Миссия Бога

Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься… Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его. Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется (Рим. 10, 9.12–13).

Этот фрагмент заимствован из Иоил. 2, 32 и обещает избавление тем израильтянам, которые обратятся к своему Богу до великого судного дня (его цитирует и Петр в Деян. 2, 21). Павел не только распространяет смысл отрывка на язычников (миссиологический акцент, к которому мы еще вернемся), но и объявляет это обетование доступным для всех, призывающих имя Господа Иисуса. В свете непосредственного контекста, содержащего важнейшее христологическое заявление «Иисус – Господь», не остается никаких сомнений в том, что слово «Господь» (Яхве / kyrios) в данном случае относится к Иисусу. Именно эта уверенность в полном равенстве Иисуса – Спасителя и Яхве вдохновила его почти непроизвольно воззвать к Филиппийскому стражнику: «Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься…» (Деян. 16, 31).

Традиция призывать имя Господне тоже уходит корнями глубоко в Ветхий Завет. Это часть великого наследия иудейского поклонения, благословение для тех, кто знает Яхве как своего Бога. Другие народы, напротив, «не знают Тебя… имени Твоего не призывают» (Пс. 78, 6). И вновь важно отметить, что употребление Павлом этого выражения применительно к Иисусу – всего лишь один пример, каких много и в других местах Нового Завета, где верующие «призывают имя» Иисуса. Сама идея такого «богохульства» повергла бы иудеев в ужас, если бы они не были убеждены, что в этот момент они призывают имя самого Господа (Деян. 9, 14.21; 22, 16; 1 Кор. 1, 2; 2 Тим. 2, 22).

Итак, авторы Нового Завета, опираясь на многовековое основание веры Израиля в Яхве, их Бога-Спасителя, видят в личности и подвиге Иисуса кульминацию Божьего спасения. Поскольку миссию Бога можно охарактеризовать той самой всеобъемлющей концепцией, которая преобладает в характере и замысле Яхве – а именно спасением – отождествление Иисуса с Яхве позволяет ему занять центральное место в реализации этой спасительной миссии.

Словам псалмопевца, проникнутым доверием Яхве, «Богу спасения нашего», созвучно радостное ожидание Павлом явления «великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа» (Тит. 2, 13).[91]

Иисус исполняет миссию Яхве

По свидетельству многочисленных новозаветных отрывков, Иисус единосущен Яхве, Господу Бога Израиля, и при этом выполняет функции, которые в Ветхом Завете считались исключительной и уникальной привилегией Яхве. К ним относятся, в частности, роль Бога – Творца и властелина вселенной, Правителя истории, Судьи всех народов и Спасителя всех, уповающих на него. Во всех этих аспектах личности и деятельности Бога новозаветные христиане видели Иисуса, говорили о нем в тех же выражениях и поклонялись ему соответственно.

Ну и что? Почему так важно, что монотеизм ветхозаветного Израиля получает продолжение и приобретает новые, христоцентричные черты? Если, как проницательно заметил Иаков, монотеизм сам по себе («Ты веруешь, что Бог един») ничем не лучше веры дрожащих от страха бесов (Иак. 2, 19), что меняется, когда мы добавляем к нему имя Иисуса? Представим, что в Новом Завете сказано лишь: «Иисус – Бог». Как оценил бы Иаков простое интеллектуальное согласие с таким утверждением? «Ты веруешь, что Иисус есть Бог? Хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут»? Если ветхозаветный монотеизм и новозаветное признание божественной природы Христа останутся лишь одним из артикулов веры, то, возможно, представляя интерес для религиозных историков, они будут столь же мертвы, как и вера без дел.

В связи с этим стоит вернуться к миссиологическому направлению нашего исследования, что я и делал ранее в этой главе. Какова же миссия этого Бога, которому Ветхий Завет приписывает трансцендентную уникальность? И что связывает новозаветное исповедание Иисуса не только с личностью и функциями Бога Израилева, но и с его миссией?

Бог пожелал явить себя в Иисусе

Для ответа на эти вопросы вернемся к общей теме третьей главы – к страстному желанию Яхве даровать познание себя всем народам земли. Разумеется, есть и другие способы описания миссии Бога в ее ветхозаветном изложении; главные из них будут обсуждаться далее в этой книге. Но этот ее аспект для нас уже очевиден. Как в спасительной Божьей благодати, так и в его праведном суде израильтяне увидели живого истинного Бога. Точно так же, в конечном итоге, все народы познают его либо в покаянии, спасении и поклонении, либо в открытом неповиновении, грехе и гибели. «Ибо земля наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море» (Авв. 2, 14). Такова Божья воля и замысел, а значит, и его миссия.

В Новом Завете желание Бога явить себя миру сосредоточивается на Иисусе. В Иисусе все народы познают живого Бога. Иными словами, Иисус выполняет миссию Бога Израиля. Или наоборот: Бог Израиля, чьей миссией было откровение самого себя в Израиле, теперь является миру в Мессии, воплотившем в себе Израиль и исполнившем миссию Бога для всех народов. Подробное новозаветное описание причастности Иисуса к личности и функциям Яхве приобретает особую значимость в этом миссиологическом контексте. Ведь именно познав Иисуса – Творца, Правителя, Судью и Спасителя – все народы познают Яхве. Иисус не просто посланник, которому поручено передать нам набор знаний о Боге. Он сам – содержание этого послания. Повсюду, где проповедано имя Иисуса, разливается сияние Божьей славы.

Для неверующих… не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого. Ибо мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа (kyrios); а мы – рабы ваши для Иисуса, потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа (2 Кор. 4, 4–6).[92]

Евангелие дарует познание Бога всем народам

Павел считал себя Божьим апостолом народов, которому доверено нести благую весть познания живого Бога тем, кто его не знает. При этом он ясно осознавал, что его личная миссия – лишь часть великой миссии Бога, то есть его желания быть познанным. Павел не выбирал служение народам от имени Бога Израиля. Бог сам избрал Павла и поручил ему эту миссию. Вот как Лука описывает понимание самим Павлом данного ему в Дамаске поручения.

Он же (Анания) сказал мне: Бог отцов наших предъизбрал тебя, чтобы ты познал волю Его, увидел Праведника и услышал глас из уст Его, потому что ты будешь Ему свидетелем пред всеми людьми о том, что ты видел и слышал (Деян. 22, 14–15).

(К язычникам) Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященными (Деян. 26, 17–18).

С того момента Павел узнал, что евангелие обладает особой силой, которая влекла его за собой, как огромный поток, разливающийся по всей вселенной. Сам Павел был всего лишь его служителем.

…которой сделался я служителем по домостроительству Божию, вверенному мне для вас, чтобы исполнить слово Божие, которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы (Кол. 1, 25.27).[93]

Так велико желание Бога быть познанным и с такой неудержимой силой распространялось евангелие, что Павел использует географическую гиперболу, предвосхищая его вселенскую проповедь.

Благовествование во всем мире и приносит плод, и возрастает (Кол. 1, 6).

Благовествование, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной (Кол. 1, 23).

Об этом Бокэм пишет:

Гиперболы у Павла не просто риторические приемы. Они воплощают в себе решительное продвижение евангелия навстречу его вселенской цели и острое ощущение Павлом своего личного призвания, неразрывно связанного с этим движением.[94]

Позднее Павел размышлял над духовным служением, к которому был призван, чтобы нести народам познание Бога. В Израиле эта миссия была доверена священникам (Ос. 4, 1–6; Мал. 2, 7; 2 Пар. 15, 3). По аналогии, Павел считал благовествование священническим служением народам, добавляя при этом, что намеренно направляет свои усилия туда, где живут люди, «не имевшие о Нем известия» (Рим. 15, 16–22; обратите внимание на цитату из Ис. 52, 15, где говорится о служении Раба Господня среди народов). В другом послании он вновь подчеркивает связь между своим служением и страстным желанием Бога открыться своему народу и спасти его.

Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины… для которого я поставлен проповедником и Апостолом, учителем язычников в вере и истине (1 Тим. 2, 3–4.7).

В рассуждениях апостола о желании Бога спасти мир и о своей роли в осуществлении этого замысла мы слышим еще один отголосок Шемы: «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» (1 Тим. 2, 5–6). Итак, Бог, которого проповедует Павел, – единственный живой и истинный Бог Израиля, но теперь спасительное познание его даровано нам в неповторимой человечности и самопожертвовании Иисуса-Мессии.

Таким образом, библейский монотеизм и миссия Бога сплетаются воедино в личности Иисуса и в апостольской проповеди.

Иоанн с самого начала своего Евангелия неоднократно говорит о вселенском откровении, воплотившемся в личности и служении Иисуса. Особенно обращает на себя внимание знаменитая молитва Иисуса в Ин. 17. «Бога не видел никто никогда, – пишет апостол в заключение своего пролога. Единородный Сын, Сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1, 18). Бог открывает себя нам в воплощенном Боге-Сыне. Посему знать Иисуса – значит познать Отца (Ин. 8, 19; 10, 38; 12, 45; 14, 6-11), а познание их обоих обещает вечную жизнь (Ин. 17, 3).[95] Но познание Бога в Иисусе не ограничивается теми, кто видели его во плоти. Напротив, это благословение было даровано им, чтобы они явили его миру, «да познает мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17, 23). Как истинный священник, Иисус делится познанием Бога сначала со своими учениками, а через них – со всем миром.

Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их… да уверует мир, что Ты послал Меня. Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 20–21.25-26).

Миссия Бога, его горячее стремление явить себя миру, занимает мысли Сына даже во время молитвы Отцу. Миссия же всех его учеников, косвенно упомянутая в молитве Иисуса перед распятием (Ин. 17, 18), становится очевидной в поручении, которое он дает им после своего воскресения: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Ин. 20, 21).

Один из самых ярких моментов, завершающих Евангелие Иоанна, – исповедание Фомы: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20, 28), когда Фома обращается к Иисусу со словами, которые он осмелился бы произнести лишь в поклонении Яхве. Одно это уже могло бы лечь в основание заключительного комментария Иоанна о миссиональном замысле своего Евангелия. «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20, 31).

Итак, уста апостола и перо евангелиста убедительно свидетельствуют о неразрывной связи между библейским монотеизмом и миссионерством.

Монотеизм и миссия Библии

В третьей и четвертой главах мы исследовали многогранное явление библейского монотеизма. В самом начале я отказался от готового определения монотеизма категориями Просветителей, кои они использовали для классификации религий, и от попытки восстановить предполагаемый эволюционный процесс, в результате которого Израиль должен был выстроить свою раз и навсегда определенную концепцию монотеизма. Вместо этого я постарался ответить на вопрос о том, что имели в виду израильтяне, говоря: «Яхве – Бог, и нет иного, кроме него». Мы изучили, в частности, их живой опыт «познания Бога». Израильтяне претендовали на него в силу событий своей истории и ожидали, что и другие народы, в конечном итоге, все придут к познанию Яхве. Затем мы наблюдали поразительный переход от ветхозаветного монотеизма, сосредоточенного вокруг Яхве, к новозаветному, в центре которого оказывается Иисус Христос. При этом библейский монотеизм не только не утратил основные черты израильского вероучения, но утвердил и дополнил их.

Вопрос, который мы должны задать себе, подводя итоги этих двух глав, заключается в следующем: каким образом миссиональный герменевтический контекст проливает свет на то, что мы называем библейским монотеизмом, помогая нам выразить его внутреннюю динамику и основную значимость? Или, проще говоря, чем объясняется миссиональный характер библейского монотеизма? Ответы могут быть примерно следующие: во-первых, желанием Бога быть познанным; во-вторых, постоянной борьбой, которую библейский монотеизм ведет с противными ему учениями; и, наконец, тем фактом, что библейский монотеизм составляет важную часть поклонения и прославления, которые в этом мире имеют глубоко миссиональную направленность.

В основе библейской миссии лежит желание Бога явить свою божественную сущность

Тема познания Бога была намеренно выбрана мною в качестве лейтмотива третьей и четвертой глав, поскольку ничто иное так не соответствует этой движущей силе библейского монотеизма. Единый живой Бог желает явить себя всему творению. Мир должен знать своего Творца. Народы должны знать своего Правителя, Судью и Спасителя. Это одна из побочных сюжетных линий повествования об исходе в одноименной книге, однако поздние воспоминания об этом удивительном событии выделяют познание великого имени Яхве всеми народами в качестве главной цели исхода (напр., Нав. 2, 10–11; 2 Цар. 7, 23; Пс. 105, 8; Ис. 63, 12; Иер. 32, 20; Дан. 9, 15). «Таким образом, исход проводит парадигматическую связь между личностью Яхве как Бога конкретного народа – Израиля и его вселенского замысла явить себя всем народам земли».[96] В дальнейшем всем великим деяниям Яхве приписывается та же цель: переход через Иордан (Нав. 4, 24), победа Давида над Голиафом (1 Цар. 17, 46), завет Бога с Давидом (2 Цар. 7, 26), ответ Бога на молитву в Соломоновом храме (3 Цар. 8, 41–43.60), избавление Иерусалима от ассирийцев (4 Цар. 19, 19; Ис. 37, 20), возвращение Израиля из плена (Ис. 45, 6; Иер. 33, 9; Иез. 36, 23). Вся история Израиля – череда живых иллюстраций к познанию Бога. Вот почему она передается от поколения к поколению.

Вспомнят, и обратятся к Господу

все концы земли,

и поклонятся пред Тобою

все племена язычников, ибо

Потомство мое будет служить Ему,

и будет называться Господним вовек:

придут и будут возвещать правду Его

людям, которые родятся,

что сотворил Господь (Пс. 21, 28.31–32).

Ричард Бокэм считает это одним из главных миссиональных течений в библейском откровении. «Его цель – поведать народам о Яхве, едином истинном Боге». Предваряя современные возражения против такого восприятия Бога, Бокэм продолжает:

Нас может отталкивать образ Бога, желающего и ищущего своей славы, ведь если бы речь шла о человеке, мы назвали бы его тщеславным и честолюбивым. Но это как раз одна из тех аналогий с человеком, которые как нельзя лучше подходят Богу и никому другому. Познание своего Творца-Бога необходимо человеку. В явлении народам божественной сущности Яхве нет ни капли тщеславия, только откровение истины.[97]

Эти слова подводят нас к первому из трех миссиологических заключений по обсуждаемым вопросам.

Благо всего творения определяется нашим познанием Бога. Хочу еще раз повторить слова Бокэма: «Познание своего Творца-Бога необходимо человеку». Можно добавить: для блага всего творения необходимо, чтобы оно знало и славило Бога как своего Творца. Человеческий грех препятствует ему в исполнении своего главного предназначения, и это одна из причин, по которым все творение с нетерпением ожидает искупления человечества (Рим. 8, 19–21). Но ограничимся пока человеческим фактором: трудно переоценить тот факт, что познание Бога во всей полноте его божественной сущности – высшее благо для всякого существа, созданного по Божьему образу и подобию. Отказ от этого благословения или попытка удержать других от его приобретения лежит в основе всех прочих грехов, утверждает Павел в Рим. 1, 18–32. Напротив, познание Бога в любви и послушании – источник всякого добра и благоденствия (Втор. 4, 39–40). Сама жизнь, во всей ее вечной полноте, есть познание Бога и любовь к нему (ср. Втор. 30, 19–20; Ин. 17, 3). Мы созданы для этого, и ничто иное не являет Божью славу. «Главное предназначение человека, – удивительно емко и в полном соответствии с Писанием провозглашает Вестминстерское исповедание, – прославлять Бога и вечно наслаждаться общением с ним». Эти слова кратко передают главную задачу и благословение истинного познания Бога, а значит, и истинной сути человека. А поскольку цель миссионерского служения – поведать людям о Боге, оно несет благословение всем народам, ибо «Господь благ». Миссионерство – отнюдь не попытка навязать новое религиозное рабство и без того до крайности обремененному человечеству. Оно дает нам возможность разделить с ближними дарующее свободу познание единого истинного Бога, а «в этом познании – наша вечная жизнь».[98]

Благо всего творения определяется познанием библейского Бога человечеством. Это благословение приходит только с познанием живого Бога библейского монотеизма. Последний является необходимым условием успеха библейской миссии, которая несет людям библейское откровение живого Бога во всей полноте его личности, характера, деятельности и спасительного замысла. Мы говорим о своего рода библейской биографии Бога. Личностная и этическая природа библейского монотеизма не оставляет сомнений. Мы уже убедились, что простая вера в единственного Бога, – абстрактный монотеизм – не великое достижение. Ею отнюдь не ограничивался опыт Богопознания в событиях исхода и на Синае. Израилю предстояло не занятие по небесной арифметике, а познание личности и характера того, кто один вправе называться Богом-Яхве (Втор. 4, 32–40). Они узнали его как Бога справедливости, милосердия, святости, истины, чистоты, любви, верности и всевластия. Эти его качества стали темой их повествований, основой законодательства, камертоном для их поклонения, лейтмотивом их пророчеств и источником мудрости. И этот Бог обещал явить себя народам в самой монотеистической проповеди Ветхого Завета в облике Раба Господня, чья преданность идеям справедливости, милосердия, свободы и просвещения обернется для него страданиями и смертью за чужой грех (Ис. 42–53).[99] Все это исполнилось, когда трансцендентная уникальность Бога облеклась плотью и обитала с нами в человечности Иисуса, полной благодати и истины. Единственный вид монотеизма, «полезный» для человечества, – познание этого Бога. Вот почему Бог желает, чтобы мы знали его истинную божественную сущность.

В желании Бога явить себя народам – источник нашей миссии: поведать им о нем. Настойчивое желание Бога быть познанным предваряет и наполняет смыслом все усилия Божьего народа, чья задача – поведать о нем миру. Наша миссия вытекает из миссии самого Бога. В Ветхом Завете ясно говорится, что по замыслу Бога познание его, живого Бога, должно достигнуть всех народов, которые, согласно ветхозаветному свидетельству, с нетерпением ждут этого момента. В Новом Завете мы находим подробное описание самого процесса – апостольского благовестия о Мессии Иисусе, пославшего своих учеников проповедовать народам. Поэтому Павел называл себя «наставником язычников в истинной вере» (1 Тим. 2, 7; 2 Тим. 1, 11, перевод мой). «Цель служения язычникам в Новом Завете – признание ими истинного Бога и поклонение ему (1 Фес. 1, 9; Деян. 17, 23–29; Откр. 14, 7; 15, 4), и только потом их собственное спасение».[100]

Итак, все наши миссиональные усилия, направленные на повествование миру о Боге, должны предприниматься в контексте его собственного желания быть познанным. Мы стремимся к тому, чего хочет сам Бог. Эта мысль вселяет в нас одновременно уверенность и смирение. Она смиряет, напоминая, что все наши попытки оказались бы бесплодны, если бы Бог сам не пожелал открыться миру. Не в нашей власти начать осуществление этой миссии или решить, когда ее можно считать завершенной. Но со смирением приходит и уверенность. Ведь мы знаем, что за нашими слабыми усилиями и далеко не всегда эффективным общением стоит высшая воля живого Бога, который с любовью открывает себя людям, страстно желая даровать прозрение слепым и являя свою славу в сокровищах благовестия, обитающих в глиняных сосудах его посланников (2 Кор. 4, 1–7).

Библейский монотеизм предполагает постоянные христологические конфликты

Одно из самых простых априорных положений эволюционной теории религиозного развития человечества заключается в следующем: насколько бы долгим ни был путь той или иной культуры к высотам монотеизма, сам монотеизм обладает столь очевидной силой убеждения, что ни один народ не захочет вернуться к многобожию. Монотеизм похож на горное плато, с которого не захочет спуститься ни один мыслящий человек или культура. Эволюционный процесс предполагаемого религиозного взросления всегда считался необратимым.

Однако по аргументированному утверждению Бокэма, объяснением гораздо более беспорядочного состояния религиозной истории Израиля, представленной на страницах канонических Писаний, служит тот факт, что библейский монотеизм отнюдь не был той бесспорной аксиомой, которую, однажды познав, невозможно более отрицать. По свидетельству Ветхого Завета, его можно скорее сравнить с полем боя, где никогда не утихают конфликты.[101]

Переходя от Ветхого Завета к Новому, мы немедленно замечаем, что та же борьба сопровождает явление Иисуса Христа. Христоцентричный монотеизм вызывает не меньше сомнений и разногласий, чем исключительное положение Яхве в Израиле. Для мира не стало очевидным, что Иисус – единственный истинный Господь, Бог и Спаситель. Точно так же окружавшие Израиль народы не торопились признать Яхве единственным истинным Богом земли и неба, Творцом вселенной и Правителем всех населявших ее народов. Но ведь именно об этом призван был свидетельствовать Израиль, чью эстафету теперь приняла христианская миссия.

Таково одно из объяснений миссионального характера библейского монотеизма: это истина, о которой мы должны непрестанно свидетельствовать миру. Это уверенность, которая постоянно ставит перед нами апологетическую задачу, – правильно формулировать и аргументировать свое исповедание веры в живого библейского Бога обоих Заветов. По свидетельству Нового Завета, с самых ранних дней христианам приходилось бороться с отрицанием господства Христа вне церкви и с недопониманием различных аспектов личности и свершений Христа внутри нее самой. Сегодня, как и всегда, назвать Иисуса из Назарета единственным истинным Богом, Господом и Спасителем – значит оказаться вовлеченным в бесконечный миссиональный конфликт.

Но что именно означает уникальность Иисуса Христа? Некоторые считают этот термин слишком общим, допускающим неверное толкование и даже намеренное искажение его смысла. Конечно же, Иисус «уникален», с готовностью согласятся сторонники религиозного плюрализма. Каждая религия и ее лидер по-своему уникальны. Все они предлагают свое неповторимое мироощущение и уникальную возможность «спасительного контакта с Высшей божественной реальностью» (выражаясь языком плюралистов). Но в этом смысле Иисус уникален лишь как один из представителей своего «вида» – религиозных лидеров или «посредников в искупительном контакте с божеством». Он не более чем один (уникальный в значении «отличный от других») из множества способов выяснить для себя, кто же такой Бог. Поэтому рассуждения об уникальности Иисуса могут стать «троянским конем плюрализма». Пользуясь этим термином, можно спровоцировать неожиданные и нежелательные богословские идеи в умах тех, кто с радостью воспримет его, но лишь в описанном выше релятивистском понимании.

Тем большую значимость приобретают предпринятые нами в последних двух главах попытки точного определения библейского монотеизма. Мы особенно признательны Бокэму за его пояснения в вопросе уникальности Яхве. В Ветхом Завете Яхве, очевидно, не предстает перед нами в качестве уникального представителя многочисленного сонма богов. В своей, по выражению Бокэма, «трансцендентной уникальности» Яхве стоит sui generis, не зная себе равных, – единственный истинный Бог, Творец вселенной, Правитель, Судья и Спаситель народов. Новый Завет провозглашает то же относительно Иисуса из Назарета, говоря о нем в контексте той же исключительной трансцендентности на основании ветхозаветных свидетельств.

Итак, рассуждая об уникальности Христа с миссиологической точки зрения, мы не сравниваем его с основателями других великих религий. Речь идет не о том, чтобы выстроить их в ряд и по завершении сравнительного анализа прийти к выводу, что Иисус по тем или иным причинам оказался лучше остальных, или, во избежание соперничества, что «Иисус подходит мне лучше других». Наше исследование ведется в вертикальном направлении, прослеживая библейские корни личности, миссии и свершений Иисуса в уникальности Яхве, Святого Израилева. Христоцентричный библейский монотеизм носит глубоко миссиональный характер, поскольку он с равной уверенностью (оба утверждения, в конечном итоге, сводятся к одному) заявляет, что Яхве – Бог в небесах и на земле, и нет иного, кроме него; а Иисус – Господь, и нет иного имени под небесами, которым надлежало бы спастись человеку.[102]