Мы нарушаем правила зимы

«Елена… Девушка по имени Елена! Если умерла Катерина Фёдоровна, а Левашёв собрался женится на какой-то богатой дворянке… Могла ли Элен обезуметь от горя и уйти? Оставить детей? Или… Или он выгнал её?! Да нет же, всё-таки он не настолько низок…»

– Ты чего это, Анюта? – удивилась Клавдия.

– Клаша, посмотри по письмам, когда эта новенькая девушка впервые появилась в «Прекрасной Шарлотте»? Сколько дней назад?

– Да уж больше недели будет.

– Так и есть! – прошептала Анна, прижимая ладони к глазам. – О, Господи, неужели она…

– Да что такое?!

Анна наскоро объяснила Клаше свои опасения, однако подруга их не разделила.

– Да с чего это ты решила, что там именно сестрица твоя? Сама говоришь, Елен в Петербурге сколько хочешь! Да и зачем ей к Аграфене идти, чай, не на улице живёт! Она ведь при деньгах! Это ты умершей считаешься, а твоя сестрица – нет: у неё, небось, свои средства имеются, собственные.

– Я же говорю: она могла обезуметь от горя… У неё мать умерла, а Элен к ней была очень привязана. Тут могло сразу всё сыграть роль: и смерть Катерины Фёдоровны, и измена.

Клавдия пожала плечами.

– Так что же, неужели сразу надо в публичный дом бежать? – резонно возразила она. – Да мало ли, кому только рога не наставляют: этак все заведения уж по швам бы треснули!

Анна едва не рассмеялась от такого вывода.

– Это очень от человека зависит, Клаша. Для Елены Владимир был просто… Ну, словом, она его не только любила, а ещё верила, что он – самый лучший на свете. Разве что не молилась она на него! Я и подумала, что она вот так ушла. Просто ушла и бросила всё.

– И детей?!

Анна в ответ развела руками. Кто знает, что в момент сильного страдания творится у человека в душе?

– Ладно тебе переживать! Скорее всего, никакая там не твоя сестра: сама же рассказывала, она у вас скромная да тихая, глаз не подымет! Она туда не пойдёт.

– Должно быть… Я бы хотела в это верить. – Анна отвернулась.

– А хоть бы и она – что тут поделаешь? Не возьмёшь же ты её за руку, да обратно к графу не отведёшь? Анюта… Ну, что ты плачешь?

Клавдия пересела рядом с Анной, обняла её и прижала к себе. Анна же уткнулась подруге в плечо, негромко всхлипывая. Когда-то она почти верила, что сестра ненавидела её и хотела убить. Но где-то глубоко в душе у неё жила любовь и привязанность к Елене, уверенность, что та не желала ей зла. Теперь же мысль о том, что Элен попала в лапы госпожи Лялиной, сделалась для Анны невыносимо горькой. Но что тут поделать?! Им с Клашей нельзя туда показываться. Елена же, если только это она, понятия не имеет, что сестра жива, так что даже написать ей не получится.

– Ты подожди печалиться, – говорила Клавдия. – Если бы ты хоть посмотрела на неё! Может там чужая девица какая!

Клаша поразмыслила и предложила смелый план: уговориться с приятельницей, что та предупредит их, когда Аграфены и Диты не будет в салоне. Иногда Лялина вместе с Дитой отправлялись по делам, и на это время девицы в «Прекрасной Шарлотте» оказывались предоставлены сами себе. Случалось это нечасто и, как правило, только в утреннее время, когда гостей в «Шарлотте» не бывало.

– Ну вот, попрошу Катьку прислать мне весточку заранее, пускай хоть за день. Поедем с тобой туда, проскользнём в заведение – она нас впустит. Ну, и поглядишь на эту девицу себе спокойно!

Анна подумала. Рискованно – если Лялина наткнётся на них, поднимет крик, ещё, небось и полицию вызовет!

– Тебе, Клаша, ехать туда не стоит. Мне одной будет легче спрятаться. Я только удостоверюсь, что это не Элен – и сразу назад!

* * *

Ранним утром, по наплывному Исаакиевскому мосту Анна добралась до центральной части города. У собора Исаакия Далматского она наняла извозчика и велела ехать на набережную Фонтанки. Город только просыпался; было свежо, и Анна зябко куталась в тёплую накидку. По пустынным улицам двигались редкие прохожие, дворники, припозднившиеся гуляки, извозчики, ищущие седоков…

Приятельница Клаши заверяла, что Аграфена и Дита с утра пораньше уедут из «Шарлотты», и вернутся только ближе к полудню. Анну это полностью устраивало: она только заглянет и постарается увидеть эту несчастную новенькую! По прошествии нескольких дней Анна немного успокоилась и почти убедила себя, что это не её младшая сестра, а другая девица. Но она желала бы увидеть её своими глазами, чтобы никаких сомнений уж не осталось. Клашу же Анна с собой не взяла: у той было много работы, да и не хотелось подвергать подругу лишней опасности.

Когда подъезжали к Сенной, сердце у Анны начало заходиться от волнения – так ярко перед ней вспыхнули картины первой встречи с Ильёй, их бегства, их последующих свиданий… Как же долго они не виделись! Получается, уже два месяца она не знает, где он и что с ним!

Извозчик свернул на набережную Фонтанки. Над рекой разгоралась заря, окрашивая воду в золотистый цвет; скоро наступит день, здесь будет царить духота, но сейчас на пустой набережной ощущались покой и свежесть. Анна подняла голову: запоздалая луна гасла в небе, становясь с каждым мгновением всё более светлой и прозрачной. Совсем, как на её недавнем рисунке: линии Обуховского моста, встающее солнце, и…

Она быстро обернулась – ахнув, соскочила с пролетки и кинулась на мост. Илья сорвался ей навстречу, и Анна зажмурилась – ей хотелось бы разглядеть его лицо, но она не могла это сделать из-за сияющих солнечных лучей. Она почувствовала только, как смыкаются их ладони, как он подхватывает её на руки, будто невесомое пёрышко…

Теперь он точно был рядом с ней – живой и настоящий.

Глава 6

Над ними вставало роскошное летнее солнце, заставляющее воду Фонтанки сиять нестерпимым блеском… По реке заскользили лодки, паромы и пароходики, на набережной начал появляться народ, шагающий по делам: посыльные, приказчики, кухарки, служащие различных контор. Все они торопились, переговаривались между собой. Утреннее оживление становилось всё сильнее, солнце поднималось и высвечивало силуэты домов гранит набережной, становилось жарче. А Илья и Анна всё стояли на Обуховском мосту, взявшись за руки, и глядели друг другу в глаза. Сколько они так стояли: час или больше? Анна не смогла бы ответить.

Давно уже уехал поджидавший её извозчик. Он несколько раз подходил и даже дёргал её за рукав: «ну что, барышня? Долго ли стоять-то будем?» В итоге Анна, не оборачиваясь, сунула ему монету – лишь бы отвязался. Мужик пожал плечами, взобрался на козлы и пустил лошадь шагом вдоль реки.

Сначала ей просто не верилось, что их встреча произошла наяву, что за ним никто не гонится, что он здоров, не ранен, не умирает… Анна всё не могла остановиться и переспрашивала несколько раз: «Это ты? Ты?» Илья, взволнованный не менее, прижимал её ладони к своему сердцу и неотрывно смотрел в глаза.

Потом они всё же немного успокоились; теперь Анну отчего-то стала одолевать застенчивость. Она столько раз мечтала, как они встретятся волшебным, фантастическим образом – и говорила себе, что такого быть не может. Оказалось, очень даже может, только вот отчего-то в голове метались обрывки мыслей, даже говорить связно было тяжело.

– Ну, что ты?.. Как?.. Я и не чаяла, не думала… Вернее, думала: даже и нарисовала тебя, нашу встречу здесь, на этом мосту. Я же письмо тебе написала тогда и оставила! У соседа Александры…

Илья выпустил её руку и достал спрятанное на груди письмо, сложенное треугольничком.

– Я там только три дня назад впервые появился, раньше было нельзя.

– Отчего же?! – с трепетом спросила Анна.

– Слишком близко к её дому. Боялся, она меня почувствует и найдёт.

– А теперь?

– Теперь её здесь нет, она далеко. Я и приходил сюда, и ждал тебя по целому дню; знал, что придёшь.

– А где же сейчас эта твоя «она»? Скоро ли вернётся?

– Да, скоро! – его лицо посуровело. – Но сейчас… Сейчас она не в этом… мире.

– Илюша, ты расскажешь мне всё? – робко попросила Анна. – Ты не думай, я не напугаюсь! Я теперь, как тебя снова встретила, ничего больше не боюсь.

Илья снова прижал её к себе – он был значительно выше Анны ростом; в его могучих руках она почувствовала себя маленькой и слабой. Это было приятное ощущение, которое напомнило ей что-то… Ах да! Ведь тоже самое она чувствовала, когда князь Полоцкий нёс её на руках в долину Бадена после ночной грозы! «Определённо», – подумала она – «у них есть что-то общее». Но было и что-то совершенно иное; Анна не могла бы сказать сразу, что именно.

– Ты не хворал? Здоров? – спросила она, ловя взгляд таких родных угольно-чёрных глаз. – Ах, как мне было страшно, когда ты ушёл…

– Нет; теперь я знал, что всё равно встретимся.

Когда на квартире Александры появились полицейские, Илья мгновенно понял, что попадаться им в лапы никак нельзя. Он без паспорта, без имени и звания – что им останется сделать, как не забрать его в участок, не посадить в камеру за бродяжничество? А он больше не желал сидеть за решёткой, он жил встречами с Анной, их любовью и заботой друг о друге! Поэтому он не колебался и выпрыгнул из окна во двор. Он знал, что сможет уйти и от погони, и от пуль.

Разумеется, его не догнали. Но встал вопрос: что делать дальше? Илья надеялся, что она не разыщет его, если только он не станет подходить слишком близко к дому, из которого сбежал. Впрочем, тут он был не совсем уверен.

Илья решил держаться подальше от Сенной. Он не боялся ночного холода или встреч с лихими людьми, но вот если бы появилась его бывшая тюремщица… Он прекрасно помнил, что она умела как никто поработить его волю, а ещё давала ему какие-то зелья, превращавшие в послушную куклу.

– О, господи, – проговорила Анна. – Она, что же, ведьма какая?

– Раньше я считал, что нет. Я её с детства знал, как и сестра моя. Тогда был уверен, что она – обычная, как все.

– Да, у тебя ведь есть сестра! А зачем же ты к ней не пошёл, коли некуда было? Не чужая ведь, не прогонит!

– Я не знал, куда идти, сестра всегда к нам сама приходила. А теперь поздно – нет её больше на свете… У меня никого нет, Анна, только ты.

Она вновь прильнула к нему.

– Ох, Илюша… А кто же тебя известил о ней, как ты узнал?

– Никто. Я сам её смерть услышал. Просто понял, что остался один.

Она помолчали немного, тесно прижимаясь друг к другу.

– Мне, вероятно, придётся привыкать к твоим необычным способностям, – несмело сказала Анна. – Ты угадываешь чужие эмоции, чуешь смерть…

Илья скупо усмехнулся, не размыкая губ. Анна вообще ни разу не видела, чтобы он улыбался открыто и широко, как остальные люди.

– Вот именно: чую! Будто зверь лесной, – ответил он. – Я даже сам толком не знаю, почему это происходит.

– А не помнишь ли ты… – Она чуть было не спросила его о лесной речке и таинственных камнях, сложенных в виде круга, но решила пока отложить этот разговор.

– Что? – переспросил Илья, держа её руку в своей ладони бережно, точно хрусталь.

– Я тебе потом один мой рисунок покажу. Есть такое место – меня словно кто-то зовёт туда, и, похоже, ты там уже был… Так, а где же ты скрывался всё это время?!

Найти подходящее укрытие на ночь получилось не сразу; главное, считал Илья, не попасться полицейскому, да ещё чтобы она не обнаружила. Поэтому он перешёл Фонтанку, и спрятался под мостом, с той стороны реки, где стояла на приколе старая баржа. Место оказалось холодное и сырое, но там его никто не потревожил. Всю ночь он провёл в этом неуютном убежище, слушая, как плещется вокруг него вода, как баржа ударяется о берег, рискуя совсем развалиться… Лишь только забрезжило утро, он покинул до поры до времени убогое пристанище, надеясь, что оно пока останется в его распоряжении.

Любого другого человека после целой ночи, проведённой на реке, без еды, огня, горячего питья уже пробирала бы лихорадка – но для Ильи это не было неприятностью. Он не страдал от холода, хотя из верхней одежды у него был только поношенный армяк, справленный Александрой; хорошо что старые, но крепкие сапоги тоже имелись.

Оставалось решить, чем жить теперь, когда он оказался в прямом смысле на улице. Поэтому Илья, без долгих размышлений, подошёл к хилому на вид старику-шарманщику и прямо спросил его, как здесь бедному человеку можно заработать себе на хлеб?

Старичок оказался бывалым и сразу понял, что Илья не шутит. Он и посоветовал ему обратиться в артель поденщиков-носильщиков, где в былое время подвизался и сам, да по слабости здоровья вынужден был эту работу прекратить.

Илья отправился на одну из пристаней, близ Кадетского корпуса на набережной Большой Невы. Там он, не долго раздумывая, присоединился к артели рабочих, что разгружали баржи с дровами, солью, углём и прочими тяжестями. В артели его приняли неохотно – староста усомнился, что от высокого ростом, но стройного и худощавого на вид человека будет какой-то толк, а среди его подчинённых, кроме круговой поруки, было принято ещё и участие в общих доходах: часть заработанных денег артельщики складывали в общую кассу, что тратилась потом на совместные развлечения или помощь больным и увечным.

– Ты что за человек, откуда? – неприветливо спросил староста, когда остальные расселись на обеденный перерыв и принялись поглощать нехитрую снедь.

– Здешний, – коротко ответил Илья. – Работал на господ, потом преставился барин мой, а родни никого не осталось.

Разумеется, он не собирался рассказывать чужим людям про своё многолетнее сидение в темнице; да и не поверил бы никто.

– А ты нам на что такой нужен? – продолжал спрашивать староста. – Чай, без тебя никак не управимся?

Среди работников послышались смешки.

– Да его соплёй прибить можно! Он и яйца куриного двумя руками не подымет! – выкрикнул кто-то. – Ишь, работничек!

Илья обернулся к говорившему и пристально взглянул ему прямо в глаза…

– Да что зыркаешь-то на меня своими глазюками цыганскими? Вот я те позыркаю!

Дюжий мускулистый парень в поддевке и картузе подскочил к Илье, намереваясь толкнуть его в плечо и свалить на пол… Илья же отпрянул, на лету перехватил его руку – он двигался гораздо быстрее – стиснул и крутанул так, что противник рухнул на колени… Попытавшись вырваться, он тотчас понял, что это невозможно, а Илья сжал его запястье сильнее: у того аж пот выступил на висках.

– Хватит, хватит, ну пошутили и ладно! – забормотал он. – Отпусти, друже, Бог с тобой!

Илья тут же его отпустил, помог подняться на ноги, да ещё подобрал уроненный картуз. Староста же удивлённо хмыкнул, глядя как противник Ильи потирает пострадавшую руку.

– Н-да, ну что же… Раз Михейку одолеть сумел – не слаб. Ну смотри, работка у нас тяжёлая, там иной раз и дух перевести некогда, кто и надорвался тут. А всё ж таки артель неплохая, мы друг друга завсегда выручаем.

– Тебя кто к нам отправил? – спросил Михей, который, судя по всему, был на Илью не в обиде.

– Дед-шарманщик хромой, с Фонтанки, подсказал.

– Дед Силантий? – обрадованно переспросил староста. – А ты его внук или сын будешь?

– Нет, случайный знакомый.

– Ты, смотрю, не из болтливых, – заключил староста. – Ну что же. Садись здесь с нами; али жрать охота? Голодный, небось?

– Не откажусь.

Михей протянул ему кусок ржаного хлеба с селедкой и луком, ещё кто-то приветливый поделился деревянной кружкой кваса. На Илью поглядывали с интересом, а его молчаливое спокойствие только добавляло у артельщиков любопытства. Когда же закончился обед, и носильщики приступили к работе, им пришлось снова удивиться. Новенький легко управлялся с десятипудовыми груженными тачками и мешками, и совсем было незаметно, что он устал. После дня тяжёлой, но слаженной работы, староста роздал людям подённую плату и, между прочим, спросил у новенького, где тот квартирует.

– Под мостом, рядом с баржей заброшенной, – усмехнулся тот.

– Ну-ну, это уж не дело! Пойдём, у нас угол наймёшь, там и койка тебе будет, и чай, и харчи. Только уговор: пьяным напиваться лишь в праздники! – предложил староста.

– Я не напиваюсь.

– Ну вот, рассказывай небылицы! Ладно уж, идём.

Итак, Илья остался среди носильщиков. Народ там был грубоватый, но друг к другу участливый, да и слова о круговой поруке были для них не пустым звуком.

Он убедился в этом на собственной шкуре, когда несколько раз совершал весьма странные, с точки зрения артели, поступки.

Например, как-то раз Илья вступился за голодного ободранного мальчишку-подростка, что украл на рынке из корзины калачника свежую булку. Красный, толстомордый калачник принялся нещадно избивать мальца, под хохот окружающих его торговцев зеленью, мясом, рыбой, молоком и прочей снедью. И плохо пришлось бы мальчишке, если бы Илья с новыми товарищами не проходил мимо. Он без лишних слов одной рукой оттеснил разъярённого калачника в сторону, да ещё дал мальчишке несколько монет из своих скудных средств.

– Да ты кто таков вообще? – вызверился на него калачник. – Сайки-то у меня нешто дармовые?! Кажинная по трёшке стоит! А он, подсвинок этот, аж с утра тут крутится!

– Ступай, паренёк! – не слушая торговца, сказал Илья. – Да впредь не воруй здесь: убьют же!

– Спасибочки, дяденька! – сжимая в кулаке деньги, прошептал мальчишка и со всех ног кинулся с рыночной площади.

Илья хотел было идти дальше, но калачник преградил ему дорогу.

– А ты что? Отпустил вора – так отдавай деньги за булку! Твой мальчишка, говори: твой? На пару работаете?!

– Нет у меня больше денег, – спокойно ответил Илья. – Второй день как работу нашёл. Заработаю ещё – отдам.

– Что-о, нету?! – заорал торговец. – Ах ты, ворье проклятое! Как булки красть, так это они сейчас готовы, а отдавать – нету!

– Пацанёнку своему деньги сунул, я видал! – вторил ему мясник. – Пускай отдаёт!

– Нету больше…

– Бей его, вора! – завопил калачник.

Илья легко оттолкнул рыхлого противника, однако дорогу ему преградили трое: два мясника, да ещё молочник. Он сшиб одного с ног, затем второго – однако те не отступались, да и торговцев было много. Кто-то воспользовался тем, что на руках и плечах Ильи повисли уже четверо, и впечатал ему в затылок свинцовой гирей для весов… Для всякого другого это увечье, вероятно, оказалось бы последним в жизни; Илья же пошатнулся и опустился на колени… Его повалили на пол и начали бить. И только в эту минуту Михей с приятелями, до этого ошарашенно наблюдавшие за происходящим, очнулись.

– Чего стоим, ну! – велел Михей, засучивая рукава.

Артельщики кинулись в толпу торговцев. Тем временем Илья как-то смог приподняться. Глаза его вспыхнули диким синеватым светом – казалось, он сейчас набросится на противников и вцепится им в глотки. Калачник, встретившись с ним взглядом, завопил от ужаса, Михей же ухватил его за руку.

– Идём-идём, нечего тут, ну пошли!

– Да это бешеный какой-то! Чёрт с ним, не связывайся, братва! – шумели сзади торговцы. – Не иначе как умом рухнулся!

Артельщики проводили Илью к старосте, предварительно обвязав ему голову чьей-то не слишком чистой портянкой. Впрочем, тот скоро оправился от удара и шёл сам, почти не шатаясь.

– Да у тебя башка крепкая! – удивлялся Михей. – Даже я бы после такого неделю бы лежал!

– Спасибо вам, друзья, – проговорил Илья сквозь зубы. – Ничего со мной не случится.

– Но ты, братец, того, ей-Богу, – продолжал Михей. – Ты зачем же за мазурика этого вступился, да ещё и деньги все ему отдал? Он ведь украл! Знал, что побьют, а всё равно полез! Сказано: не воруй, коли не умеешь!

– Да ведь он с голоду украл, а они – бить! – возразил Илья.

Артельщики переглянулись между собой.

– Ты откуда такой выискался?.. – пробормотал Михей, на что Илья лишь устало пожал плечами.

Ребята-артельщики считали нового товарища более, чем странным, но относились к нему добродушно, как к блаженному. Илья работал, терпеливо откладывал деньги, тратясь лишь на самое необходимое. И каждый вечер он приближался к Сенной, чтобы убедиться, что её там нет. Он вполне доверял своему звериному чутью: он ощущал её присутствие и испытывал ужас, будто хищник перед огненной преградой.

И только лишь, когда она удалилась куда-то далеко, Илья наконец-то смог осуществить свой план – он отправился туда, где жила Санька, в надежде узнать про Анну и, возможно, встретить её. Ведь не могут же они навсегда потерять друг друга! Так он и узнал про Обуховский мост…

– И я тоже знала, что увидимся там! – шептала Анна, прижимаясь лицом к его щеке. – Я нарисовала нашу встречу! У меня бывает такое: нарисую что-то, а оно на самом деле, наяву…

– И всегда было? – рассеянно спросил Илья.

– Нет… В детстве не было. Только после того, как… – Анна задумалась. – Получается, после помолвки. Маменька моя будто с портрета со мной говорила.

– А теперь? Теперь ты разговариваешь с ней?

– Да ведь у меня портрета её больше нет, он дома остался. Но со мной всё равно будто кто-то разговаривает, через картины. Я думаю, это она! Я не говорила тебе, Илюша, но я верю, что не сирота! Я мечтала, что найду вас обоих, и ведь ты нашёлся! Значит и её найдём, вместе, да? – Она с безумной надеждой вгляделась ему в глаза.

Илья осторожно пригладил её волосы и прикоснулся к ним губами.

– Ты расскажи мне всё это… Надо попытаться. Станем искать, если хочешь – а мне главное, что я тебя нашёл.

– Мы больше не расстанемся! Теперь – точно нет, ты будешь жить у нас, – лепетала Анна, не помня себя от счастья.

Тут только она почувствовала, что ноги у неё онемели от долгого стояния. Сколько же времени они тут провели?

– Знаешь, Илюша – давай пойдём в чайную, посидим, поговорим спокойно. Я больше не хочу ничего бояться, прятаться! Ну что мы, разбойники какие что ли, не можем, как люди, жить?

– Идём, – улыбнулся Илья своей обычной, скупой улыбкой.

Они сошли с моста, прошли по набережной Фонтанки, оглядываясь в поисках скромного, но приличного места. Вокруг уже царило настоящее дневное оживление, бегал народ, проезжали извозчики, лихачи, богатые экипажи и скромные повозки. Анна шла под руку с любимым – кажется, первый раз в жизни – и сияла от радости. Ей казалось, что солнце сегодня особенно яркое, ветерок ласков, люди веселы, а петербургские улицы – нарядны и приветливы. Даже шедший навстречу угрюмый городовой виделся ей приятным и симпатичным.

Они уже удалились от Сенной, и Илья распахнул перед Анной дверь какой-то чистенькой чайной, под разукрашенной вывеской: «Лондон». Анна усмехнулась пышному названию скромного заведения – раньше ей как-то не доводилось бывать в таких. Они вошли; половой-татарин усадил их у окна за столик, покрытый белой полотняной скатертью. В чайной уже сидели несколько приказчиков, посыльных, продавцов газет, забежавших передохнуть. Половой принёс самовар, баранки, молочник, заварной чайник, мёд и клубничное варенье. Анна, улыбаясь, всматривалась в лицо Ильи: он казался сейчас на редкость сосредоточенным, спокойным, даже умиротворённым. Его кожа приобрела бронзовый оттенок, а волосы от работы на солнце стали ещё светлее. Вот только глаза оставались такими же матово-чёрными, будто сажа…

Настенные часы с кукушкой захрипели и начали отбивать время; Анна машинально взглянула на них – сердце у неё упало…

– Что с тобой, родная? – Илья поспешно накрыл её руку своей.

– Да ведь время уже… Я совсем забыла, что надо спешить… Мне казалось – мы ещё и четверти часа не проговорили… – пробормотала Анна, едва не плача.

Стрелка часов подбиралась к одиннадцати. Даже если бы они успели доехать до «Прекрасной Шарлотты», Аграфена или Дита наверняка уже там: они никогда не отсутствовали так подолгу! Это означало, что узнать правду о новой девице из «Шарлотты» сегодня уж никак не получится.

* * *

Елене настолько не хотелось просыпаться по утрам, что она нарочно лежала целыми ночами без сна, уставившись в потолок. Эта передышка ненадолго: скоро старенький доктор госпожи Лялиной скажет хозяйке, что она уже здорова… И ничего не сделаешь: притворство никогда не было её сильной стороной!

Симулировать новый нервный припадок она, возможно, и смогла бы… Но зачем? Зачем бороться, сопротивляться? Что может измениться в её бессмысленной жизни?

Сейчас она уже плохо помнила, почему очутилась здесь, в заведении, маскировавшимся под какой-то салон. После той ночи, когда Володенька сказал, что вынужден жениться, ночи, когда она не сомкнула глаз, Елена поняла, что для неё всё кончено. И это было хуже, гораздо хуже, чем его свадьба с Анет. Она тогда тихо выскользнула из постели, посмотрела в последний раз на Владимира… Мелькнула мысль, что, если он проснётся – станет удерживать её, и этого ей уже не перенести. Элен быстро и бесшумно покинула спальню. Она хотела было заглянуть к детям, но не стала, ибо боялась, что это будет уже слишком для неё.

Елена оделась, для виду взяла сумочку, понятия не имея что там внутри, и вышла на улицу. Утро было пасмурным, и после бессонной ночи её знобило. Она не представляла, куда теперь идти и что делать. Маменьки больше нет. Анны нет. А Владимир… Владимир…