, чтобы его страсти ослабляли душу и тело. Он не должен заводить столько наложниц, чтобы это отвлекало его от важных дел.

Подняв руку, он дал каплям стекать с его ладони обратно в источник, провожая каждую из них глазами, как следит возлюбленный за своей возлюбленной.

– Твое время придет, – проговорила я, чтобы напомнить ему о своем присутствии. Я сидела у его ног, не сводя глаз с его лица. – Я это знаю.

– Да, – он улыбнулся, по-прежнему Анджи, а не мне. – Ведь я знаю такое, чего они не знают, не так ли?

Голос его смягчился.

– И все время узнаю что-то новое. У меня хватит терпения. Я дождусь своего часа. А когда он придет, ты скажешь мне об этом, не так ли?

– Источник многое рассказывает тебе? – спросила я слабым голосом. Скоро Искан научится истолковывать образы Анджи так же хорошо, как я. Тогда я стану ему не нужна.

– Он показывает мне кое-что, – медленно ответил он. – Не все, что я хочу знать. Но он указывает мне путь. Скоро я пойму, как вытянуть из него все.

Стряхнув с ладони последние капли, он обернулся ко мне, словно пробудившись от сна.

– Кабира!

Он поднялся и снял с себя меч.

– Теперь твой черед.

Каждый раз, когда мы встречались, он брал меня. Сперва выпивал воды из Анджи, или играл с водой, или заглядывал в источник. Тут ему нельзя было мешать. Когда же он заканчивал с этим, наставал мой черед. И все получалось лучше, чем в первый раз. Он целовал меня и ласкал меня, и иногда ему удавалось зажечь в моем теле огонь страсти. Так что я желала его. Желала ощущать его в себе. И в такие минуты Искан принадлежал только мне. Он был занят только мной, и никто не мог со мной сравниться, даже Анджи.

А дальше произошло то, чего я боялась и на что втайне надеялась. Когда весна вовсю вступила в свои права, мое кровотечение не пришло. Я ждала ребенка и не знала, как рассказать эту новость Искану. Боялась, что он рассердится. Но теперь ему придется поговорить с отцом. Попросить моей руки. И тогда больше не нужно будет встречаться вот так – втайне, под покровом ночи.

В ту ночь Искан был в отличном расположении духа. Он привез с собой толстое одеяло для нас, и подушки, и рисовые пирожные, и сладкое вино. Мы сидели возле ущелья, ели и негромко разговаривали. Вернее, говорил Искан, а я слушала. Правитель похвалил его за совет, который Искан дал ему по поводу других придворных, застигнутых за тем, что они брали дополнительные взносы с иностранных купцов, а потом предоставляли им лучшие места на ярмарке пряностей. Все взносы за торговлю пряностями принадлежали правителю.

– Я сказал правителю, что надо хорошенько всех напугать, чтобы никто не осмелился последовать их примеру. Все должны уважать нашего правителя, прародителя прародителей. Правитель не пожелал выполнять грязную работу сам и поручил ее моему отцу. А тот велел мне привести в исполнение все приказы. Я отдал приказ кастрировать их, убить их детей, жен и внуков. Их род умер вместе с ними, и никого не останется, чтобы воздать честь их духам, когда сами они умрут. Остаток своей жалкой жизни они проживут с осознанием этого.

Увидев выражение моего лица, он потряс головой.

– Это нужно было сделать, Кабира. Моя задача – охранять правителя.

Я хотела сказать, что, наверное, достаточно было лишить их всего имущества и изгнать из страны. Но я не решалась спорить с Исканом. Особенно сейчас, когда мне предстояло рассказать ему важную новость.

– Искан-че…

Мой голос изменил мне, потому что Искан наклонился вперед и погладил меня по щеке.

– Что такое, моя маленькая птичка?

– Я жду ребенка.

Искан откинулся на локти, внимательно изучая меня. Затаив дыхания, я ожидала его гнева.

Он улыбнулся.

– А я надеялся на это.

Я не знала, что ответить. Сердце мое порхало от радости, впервые за долгое время я снова ощутила на губах вкус корицы и меда. Он любит меня! Он хочет меня и ребенка у меня во чреве! Нашего ребенка.

Внезапно он поднялся и потянул меня за руку.

– Вставай!

Я пошла за ним ко входу в ущелье. К Анджи. Источник лежал, темный и молчаливый, в слабом отсвете убывающей луны. Наклонившись, Искан поднял кубок, который всегда держал у края источника, и наполнил его водой.

– Пей!

– Но луна убывает! Вода Анджи плохая, уаки!

– Вот именно.

Он улыбнулся так, что белые зубы блеснули в полумраке.

– Теперь мне удастся опробовать то, над чем я давно ломал голову. Пей!

Я не могла пошевелиться. Стояла, как ледяной столб, уставившись на кубок в руке Искана. Издав нетерпеливый звук, он обхватил мою голову своей большой рукой. Запрокинув ее, прижал кубок к моим губам. Жидкость плеснула мне на зубы, потекла в рот. Потекла мне в горло. Я сдалась. Не стала сопротивляться. Выпила.

Никогда раньше мне не доводилось пробовать плохую воду Анджи. Она показалась мне прохладной и нежной. Возможно, все не так и опасно. О том, что она несет разрушение и смерть, я знала только со слов матери моего отца. Я сглотнула. Искан не сводил с меня глаз.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

Я медленно покачала головой. В ушах у меня звенело – такой странный звук. Как кровь в жилах, но громче, сильнее. Гудение реки, водопад. Анджи во мне. Я пила воду источника всю свою жизнь, его сила жила в моем теле. Она смешалась с моей кровью, стала частью меня, стала мною. Силуэт Искана передо мной в темноте стал расплывчатым. Я видела того Искана, который стоял передо мной, но и всех возможных Исканов, которые могли бы существовать, – и тех, которые уже безвозвратно потеряны. Я увидела его стариком. Увидела его смерть. Если бы я захотела, я могла бы прикоснуться к ней. Передвинуть ее. Придвинуть ближе. Прямо сюда.