Полная версия
Чемпион. Том 2
Пельмень также терпеливо наблюдал.
Закончив, Вениамин Юрьевич откинулся на стул, повращал шеей по кругу, похрустел. Уставился на Пельменя с прищуром, будто пробуя его на вкус.
– Гражданин Пельмененко, ту вот в чем соль – вы подозреваетесь в нарушении статьи 162 УК РСФСР, – начал чеканить старый следак заученный текст. – Вам была ранее вручена копия протокола задержания. Вы можете дать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении вас подозрения, либо отказаться от дачи объяснений и показаний.
Пельмень внимательно слушал. Прикольно так – надо ли говорить, что никаких копий протокола задержания ему не вручалось. И если Сане в принципе не изменяет память, то пэпсы не составляли протокол. Забыли на фиг. По крайней мере так летеха сказал дежурному младшему сержанту Боре. Нет, протокол составить задним числом – много тяму не понадобится, но вручать его Сане никто таки не вручал.
Потом может бумажку отдадут?
– Если надумаете-таки давать показания, гражданин Пельмененко, – продолжил Вениамин Юрьевич. – То определенно имейте в виду, что ваши показания в любой форме могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и при вашем последующем отказе от этих показаний, все понятно?
– Угу, – отрывисто кивнул Пельмень.
– Ещё вы можете пользоваться помощью защитника, представлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы, давать показания и объяснения на родном языке, знакомиться с протоколами, приносить жалобы. Все понятно?
– Агась.
Майор Слабодрыщенко вздохнул, явно облегченно, на тему, что часть формальщины позади осталась.
– По Русски же говоришь?
– Говорю.
Поставил в протоколе соответствующую отметку.
– Разъясняю, что в соответствии с Конституцией РСФСР вы не обязаны свидетельствовать против самого себя, своей супруги и других своих близких родственников.
– Так и поступлю, – заявил Саня.
Говорить что пункты следак не зачитывал целиком, а некоторые просто пропускал Пельмень не стал – хрен бы, что называется, с оными. Нечего время на пустом месте тянуть.
– Объявляю, что вы, гражданин Пельмененко, подозреваетесь в совершении 11 июля 1991 г. в гаражном кооперативе «Бабочка» по предварительному сговору с малолетним гражданином Тимофеевым С. И. разбойного нападения на владельца пункта приема стеклотары «Мотылёк» гражданина Косорылова В. А. то есть в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 162 УК РСФСР.
– Зашибись, – прокомментировал Саня. – Вы случайно не Вениамин Юрьевич Пьеро?
– Чего? – следак оторвался от своего листа. – Какое ещё перо?
– Сказки у вас хорошо получается сочинять, – пояснил Саня.
– Ясно. Ты мне поговоришь сопляк, – майор с запозданием смекнул с кем его сравнивают и окрысился.
Выпил остывший чай, протяжно отрыгнул, обдав Пельменя смрадом жареного лука.
– Думаешь ты у меня не сядешь, хлопчик? Говори что можешь показать, по существу подозрения. Я занесу все в протокол.
Пельмень пожал плечами – ничего он не думает. А в ответ на просьбу дать показания, выдвинул в ответ свою версию происходящих событий. Ту самую, над которой пришлось поломать голову на заднем сиденье бобика пэпсов. Майор Слабодрыщенко начал писать.
– 11 июля 1991 года, то бишь сегодня, ко мне пришел малолетний Тимофеев Семён и сказал, что у его бати рядом с гаражом растёт ахренительная жердела и что нам, как ответственным гражданам рада ее непременно обнести. Дабы добро по чем зря не пропало.
Следак бровь приподнял – высоко так.
– Обнести это по вашему как? Разъясните русским языком?
Было видно, что Вениамина Юрьевича так и подмывает спросить прямо, но на допросе так спрашивать не положено. А следователь не то, чтобы Пельменя стесняется, не-а – просто как у собаки Павлова рефлексы выработаны за годы службы. И переступать через порядок – жуткий дискомфорт.
– Обнести, уважаемый, это жерделу с веточки сорвать, о майку начисто вытереть, в рот положить и пережевать, – улыбнулся Саня. – А потом выкакать.
– По русски выражайся, – раздраженно буркнул старый майор.
Пельмень продолжил:
– Ну если по-русски, то мы с малолетним Тимофеевым почесали туда спелых жердел пожрать. Это ж не запрещено законодательно, товарищ следователь?
– Продолжай.
– Пришли значит и встретили дядю из соседнего гаража, который был… – Пельмень пощёлкал указательным пальцем по сонной артерии.
– Яснее выражайтесь, вы не на улице!
– Дядя сливу залил, так яснее?
– Выпил пишу?
– Можно написать наклюкался, нахлестался, бак залил, нахерячился, – предложил Саня на выбор варианты, первыми пришедшие в голову.
– Шуткуете? – насупился Вениамин Юрьевич. – Фамилию называйте, гражданин Пельмененко.
– Хз фамилию, он мне не представлялся, товарищ следователь.
– Хз? – майор оторвался от листа. – Расшифровываем.
– Надо?
– Расшифровываем, – повторил следак, теряя терпение.
Саня подался вперёд и впился глазами в старого майора.
– Хз, это хер его знает, Вениамин Юрьевич.
Следователь аж закашлялся. Пельмень увидел, что «дядю» он записал в листе с формулировкой «неустановленный гражданин». Сане конечно по фигу, но может этот «неустановленный гражданин» не гражданин вовсе, Вениамин Юрьевич мог бы и догадаться со своим многолетним то опытом.
– Далее, – распорядился старый следак.
– Так вот этот дядя занимался тем, что доставал ключ от гаража бати малолетнего гражданина Тимофеева – из тайника. А когда мы с малолетним гражданином спросили какого хрена дядя делает, он сказал, что батя малолетнего Тимофеева ему чем-то там обещнулся. И он потому в гараж лезет.
– То есть неустановленный гражданин проник в гараж? – уточнил следак. – И завладел имуществом, ему не принадлежавшим? Чем завладел?
– Ну так то он дверь ключом открыл, а чем завладел и принадлежало ли это имущество этому дяде – не знаю. Может он бате малолетнего Тимофеева че-нибудь погонять дал на время и теперь решил обратно забрать.
– Понятно.
– Далее мы с малолетним гражданином Тимофеевым решили отогнать тачку его бати, – продолжил Пельмень.
– Зачем и для чего?
– Боязно просто стало, что тачку дядя тоже может взять, а он залил сливу.
– То есть вы решили завладеть автомобилем потому, что предположили будто неустановленный гражданин, находясь в стадии алкогольного опьянения совершит угон транспортного средства, принадлежащего Тимофееву? – следак уже особо не парился по соблюдению протокола допроса и задавал односложные ответы, по сути выпрямляя, как ему казалось, словесный поток Пельменя.
– Типа того, пытались предупредить преступление, это ведь не запрещено, Вениамин Юрьевич? А наоборот поощряется?
Следак не ответил.
– Но вот беда, стоило нам отъехать, как я получил по голове и нас выкинули из машины. Саму машину угнали. Видите какой шишак мне поставили? – Саня пошевелил бровями, там между ними действительно красовалась шишка после удара подушкой безопасности (чего майор Слабодрыщенко не знал). – А малолетнему гражданину Тимофееву под дых дали. Стало быть это отражено в протоколе задержания?
Майор буркнул что-то неразделимое в ответ.
– Ну а потом нас каким то боком привезли в отдел ваши доблестные пэпсы, – Пельмень пожал плечами. – Как понимаю, свидетелями по данному делу, Вениамин Юрьевич? А то при задержании нам не представились и объяснять ничего не объяснили.
– Хуетилями, – раздраженно фыркнул майор, заёрзав по стулу. – Свидетели они, ты посмотри.
Снова взял сигарету, которая успела потухнуть в пепельнице. Попытался раскурить – ни в какую.
И поджег окурок.
Запыхтел.
– Кто за рулём мерса был? – сухо спросил он.
– Не помню.
– Как это не помнишь?
– Как помню, только наоборот.
Было слышно как скрипнули зубы у следователя.
– Как выглядели те, кто угнал автомобиль? Опиши. Подробно.
– Один здоровый сука такой – боров, второй мелкий, засохший, старый и все в масках… – Пельмень защёлкал пальцами, вспоминая как бы. – Знаете, в таких ещё банки грабят преступники? Вот прям в таких. Прикиньте жуть?
– Как они забрали у вас машину?
– Ну как, остановили и выбросили – долго что ли?
– Понятно, что за лжесвидетельствования следует ответственность?
– Угу.
Старый майор дописал лист. Протянул протокол Пельменю.
– Верно?
Саня скользнул глазами, кивнул и Вениамин Юрьевич написал: «с моих слов записано правильно, мною прочитано»
Ниже ещё приписка: «Перед началом, в ходе либо по окончании допроса подозреваемого от участвующих лиц: подозреваемого Пельмененко А. И. заявления не поступило».
– Распишись.
– А это вообще что?
Пельмень ткнул в ещё одну надпись:
«Протокол прочитан следователем вслух, Замечания к протоколу отсутствуют».
– В смысле – прочитан? Так то вы мне ничего не читали, – Саня озадаченно будто бы улыбнулся.
Следак разозлился, прожег подозреваемого глазами, схватил лист допроса, но начал читать вслух. Правда так тихо, что почти неслышно и так неразборчива, как будто во рту каша.
Одно Сане было понятно уже сейчас – Малой не раскололся и сумел сдержать оборону. Красавец.
– Подписывай, – процедил следак, закончив чтение.
– Я правильно понимаю, что подпись ставится в случае согласия? Так вот – я не согласен.
– Это ещё почему? – вспыхнул совершенно раздражённый следак.
Ответить Саня не успел.
В кабинет заглянул Боря, тот самый младший сержант дежурный, который назвал Саню толстозадым мудаком или что то типа того. Кто обзывается, тот так называется, как мы помним.
– Вениамин Юрьевич, прошу прощения, что отвлекаю от допроса но там какой то мужик пришёл.
– Кто такой? – уточнил следак, хмурясь.
– То ли посол, то ли хрена лысого пойми кто, – пожал плечами сержант дежурный. – Говорит за сыном и говорит, что если вы его не выпустите прямо сейчас, то он Хренову позвонит и там… – дежурный прикусил язык, дабы не повторить озвученную угрозу вслух.
Однако этого не потребовалось.
Из коридора донеслись чьи-то возмущённые вопли.
– Где это старый мудила Слабодрыщенко, яйца оторву! Да вы знаете кто я такой, да я погоны этому педерасту посрываю прямо сейчас!
Дежурный дебильно улыбнулся, виновато пряча голову в плечи – мол, есть как есть.
Понятно.
За Сёмой уже пришли.
Батя.
Пельменю вспомнилось, как Малой ничуть не боялся ментов, но реально очковал своего батю. Теперь понятно почему.
Интересно что будет, когда батя Сёмы про тачку узнает? Ну так себе расклад, блин.
Хотя… про тачку он наверняка уже знал.
Следак пораскинул мозгами, побарабанил пальцами по столу и таки поднялся. Тяжело прерывисто вздохнул и вышел из кабинета. Видать фамилия Хренова сыграла решающую роль.
Пельмень прекрасно понимал, что даже в том времени, откуда он попал в своё новое тело, любые проблемы с ментами решались деньгами или связями. Ну а в 1991 ментов за людей в принципе не считали – особенно тех, кто в звании ниже полковника. И, соответственно, позволяли себя вести с ментами так, как вздумается.
Захлопнулась дверь, но даже из-за закрытой двери было слышно как истошно орёт батя Сёмы. Что говорил ему в ответ Вениамин Юрьевич – не расслышать. Но голос Слабодрыщенко не повышал.
Батю Малого кстати можно тоже понять.
Ну можно представить – только с бабой в ресторан пошёл и вместо того чтобы ее трахать, вынужден торчать в ментовке, куда запрятали непутевого сына.
Увы, самого Пельменя это все касалось мало, хотя… из обвинения пропадёт сговор, уже легче.
Крики постепенно стихли.
И судя по тому, что старый майор так и не подал голосу, яйца у Слабодрыщенко остались на месте – видать Сёму следак отпустил. Так и не успев на допросе расколоть.
А потом дверь открылась.
Саня решил, что это майор вернулся и допрос продолжится. Однако из дверного проема раздался знакомый голос.
– Веня, что ж ты даже по большому сходить спокойно не даёшь, что за ор на весь участок стоит?
Глава 3
«В синем небе Солнушко лучики на землю шлёт,А за стенами суда следователь дело шьёт.Кому? Да никому. Мальчугану одному.Кому? Да никому. Мальчугану одному»Певец ансамбля Ляпис ТрубецкойУгадай мелодию, блин.
Я угадаю с трёх нот, а я с двух.
Не хватает Валдиса Пельша для полноты картины.
Ну а Пельмень угадал с одной.
На пороге появился его старый знакомый – опер Казанова, которого Саня узнал незамедлительно.
По голосу.
– Опаньки! – оперок как будто бы удивленно уставился на Саню и защёлкал пальцами, делая вид, что припоминает имя или фамилию пацана, но все он сука помнил итак, козел вонючий. В этом Саня был убеждён на все сто. Довольный вон какой, улыбается при виде пацана в наручниках. Ментовское пророчество прям сбывалось.
– Здрасьте, только я не Веня, если что, – ответил раздраженно наш герой.
– Пельмененко, точно! – подмигнул мент, вдруг разом обретя память. – Явился не запылился, значит, пацан? Мозги на место встали? А я ведь тебе говорил.
– Если вы думаете, что я к вам пришёл кого-то сдавать или стучать – хрен вы уважаемый мент угадали. Просто меня тут ваш коллега майор Слабодрыщенко по беспределу решил закрыть и статью шьёт.
– Вон оно чего, – расплылся в улыбке опер.
Зашёл внутрь.
Оказалось, что рабочий кабинет Казановы располагался в этой же комнатушке размером в десять квадратов, только за соседним столом (собственно стола здесь было всего два). И весь его «отдел» (вспомнить бы ещё как он представился и из какого отдела), которым мент так кичился, на самом деле помещался за убогим столиком советского производства. Сам стол правда был не в пример убраннее, чем рабочее место Вениамина Юрьевича с его жуткой пепельницей, тарелкой недоеденных вареников и кружкой перелитого чая, но в целом – те же стопки-башенки папок-документов, рабочий телефон, стеклянный стаканчик с карандашами и ручками в нем, а ещё небольшой приёмник.
Казанова своей крадущейся походкой подошёл к столу, врубил приёмник в сеть и из динамиков тотчас донеслачь знакомая мелодия Игоря Саруханова:
А по-над водоюТуман расстилается,Стынет авто.Снова в дальний путьС утра собираетсяЦирк шапито.
Казанова закачал головой в такт ритму, мелодия менту явно пришлась по душе. Взял стаканчик и вытряхнул из него ручки и карандаши. Ливанул в стакан из графина с отстоянной водой, бросил подогреватель и сыпанул на дно щепотку чая из целлофанового пакета, оказавшегося в одном из выдвижных ящиков.
Сане чая оперок не предложил. Зажал. Козлина, что и требовалось доказать.
Скрип колеса,Лужи и грязь дорог.Скрип колеса,Лужи и грязь дорог.
– Пельмененко, вот ты молодой и в музыке наверняка разбираешься, скажи мне, хера он там поёт? Скрип колеса или скрипка лиса?
– Без понятия, – ответил Саня, не испытывая особого желания развязывать диалог. Тем более обсуждать отечественную попсу в общем и Игоря Саруханова в частности.
– Ясно, – вздохнул оперок. – А дочка мне говорит, что правильно – скрипка лиса. Ну да ладно. У тебя другие проблемы сейчас, а я тебе попсой мозги сушу.
Мент подошёл к столу следака, взял листок с протоколом допроса майора Слабодрыщенко, заскользил по нему глазами. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять что к чему и разобраться в ситуации.
– У-у… у нас тут уголовочка наклевывается, – протянул он. – Все по серьёзке.
Продолжил чтение, добравшись до показаний Сани. Начал читать их.
Пельмень с невозмутимым выражением лица наблюдал за тем, как кончики губ оперка медленно расплылись в улыбке. Хотелось его самую малость обломать и сделать так, чтобы хорошее настроение у мента улетучилось.
– У вас, товарищ мент, чай закипает, – буркнул Саня.
Оперок оглянулся.
– Блин!
Зачитавшись допрос, Казанова действительно пропустил момент, когда кипятильник вскипятил воду. И когда подбежал к розетке, дабы выдернуть штекер кипятильника – вода начала неистово кипеть и булькать, задорно переливаясь через край граненого стакана, аккурат на какие-то документы в бумажных папках.
– Ну вот какого лешего! – возмутится он собственной неаккуратности.
Казанове пришлось убрать документы, теперь залитые чаем, но из за того, что места в этом скворечнике имелось крайне мало, пришлось их тупо бросить на пол. Те же, что промокли сильнее, оперок положил на батарею. Правда на дворе как бы было лето и отопление не работало.
Мент оперся о стол, скрестил ноги, отхлебнул чай с сюканьем.
– Сочувствую, кстати, обычно Веня все до конца доводит, он у нас дотошный следак и имеет один из самых высоких показателей раскрываемости, – сказал он с невозмутимым и отрешенным выражением лица.
Хотелось в ответ спросить – дядя Петя, вы дурак? Все же вслух Саня сказал другие слова.
– Мы ничего не делали из того, что вы мне шьёте, – также спокойно возразил Пельмень. – Или то, что я рассказал на допросе Вениамину Юрьевича – это преступление?
Казанова лишь пожал плечами. Мол, хрен его знает – преступление или не преступление, но тебя пацан жаль. По крайней мере, именно таким был посыл выражения его лица.
– Ну вот у Саруханова – это скрип колеса или скрипка лиса? Есть вопросы без ответов, понимаешь?
Саня не ответил, задумался.
И вообще, Пельменю отчего-то виделось, будто опер прекрасно осведомлён, что на Саню шьют уголовное дело. Это слегка раздражало, что мент зачем-то пудрит ему голову. Возможно, что стоило помолчать и закруглить с ментом разговор, но Пельмень все-таки продолжил.
– Стало быть от бати малолетнего Тимофеева у вас заява уже есть?
Судя по тому, что батя Малого прилетел в участок в течение получаса и теперь грозился оторвать яйца следаку Слабодрыщенко, ни о какой заяве не могло идти речи в принципе.
Казанова подошёл к своему столу, плюхнулся на полуразваленный стул, ноги закинул на стол. Ни дать не взять – шериф.
Покрутил приёмник – на старой волне врубили Аллу Борисовну Пугачеву, с ее песней «ням-ням». На другой волне качала новая звезда Ирина Аллегрова. Ее то мент и оставил:
Ты изменился не в лучшую сторону,Может быть, я виновата сама,Что в небесах вместо ласточек вороны,Что за окном вместо лета зима…
– Так Юрьевичу заява от Тимофеева и не нужна, – заявил оперок. – Сейчас он твоего пацаненка на чистую воду быстро выведет, получит чистосердечное и будет тебе, дело в шляпе.
– Что будет?
– По этапу поедешь. Такие дела Веня как орешки щёлкает. Он опытный следак.
– Ну-ну, – Саня зло улыбнулся в ответ надменной роже опера. – Вы, уважаемый опер, пацаненка в прямом смысле просрали. Пока по большому ходили, за ним батя пришёл и на вашего Слабодрыщенко свой хер клал. А в остальном понятно, что у вашего следака заявления нет и взяться неоткуда. Все остальное – домыслы, не имеющие реальной доказательной базы. Можно расходиться.
– Угу-угу, – Казанова отхлебнул чай с таким видом, будто Пельмень втирает ему последнюю дичь. – Успокаивай себя, пацан, может полегчает. А у тебя ведь был шанс, посотрудничать со следствием, – подмигнул оперок. – Сам же его и упустил, а я глядишь бы и помог бы тогда. Чем смог.
Ответить Пельмень не успел. Вернулся следак.
Дверь в кабинет резко открылась.
Взмыленный.
Раздражённый.
– Сука! Манал я все! На фуфене вертел! Пропади оно все пропадом! – шипел старый майор с молодецкой удалью.
Хлопнул дверью так, что та едва не слетела с петель. Дверь то конечно удержалась, а вот потрескавшаяся побелка мигом осыпалась – прямо на лысеющую башку майора Слабодрыщенко.
– Да что же такое! – старый майор стряхнул побелку и покраснел пуще прежнего, буквально пунцовым стал. – Форменное издевательство куда ни плюнь!
Двинулся к своему рабочему столу, одновременно одаряя Пельменя испепеляющим взглядом. Видимо подумывал о том, как бы сорвать на пацане всю злость и отомстить за унижение, которое ему пришлось пережить после появления в отделении бати Сёмы.
Майор уселся на свой стул, да так лихо, что едва не завалился.
И принялся растирать круговыми движениями виски, видать успокаивался. Наконец, увидел Казанову, так и сидевшего в позе шерифа с задранными на стол ногами.
– Нет, ты представляешь у этого пиздюка папаша наблатыканный попался – звонит при мне Хренову, – Вениамин Юрьевич всплеснул руками совершенно раздосадовано.
– А он че? – невозмутимо поинтересовался опер. Он то уже встречался с батей Сёмы до этого и примерно понимал с кем ментам иметь дело приходится. – В смысле Хренов че?
– Че блин… ничего. Велел пацана немедленно выпускать, – раздраженно пожал плечами Слабодрыщенко. – И сука такая, орал на меня как ненормальный, сказал, что премии лишит на год и заставит меня все протоколы по делу сожрать.
– Хренов? Прям так и сказал? Протоколы жрать?
– Ну да. Говорит, ты Слабодрыщенко протоколы свои у меня жрать будешь не запивая. Или уволю к чертовой бабушке.
– Может не с той ноги встал? Не торопись? – предположил Казанова. – Потом же сам будет орать на ближайшей планерке, что раскрываемости нет и мы слишком мягко работаем.
– Да он даже в отдел был готов приехать, чтобы лично этот вопрос порешать… Сказал, что если через полчаса я этот вопрос не урегулирую, то урегулирует он сам, – пропыхтел Вениамин Юрьевич ударил ладонью по столу. – Еле отделался, только Хренова мне здесь не хватало.
– Серьезно все, – оперок внушительно кивнул.
Пельмень понятия не имел кто такой этот Хренов, но видать большой начальник, способный вот так по собственному хотению решать человеческие судьбы и заставлять жрать своих сотрудников протоколы.
Следак захотел закурить, начал копошиться на столе в поисках сигаретной пачки. Не нашёл.
– И сигареты забыл купить, еп твою мать, – пробубнил старый майор себе под нос раздосадовано.
Взял ещё один окурок из пепельницы. Прокурил его. Запыхтел. Ну и тотчас поморщился, хапнув как следует концентрат из никотина и смол.
Горечь запил остатками чая.
Потом с глубоким вздохом начал что-то делать в протоколе допроса, вооружившись ручкой. Пельмень не сразу понял, что именно, но догадался быстро – следак по сути вычёркивал имя Сёмы отовсюду, где только можно. Причём с такой тщательностью и вычурностью, вывалив для того язык, чтобы было невозможно прочитать фамилию Тимофеев, даже если сильно захочется. Явно не хотел мужик протоколы жрать.
Закончив, Вениамин Юрьевич тяжело поднялся и держа протокол допроса перед собой, с зажатым в зубах окурком, подошёл к Казанове и дал оперку почитать совсем слегка (понятно, что полностью нахер) видоизменённый документ.
– Ну как, дай экспертизу.
– Давай, посмотрим.
Оперок уже надыбал где-то в залежах своего стола яблоко и сочно оное грыз. Яблочный сок, выделявшийся при укусе, попал на лист протокола допроса и расплылся, размывая чернилы. Ни того, ни другого мента это нисколечко не парило.
– Че скажешь? – нетерпеливо спросил следак.
Казанова не ответил – читал дальше.
Потом, судя по всему, показал Вениамину Юрьевичу на «ошибку» в теле документа. -Пфу ты, пропустил. Щас все исправлю, погоди.
Старый следак взял лист, и не отходя от кассы замалевал что-то на листе, вернув его обратно Казанове.
– Стесняюсь спросить, ваши свидетели тоже подтвердят, что я один был или вы также их показания потом отредактируете? – осведомился Пельмень с любопытством наблюдая за происходящим на его глазах лютым беспределом ментов. – Вы вроде как недавно про лжесвидетельствование меня предупреждали, майор, не? Это типа когда в показаниях навяливаваешь и за это ответственность наступает…
Вениамин Юрьевич не ответил, делая вид, что не слышит и занят протоколом. Казанова не отреагировал тоже, но снова перечитал лист и положил его на стол.
– Честно, херня Веня, встрянешь на пустом месте под замес, – резюмировал оперок и добавил уже чуть тише: – Шито белыми нитками все. Оно тебе действительно надо перед пенсией?
Так то Пельмень не был замечен за тем, что в уши долбится, поэтому последние слова услышал.
Майор Слабодрыщенко тяжело дыша стиснул лист протокола допроса, скомкал со злостью, ну и бросил его в мусорное ведро под столом.
– Понятно.
– А от хозяина пункта приема у тебя есть заява? – уточнил Казанова. – Можно от неё дело шить.
– Ты пошутил? Он рецидивист! – покачал головой майор. – Он скорее сдохнет, чем заяву станет писать, это у них западло, сам знаешь. Да и вообще, походу этот старый козел на лапу взял в качестве компенсации от Тимофеева… короче его вон наши ребята привезли следом – че то набедокурил, кажется Козодоеву подсрачник дал.
– Митьке? – Казанова заржал.
– А кому? Когда тот ему предложил заявление написать, представляешь?
Оперок кивнул на Пельменя.
– С этим то молодцем, что будешь делать?
– Да… – Слабодрыщенко в сердцах махнул рукой. – Пропади оно все пропадом. Раз Хренов такой умный, хай сам с ним разбирается. Достали все меня! Не отдел, а шарашкина контора.